Она смотрит на пламя, и мысли её горят, Исчезая в огне, пляшут лёгкие мотыльки. Было время — и сотни великих вставали в ряд, Чтобы только однажды коснуться её руки. По болотам-трясинам ведёт непролазность троп, Через вязкую тьму, что, порой, не даёт вздохнуть. Как же этот простак, столь беспомощный остолоп Одолел, лишь героям подвластный, последний путь? Он стоит. Улыбается. Гордо не прячет глаз. Через пляску костра видит — пальцы её дрожат. И хотела бы крикнуть: давай же! Сейчас, сейчас! Развернись и беги. Ты успеешь ещё бежать! …Он стоит. Улыбается, слабо, едва дыша. Страстно шепчет: прошу, разреши мне тебя любить! Она смотрит, как пламя целует бока ножа И привычным движением перерезает нить. Кайлиана Фей-Бранч
Сегодня я дарю тебе позднюю осень. Пей черное горькое вино дождей, вдыхай золотую пыльцу последней листвы, хватай широко открытыми глазами растрепанное небо, впускай в себя преддверие новой зимы, я угощаю. Потому что точно знаю одно: любая осень — волшебная рыжая лисица, кружащая голову хороводом листопадов, открывающая в прозаической душе слова поэзии или печальная сероглазая незнакомка, прикрывшая бледные влажные губы веером обнаженных ветвей, — она не в мутных лужах, не в промокших ботинках, не в каплях воды на окнах и лицах, не в криках улетающих птиц, нет… Осень — в душе человека. Как и весна, лето, любой сезон, любая погода. И поэтому одному и тому же дождю кто-то с радостью и предчувствием очищения подставит свои руки, а другой тяжело нахмурится, смахнет в случайный ручей свою печаль и потуже затянет плащ. Погода в нас, а дождь… он просто идет. Лишенный оттенков добра и зла, радости и печали. Дождь идет сквозь наши души, и этому не учат в школе, об этом не говорят родители. Сегодня я дарю тебе позднюю осень, завернутую в обертку слов. Бери и помни, что-то, каким станет этот странный нелепый подарок, чем станет он, легкой улыбкой или тоскливым взглядом в окно — зависит только от тебя. Аль Квотион
Вид из окна тронного зала открывался на редкость отвратительный. Зябко кутаясь в белый шерстяной плащ, Джейме видел последствия страшного пожара, грязь и слякоть от затянувшихся дождей и это бескрайнее, тяжелое, давящее небо, которое лишь каким-то чудом не падало вниз. Тоска смертная. Он любил дождь, но за эти несколько дней успел соскучиться по ласковому теплому солнцу. Ему нравилась тишина, но естественная, а не могильная. Без привычного гула человеческих голосов и звонкого птичьего пения город казался мертвым и всё больше походил на руины древней Валирии, которую много лет назад уничтожил злой Рок. Быть может, то, что случилось со столицей Семи Королевств, — это тоже Рок? Когда богам не угоден какой-нибудь человек, они посылают ему страшную, мучительную смерть. Что если и с городами происходит точно также? Может, и нет смысла заново отстраивать Королевскую Гавань? Драконы, однажды покинув Валирию, больше никогда туда не возвращались. Джейме невольно вспомнил картинки в книге по истории, которые давным-давно показывал ему младший брат. Текст в книге был на валирийском, и Джейме, конечно, не мог разобрать ни слова, но смысл был вполне понятен. Дымящиеся горы. Непроходимые заросли высокой травы и колючих кустарников. Останки некогда великой цивилизации и ее жителей. Руины и кости. Кажется, дотронешься до них пальцем, и все они обратятся в пыль. Тирион обожал драконов и их историю и искренне не понимал, почему его брат к ним равнодушен. Потому что Серсея была обещана дракону, думал тогда Джейме. Потому что я своими собственными руками уничтожил последнего драконьего короля, который приказал мне убить моего отца. Потому что драконы могли брать в жены своих сестер, а львы – нет. Причин ему хватало, но Тириону он, разумеется, никогда о них не сообщал. Всё отшучивался, что не силен в истории, и крепкая сталь для него желаннее любой книги. С годами брат и сам все понял и с расспросами лезть перестал. Пейзаж за окном был нечеткий и расплывчатый: по стеклу тянулись длинные