«Лиам хорош в поцелуях, да, Зейни?»
— Что за... — шепчет парень, оглядываясь, но выкидывает листок в урну, попадая в неё с первого раза. — Хреновы шутники. Встретившись в назначенное время, парни рассаживаются на ступеньках. Зейн всё ещё обеспокоен прочитанной запиской, Гарри всё ещё сонный, Луи злой на весь мир, а Лиам... он просто хочет пить. — Итак, идём на вечеринку на пляже? — интересуется деловито Луи у друзей, которые единогласно кивают и продолжают сидеть на их месте за школой, которое теперь стало пристанищем для четверых парней, а не для двух. Это кажется чем-то правильным и именно тем, чем и должно быть. Лиам пьёт содовую, Гарри дочитывает книгу, изредка отвлекаясь на свежее яблоко в его руке, а Зейн и Луи курят одну сигарету на двоих, ссылаясь на то, что на целую у них не хватит сил. — Хоть вечернюю отменил, мудак. — Он ваш тренер, Луи, — говорит Гарри, — будь более уважителен. — Он заставил тебя вытащить трусы из-под пояса шорт, — закатывает глаза шатен. — Может, он хотел купить себе такие же, но понимал, что на его задницу они вряд ли бы налезли, поэтому решил полюбоваться?! Лиам смеется над фразой лучшего друга, а Зейн лишь удивленно приподнимает брови и кусает нижнюю губу, чтобы сдержать ужасающе сильный смех, рвущийся наружу; Томлинсон же часто моргает и не скрывает ухмылки. — От чистого сердца, это было забавно, — произносит Томмо.***
Гарри и Лиам никогда не были на подобных вечеринках. В том штате, где они жили до этого, подобное развлечение не было отличным решением, поэтому парни были, мягко говоря, дезориентированы первые минут двадцать. Многие подростки их города находятся именно здесь и сейчас, и сразу видно, кто откуда: они держатся обособленными компаниями, а главарей, как правило, знают все. Луи и Зейн вместе со своей свитой "качков" и "красавиц" также обустраиваются у одной из палаток, которая ещё пустует, и они располагаются около неё: недалеко бар, площадка для волейбола и диджейская будка. Зейн ложится на колени к какой-то девушке, которая только усмехается, зарываясь пальцами в густую шевелюру молодого человека, и как назло в этот момент Лиам останавливает свой взгляд на парочке и усмехается, опустив голову вниз. Зейн слишком пристально следит за языком Пейна, когда шатен проводит им по своим губам, и нервно сглатывает, усмехнувшись. — У вас двоих есть дурь? — спрашивает один из качков, а Малик качает отрицательно головой. — Сегодня мы будем развлекаться на чистую, — и встаёт, — кто танцевать? И Лиам первый, кто вырывается из палатки, скрывается в толпе за секунды, и Зейн даже теряется на секунду, потому что рассчитывает, что парень задержится и они поговорят, хотя бы перекинутся парой фразой с вечера четверга, когда они вновь делают проект по литературе. Но Лиам сейчас буквально улетает с глаз Малика, и парню это не нравится... Совершенно не нравится. Проходит к толпе, которая двигается в такт музыке, но не чувствует того привычного единения с другими. Двигается неловко неподалёку от края, когда чувствует крепкие руки на своей спине, а это оказывается Томлинсон, который прижимается к Малику плотнее и плотнее, у парня горят глаза, и он, буквально, находится в миллиметре от лица своего друга, когда засовывает руку в задний карман его джинсов и сжимает её. — Что ты творишь? — смеясь, интересуется Малик. — То, что должно вызвать ревность у Лимо, — и указывает на диджейскую будку, где стоит шатен и наблюдает за толпой. Зейн двигается в такт музыки (не чувствуя при этом никакой радости), танцует вместе с Томмо, который минут через двадцать дёргает его к палатке, которая уже опустела, и достаёт из кармана косяк, любовно скрученный дома. Они садятся друг напротив друга в самом углу, когда Луи тихо хихикает, убеждается, что рядом никого нет, и подпаливает, делая глубокую затяжку. Зейн смотрит на него, как губы обхватывают косяк и Томлинсон выдыхает вязкий дым, как вдыхает его и передаёт Зейну их общий способ расслабиться. Не было человека, который не знает о том, что Зейн и Луи – лучшие друзья, которые слишком близки; многие видят их непринуждённые поцелуи, и всем это не кажется не правильным. Как и сейчас: они с упоением