Чертик по имени Фей (от 18)

Спал Марк на диване в кабинете. Проснувшись еще на заре, он до полудня успел переделать массу дел, запланированных на день, чтобы освободить вечер. Некоторое время заняли поиски аппаратуры и медикаментов, которые были в списке, присланном хирургом. Маркус криво улыбнулся, отметив, что губа у врача не дура, благо, что просил тот не для себя лично, а для больницы. А Марку не жалко. Все, что угодно, лишь бы вытащили Тимку из той катастрофы, в которую его втравили непродуманные действия его «защитников». От Димы сообщения не было, а на звонок он ответил заковыристым матом и рекомендацией не лезть пока. Борис приехал без звонка – бледный и уставший. Он молча сидел в кабинете, наблюдая за другом. Даже поехал вместе с Марком на объект, словно не хотел оставаться один. Несколько раз звонила Магда, обеспокоенная и расстроенная. Марк никогда не слышал в ее голосе таких отчаянных ноток. Ближе к вечеру, в сопровождении грузовичка, на котором ехал заказ из больницы, Маркус рванул в БСП. Борис не поехал, резонно предположив, что никого все равно не пустят. Потом, когда Тимка слегка оклемается, можно будет навестить его, поддержать, сказать, что он по-прежнему дорог. Маркус, даже зная, что его не пропустят, все равно поехал, желая решить организационные моменты с хирургом, на счет которого тоже немного капнуло от щедрот Ольберга. Марк спешил, но, как оказалось, зря. Тимка еще не приходил в себя, вернее, снова спал, накачанный лекарствами. Медсестра из реанимации выпроводила Маркуса, и в небольшом холле Ольберг наткнулся на Чертышовых. Тамара тихо плакала, уткнувшись мужу в плечо, Мишка хмуро рассматривал свои руки и вскинулся, увидев Марка. - Здравствуйте, - проявил вежливость Ольберг, неотрывно глядя в прозрачное окошко на двери, ведущей в реанимационный отдел. - Здравствуйте, Марк, - тихо ответила Тамара, поднимая заплаканное лицо. – К Тиму не пускают, но мы не могли сидеть дома... Там с ним медсестра постоянно находится… - Что ты объясняешь, Тома, - с досадой сказал Чертышов-старший. – Кто он такой, чтобы перед ним отчитываться? - Папа, это Тимкин… - Закрой рот, - перебил сына Илья Григорьевич и злобно зыркнул на Маркуса. – Мне все равно, кто он Тиму, но ему здесь не место. Он посторонний человек. - Я не буду ссориться с вами, - спокойно ответил Марк, пытаясь держать себя в руках. – Но никуда не уйду, потому что Тим мне дорог даже больше, чем вам. - Илья, уймись, - Тамара даже поднялась с места. – Ты не вправе указывать Маркусу, что делать. Как и нашему сыну, которого сам же и выставил из дома. Вспомни, что ты ему наговорил в нашу последнюю встречу. Как ты думаешь, кого Тимочка будет рад видеть больше: тебя или этого молодого человека? Марк едва заметно кивнул женщине в знак признательности и сказал: - Поищу его врача, нужно передать заказанные препараты, да и аппаратуру не мешало бы оприходовать, как благотворительный взнос. - Я пойду с вами, - Мишка вскочил с лавки и с мольбой посмотрел на Ольберга. Марк хорошо понимал подростка: сидеть в тягостном ожидании, не в силах видеть, как плачет мать, очень сложно. «Хорошие мальчики получились у этой женщины, - подумал Маркус, разглядывая парнишку, что шагал рядом с ним. – Жаль только, что отец у них такой непрошибаемый. Тимке, наверное, доставил немало неприятных моментов, знаем таких, плавали». - Вы не обращайте на отца внимания, - заговорил Миша, - он по-своему Тимку любит. Просто… разочарован, что не получилось воспитать из старшего сына такого же вояку, как он сам. - А что же ты? - Я тоже не вояка, - в голосе Мишки послышался смех. – Я больше по технике да программам… Мать жалко – ей из-за нас больше всего от отца достается. Он говорит, что ее гены виноваты, что мы такие уродились. - Знаешь, мне все больше и больше хочется дать твоему отцу в морду, - сказал Маркус, стуча в дверь ординаторской. Пока Ольберг сдавал благотворительную помощь, договаривался о постоянном контроле Тимкиного состояния, которое пришлось хорошо оплатить в нелегальную «кассу», Мишка молча сидел под кабинетом и ждал. Любовник брательника ему понравился. Нет, не в ТОМ смысле, а просто… Серьезный, спокойный, властный, настойчивый, внимательный… Миша не сразу смог принять ту шокирующую информацию, что Тимка, на которого он едва ли не молился, вдруг оказался геем. И, даже сказав Тиму, что понимает и принимает, - не понимал. И только несколько месяцев спустя, встретившись с братом пару раз, понял, что тот никоим образом не изменился. Не стал хуже или, боже упаси, не обабился, как педики в фильмах. Тимка даже стал больше восхищать Мишу тем, что смог выжить без родительской поддержки, пусть отец и фыркает, что «насосал» и «натанцевал». Тим не такой… Хотя, понятное дело, он со своим прежним любовником не в шахматы играл. Да и с этим, Марком, тоже. Но если