прозрачные дорожки холодных капель. Это был не теплый летний дождь, который смывает пыль и наполняет воздух приятной свежестью. Это был настоящий осенний ливень, который свидетельствовал о том, что зима действительно близко. И встретит он ее, эту зиму, не здесь. Ему не суждено увидеть, как крупные белые снежинки, похожие на звездочки, укроют крыши башен Красного Замка, как исчезнут под белоснежным покрывалом руины Великой Септы Бейелора, как город, с которым у него было так много связано приятных и не очень воспоминаний погрузится в сон до самой весны. Сегодня ему предстоит покинуть сожженную столицу и вернуться домой. Дом… Джейме произнес это слово вслух, словно желая узнать, как оно прозвучит в звенящей тишине пустого зала. Слово ему понравилось. От него веяло теплом и солнцем, криком чаек и горьковато-соленым привкусом морских волн, из которых исполином поднималась скала, на которой был построен Кастерли-Рок. Боги, как же давно он не был дома. Здесь, в Королевской Гавани, Джейме с трудом узнавал членов своей семьи. Власть так повлияла на них, или, быть может, это сделал сам город? Он не знал. О доме у Джейме были самые лучшие, самые теплые воспоминания. Первый поцелуй Серсеи, первые неумелые ласки под одеялом в спальне сестры, звонкий и радостный смех матери и заразительная улыбка отца. Первый меч и первая одержанная победа во дворе замка. Его противником тогда был оруженосец отца, Ричард или Роджер? Джейме уже не помнил. Он помнил лишь, как радовался этой победе так сильно, словно в одиночку выиграл целую войну. Первый прыжок с Утёса в сине-зеленые воды Закатного моря, и это ни с чем несравнимое ощущение полета, свист ветра в ушах и обжигающие поцелуи волн, когда он погрузился в воду. Вернуться туда спустя столько лет, означало добровольно подвергнуть себя сладким воспоминаниям о делах давно минувших дней. Ему и хотелось этого, и нет. Замок остался прежним, море и скала тоже никуда не делись, но мама давно умерла, отец больше никогда не улыбался, сестра, и та стала чужой. Не хотелось это признавать, но как раньше у них уже ничего не будет. Стоит ли вообще ворошить прошлое? Звук приближающихся шагов, гулким эхом разносящихся по залу, заставил Джейме вернуться в реальность. Он нехотя обернулся и обреченно вздохнул. Последние часы в этом замке ему хотелось провести в одиночестве. О многом нужно было как следует подумать, и если бы его покой потревожил слуга или рыцарь, Джейме сразу же выставил бы его за дверь. Но это был отец. Высокий и уверенный в себе, серьезный и надменный, как, впрочем, и всегда, и уже вполне готовый к отъезду. На левом бедре — ножны с мечом, руки затянуты в черные кожаные перчатки, поверх доспехов — теплый красный плащ с меховой подкладкой. Шлема при отце не было, и с золотых с серебром волос стекала ручьями дождевая вода. — Мне сказали, что ты еще не собрал свои вещи, — вместо приветствия начал лорд Бобрового Утеса. Говорил он сухо, официально, и Джейме ощущал исходящую от него ярость. После года, проведенного в плену у Молодого Волка, мужчина чувствовал себя чужим не только в Королевской Гавани, но даже и в собственной семье. Сестра его презирала, отца он постоянно выводил из себя. Может быть, это не они изменились, а он сам? — Успею, — пожал плечами Джейме. — В конце концов, я смогу догнать вас в пути. — Твое место рядом с королем, — отец был непреклонен. — Что еще за ребячество? Ты — лорд-командующий королевской гвардии, ты поклялся защищать своего государя, и ты обязан сопровождать его на протяжении всего пути от Королевской Гавани до самого Утеса Кастерли. Поэтому ты немедленно отправишься к себе, соберешь свои вещи, возьмешь мой подарок и прекратишь, наконец, позорить меня. — Я позорю тебя? — усмехнулся Джейме с горечью. — Ты – лев, — ответил лорд Тайвин. — Ты — мой сын. Ты — Ланнистер, в конце концов. Как будто мало мне было того, что ты по своей глупости попал в плен к этому малолетнему щенку, лишился руки и напрочь отказался от