***
Всего на краткий миг по пробуждению я позволил себе представить, что все, что происходило со мной, начиная со смерти Саске было лишь сном. Очень длинным и ужасным сном. Но реальность быстро вернула меня в свои удушливые объятия голосом Хидики. — Я знаю что ты уже не спишь. Накрываю голову подушкой, прячась от брата. Было очень непривычно осознавать, что вместо шумной Ханы есть Хидики — не менее шумный, надоедливый, любящий издеваться над братом-инвалидом. Пробую на вкус само слово «брат» едва шевеля губами в беззвучном произношении. И ещё не ясно что хуже: слепое поклонение наглой девчушки или постоянные подножки брата-близнеца. И почему он Яркий? А я, блин, чертов ингредиент рамена – Наруто? Что за несправедливость! Такое неуместное внутреннее возмущение сносит остатки сонливости к чертям. — Пора вставать, — подросток соскакивает со своей кровати и подбирается к моей за два шага. Я ощущаю, как он начинает стягивать одеяло. — Тебе нечем заняться? — раздраженно бросаю на него желаемое им покрывало. Оказавшись в ловушке одеяла, заваливается назад, делает несколько шагов чтобы удержать равновесие, но все равно падает на свою кровать. — Проваливал бы отсюда… — умолкаю, заканчивая мысленно: «…пока я тебе кости все не переломал». — Ты не много на себя берешь? — рычит он, вырываясь из моей импровизированной ловушки. Умолкаю, осознавая, что опять продолжаю вести себя по старой схеме. Вот ничему меня жизнь не учит, давно что ли с подземелий допросных вырвался? Вчера только вышел на свободу, а уже забыл об осторожности и лезу на рожон. Что там сделал бы на моем месте местный Наруто? — Извини, — опускаю голову скрепя сердце. Никогда, никогдашеньки я ещё так не унижался ни перед кем. Не считая Кьюби, демон, бывало, ставил меня на колени одним взглядом, только лет в тринадцать я полностью поборол дрожь в ногах при встрече с ним в подсознании. Отколе себя помню, я склонял голову только перед Саске… глотаю горечь, ещё больше склоняя голову, уже от воспоминаний. Брат фыркает, гордо покидая комнату, напоследок хлопнув дверью. Заправляю свою постель и ложусь поверх. Складываю руки под голову, пытаясь сообразить, как мне быть. Привыкну я к новой действительности, или она привыкнет ко мне (это ещё посмотрим кто кого), а дальше? Кушина прерывает мои размышления. — Наруто, спускайся завтракать, — приглашает мать. — Я как-то неважно себя чувствую, — пытаюсь отморозиться от семейного поглощения пищи. Не хотелось бы встречаться с Минато, да и с Хидики не горел я желанием рядом находиться. Мне нужно сначала в себе разобраться, определить цели, и подкорректировать своё поведение, в связи с внезапно обретенной семьёй, а затем уже являть себя миру. — Это из-за вчерашнего, да? Тебе что-то сделали?— мгновенно реагирует Узумаки, в один удар сердца добираясь до моей несчастной тушки и начиная ощупывать на предмет увечий. — Нет, всё в порядке, — хватаю женщину за руки, не давая себя раздеть, — мне ничего не сделали! — Не ври матери! — вспыхивает она, вырываясь, — Что за синяки у тебя на запястьях?! Пристыженно прячу руки за собой, но она оказывается куда сильнее и ловчее. Тщётно пытаюсь вырвать предплечья из стальной хватки Кушины. — Пусти, сломаешь, — шиплю от боли, ведь у этих нежных ручек действительно нечеловеческая сила. — Прости, Наруто, я не хотела… — отпускает, но ничуть не сожалеет, продолжая лезть, девятихвостым демоном, напролом: — Тебя пытали? Не дожидаясь моего ответа, Узумаки хватает меня за руку и, с криком «Минато!» бросается из комнаты наружу. — О Боги, нет! — замученно вырывается из меня протест всему этому больному на голову миру. — Что не так, дорогая? — спокойно спрашивает Намикадзе, не выпуская из рук чашки с чаем. — Посмотри на это! — мою