Novus ordo seclorum

— Оставайся, — заявил Геллерт на следующее утро, как только она проснулась. Он вольготно раскинулся в ее кресле, сложив ноги на ее столик и держа в руках ее чашку. Она перевела взгляд на книжку на его коленях, безошибочно узнавая «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора». — Нашел в шкафу, — не отрывая от нее взгляда сообщил Геллерт, ничуть не смутившись. — Так что? Останешься? Гермиона вздохнула, переворачиваясь на спину. — Вот так прямо? Ни тебе «доброго утра», ни «что тебе снилось»? — настроение испортилось мгновенно, и она вперилась взглядом в нейлоновую стену. Думала ли она об этом? Конечно думала. Не первый день. У Гермионы были целые ночи, чтобы перебирать сотни ответов на один из самых сложных вопросов в ее жизни, и с прискорбием осознать: правильного не существует. — Где предлагаешь остаться? Палатка? Австрия? Древний замок? Она ведь знала, что его вопрос был не об этом, но пыталась дать себе немного времени для того чтобы… А чтобы, собственно, что? Придумать ответ для самой себя, почему она не может остаться, и построить с ним счастливое будущее? Или честно ответить ему почему нельзя переубедить ее любым даже самым искренним его «хочу»? Еще две недели назад она была уверена, что ее мир замкнулся на аврорате и единственное, что она может сделать — заместить болезненные воспоминания работой. Но вдруг в ее жизни появился Геллерт, и дюйм за дюймом начал ломать так тщательно выстроенную ей же стену. Он умудрился проникнуть своим волшебным очарованием в самый дальние уголки сознания, заставив ее поверить. В себя. В него. Но люди не божества, чтобы верить в них. И как долго их отношения, если это отношения, продержатся на ее вере в чудеса? Обнадеживать себя счастливым будущим, чтобы оказаться под прессом неуемных амбиций опаснейшего мага? И как это будет? Они не поселятся в замке, не заведут детишек. Он не будет править как добрый король, ведь для этого нужно сначала завоевать власть. В этой войне она не станет его правой рукой, чтобы все контролировать. Потому что Геллерта контролировать невозможно. Необходимость вернуться причиняла боль, но Гриндевальд — всегда неудержимая сила изменений, всегда жажда власти и контроля. Как долго она сможет быть для него интересной, чтобы оставаться здесь «не зря», как должна доказывать ему свою преданность? И не поставит ли он на ней клеймо как на самом верном своем соратнике? Казалось, что все это она это уже видела. В другое время, на другой женщине, она знает как это работает, и как ее привязанность поработит ее, лишив разума, гордости, и твердости отстаивать истину. Противоречивость собственных чувств изматывала ее сильнее, чем бесконечные рейды, и она вдруг поняла, что ей действительно нечего ему ответить. — Со мной, Гермиона, — ей польстила нетерпеливая нотка в его голосе. — В этом времени. В этом чертовом мире. В моем мире. — Что ты предлагаешь мне, Геллерт? — ее колкий взгляд пробежал по его острым чертам, задержавшись на чувственной линии губ. — Красивое место на своей каминной полке? — она покачала головой. — «В моем мире» — так ты говоришь. И ты знаешь… Именно поэтому я не смогу. В некоторой степени Гермиону развлекало то, что он спрашивал, останется ли она. Она прекрасно осознавала свою полезность для Геллерта, и догадывалась, что легко уйти не получится. Она неосознанно потерла руку с отпечатком магического договора. Сперва она не поверила, убежденная в своей победе, но едва заметная золотистая линия, опутавшая ее запястье, свидетельствовала об обратном. Он выиграл. Он всегда выигрывал и эта дуэль не стала исключением. Какими будут его желания? Когда он попросит о них? Что если эти его желания будут противоречить ее убеждениям, а Гермиона не сомневалась — будут. Она боялась повернуть голову. Боялась встретиться с Геллертом взглядом и увидеть там… что? Просьбу? Мольбу? Желание? Наверняка в глубине серебристых радужек плескалось жгучее желание, словно она была для него чертовски привлекательным призом, которым он страстно желал обладать. И это только вторило ее сомнениям. — Я помню этот день, — волшебник постучал ногтем по книжному листу и Гермионе даже не нужно было смотреть на что именно он указывает. — Батильда была так счастлива, что я