наследства. Теперь я узнаю о том, что в замке о тебе и твоей сестре ходят такие мерзкие слухи, что будь ваша мать жива, она умерла бы снова от стыда за вас. Я вырастил тебя, я дал тебе свое имя, свое золото, свои знания, и вот как ты благодаришь меня за это? — Ты ни разу не спросил, чего я хочу на самом деле, — заметил Джейме. — Глупо делать подарки человеку, которому они не нужны, и удивляться потом, почему же он ими не пользуется. И кстати о дарах. Меча, который ты дал мне, у меня больше нет. Поначалу этот факт он собирался скрыть от отца, но теперь был даже рад рассказать правду. Видеть, как побледнел гордый лорд Утеса Кастерли, как сузились от ярости его зеленые с золотыми крапинками глаза, было невероятно приятно. Джейме отдал меч Бриенне, и сделал он это не затем, чтобы злить лорда Тайвина. По крайней мере, так ему хотелось думать. — Ты удивлен, отец? — спросил Джейме насмешливо. — Или разочарован? И каково это — знать, что все твои дети являются твоим позором? — Я сожалею, — спустя несколько долгих минут ответил мужчина. — Сожалею, что мой любимый сын вырос таким дураком. Меч из валирийской стали — великая честь для любого воина. Я решил, что ты оценишь мой подарок как никто другой. — И вот опять это твое «я решил», — покачал головой Джейме. — Меч из валирийской стали — честь для воина, да. Но где ты видишь здесь воина, отец? — он вытянул вперед свою покалеченную руку. Золотая кисть тускло блестела в сером дневном свете, льющемся через окна. — На что мне этот меч? Любоваться им прикажешь? Для красоты пристегнуть к поясу? Цареубийца без руки, но зато с валирийским клинком. Вот потеха-то. Но даже не это хуже всего. А то, что ты отдал мне меч мертвеца. Меч, которым Нед Старк разил своих врагов, вершил правосудие. Меч, от которого он и принял смерть, ты даришь мне и ждешь, что я буду радоваться твоему подарку, словно малое дитя? Воин может считать меч своего врага своим трофеем лишь в том случае, если он сам отнял его вместе с жизнью соперника. Неда Старка казнили на ступенях Великой Септы после того, как он публично раскаялся и согласился отречься от всех титулов и наград, чтобы надеть черное. — Это лишь часть того меча, — напомнил ему лорд Тайвин. — Даже если и так. Старки хоронят своих лордов вместе с оружием. Лёд должен был быть передан им вместе с костями лорда Эддарда. — Ты боишься возмездия призрака? — отец изогнул золотую бровь. — Я не хочу быть должным северянам. Ланнистеры всегда платят свои долги, а я не выплатил еще ни одного. Леди Кейтилин отпустила меня в обмен на мою клятву вернуть ей дочерей. А я вместо того, чтобы сдержать слово, получаю в дар меч ее несправедливо убиенного мужа, и для чего? Чтобы проливать волчью кровь и дальше? — Забудь о своей клятве, — ответил отец. — Ты никогда не выплатишь этот долг. Санса Старк пропала, Арья Старк давно мертва. — Сансу Старк еще можно найти и спасти, — не сдавался Джейме, вспоминая Бриенну. — Серсея отправила за ней вдогонку Григора Клигана. И знаешь, какими словами она напутствовала его? «Делай с ней все, что захочется тебе и твоим людям. Мне нужно лишь ее тело. Мертвое, изувеченное тело». К его удивлению, отца это сообщение ничуть не тронуло. — Если это поможет убедить Джоффри жениться снова, я только за, — сказал он, равнодушно пожав плечами. — Санса — вторая после Робба, кто наследует Винтерфелл. Она — ключ к воротам Севера, неужели только я один понимаю это? — Зачем мне ключ, если я могу просто вырвать замок и повесить новый? — Убив эту девушку, мы никогда не закончим войну с северянами, а лишь подольем масла в огонь. — Эту войну начали вы. Вы трое: ты и твои брат с сестрой, — перебил его отец. — Вы ведете ее уже второй год и не можете ни до чего договориться. Поэтому переговоров больше не будет. Я сам закончу начатое вами, дабы навсегда поставить жирную точку в этом безобразии, которое разоряет страну перед надвигающейся зимой. — Как, интересно, ты это сделаешь? Старков не так-то просто убедить. — Убеждать я