раскуривают косяк, когда Луи прижимается своими губами к губам Малика и довольно улыбается, зарываясь в волосы брюнета пальцами. Мира вокруг них не существует, когда теплые губы прижимаются к Зейну и тихие шорохи не дают и секунды, чтобы отпрянуть друг от друга. Руки шарят под тонкой майкой, когда слышится кашель, и они поднимают глаза на того, кто потревожил их — Лиам. Зейн кусает всю губу, когда шатен с совершенно непроницаемым лицом проходит к столику с водой и берёт стаканчик, наполняя его пивом, и потом так же решительно быстро выходит, оставляя друзей один на один, а Томлинсон прячет раскрасневшиеся губы. — Твою же мать, — зло выговаривает Пейн, плюхнувшись на берег, когда к нему подходит Грэг и ударяет своим стакан об его. Они молча пьют своё пойло, пока парень не подзывает к себе сестру и других ребят. Миловидная брюнеточка садится по-турецки рядом с Пейном, улыбаясь, глядя ему в глаза, и отпивает колу, намешанную с чем-то ещё. Рука девушки останавливается на спине шатена, выводит узоры по смуглой коже, и она улыбается, как только он наклоняется в её сторону и её губы легко и невесомо касаются его. Одноклассники восторженно принимают происходящее, а Лиаму хочется скрыться, и тут он слышит его голос. — Вау, — вырывается из уст Малика, и парень садится напротив Лиама, держа в руках стакан с пивом, Луи, как и Гарри, на горизонте не наблюдается, а Пейн готов обматерить весь мир: за свою неправильную ревность и за то, что позволяет себе чувствовать подобное, потому что он не должен. Потому что Лиаму хочется чувствовать лёгкую щетину на своих щеках, а девчачьи губы не могут выветрить из его памяти пьяный поцелуй Зейна; когда Лиам сам поцеловал его и сбежал. Пейн смотрит на Малика, который облизывает нижнюю губу и довольно оглядывается по сторонам. — Потрясающий вид. — Может, сыграем во что-нибудь? — интересуется кто-то, но Лиам лишь качает головой. — Я хочу потанцевать, — произносит он медленно, уходит и видит, как Зейн поднимается за ним следом. Они проходят сквозь толпу, почти в самый центр, когда Зейн хватает парня за руку и притягивает ближе к себе, заставляя посмотреть в глаза. Карие глаза встречаются с глазами Малика, и у парня слегка мутнеет в сознании, легкая дымка покрывает мысли, обволакивая их, и вокруг мир словно растворяется. Лиам проводит пальцами по предплечью Зейна. — Что, Зейн? — Скажи, что не чувствуешь того же, что и я. — Я понятия не имею о том, что ты чувствуешь, — качает головой. — Увидимся у палатки, у нашей палатки через полчаса, ладно? Как раз стемнеет, — и Зейн разворачивается, уходит. Время пролетает незаметно до назначенного часа, когда Лиам, предвкушающий чего-то, у которого в голове гуляет алкоголь, выбирается из толпы на свежий воздух, делая несколько жадных вдохов, переводя дыхание, пытаясь избавиться от навязчивого запаха потных тел с толикой одеколона. Парень проводит рукой по влажным на затылке волосам и не видит никого из знакомых: на прежнем месте их нет, как и у палатке, куда он и направляется. Перед глазами всё ещё сцена поцелуя Зейна и Луи, этот навязчивый запах, и он чувствует, как в животе теплеет от вида такого податливого Малика. Идёт на негнущихся ногах к палатке, замечает Гарри и Луи, которые стоят поодаль у берега и смотрят вдаль. Проходит мимо, и крепкие руки отталкивают его к стенке, а импровизированная дверь прикрывается следом: Малик стоит перед Пейном. — И даже не опоздал, — ещё крепко держится на ногах, когда обвивает руками шею шатена и их губы почти соприкасаются, до ужаса близко и притягательно, но немного неправильно. Зейн выдыхает в губы Лиама дым (Пейно через секунду соображает, что Малик курит) и сам прикасается к ним, припадает с некой свирепостью и ожесточенностью и понимает, что это, возможно их последний, да и первый поцелуй (уже второй, по правде говоря). Руками крепко обнимает Лиама за шею, отстраняется, оттягивая нижнюю губу, заглядывает в карие глаза, судорожно сомкнутые, трепещущие ресницы, и Лиам выглядит слишком податливым. — Ты прекрасный. А Пейн не понимает где он и что происходит. Чувствует только те самые манящие губы и ощущение правильности. И тепло, разливающееся по телу.