наконец нашел себе друга, что решила это запечатлеть. А вечером Альбус признался, что влюблен и просил остаться с ним в Годриковой Впадине. Знаешь, что я ему ответил? Гермиона коротко мотнула головой, чувствуя как нещадно пекут глаза. — Я не могу. — Его голос прозвучал глухо, словно он был отделен от нее толщей воды, и на Гермиону вдруг обрушилась вся тяжесть разделяющей их сотни лет. Она никогда не задумывалась, каково было Элоиз Минтабл возвращаться назад. Хотела ли она? Понимала что ждет ее там? Было ли ей страшно? Потому что Гермионе было. Страх окутывал ее серебристыми путами, зажимая в тиски, и она отчаянно заставляла себя не думать о том, что случится, когда она окажется в будущем. Потому что ей до чертиков хотелось остаться здесь. Она вращала в памяти его недавние слова, и ей хотелось задать ему вопрос. Много вопросов. Пожалел ли он хоть раз, что не остался? Любил ли он Альбуса хотя бы один день в своей жизни так, как любил его Дамблдор? Считает ли он Гермиону равной себе? Она бы даже сделала ставку. О, она бы поставила на это все чертово состояние гринготтса, и выиграла бы гребанный джекпот из трех «нет». — Кстати, что это за дрянь, которая называется как кофе, пахнет как кофе, а на вкус как дерьмо? — резко сменил тему Геллерт, качнув чашкой. Гермиона облизнула пересохшие губы и ответила: — Дерьмовый кофе. Она поднялась, намереваясь принять душ, а он все смотрел на нее, изучая каждое движение: от торопливо собранных волос до одергивания футболки и наброшенного на плечо полотенца. Под его взглядом Гермиона чувствовала себя неуютно, и скрывшись в маленькой душевой, она включила ледяную воду, чтобы привести свои мысли в порядок и понимая, что заранее проигрывала в этом сражении. Кроме привычной дилеммы, ее занимало и то, что будет ждать их в этой долине дальше, и смогут ли они как-то к этому подготовиться. — Не подскажешь, какого черта мы вообще потащились в этот лабиринт? — Послышалось ей сквозь шум воды, но она решила проигнорировать этот вопрос. Даже мысленно они будто следовали вдоль одного и того же маршрута, и ее пугала некая предопределенность, которая вырисовывалась на фоне происходящих вокруг них событий. Когда она одевалась, ее взгляд застыл на светлеющих отметинах на ее шее. И она с тоской поняла, как хорошо им было вместе, и как она скучает по его прикосновениям, находясь практически рядом с ним. Хотелось взбодриться. — Еще кофе? — спросила она волшебника, все еще поглощенного чтением, и отметив его кивок, разлила ароматный напиток по чашкам. Она бы никогда не призналась в этом, но Гермиона обожала растворимый кофе с добавлением сахара. Она сколько угодно могла поддакивать ценителям, что гранулированный кофе — лишь жалкое подобие прекрасного напитка, но сама пила его с огромным удовольствием. Геллерт все еще сидел в кресле, закинув лодыжку одной ноги на колено другой, и неторопливо перелистывал «Жизнь и обманы». Изредка Гермиона слышала как он недовольно хмыкает и шепчет что-то на немецком. Когда на столик примостились фарфоровые чашки, Гермиона присела напротив, уставившись на волшебника и думая о своем. Несколько глотков и ароматная жидкость согрела ее изнутри. Кофе обладал единственным негативным для Гермионы качеством: он разгонял ее мысли, придавая им броуновское движение. Они пожирали ее, а она все вертела их в голове под разными углами. Собравшись с силой и выдохнув, для разнообразия, она все же решилась задать Геллерту интересующий ее вопрос: — Почему ты хочешь, чтобы я осталась? Геллерт не видел причин лгать. Рано или поздно этот разговор должен был состояться, и у него было достаточно времени для обдумывания всех «за» и «против». Он мягко улыбнулся Гермионе, и спросил: — Тебе вкратце или развернутый ответ? — Суть в деталях, не так ли? Геллерт хмыкнул и отбросил книгу. В этом нехитром жесте скользнуло отвращение, выдавая все его мысли по поводу творения Скитер. — Хотелось бы начать с твоих явных преимуществ, которых так не хватает многим женщинам. И я сейчас не о внешности, — добавил он, заметив ее заинтересованный взгляд. — И о чем же? — легкий окклюментный щит позволил скрыть нервозность. С болезненным любопытством хотелось узнать, о каких же ее «преимуществах» будет толковать этот человек, ставший ей