никого и не собираюсь. Я просто убью их всех до единого. *** Поздняя осень настигла их, когда они уже покинули Речные Земли. Несколько дней подряд небо было затянуто грязно-серыми клочками туч, и солнце всего лишь угадывалось на его фоне тусклым блеклым пятном. Примерно неделю спустя бездна разверзлась, и пошел дождь. Трезубец вышел из берегов, дорога местами сделалась непроходимой: лошади увязали по колено в грязи, и поэтому приходилось поворачивать назад и искать более надежный путь. Из-за этого их путешествие растянулось еще на целый месяц. Нечего было и говорить о том, что путники чертовски устали. Гостиницы попадались на их пути еще раз или два, но Сандор Клиган отказался заезжать туда, словно чего-то опасаясь. Поэтому почти все ночи они проводили прямо в седле или на мокрой грязной земле, не имея возможности даже развести огонь. Еда продолжала терзать их в кошмарах. Санса и представить себе не могла, что поездка отнимет у нее столько сил. Ей приходилось хуже всех. Арья и Пёс, похоже, оказались более приспособленными к подобным условиям, нежели она. Им редко удавалось разжиться мясом или рыбой, но даже если это и происходило, добычу приходилось есть сырой. Чаще всего Арья просто собирала в лесу травы и коренья, которые должны были заменить путешественникам весь суточный рацион. Сама девочка уплетала зелень за обе щеки, мужчина ворчал, хмурился, но от безысходности брал с нее пример, а вот Санса так не могла. Всю еду, что им удавалось раздобыть, ее привередливый желудок самым чудовищным образом отвергал. И как итог — девушка сильно похудела и зачастую даже не могла на лошадь забраться без посторонней помощи, не говоря уже о том, чтобы удержаться в седле. Если бы Сандор Клиган не прижимал ее к себе, она давно упала бы и свернула себе шею. Время тянулось мучительно долго. Санса засыпала, прижавшись щекой к плечу своего похитителя, убаюканная песней, которую напевал ей дождь, просыпалась, казалось, вечность спустя, и всякий раз спрашивала, далеко ли они от Близнецов. Пейзаж был до ужаса однообразен, да и погода не отличалась особой оригинальностью. Всегда одно и то же: давящее на плечи свинцовое небо, серая пелена дождя, деревья с желтеющими листьями, раздувшаяся река и чавкающая под копытами лошадей грязь. — Мы, должно быть, заблудились, — говорила девушка Псу. — Близнецы в другой стороне, мы снова едем вдоль Черноводной. Несколько раз мужчина брался с ней спорить и доказывать свою правоту, но, поняв, что дело это пустое, попытки свои оставил. — Спи, Пташка, — хмуро отвечал он, крепче обнимая ее за пояс. – Спи. Когда ты проснешься, мы будем уже в Близнецах на свадьбе твоего дяди. Осталось совсем чуть-чуть. — Вы лжете мне, — говорила она ему, но все равно послушно закрывала глаза и проваливалась в небытие. Сон ее почти всегда был беспокоен и граничил с кошмаром. Она видела одно и то же: лицо матери, исчезающее в водах Трезубца, и стаю ворон, которые кружили над ней, выкрикивая что-то на непонятном ей языке. Порой ей даже чудилось, что кто-то зовет ее по имени. — Я схожу с ума, верно? — просыпаясь в холодном поту, спрашивала девушка. — Ты просто ослабла, — отвечал ей Сандор Клиган. — Тебе нужна нормальная еда, как и всем нам. Просто потерпи немного. Скоро мы будем на месте. На свадьбе сможем и поесть, и отдохнуть. Санса кивала, но не верила ему. Слишком обеспокоенным выглядело его лицо. Он хочет успокоить ее, девушка понимала это. И если бы не Пёс, она, наверное, давно сошла бы с ума. Как-то вечером, когда дождь, наконец, перестал, а Арье удалось убить какую-то неизвестную им птицу, они, наконец, устроились на ночлег и сумели разжечь костер. Девочка, кое-как ощипав свою добычу грязными израненными пальцами, поджаривала ее теперь на огне, даже не потрудившись выпотрошить. От запаха жареного мяса у всех троих кружилась голова, и к горлу подступал ком. Санса съела всего кусочек, но ее капризный желудок отверг даже и его. Она с тоской отодвинула от себя еду и подсела поближе к