Fragile Immortality

... Ему было больно смотреть на бедную девочку в клетке из стекла. На Шпиццера, разглядывающего её и смеющегося прямо в её лицо, полное слёз. Сжимать сердце и заставлять его не биться, когда приехали высшие чины в научном мире Рейха, и исследовали их обоих, на предмет возможных последствий. Как его отчитывали в смерти около пятидесяти солдат Рейха, и как Шпиццер чуть не удушил его, узнав, что умер его кумир и наставник, рейхсфюрер Роттен. Как он упорно доказывал, что здесь ни при чем, и девочку спас совершенно в профессиональных целях, а не из-за жалости. Вот и сейчас Констанция била по стеклу, крича что-то на своём языке. Он даже не может её успокоить. Принять к плечу, и, по отцовски обнять, дать ей защиту и дать клятву держать девочку от всего этого как можно дальше. 1921 год. 30 Июля. Западная Германия. Окрестности Франкфурта На Майне. Ночь опустилась на засекреченный завод слишком быстро. Словно Кинтобор сам видел падение Солнца за горизонт. Его мысли были заняты слишком многим, чтобы заметить, что один из рабочих как-то странно на него косится, и перемещается вслед профессору. Не замечал его равнодушного взгляда, за которым скрывалось нечто более серьезное. Он был готов выйти из главного корпуса. Почти все техники и инженеры ушли по квартирам, остались лишь уборщицы и охранники. И Джеральд, когда выходил из главынх ворот, был явно не готов ощутить здоровую ладонь на плече и едва уловимый французский акцент, профессионально скрытый за фальшивым менингитом. – Простите, профессор! – остановил его рабочий. – Я не имею времени и сил разговаривать с вами, извините, – был честен Джеральд. За последнюю неделю он очень сильно закрутился, отдыхая всего по три или четыре часа в сутки. – Прошу меня извинить, но я заметил неисправность центрального насоса. Я сказал об этом одному инженеру, но он меня не послушал, и я решил, что лучше сказать вам, пока не случилось чего-либо! – быстро проговорил рабочий, словно он боялся реакции профессора и старался сформировать свою мысль как можно более безобидно. – Ну, вы правы, лучше перебдеть, чем... Ведите меня. – Джеральд развернулся и поплелся вслед за оппонентом. Кто-то из его подчиненных не внял совету, и не обратил внимания на замечание? В системе распыления "Сарды"? Что-то тут... Халатностью попахивает. Буквально через минуту они уже были около центрального насоса. Их заметил охранник, Кинтобор ему кивнул. Подошли к центральному насосу. – Вот здесь, – указал рабочий. – Но ведь здесь... – Джеральд отчетливо видел, что проблем нет, но рабочий не подавал вида. Но вот его речь была совершенно другого рода. – Делайте вид, что что-то чините, – и, пресекая поток вопросов, рабочий приставил палец к губам. – Я спецагент под прикрытием, от Франции. Я нахожусь на этом заводе около трех месяцев. И у меня есть прямой приказ вас убить. Но я прекрасно понимаю, что вы пригодитесь живым. Поэтому, ваш план действий должен быть таков. Вы меняете свои документы, смените имя и фамилию. Армия Франции готовится в массированному удару. Здесь будет высажен десант. Вы им сдадитесь, как совершенно другой человек. Они не знают, что именно вы возглавляете эти разработки. Никто и не заметил, что к ним подошел охранник. – У вас всё в порядке? Вызвать ремонт-бригаду? – с небольшой долей подозрения спросил автоматчик. – Нет, всё... Всё в порядке. Этот рабочий усомнился в работе одного из инженеров, и, боясь утечки химикатов, попросил посмотреть меня, как лучшего специалиста. А я, раз оказался рядом, решил перепроверить, всё таки, вещь опасная. – быстро, как пулемет, отчитался Кинтобор, выдавливая легкую улыбку. – Ну, раз всё в порядке, прошу на выход. Рабочий день уже давно окончен. – буркнул охранник, потянув лямку автомата. – Всё, мы уже, всё, уходим, – поправил галстук Джеральд. На выходе он на секунду остановился. Тот самый "рабочий" пронесся мимо него, кратко качнув головой. Если французы начнут атаку... Надо... придумать план действий. И очень срочно. Всё произошло настолько быстро. Неужели его мольбы о том, чтобы эта война наконец-то закончилась как можно быстрее, сработали?.. 