руку подсовывают под самый нос Хокаге, совершенно не обращая внимания на мои жалкие попытки вырваться, — Откуда эти отметины на теле моего ребёнка?! — Нашего, — поправляет, и видя, как женщина слегка зависает, добавляет: — нашего ребенка. Наруто такой же твой сын, как и мой. Это синяки от стальных оков. Меня всегда поражала эта невозмутимость отца, у него невероятно крепкие нервы. Женщина захлёбывается готовой тирадой, выдавая совершенно непонятные звуки, за один выдох выплевывая все слова. Её рот несколько раз открывается и закрывается, не в силах подобрать слова, и наконец она рычит сквозь зубы: — Оковы? Стальные? Обо мне благополучно забыли, и я спешу ретироваться подальше от начинающегося армагеддона. Во время апокалипсиса я желаю оказаться как можно дальше от его эпицентра. Мысленно пожелав Хокаге удачи, покидаю дом. Бродить по людной Конохе желания не было, и я отправился на окраину к полигонам. Я даже особо и не задумывался о том, куда идти. Ноги сами принесли меня к шестьдесят шестому полигону, на котором я провел немало времени, когда учился в академии. С трудом прорываюсь сквозь кусты к столбам находящимся на центральной площадке полигона. Он всё так же заброшен, отмечаю я, даже более чем. Вытоптанной моими ногами дорожки не наблюдается, да и сами столбы-манекены, по моим ощущениям, давно не чувствовали прикосновения человека. Взбираюсь на центральный, самый высокий из трех столбов, усаживаюсь лотосом. Ещё несколько минут гоняю чакру по телу, ускоряя и замедляя её ток, по крайней мере пытаюсь это сделать. Собственная энергия кажется тяжелой и неособо подвижной, как будто кисель вместо воды. Спустя минуту разочаровано осознаю, что не могу медитировать — душа слишком встревожена, да и лис рычит, не давая сосредоточиться. Что ещё за сюрпризы преподнесёт мне моё тело? Вскакиваю с места, нервно дергаюсь туда-сюда, не зная что предпринять в практически абсолютной растерянности, так несвойственной мне. Руки не находят подсумка. Я, собственно, в некоем подобии пижамы выбежал: штаны и рубашка. Как я только обуться не забыл? Мою потерянность прерывает пение. — Верной я навеки стану, — доносится до меня женский голос. Замираю, отчаянно пытаясь отрицать. —…тайну раздели со мной. Саске. Это голос Саске!***
Саске Нахожу минутку для уединения, желая побыть в одиночестве и тишине. Быть дочерью главы клана утомительно. Голова раскалывалась от любезности престарелых дам, что вели у меня домохозяйство и правила этикета. Не то, чтобы я жаловалась, — нет-нет — даже не думала! Просто иногда, как вот сейчас хотелось провести время с самой собой. За кварталом клана находились полигоны, которые фактически тоже являются собственностью Учих. Некоторые из них давно пустуют, лучшего места, настолько близкого от дома, не найти. Устраиваюсь поудобнее прислонившись к стволу ветвистого дуба. Фугаку-сан всегда был загружен работой и мало интересовался семьей, но в последние дни и вовсе ушел с головой в свои дела игнорируя домашних. С последнего нашего разговора с отцом он не обращал на меня внимания. Уже начинают вызывать сомнения его слова о том что он гордится мной, не плод ли это моего воображения. Я не ожидала, что он будет встречать меня с улыбкой по утрам, или обращаться помягче, но, внезапно усилившаяся холодность главы клана была подобно ударам плети. Раньше он, хотя-бы, отвечал на моё приветствие по утрам, а после признания и это исчезло. С матерью поговорить о своих переживаниях я не могла, не было принято у нас в семье делиться чувствами. Так уж сложилось, что поговорить по душам я могла только с братом. Но Итачи снова на миссии. Мы редко видимся. На душе было тоскливо. Прижимаю колени к груди руками, сжимаясь в комок. Мой отец меня игнорирует. Мать