огню, чтобы хотя бы просохнуть и согреться. Пёс и Арья переглянулись за ее спиной, девушка это знала, но что она могла поделать? Ее спутники переживают за нее, боятся, что новоиспеченная королева не доедет до Близнецов. Наверное, будь у нее силы, Санса тоже боялась бы. Но теперь, как ни странно, ей было все равно. Голова разрывалась от боли, желудок сводило голодным спазмом, ноги казались ватными, а руки с трудом могли удержать даже тонкую веточку, которой девушка ворошила поленья в костре. Огонь согревал ее, но дать ей сил он не мог. Все, что ей оставалось — это смотреть на красно-желтые язычки пламени и ощущать на щеках его приятный жар. Во всяком случае, от холода она не погибнет. Ночью Сансу разбудили голоса. Открыв глаза, девушка увидела Арью и Пса, сидящих к ней спиной. Парочка негромко о чем-то спорила. — Всего десять лиг, завтра вечером мы будем на месте, — говорил Сандор Клиган. — Такими темпами до завтрашнего вечера она не дотянет, неужели ты сам не видишь? — Пташка сильнее, чем кажется. Выдержала же она как-то все это путешествие, — настаивал Пёс. — Вспомни, когда Санса в последний раз ела что-то такое, от чего бы ее не рвало в течение нескольких часов? Она все время спит, почти ничего не соображает, даже бредит во сне. Не говори мне, что ты не слышал того, что она болтает. Мертвые лица, вороны, голоса. Я видела, как умирают от голода. Поверь мне, Пёс, до Близнецов моя сестра не доедет. — И что ты предлагаешь? — устало вздохнул мужчина. — Не думаешь же ты, что я брошу ее здесь? Я поклялся защищать эту девушку, поклялся доставить ее родным живой и невредимой. Я не могу позволить Пташке умереть от голода, но, хоть убей меня, не представляю, как ей помочь. — Я видела неподалеку отсюда куст ежевики. Совсем небольшой, и ягод на нем почти не осталось, но это лучше, чем вообще ничего. Если дать ей хотя бы горстку, может быть, она сможет проглотить их? Хуже от этого точно не станет. Я могу сходить прямо сейчас. Пёс молча кивнул. Арья поднялась на ноги и исчезла из поля зрения. — Мне жаль, что ты слышала это, — произнес мужчина, когда они остались одни. — Откуда вы знаете, что я не сплю? — спросила Санса тихо. Сандор Клиган обернулся и подсел к ней поближе. — Чувствую, как прожигает мою спину твой взгляд, — ответил он, поправляя плащ, сбившийся с нее во сне. Каждую ночь Пёс накрывал девушку своим плащом, несмотря на то, что у Сансы имелся свой собственный. Она действительно сильно мерзла, но каково же приходилось ему? Этот человек разводил огонь скрепя сердце, но после старался держаться от него подальше. Он мог бы согреваться вином, но вина у них не было, а ночи с каждым разом становились все холоднее. Просыпаясь, порой задолго до рассвета, девушка видела его спящим на сырых сосновых иголках, продрогшего, несчастного, одинокого, и сердце ее сжималось от жалости. К ней под плащ порой забиралась Арья, и всю ночь они могли согреваться теплом друг друга, но Пса согреть было некому. Санса ощущала вину перед ним, но не представляла, как можно ему помочь. — А знаете, когда я умру, вы сможете забрать себе и мой плащ тоже, — произнесла девушка, пытаясь улыбнуться. Она не могла как следует разглядеть в полумраке его лицо, но чувствовала, что Сандор Клиган внимательно смотрит на нее. Раньше этот взгляд пугал девушку, теперь – нет. - Он, конечно, будет вам маловат, но так я смогу отплатить вам за плащ, который вы оставили мне в ночь, когда Станнис Баратеон штурмовал Королевскую Гавань. Помните? Тот был серый, пропитавшийся кровью и копотью, но согревал меня получше любого оделяла, — девушка вздрогнула, когда Пёс коснулся ладонью ее лба. — Думаете, я не в себе? — спросила она. — Почти уверен, — кивнул мужчина. — Кто тебе сказал, что я позволю тебе умереть, Пташка? — Я думаю, что выбора у нас с вами нет, — ответила Санса. — Передайте моей матери, что я была не самой лучшей дочерью, и мне очень жаль, что погиб отец… А Роббу скажите, что он — хороший король. Лучший из всех, кого я