таким близким, и какими полезными для себя чертами он успел наделить ее образ. — Ты неболтлива и умеешь хранить свои и, главное, чужие тайны. Хватит пальцев одной руки, чтобы перечислить знакомых мне фрау, обладающих подобными качествами. Она улыбнулась ему, закусив губу. Обычно Гермионе нравилось слушать Геллерта, но сейчас его слова невольно причиняли ей боль. — Но, меня больше интересует то, как ты думаешь. Каков ход твоих мыслей? — не разрывая зрительного контакта с Гермионой, он потянулся во внутренний карман куртки за портсигаром и закурил. Она хмыкнула, в ответ на его слова. Он же выбирал себе фамильяра. Или хорошую модель метлы. То есть, она подходила ему по списку характеристик, а еще у них был прекрасный секс. Как бонус. — Ты из другого времени и соображаешь быстрее, чем большинство магов современности. — Продолжал волшебник. — Прогресс — вот что важно. Чего я могу добиться от людей, которые застряли со своими идеями в прошлом веке? И что я могу достичь с тобой? Волшебницей, которая на этот век их опережает. Нет, он не выбирал Гермиону Грейнджер. — Ты должен понимать, что я не готова бросить к твоим ногам все свои знания, — тщательно подбирая слова, ответила Гермиона, мысленно отгораживаясь от акцента на том, чего «он» мог бы «достичь» распоряжаясь ей. — Я повторюсь — мне не нравятся твои идеи. Я не поддерживаю тебя в стремлении сделать из магглов бездумное стадо рабов, и никогда не приму в этом участия. Геллерт одним изящным движением стряхнул пепел, и тот растаял в воздухе не долетев до пола. Он и не надеялся, что она так быстро забудет об их разговоре в Вене, но рассчитывал, что проведенное с ним время немного ее смягчит. — А если все изменится? — Что, например? — Знаешь, Гермиона, я не верю, что твое перемещение во времени случайно, — он постукивал пальцами по подлокотнику и Гермиону это почему-то раздражало. — Теперь, когда я знаю что волшебный мир в скором будущем окажется на грани катастрофы, в которую ее загнал просто невероятный идиот, — ко мне все чаще приходит одна и та же настойчивая мысль. Она непрерывно преследует мое сознание и требует ответа. Она проста: что же делать дальше? Гермиона не перебивала его, отрешенно наблюдая как длинные пальцы поднимаются и опускаются на цветастую обивку. — Ее появление было естественно. У меня было достаточно времени чтобы проанализировать свое прошлое и взглянуть на настоящее под новым углом. И знаешь, что я тебе скажу? Он горько усмехнулся и уголек сигареты на мгновение вспыхнул, превратившись в кроваво-красную птицу. Она взмыла в воздух и, описав круг по комнате, растаяла мерцающими искрами под потолком. — Мне хочется закрыть глаза и не видеть его. Геллерт медлил, задумчиво рассматривая стену позади Гермионы. — Остается будущее. Загадочное, неизвестное будущее. — И все же, у тебя есть над чем поразмыслить, — сказала она. — Определенно, — уголки его губ изогнулись. — Я не могу просто игнорировать то, что мне известно благодаря тебе, и я должен что-то предпринять. Мне непросто это признавать, но магглы развиваются гораздо быстрее магов. Почему бы не воспользоваться этим? Не объединить усилия против нашего общего врага — смерти. Их изобретательность совмещенная с нашей магией может дать поистине потрясающий результат. — И да полыхнет огонь инквизиции, — криво усмехнулась Гермиона. — Oh, mein Gott, я уверен, что при правильной подаче это не вызовет особых волнений в не-магическом сообществе, — закатил глаза Геллерт, словно сказанное им было очевидным фактом. — К тому же, представь какие перспективы перед ними откроются. Они куют могущество этого мира, с их заводами и фабриками, с их грандиозными машинами, которые день за днем вгрызаются в земную плоть и пожирают, пожирают каменный уголь, сливая тонны расплавленного металла в котел нового будущего. Я был глупцом когда думал, что смогу победить эту мощь. Их оружие способно сеять смерть и разрушение в гораздо больших масштабах, чем наше. Я не знаю что такое «атомная бомба», но выражение твоего лица говорит о чем-то настолько ужасном, что полностью подтверждает мою теорию. — Война? — сухо спросила Гермиона. — Ты предлагаешь усилить их оружие с помощью магии и начать войну? — Контролируемая война, — в тон ей ответил Геллерт. — Мы