4 Августа. – Поздравляю вас, Карл Лейбниц! – положив удостоверение на стол, воскликнул Шпиццер. – Мне очень приятно понимать, что теперь могу называть вас настоящим арийцем, без единой капли сомнения! – Вы бы знали, как мне приятно, – слукавил Джеральд, но Густав этого, похоже, даже не заметил. Он был в восторге от новых документов главного инженера, ведущего проектировщика и химика всего завода. – Жаль, что из-за этого будет много бумажной волокиты. – Чем-то приходится расплачиваться за столь волевой поступок. Хотя, честно признаться - фамилию могли и оставить. Уж слишком она колоритная, тем более, напоминает об заслугах вашего отца. Но! Это полностью ваше решение, и я с ним абсолютно солидарен! – на этот раз слукавил Шпиццер,но Джеральд сразу это распознал. – Ну, так что же, Карл. Не стану мешать вашей "продуктивной" работе! Я удаляюсь, и желаю вам чистого ума и легкой руки! – такого рода пожелания, тем более, беспочвенные, было странно слышать, но Кинтобор, ни смотря ни на что, поблагодарил Густава, и тот вышел наружу. То, что сейчас произошло, было жутко. Непонятно, какие цели преследует Шпиццер. То ли он действительно настолько радуется "Карлу", или же... Нет. Он не мог догадаться. Даже сам Джеральд не понимает, на что он надеется... Осталось лишь подготовить к этому Констанцию. За эти дни, что она была здесь, рядом, он к ней сильно привязался. Он чувствовал перед ней вину, и, наверное, пытался хоть как-нибудь её загладить, но он прекрасно понимал, что такое не прощается и не забывается. Джеральд словно спиной ощущал, что французы где-то рядом и лишь выжидают удобного момента, но он не мог понять, чего именно они хотят увидеть... 6 Августа. Джеральд проснулся от воя сирены. Он не мог уснуть всю ночь, его терзали кошмары. И он не сразу смог понять, что это уже реальность, а не вымышленные города. – Профессор! – в дверь буквально вломились несколько солдат. – Срочная эвакуация! Французы! – за окном уже раздавались выстрелы, а в небе гремел воздушный бой. – Мы должны увезти вас отсюда. Берите документы, бегом! – Надо законсервировать "Сарду"! Иначе францы могут создать утечку! – отчаянно выкрикнул Джеральд. Мысли путались и сбивались. Он успел подготовить тревожный чемоданчик, но он не предполагал, что францы атакуют с утра пораньше... – Некогда, герр, некогда! У нас приказ убрать вас отсюда! Добровольно или нет! – вскипятился один из солдат. Джеральд не мог просто так уйти. Слишком долго он готовился к этому, и не смог бы себе простить оставить всё, из-за какой-то ошибки. Поэтому... у него нет выбора. Кинтобор сделал "люгером" два точных выстрела, рука содрогнулась от давно забытой отдачи. Переступив через трупы, профессор побежал к заводу. Уже плевать, кто свой, кто чужой, а кто просто посторонний. Бои шли к востоку от военного городка, но францы десантировались буквально на головы нацистам. Самолеты бомбили моторизированные части, которые располагались там же. Взрывы раздавались один за другим. Кинтобор влетел в главный корпус завода. Суета, хаос, крики инженеров, и попытка увести самое драгоценное оборудование. Кто-то окликнул его, но профессор не заметил этого. Отталкивая толпу, сгрудившуюся около лабораторий, плечом вынес главную дверь в свою часть. Открывать четыре замка было очень долго. К тому же, он закрыл всего на один, прошлым днем. Словно чуял. Девочка за решеткой горестно осматривала всё вокруг, держась за прутья. Увидев, как Джеральд ворвался в дверь, она завизжала и прислонилась к задней стене клетки. Дрожащими руками открыл кодовый замок, набрав нужную комбинацию цифр. Констанция завизжала, но Джеральд старался быть хладнокровным. Нет времени уговаривать её и успокаивать! Она поймёт всё позже, а сейчас надо исполнять план в действие, и как можно быстрее. Второго шанса не будет. Схватив девочку за руку, побежал с ней к черному входу. Она упиралась и вопила, и Джеральд не знал, как ей это сказать, поэтому просто тащил вперед. В этой суматохе вряд ли кто-то заметит их. Но удача, похоже, отвернулась от профессора. Когда он буквально вылетел в соседний корпус, его уже ждали. Залитое огнем здание, грохот зенитных орудий и авиа-пушек, рев низколетящих самолетов, бой на улице. Оно как-то померкло, при виде Шпиццера. – Я словно чуял это! Старый пес, решили провести меня? Что же, это вам прекрасно удалось! Конечно, поменяли