хоть и видит мои терзания, но не может преодолеть себя, чтобы банально обнять меня. Слишком сильно укоренилась в ней эта безупречная маска, чтобы проявить теплоту больше, чем это нужно публике. Микото любит меня, но любит по-своему, и как бы отдаленно. Нельзя чтобы эмоции захватили меня. Отвлекаюсь, начиная напевать мелодию под нос. У меня было музыкальное образование. Отец любил хвастаться моим пением перед гостями. Как и танцами. И игрой на Сямисэ́н*. Он выставлял нас с братом, как невероятно дорогие экземпляры его безупречной семейной «коллекции». Я его не осуждаю, самой было невероятно приятно слышать все эти комплименты и восхваления. Мне нравилось быть в центре внимания, нравилось радовать отца. Но вот парадокс, я никогда не пела для себя, не для кого-то, кто приглашен на "послушать", а вот так, для себя, для души, выразить в песне свои эмоции, выплеснуть их, в конце концов я уже устала их держать в себе. Всё ведь бывает впервые? Отпускаю колени, расправляю плечи. — Верной я навеки стану, тайну раздели со мной. Ты, Луна, — отец шаману — мне — приходишься сестрой. Закрываю глаза, умолкая. Зря, наверное, я затеяла это. Но всё же рот не умолкает - выводит припев: Полнолуние, Полнолуние, Полнолуние У моей сестры. Полнолуние, Полнолуние! Эй, народ честной, Разводи костры! Меня прерывает и настораживает хруст веток. Дёргаюсь на звук, глаза ловят движения незваного гостя. Парень в маловатой для него голубой пижаме в зелёные лягушки. Бледная кожа, светлые волосы ёжиком торчат во все стороны. Лицо с полосками усов, будто нарисованных, и пустые глазницы. Наруто Намикадзе неловко переминается с одной босой ноги на другую. Его вполне можно было принять за психа, сбежавшего с больницы. — Как ты здесь оказался? — спрашиваю, пытаясь определить степень адекватности субъекта перед собой. — Я тут, — заминается, слегка обернувшись указывает за спину, — на шестьдесят шестом тренировался… Поднимаюсь на ноги. В любом случае стоя на ногах я быстрее смогу среагировать на любые его действия. — Ну-ну, — проходясь взглядом по его пижаме, парень ёжится. — Я честно не хотел подслушивать! Просто так вышло… услышал голос, и мне стало интересно, — умолкает. — И я хотел... хотел извиниться за прошлый раз… — его руки нервно теребят край рубашки, — я был немного не в себе. — Я это заметила, — не могу сдержать иронии. Не знаю, чем бы закончилась наша беседа, но на сцене появился еще один персонаж. Невысокий полноватый в простой одежде, не имеющий характерных черт Учих, свободно нанятый человек. На поляну вышел один из тех прислужников, чьи имена я даже не знаю. — Учиха-сан, — отзывается слуга, — вас ищут. — Да, сейчас… Оборачиваюсь к Наруто, сама не понимая зачем. Могу предположить, что мной руководствовалось подсознательное желание попрощаться с собеседником, как того требовали простейшие правила этикета. Но, как бы там не было, сын Хокаге отсутствовал на поляне. Он исчез. — Вы не видели куда он делся? — спрашиваю у слуги. — Кто? — Но ведь здесь только что был парень… — Я видел только вас, госпожа.***
Наруто Приближение ещё одного человека я замечаю издалека. Как только, судя по неразвитым каналам чакры, гражданский окликает Саске, спешу скрыться из поля зрения их обоих. Не хотелось бы создавать девушке проблемы. Да и не в лучшем я виде, чтобы являться перед глазами кого бы то ни было. Ещё с минуту наблюдаю за Учихой, в слепом желании побыть рядом ещё немного. Она уходит, и я остаюсь один на один со смятением. Было приятно услышать вновь её голос, но она слишком далеко… слишком чужая. Спазмы голодного желудка возвращают меня на землю. Не помешало бы перекусить, да и переодеться стоило бы также. Отправляюсь домой. С порога получаю втык от матери за побег.