Незрячий II

      Амнезия - хорошая отговорка, но точно не когда твоя мать - Узумаки Кушина.       — Симптомов сотрясения нет, — отпускает мою голову доктор, — на голове нет ссадин. Если столкновение и было, от него даже шишки не осталось.       Естественно, ведь на мне всё заживает, как на собаке, или точнее сказать, как на лисе. Вот честно, чем они думали, желая найти видимые признаки увечий?       — Я же говорил, что всё в порядке, — оборачиваюсь к матери, которую явно не удовлетворил ответ ирьенина.       — Но он же потерял память…       — На счет памяти это не ко мне, я всего лишь травматолог. И как травматолог, могу сказать, что никаких физических повреждений у парня нет.       Вскакиваю с кушетки, схватив мать за руку, вытягиваю из кабинета.       — У человека много работы, не стоит его отвлекать по пустякам, — неопределенным жестом указываю на несколько человек, стоящих в очереди, — Идем домой.       Уже делаю шаг к выходу, не замечая перешептываний людей в коридоре. По крайней мере пытаясь. Гражданским не нравилось наше появление. Жалость к незрячему и ненависть к джинчурики. И последнее было направлено не на меня. Эти люди отворачивались от моей матери.       На миг замираю задумавшись. Ведь в глазах коноховцев Кушина — провалившийся джинчурики. Она не смогла удержать лиса, и прежде, чем Минато остановил его, он натворил немало бед, разнес пол-Конохи. Женщина, поставившая своё личное счастье выше безопасности целой деревни. И хотя решение рожать было принято под давлением Намикадзе, тот решительно отказался от убийства детей, Хокаге — герой, а его жена — объект для ненависти. В прошлом мире весь негатив был обращён на меня, ведь я был единственным официальным джинчурики. Кушину не совсем жаловали, но ненавидеть жену всеми любимого Минато было глупо. Мы с братом не смогли стать мальчиками для битья. Им осталась Кушина, вдвойне виноватая.       — Покажешь мне ещё раз - может вспомню, — не даю ей вставить слово. Не дай боже она меня еще к психиатру потянет, ну, или кто там занимается головой? Да неважно.       Без особого труда вытаскиваю её из больницы.       Через полчаса мы вновь сидели в кабинете, держа в руках письменные принадлежности. Кушина наводила основу чакрой, а я уже покрывал её специальными чернилами. Это было довольно интересно, одними чернилами и чакрой творить настоящее чудо. Я никогда до этого не задумывался о том, как делаются взрывные печати, хотя, довольно часто ими пользовался. Но здесь всё было куда интереснее, по словам Узумаки, печать массового производства - настоящее издевательство над фуниндзюцу. И, к моему удивлению, эта обычно энергичная и непоседливая женщина могла сосредоточенно, практически не двигаясь, выписывать замысловатые символы. А ещё оказалось, что моя собственная чакра, показавшаяся мне с первого раза неподвижной, идеально отточена и специально сгущена для создания печатей.       А ещё я понял одну важную вещь: мать — единственный человек во всем мире, который занимался мной. Минато больше уделял времени Хидики, тот был очень похожим на него. С малых лет я был возле неё, хватался за подол её платья. Она пыталась дать мне любовь за двоих, да за целый мир, который был так несправедлив к неполноценным. Отсюда и чрезмерная опека, и сильная привязанность. Если я покину дом — сделаю ей очень больно.       И тем удивительней было то, как она приняла нового меня. Мама не могла не заметить изменений в своем сыне, но она любила меня слишком сильно, чтобы усомнится. И это приносило дискомфорт. Лучше б меня заперли, и мне пришлось бы после этого долго доказывать свою невиновность, но вот так… внедрение слишком легкое.       — А еще концентрированная чакра может пригодиться в ирьендзюцу, — как бы между прочим добавила Кушина.       Ирьендзюцу… вполне хорошая идея. Хватит с меня убийств, почему бы не начать спасать жизни?       Замечаю Минато краем сознания. Отец останавливается у двери, прежде чем мягко постучать.       — Не отвлекаю? — заглядывает, с некой опаской кося взгляд на жену.       