не можем противостоять технологиям, это объективный и неопровержимый факт. Но представь, что маги могут управлять ими. Гораздо быстрее и эффективнее магглов, потому что у нас есть защитные куполы и заклинания, способные оказывать воздействие на расстоянии. Наша почта работает в разы лучше, и мы можем передавать сообщения на любые расстояния в считанные минуты. Мы проникнем во все сферы жизнедеятельности магглов. Я дам им права и свободы, которых они заслуживают, избежав тем самым революционных настроев, как это происходит в соседней империи. Его губы тронула усмешка и на щеках проявились до крайности очаровательные ямочки, никак не вяжущиеся с характером того, что он говорил. — Но я сейчас говорю не о войне, Гермиона. Я говорю о мире. Да, на это уйдут годы, может десятилетия, но магия плавно войдет в жизнь магглов, позволяя волшебникам наконец выйти из тени. Предстоит титаническая работа, но она возведет волшебный мир на невероятную высоту могущества. Его разговоры обрушили внутри нее чернеющую бездну, липким холодным ужасом охватывая ее душу. Геллерт не только не выбирал в ней союзника. Его не интересовало и то, что она против его идей. Его планы были лишены и толики гуманизма. Он твердил о сохранности мира, и был готов не моргнув стереть с лица земли треть ее населения. Тошнота подступила к горлу, и Гермиона не понимала, почему до сих пор говорит с ним, находясь в одной комнате. — Ради общего блага? — она кривовато улыбнулась, задумчиво переваривая информацию, и в его глазах вспыхнул огонек. — Ради общего блага. Геллерт потянулся к чашке и, сделав небольшой глоток, тут же поморщился. — Это худший кофе в моей жизни, невозможно пить. Напомни мне по возвращении приготовить тебе настоящий. Хотелось заглянуть в его голову чуть глубже, чтобы окончательно убедиться в своих выводах. Гермиона хмыкнула, делая глоток из своей чашки, и сказала: — Предположим, у тебя все получилось: маги и магглы счастливо идут рука об руку в новое будущее, а ты купаешься в лучах славы, — на этом моменте он негромко цокнул языком, недовольный подобной формулировкой. — Но, что ты будешь делать с недовольными? Надеюсь, ты не питаешь иллюзий насчет того, что все волшебники будут рады сотрудничеству с магглами? Всегда останутся те, кто будет ратовать за чистоту крови, за отмежевание магического мира, и за то что магглы, как подсказывали тебе на твоем выступлении, должны быть уничтожены. Она коротко вздохнула, делая еще глоток. — Поверь, они не оценят твои мирные инициативы и создадут собственные оппозиционные группировки, нацеленные на уничтожение тебя и твоей идеи. Чем больше Гермиона говорила, тем шире становилась улыбка на лице Гриндевальда. И она не понимала причины его веселья. — Они будут ненавидеть тебя, Геллерт. Не потому что ты совершаешь попытку объединить такие разные по своей сути миры, а потому что ты предал сам себя. — Я и есть идея, Гермиона. Пока жив я, жива и она. Ты думаешь я буду кого-то убеждать? — поинтересовался Геллерт, в непривычной манере растягивая слова. — Поверь, мои сторонники ринутся заключать сделки с магглами с тем же яростным воодушевлением, с которым они собирались их уничтожать. По одному моему слову, — отчеканил он последнюю фразу и наградил ее широкой ухмылкой. — О, шикарно. Смотрю, ты уже все продумал, — засмеялась Гермиона. — Тогда ответь мне на простой вопрос, — она наклонилась чуть вперед, упираясь указательным пальцев в подбородок, — зачем тебе в этом идеальном плане я? — Я просто хочу, чтобы ты была рядом. Просто. Просто рядом. Она покачала головой, опуская взгляд на свои руки. — В роли кого? — А кем ты хочешь быть? — вернул ей вопрос Геллерт, поднявшись на ноги и поправляя и без того идеально сидящую куртку. — Я еще не согласилась, чтобы думать о таких вещах. Он расплылся в улыбке и подошел ближе, опираясь на подлокотники ее кресла. — Согласилась, — горячий шепот слился с медленным скользящим поцелуем. — Просто ты еще об этом не знаешь. Чувствуя, как прохладный воздух мажет по влажным губам, Гермиона мягко улыбнулась в ответ, потому что понимала: их игра подходила к своему завершению. — Я поделюсь своими соображениями, Геллерт. Во-первых — потому что искренне тобой восхищаюсь, во-вторых — не вижу смысла что-либо от тебя