когда-либо знала, — она снова закрыла глаза. Слабость сковала ее тело. Хотелось спать. Возможно, заснув теперь, девушка больше никогда не проснется. Но покой — это все, о чем она могла теперь мечтать. Сандор Клиган, однако, не был с ней согласен. Мужчина крепко сжал хрупкое плечо и принялся ее тормошить. Санса нехотя открыла глаза и вымученно улыбнулась ему. — Все это ты скажешь своим родным сама. Поняла меня? — рявкнул он, разозлившись. — Ты поняла меня, Пташка? — Вы хороший человек, сир, — произнесла девушка вместо ответа. – Да, знаю, вы не любите, когда вас называют рыцарем, но вы лучше большинства рыцарей, с которыми мне приходилось иметь дело. Помните сира Меррина? У него тяжелая рука. Отец никому не давал меня в обиду, мама хваталась за сердце, когда я разбивала коленку или получала царапину. Никогда бы не подумала, что настанет время, когда меня будут бить просто за то, что я Старк из Винтерфелла. Но никому не удастся отнять у меня этого. Во мне кровь Первых Людей, кровь Севера, как любил говорить мой отец. И я встречу свою смерть достойно. А вы… — он не дал ей договорить, зажав ладонью ее рот. — Замолчи, пока я сам не убил тебя, Старк из Винтерфелла, — пригрозил Пёс. Он убрал руку, но лишь для того, чтобы заправить ей за ухо выбившуюся рыжую прядку, а после коснуться холодной щеки горячими мозолистыми пальцами. — Всё будет хорошо, Пташка. Завтра ты, наконец, увидишь свою семью. Сможешь обнять своего брата, поцеловать мать. Пройдет немало времени, прежде чем ты забудешь все это, как страшный сон, но рано или поздно это случится. Ты начнешь новую жизнь. Не маленькая глупая девочка, а взрослая прекрасная женщина. Женихи будут обивать пороги твоего дома, чтобы только увидеть тебя. Ты выберешь любого, кого сама пожелаешь, и родишь ему сыновей и дочерей. У вас будет большой и теплый дом, и твои дети не будут знать о том, что такое война. Ты состаришься, но проживешь долгую и счастливую жизнь. Я тебе обещаю. Ты мне веришь? — он говорил с ней как с ребенком, мягко и ласково, что было совсем несвойственно этому свирепому жестокому воину. Его пальцы нежно гладили ее щеку, и дарили ее коже приятное, согревающее тепло. — Я вам верю, — ответила Санса, не желая его расстраивать. — Верю, — повторила она тише и снова провалилась в небытие. Впервые за долгое время ей ничего не снилось. *** Ягоды были кисло-сладкими, и голод они утолить, конечно, не могли, но желудок девушки не отвергал их, и это было уже кое-что. Арья, исцарапав руки до крови, набрала для сестры полный карман спелой ежевики и не пожелала взять ни ягодки для себя и Пса. — Мы немного поголодаем, — беззаботно пожала плечами исхудавшая девочка. — Завтра на пиру наедимся до отвала, правда, Пёс? Сандор Клиган, не сводивший с Сансы напряженного взгляда, сдержанно кивнул. Он наблюдал за тем, как Пташка тонкими перепачканными в темно-фиолетовом соке пальцами отправляет в рот очередную ягодку, и сердце его замирало. Девушка по-прежнему выглядела слабой и изможденной и ела ежевику, скорее всего, не потому, что хотела, а большей частью из-за сестры. Даже теперь она оставалась благородной леди. Но хватит ли этой жалкой горстки ягод, чтобы Санса осилила оставшийся им отрезок пути? Пёс старался об этом не думать. Когда первые лучи холодного осеннего солнца коснулись верхушек деревьев, извещая королевство о том, что наступил новый день, беглецы вновь оседлали своих лошадей и продолжили путь. Из-за обильных дождей большинство мостов, соединявших друг с другом берега Трезубца, были смыты водой или попросту потоплены. Почти полдня путники двигались вдоль берега, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь способ перебраться на другую сторону реки, и лишь после полудня им это, наконец, удалось. Деревянный мост был хлипким и не внушал доверия, но выбирать им, в общем-то, не приходилось. Пришлось слезть с лошадей и двигаться по шаткому сооружению гуськом. Каким-то чудом мост выдержал, но под конец даже Арья, маленькая храбрая