имя, стали часто не закрывать все двери, мнительны, и параноидальны! – в этот момент заскрежетала какая-то балка над ними, и Констанция буквально вцепилась шею Джеральда, начав что-то шептать ему на румынском. – Но теперь я просто вас убью, предатель великий целей Германии! Вы послужили Третьему Рейху, но вы променяли грандиозную цель на какого-то унтерменша! – он поднял люгер выше. – Ваши последние слова? – Сзади! – заорал что было мочи Джеральд, резко пригнувшись. – Нет, я не куплюсь на такие штуки, Кинтобор, – кисло улыбнулся он, поправив прицел. Но не прошло и секунды. Лязг металла и обвал балок. Из-за того, что Густав даже не обернулся, его завалило сразу. Наглухо. Под крик девочки, профессор побежал тем же путем, которым и пришел. Сквозь дым, угарный газ, прикрываясь лишь какой-то тряпкой. Оказался на улице. В самой гуще событий. На одной стороне комплекса- французы и англичане, с другой - немцы, окопавшиеся за постройкой ещё одного корпуса. Горящее небо, устланное черным дымом загоревшихся цистерн с топливом. Укрываясь от огня со всех сторон, укутывая девочку, влетел в свою квартиру. И взял заветный "тревожный чемоданчик". Он смутно помнил, как взял машину, и, сбив ворота, вылетел на главную трассу. Как свернул с дороги и поехал буквально на встречу к фронту. Как его обнаружили, взяли в плен. А потом дали укрытие, как беженцам войны. Как стоял на закате около оврага. Включил радио. И с облегчением слушал о том, как феникс, под названием Третий Рейх, пал, растоптан, и стерт с лица многострадальной Земли. Теперь он мог жить спокойно. Наслаждаться тихими летними деньками, изучая язык своей приемной дочери. Улыбаться её первым рисункам и улыбкам. Жить, как человек. В мире. 1953 год. 4 Декабря. Околоземная орбита. Колония АРК. – ...А вот на этом моменте я хочу остановится поподробнее. Знаете, в чем суть-то... Это не ваш уровень. У меня создалось такое впечатление, что под конец вы так начали торопится... Или у вас просто пропал интерес. Поймите, вы написали столько всяких сцен... Скажем мягко, ненужных. И меня вдвойне это расстраивает! Интересный сюжет, завязка, полное соответствие историческим событиям, я даже боюсь представить, какую вы проделали работу над фактами. А диалоги, персонажи? Они просто на высочайшем уровне! А вот концовка... Извините, но это кусок собачьего навоза. Да-да, вот так! Вы одну лишь сцену ухаживания за будущей женой героя описали почти на двадцать страниц. И эти сцены, ни к чему не привели! Они не толкали сюжет вперед, не объясняли каких-то вещей. А тут... Вы просто за одну страницу описали то, что нужно было досконально расписать чуть больше, чем десять страниц! А главный антагонист? Мне больше его жаль, чем главного героя и эту девочку. Из-за того, что вы его так бездарно убили. Это не ваш уровень, Джеральд, и мы оба это знаем. Поэтому, как бы вы не хотели, такую концовку я в тираж пускать не буду. Закуренный кабинет, зажженная лампа, которая симулировала работу обычной керосиновой. И полноватый издатель с короткими, но завитыми усиками и бровями "стрелками". – Но ведь так оно и всё и было! Я реально был в каком-то трансе, забвении, почти два месяца! И я смог полностью придти в себя только тогда, когда по радио сообщили, что Рейхстаг уничтожен! А Шпиццер, его ведь действительно убила упавшая балка! - начал оправдываться Кинтобор. Он уже был на взводе, но старался отвечать издателю в сдержанном тоне. – Нет, Джеральд. Если бы вся литература была полностью реалистична, то про сам феномен "повести" мы бы давно позабыли. Так что... Вон из кабинета и срочно переписывать конец. – весело сказал издатель, махнув рукой. Кинтобор вышел из кабинета угрюмым, но там на скамейке сидела Мария. Она нетерпеливо ждала ответа. – Ну, что, пошли переписывать конец? – улыбнулся профессор. – Конечно! А там ты будешь драться с главным злодеем на кулаках? Или пересядете на самолеты? О, представляю, как вы уже проноситесь между двух башен, и ваши самолеты такие "вжи-и-их", а пулеметы стрекочут "тра-тра-тра-та", а пушки "пыщь", "пыщь"! Ух! А потом ещё надо будет... Джеральд с великим удовольствием слушал и мотал на свои усы то, что она говорила. Если уж кто-то и знает толк в эпических баталиях, так это Мария...