скрывать. Волшебник хмыкнул, будучи заинтригованным ее словами, и выпрямился скрещивая руки на груди. Гермиона сделала глубокий вдох, потому что ей все еще было сложно собраться с мыслями. — Я хочу быть с тобой. Остаться. Но я не верю, что ты будешь уважать мое решение достаточно, чтобы отпустить меня, если я решу иначе. На его сосредоточенном лице не мелькнуло ни единой эмоции, и Гермиона решила продолжить: — А это уже противоречит моему представлению о том, что значит быть рядом. Мне не нужно говорить о себе, ты и так знаешь, — я люблю контроль. Мне необходимо влияние, но твои планы его исключают, — она выдохнула, глядя как собираются едва заметные морщинки в уголках его глаз. — Я не согласна с ними уже сейчас, и уже на этом этапе я не сторонник тебе, но когда я говорю об этом, то не чувствую, что ты действительно слышишь меня и воспринимаешь мои слова всерьез. Наверное, потому, что у меня есть так много полезных качеств: я не болтлива, прогрессивна, быстро думаю. Геллерт хмыкнул. Он выжидал, когда она закончит свою речь. — Если бы я решила остаться здесь, меня интересовала бы только роль твоего полноправного законного партнера. Супруги, — сказала она, проклиная себя за откровенность, и в то же время понимая, что впервые говорит с ним так честно. — Через магический контракт, Геллерт, через кровные клятвы, и темномагические обряды, привязывающие меня к тебе в той же равной степени, что и тебя ко мне. Некоторое время они молчали, думая каждый о своем. — Мне кажется, или ты не рассматриваешь вариант, что я могу согласиться на твое предложение? — усмехнулся Геллерт. — И мы поженимся, и будем жить долго и счастливо? — с сарказмом спросила Гермиона. — Да, я не верю, что тебе интересно связать себя узами в начале пути. Твои амбиции уходят за пределы любого магического контракта. — На то это и контракт, всегда можно обсудить условия. — Или обойти, — выдохнула Гермиона, поднимаясь со стула. — Дело ведь не в том, что я хочу обойти их, — усмехнулся Геллерт. — Ты была открыта со мной, и я отплачу тем же. — Он подошел, мягко поправляя выбившийся локон, легким касанием скользя от скулы до линии ее подбородка. — Ты не доверяешь мне, потому что я сильнее тебя. И требуешь равного веса там, где не обладаешь им. Гермиона застыла, теряя свой запал в его словах. — Я действительно хочу ответного могущества, Гермиона. Мне всегда нужен был кто-то, кому я мог бы бросить вызов. Ровня. — И у тебя был Альбус, — прошептала она, чувствуя себя отражением Дамблдора в руках волшебника. — Да, Альбус. Равный мне по силам. Который страшится собственной тени, и не знает, что нужно ему самому. В тебе я увидел желание перекроить этот мир. Тебе нечего терять, ты достаточно сильна, чтобы удерживать мировой порядок и хотеть противостоять мне. — Но пока я не в состоянии этого сделать, он будет таким, каким видишь его ты? — задумчиво спросила Гермиона. Геллерт кивнул, надавив ей на подбородок, заставляя ее смотреть ему в глаза. — И это справедливо, моя милая. Потому что я сам буду взращивать твое могущество. Я готов научить тебя, дать тебе силу, которая позволит тебе завершить мою жизнь, если потребуется. Гермиона завороженно наблюдала за волшебником, впитывая каждое его слово. — И я знаю, ты боишься, что не сможешь справиться с этой силой. Потому что смотреть на устройство мира находясь среди простых мучеников, и наблюдать его сидя на Олимпе — разное. Ей было нечего возразить, потому что он попадал в те точки, которые она тщательно скрывала под покровом благородных намерений. — Призма твоего взгляда неотвратимо изменится, такова разница между теми, кто что-то решает, и теми, кто только думает об этом. А что касается чувств, — Геллерт сделал паузу, обводя взглядом ее лицо, — я не стану подчиняться им, какие бы чувства не находились в моем сердце. И я жду ответного рвения и от тебя, иначе все это, Гермиона, не имеет никакого смысла. Он говорил по факту, не скрываясь и не утаивая от нее ничего, и от этого становилось дурно. Все, что он делал и говорил до этого было чистой правдой, которую она банально не хотела замечать и столкнувшись с ней лицом к лицу, просто не знала что с ней делать. — Подумай об этом, пока я буду собирать для тебя маховик. Потому что несмотря на