Узумаки не очень-то любит, чтобы её отвлекали, и его осторожность вполне оправдана. Мать не прекратила своей работы над печатью, и я не стал этого делать. Усердно делаю вид, что очень занят.       — Ты сегодня рано, — не отрывая глаз от бумаги, произносит женщина.       — Решил пораньше освободиться, — Намикадзе неловко переминается с ноги на ногу. — Хотелось бы с Наруто немного погулять.       Кушина отрывается от начертания печати:       — Мне не послышалось?       Замираю, опуская голову ниже. Ну вот, докатились. Меня таки решили запереть? Я где-то прокололся? Ну да, это риторический вопрос. Я много где накосячил.       — Я освободился, чтобы провести время с сыном, — тверже произносит мужчина, и это заставляет аловолосую уже полностью переключить своё внимание на мужа.       Топая за отцом к небольшой площадке, находящейся на заднем дворе, перебираю в своей голове все утренние несостыковки. Подбираю оправдания на случай, если спросит и выстраиваю линию поведения.       Вести себя тихо. Быть кротким.       — Прости, мы мало общались, — начинает разговор Минато спустя долгих десять минут молчания, и наконец, поворачивается ко мне лицом. — Я даже не знаю, о чем говорить…       Его искренние слова, с нотами смущения и раскаяния обезоруживают меня. Ведь тогда в подземелье, я видел всего лишь его лик правителя, сняв плащ Хокаге, он остаётся все тем же, знакомым мне по родному миру, отцом. Умный, совсем не строгий, мягкий и любящий. Сейчас передо мной стоял потерянный родитель. И не я заслуживал этого раскаяния. Сейчас, на моем месте должен быть другой Наруто. Тот, кто всю жизнь мечтал получить внимание Отца, но так и не получил его. Было неправильно принимать незаслуженные награды за чужие страдания и приложенные усилия… но помимо меня в этот миг, еще и Намикадзе имел право на попытку наладить отношения с сыном. Для него это был весьма трудный шаг. И если я не приму его попытку наладить отношения сейчас - отец останется таким же отстраненным.       Отбрасываю все мысли, делая шаг вперед. Сейчас есть только один правильный ответ.       — Как же я долго ждал этого.       Неуверенно заключаю Хокаге в объятиях. Ведь мой родной отец столько раз пытался обнять меня, еще когда я не знал о том, что он мой родитель. Он пытался хоть как-то проявить свою заботу, будучи ограниченным в рамках контракта. И будь я более внимательным, понял бы это сразу… и не было бы тех страданий, которые я принес ему и матери. Объятия такой простой способ выразить свои чувства. Ведь папы мне не хватало всю жизнь, почти столько же времени как и матери. У меня не было на кого равняться, не было у кого спросить совета.       Мужчина также неуверенно обнимает меня в ответ, и получив отдачу, я прижимаюсь к нему сильнее. Он приятно теплый и пахнет одеколоном. Живой.       — Ну-ну, — он хлопает меня по спине, но не предпринимает попыток вырваться из моих рук.       Не было слов, которые смогли бы описать то единение, что было между нами в этот миг. Признание. Минато признал во мне сына, и я признал в нем отца. Вот с таких моментов и создаются привязанности. Крепкие тросы, связывающие родных людей.       Не знаю сколько бы мы так простояли, возможно до онемения конечностей или до неловкости, но нас прервали.       — Хокаге-сама, — выскочил, как черт из табакерки, посыльный.       Намикадзе, нехотя, отпускает меня, оборачиваясь к нему со всей собранностью правителя.       — Слушаю.       — Учихи приглашают вас, и вашу семью, на бракосочетание дочери Главы клана, Учиха Саске и сына достопочтимого родственного клана, Даи Изанами...       За вычурным официальным тоном я не сразу понял суть. Собственно, мои мозги зависли на имени Саске, и все последующие слова пронеслись мимо моего сознания. За прошедшее время в моей голове роились мысли только вокруг прозвучавшей фразы в которой вместе стояли «бракосочетание» и «Саске».       Мы ведь только сегодня виделись… не так давно…       Голова шла кругом, и по телу бежали мурашки от разрывающих меня изнутри чувств. Собственник во мне рвал и метал, при одной мысли, что она могла достаться кому-то другому. Хотелось с ором броситься, снося на своём пути здания, к ней. Но это выглядело бы по меньшей мере странно, если не подозрительно.       