волчица, заявила, что так страшно, как во время этого непродолжительного перехода, ей уже давно не было. Санса не проронила ни слова, разве что стала еще бледнее. Пёс не был уверен в том, что девушка вообще поняла, что несколько минут назад была на волосок от смерти. Пару раз доски угрожающе трещали под их ногами, а одна или две так и вовсе сломались и упали вниз, где их сразу же подхватило стремительное течение. Когда впереди показались две абсолютно одинаковые башни лорда Переправы, солнце уже завершило свое ежедневное путешествие по небу и медленно, но верно исчезало за линией горизонта. «Вот и всё», — пришло на ум Псу, когда они подъехали к замку Уолдера Фрея и остановились в нескольких ярдах от него, скрываемые от посторонних глаз разросшимися деревьями. — «Сейчас я отдам сестер Королю Севера и больше никогда их не увижу». Он взглянул на девушку, которая все еще сидела с ним в одном седле. Санса смотрела на Близнецы, но по лицу ее трудно было понять, о чем она думает. Арья, уставшая и голодная, несмотря ни на что выглядела довольной. Она улыбалась и, кажется, изнывала от нетерпения увидеть родных. Ее сестра оставалась бледной и измученной тяжелым путешествием, и ее прекрасное лицо напоминало застывшую безжизненную маску. Что творилось в голове этой девушки? Сандор Клиган дорого заплатил бы, чтобы узнать это. — Мы на месте, — прошептал он ей на ухо. — Понимаешь, что это значит? Твой кошмар закончился, девочка. Санса повернула голову и встретилась с ним взглядом. — Вы так думаете? — спросила она так тихо, что Пёс едва ее услышал. — Я в этом уверен, — ответил он, слезая с Неведомого и помогая спустится ей самой. Девушка не ответила ему и вновь посмотрела на замок. Перед Близнецами раскинулось несколько десятков шатров, в которых, судя по всему, за здоровье молодых пили люди Робба Старка: ветер трепал белоснежные знамена с изображенным на них огромным серым лютоволком. Им не нашлось места в замке, но может, оно и к лучшему? Уолдер Фрей — не самая приятная компания даже на свадебном пиру. Однако теперь шатры были пусты. Перевернутые стулья и столы, обглоданные бараньи и свиные кости, пустые винные кубки — все это валялось на мокрой примятой траве. В окнах замка горели огни, во дворе слышался гул людских голосов. Сотни людей, а то и тысячи распевали какие-то песни и что-то громко кричали. Похоже, что там происходило что-то интересное, иначе как объяснить тот факт, что солдаты побросали выпивку и закуску и переместились вовнутрь? Мы успели вовремя, подумалось Псу, однако, он почему-то не спешил покидать их временное укрытие. — Где же стража? — удивленно пробормотала Арья, которая раньше всех слезла со своей кобылы. Псу тоже показалось это странным. Незапертые ворота никем не охранялись. Перепились они там все на радостях, что ли? Вон как громко орут. Со двора замка действительно доносился невообразимый шум. Но, лишь сделав несколько неуверенных шагов по направлению к воротам, Клиган понял, что это не пение вовсе, как ему показалось изначально. Это крики и звон стали. По ту сторону крепостной стены шло сражение. Турнир по случаю свадьбы? Или… — Постойте здесь, я сейчас про… — начал было он, заподозрив неладное, но в этот момент крики со двора стали громче, и Сандору Клигану невольно пришлось замолчать и отступить в тень дерева. Железная решетка ворот была поднята, и через ров, отделяющий одну башню Близнецов от другой, перекинули мост. И вот теперь по этому самому мосту, громко смеясь и весело крича, шагали пьяные вдрызг люди. Их было больше сотни. Даже в полумраке не составило труда понять, что это солдаты, облаченные в кольчуги и вооруженные мечами. Возглавлял процессию всадник. Человек, сидевший на вороном коне, постоянно заваливался на бок, и если бы его не придерживали, то он точно упал бы. Пьяный, подумалось Псу, прежде чем он сумел рассмотреть всадника получше. Нет, этот человек не был пьян. Он был мертв. К его шее грубой нитью была пришита огромная волчья голова, которую