все, мы продолжаем твой путь. Я остаюсь рядом, хотя мог бы найти способ убраться отсюда. Я следую за тобой, просто потому что жду того момента, когда ты, наконец, разберешься в том, кто ты есть. Гермиона медленно кивнула, и Геллерт отступил, находя в ее растерянности нечто милое. Выудив сигарету из пачки, волшебник вышел за пределы палатки, оставляя Гермиону в одиночестве. В желании отвлечься от разговора, она рассеянно осмотрела их пристанище, взмахом палочки собирая вещи. Лабораторный столик вмиг очистился от лишнего мусора, ингредиенты поплыли по воздуху, закрываясь в колбах, и специальных баночках. Котелок спрятался в скрытом отделении стола, а пузатая горелка со щелчком заперлась в высоком стеклянном шкафу. Следующим взмахом Гермиона собрала постель и сложила мелкие вещи. Подумав, она бросила роман Скитер в ящик с бумагой, для растопки камина. Она больше не выбирала, стоит ли ей остаться, все еще проигрывая в голове последние слова волшебника, чувствуя опустошение. Ведь она не станет рушить мир, чтобы построить на обломках нечто новое. Она действительно была той, кто ничего не решал, и брал ответственность за отсеивание мелких паразитов, как часть работающей системы. И она прокляла бы сама себя, если бы, пережив войну, своими руками начала еще одну. Геллерт ошибался. Оказавшись на улице, Гермиона собрала палатку, и сумочка поглотила ее, оставляя на земле пятно смятой, вдавленной в грязь травы. Без палатки этот островок стал на удивление пустынным. Казалось, с вещами Гермиона скрывала в своей бездонной сумочке все те дни, что они провели здесь вдвоем. И она застыла, с теплом и болью вспоминая, как вытаскивала Геллерта из воды. Как безумная, без магии. Как боролась в палатке за крупицы его жизни, и как сражалась с Марой, а затем победила ее, чтобы дождаться, когда он пойдет на поправку. Она украдкой вытерла слезы. Здесь Гермиона поняла, что любит. И эта любовь не принадлежала чему-то обыденному. Она была слишком настоящей, будто впечатавшись в ее сердце рунической вязью, навсегда сохраняя в памяти каждый миг, проведенный вместе с Геллертом. Решительно отвернувшись, она пересекла уродливый мостик в последний раз, чтобы увидеть, как Геллерт вычерчивает на земле руну. Янтарное свечение наполнило ее контуры, и он повернулся в сторону горной гряды. — Не знаю, хотела ли ты снова отправиться в горы, но, все указывает на то, что продолжение нашего пути именно там. Гора находилась совсем рядом, будто приблизившись за ночь на добрые пару сотен ярдов, и, судя по тропинке, карабкаться по отвесным выступам им не придется, но Гермиона поежилась. — Геллерт, — позвала она волшебника, чувствуя себя слишком уязвимо, — я… Боюсь туда идти. Он подошел к ней, рассматривая следы мокрых дорожек на порозовевших от прохладного воздуха щеках. — У меня чувство, будто там что-то случится, — сказала она и смутилась, выболтав, казалось, слишком много. — Может, это к лучшему, Mon Cher, — ответил ей Геллерт, мягко обнимая ее за плечи и притягивая к себе. Тайно наслаждаясь теплом, что разливалось в груди подобно жидкой лаве. — Если погибну я, у тебя будет меньше проблем. — Сказал он, видя, как искра паники разгорается в ее взгляде. — А если погибнешь ты, то я найду тебя и заберу себе. Ты же помнишь. Даже если необходимо будет сразиться со смертью. Она прижалась к нему, мечтая срастись с ним, слиться с его телом и душой, замереть во времени и вместе наслаждаться вечностью в этой гнетущей мрачной волшебной долине. Гермиона словно запечатывала этот миг в своей памяти в то время как Геллерт мерно перебирал волнистые волосы, вдыхая теплый аромат ее кожи. Он мягко коснулся губами ее лба и обхватив аккуратную замерзшую ладонь, кивнул в сторону скал. — Нас ждет большое приключение. — Другой рукой он мягко вытер слезы, крупными каплями скатывающиеся по ее щекам. — И даже если мы погибнем, это будет гораздо интереснее, чем стать кормом для местной фауны. Гермиона засмеялась сквозь слезы и с надеждой посмотрела вдаль. Гулкие удары сердца разгоняли кровь и она приободрилась, покрепче сжав волшебную палочку. Они двинулись вперед, думая каждый о своем. Никто не обернулся, чтобы посмотреть как остров тихо прячется в глубине темных вод, навсегда скрывая память о двух волшебниках.