Прячу лицо в ладонях, подавляя эмоции. Но даже сосчитав до десяти, меня всё ещё трясет. И тогда приходится прибегнуть к совершенно другой тактике. Закрываю переживания в сундук и зашвыриваю далеко-далеко в глубь подсознания. Вот прям в самую задницу лису.       Потому что я ведь решил. Не зная меня, она будет счастливой. Она не будет страдать.       — На чем мы там остановились? — возвращает на землю голос отца.       — Обнимашки? — с долей апатии, без которой не обойтись при отключении эмоций.       — Я знаю, виноват перед тобой.       — Я… отец, я хочу стать ирьенином…

***

      Дверь за Саске закрылась, оставив родителей наедине с гостями-будущими-родственниками.       — Она потрясена, — выдает с придыханием Микото, прижимаясь к мужу. — Боюсь, ей будет не легко принять свою свадьбу.       Фугаку приобнял жену, выказывая поддержку.       — Наша дочь сильная, справится с этим.       — Вы весьма строги с ней, — отзывается мать будущего зятя семьи главы Учих.       — Я всеми силами пытался помешать ей набраться дурного. Саске воспитывалась в самых лучших традициях нашего клана. Но такой цветок нельзя держать слишком долго рядом с матерью и отцом. Боюсь признать, но она вошла в тот возраст, когда мы уже не сможем сдержать её от необдуманных поступков. Брак сейчас удержит её лучше всяких запретов.       — Как же я вас понимаю, — кивает отец жениха, — за молодыми людьми нужен глаз да глаз, и то не факт что все знаешь. Нам с сыном пришлось повозиться, когда он был в возрасте этой юной красавицы, был еще тем сорванцом…       — Отоо-сан, не заставляйте меня краснеть перед родителями своей невесты, — обрывает папу Даи. Поворачивается к Учихам: — Мои необдуманные поступки остались в прошлом. Я вполне осознал свои ошибки, и готов к семейной жизни. Со всей серьезностью заявляю: я сделаю все, что в моих силах, чтобы ваша дочь, моя будущая жена, была счастлива рядом со мной.       — Смотри мне, — строго произнесла Микото. — Я надеюсь на тебя. Прошу, выбей с её головы мысли об катанах и кунаях, и прочих штучек куноичи. Она в первую очередь дочь главы клана, ей не нужно зарабатывать на жизнь убийством и грабежом. Зря Фугаку отправил её в академию ниндзя, я с самого начала была против этого…       — Но наша девочка должна уметь за себя постоять. Ты же помнишь, что случилось с дочкой Хиаши? Хинату похитили из дома, вот прям из-под носа слуг и охраны. Я не хотел, чтобы она испытала такой же стресс. Но это всё пустые разговоры, — супруги Учиха отстраняются, тон мужчины сразу преображается: — но ты же понимаешь, что помимо дочери ты получишь еще и вторую ветвь Учих.       — Да, — в тон ему отвечает жених, — я осознаю ответственность. А также понимаю, что, будучи гражданским, не смогу командовать бойцами. И так понимаю, это вы стоя за моей спиной, будете управлять, пользуясь мной, как марионеткой.       Фугаку разразился смехом.       — А ты умный малый, — отхохотав выдает он, — да это так. Но все же будут многие ключевые моменты, в которых выбирать придётся именно тебе. И ответственность тоже будет вполне реальной, серьезно относись к своим обязанностям.       — Спасибо за предоставленную возможность, — младший Изанами учтиво склоняется. — Можно один вопрос?       — Безусловно.       — У Саске есть чакра? Она умеет ею пользоваться?       — Я уже понимаю, к чему ты клонишь, — отвечает вместо Фугаку Микото, — Да, она владеет чакрой. Но об этом можешь не беспокоиться, перед свадьбой её энергию запечатают, чтобы вы могли оставаться на равных.       — Ну зачем же так радикально! — удивленно выдает Даи, — Разве так можно? А это не опасно?       Фугаку улыбается в ответ на подозрительность зятя.       — Об этом можешь не беспокоится. В Конохе живет мастер фуин, которой удалось запечатать Девятихвостого Демона-Лиса. Для этой женщины нет ничего невозможного по части печатей. Эх, жаль я больше не увижу огненных техник в исполнении дочери, но она всё ещё умеет петь и танцевать!       Взрослые заливаются смехом.