венчала железная корона в виде десятка мечей. — Король Севера! — кричали сопровождавшие его солдаты. — Король Севера! На колени перед королем, вонючие свиньи! — Что это такое… — пробормотала Арья. Улыбка с ее лица таяла, как воск зажженной свечи. Она пока что не могла разглядеть того, что уже увидел он, но чувствовала неладное. - Пёс, что там происходит? Клиган не был уверен в том, что хочет ей объяснять. Первой была мысль немедленно уйти отсюда, в суматохе они даже смогут сделать это незамеченными, вот только… — Это Серый Ветер, — проговорила девочка, провожая взглядом всадника с волчьей головой. — Это лютоволк Робба. Что они с ним сделали? Пёс, что они с ним сделали?! Ее голос сорвался на крик, и ему пришлось заткнуть ладонью ее рот. — Молчи, нам нужно уходить отсюда, волчонок. Немедленно. Арья попыталась вырваться из его хватки, а, потерпев неудачу, укусила мужчину за палец. На мгновение, охнув от боли, он убрал руку, и этого оказалось достаточно, чтобы волчица высвободилась. — Мой брат… Мама… Им нужно помочь. Им нужно помочь, слышишь ты меня или нет? — кричала она, колотя его по груди кулаками. — Спаси их! — Поздно! — рявкнул Пёс в ответ и схватил ее за плечи. — Твой брат мертв. Твоя мать, скорее всего, тоже мертва. Мы должны уходить. — Никуда я с тобой не пойду! — она продолжала осыпать его слабыми ударами. — Ты должен спасти мою семью! Ты клялся! Ты мне обещал, ты же обещал, Пёс! Ему пришлось вынуть меч из ножен и ударить девчонку рукоятью по голове. Возможно, она никогда не простит его за это, но другого выхода у него не было. Девочка обмякла и упала бы, если бы он не подхватил ее и не перекинул через плечо. Только теперь Пёс вспомнил о второй сестре. Санса стояла позади него и невидящим взглядом смотрела на своего мертвого брата, к шее которого была пришита (очевидно, каким-то шутником) голова его лютоволка. «Уходим отсюда», — хотел сказать ей Сандор Клиган, но почему-то не смог. «Я обещал, что привезу тебя к твоим родным. Я обещал, что ты будешь счастлива. Я обещал, что твой кошмар закончился. Как же сильно я ошибался, девочка. Твой кошмар только начинается». — Пташка, — произнес мужчина. — Они убили его, да? — спросила девушка тихо. — Моего брата. — Да, — ответил он. — И мою мать тоже? — Наверняка, — почему просто нельзя провалиться сквозь землю, вместо того, чтобы отвечать ей? — Почему они это сделали? – она, наконец, повернула голову и посмотрела ему в глаза. На ее бледном прекрасном лице не было ничего: ни слёз, ни смятения, ни даже испуга. Всё та же маска. Пёс переложил свою ношу на коня и подошел к девушке. — Я не знаю, Пташка, — произнес он, взяв ее за плечи. — Я не знаю… — мужчина прижал ее к себе, не в силах смотреть в это безжизненное, словно вырезанное из белого мрамора лицо. На мгновение крики солдат смолкли, и из распахнутых ворот замка донеслись до путников звуки лютни и нестройные голоса певцов. «О, как он был горд, этот знатный лорд, как могуч он был и богат, но те дни позади, и о нем лишь дожди средь руин его замка скорбят». Когда слова песни стихли, из ворот замка, не обращая внимания на сражающихся друг с другом людей, вышел человек. Он был закован в броню с головы до ног, и держал в руках голову. Отрубленную человеческую голову, с которой на землю капала кровь. Волчья кровь. Кровь Короля Севера. Глаза Робба были широко распахнуты от удивления. Прекрасные синие глаза Талли. Темные с рыжим оттенком кудри, легкая щетина, покрывающая лицо, раскрытые губы, которыми совсем недавно этот юный, полный сил и надежд мальчишка улыбался, отдавал приказы своим людям, целовал свою молодую жену… — Наилучшие пожелания от Ланнистеров, — произнес мужчина, разжав пальцы. Это было последним, что запомнила Санса, прежде чем почувствовала, как почва уходит у нее из-под ног. Ей не было больно. Боль придет потом. Ей не было страшно. Бояться она разучилась. Ей было хорошо. Тьма приняла ее в свои ледяные объятья, и все ее беды и печали растворились в этой тьме.