не думать о подробностях, то вполне можно смириться с положением этих голубых дел. Миша окинул взглядом вышедшего из ординатуры Марка и кивнул сам себе: почему-то решительное выражение на бледном лице мужчины успокоило подростка. С Тимкой все будет хорошо, не может быть иначе. Тимка так и не очнулся. Маркус ехал домой с тяжелым сердцем, не в силах отогнать картину, то и дело возникающую перед глазами: бледный, какой-то бескровный Тим, опутанный проводами, лежит на узкой высокой кушетке неподвижно и безвольно. Успокаивало только то, что врач оценивал состояние пациента, как средне-тяжелое с позитивной динамикой. Медики любят такие фразы, которые были малоинформативные, но позволяли надежде поднять голову. Маркус достаточно заплатил медсестрам, чтобы быть уверенным в том, что от Тима не отойдут ни на шаг, но волнение оставалось. А еще начала пробиваться ярость, направленная на того, кто нанял киллера. Искать исполнителя не было смысла: тот лишь выполнил свою работу. Странно только, что стрелял не в голову, а в живот. Кто-то имел информацию о том, где найти Тима, кто-то решил, что, убив парня, отомстит… Кому? Маркусу или лично Тиму? Возможно, этот стрелок был не связан с преследованием ***цкого. Но верилось мало. Оставалось надеяться на Димкиных ребят, которые умели и могли даже дьявола из Ада достать. Марк ездил в больницу каждый вечер на протяжении недели, но Тиму стало хуже, и к нему не пускали никого. Пару раз Ольберг встретил чету Чертышовых, один раз Мишку, который в очередной раз сдавал кровь. - Я позвоню вам, когда к Тимке будут пускать, - пообещала Тамара, игнорируя ворчание супруга. Она действительно позвонила, и Марк, бросив все дела, поспешил в больницу. Там его едва ли не простерилизовали, прежде чем пустить в палату к Тиму. Возле кушетки сидела Тамара, внимательно наблюдающая за действиями медсестры. Маркус в два шага пересек палату и склонился над кушеткой, вглядываясь в бледное до синевы лицо. - Тим… Тимка… Бледные веки дрогнули, медленно приоткрываясь. Исхудавшее лицо осветила слабая улыбка, а пересохшие губы едва слышно прошептали: - Маркус, ты заберешь меня отсюда? - Тимочка! – Тамара придвинулась ближе, поглаживая безвольную ладонь сына. - Ты поедешь домой, я буду ухаживать за тобой, сынок. - Нет, мам, - прошелестел Тимка, прикрывая глаза. – У тебя достаточно других забот. - На тебя у меня всегда найдется время, что ты придумал себе? – женщина начала всхлипывать. - Ты плачешь, жалеешь меня… Так не хочу. Маркус? - Я заберу тебя, как только врачи позволят, - решительно ответил Ольберг. - Вы зря ругаетесь, - вмешалась медсестра. – Тимофей пробудет у нас как минимум две недели, прежде чем его можно будет забрать домой. Огнестрельные раны очень опасны: повреждения более обширные не только из-за попадания пули, а еще из-за силовой волны, которая бьет по области вокруг проникновения. Перитонит мы пережили нормально, но сейчас начнется самое сложное – выхаживание. Специфическая диета, физпроцедуры, чтобы не допустить спаек. Так что ты, Тим, можешь даже не думать о том, чтобы от нас сбежать. Маркус покрепче сжал вялую ладонь Тима, когда тот с мольбой посмотрел на него. - Я буду приезжать каждый день, не волнуйся, - не обращая внимания на женщин, Ольберг ласково поцеловал Тимкино запястье. – Буду кормить тебя с ложечки протертым супчиком. - Еду я бы вам рекомендовала взять на себя: я выдам вам список рецептов и разрешенных продуктов, - медсестра обращалась к Тамаре, но Марк чувствовал на себе ее пристальный взгляд. Впрочем, ему было все равно. Главное, Тимка улыбнулся ему, пусть через силу, пусть без ямочек на впалых щеках. Хотелось обнять парнишку, прижать к себе, передать часть своей силы, забрать боль, которая прячется за сильным обезболивающим. Но Тимка выглядел так хрупко и болезненно, что становилось страшно. Поэтому Марку только и оставалось, что целовать подрагивающую ладошку, дыша запахом больницы, пропитавшей гладкую кожу. - Марк… Я посплю, хорошо? - Хорошо, малыш, спи, - Марк погладил Тима по покрытому испариной лбу, отводя растрепанную челку в сторону. - Идите домой, - медсестра положила руку на плечо Марка. – Мальчик будет спать до утра, я ввела ему снотворное и обезболивающее. О диете я напишу вам на электронную почту, она у меня где-то записана. Уходить не хотелось. Но Марк понимал, что лучше не перечить, а приехать завтра. Он мысленно прикинул разговор с матерью, которая имеет опыт в приготовлении диетических блюд. - Я возьму отпуск на работе, - сказала Тамара, наклоняясь, чтобы поцеловать Тимку. – Буду возить ему еду. - В этом нет необходимости, - выходя вместе с ней в коридор, сказал Ольберг. – Я буду привозить ему еду утром, моя сестра – во время обеда, а вы, если удобно, то можете взять на себя вечернее кормление. Медперсонал здесь вполне компетентный, о внимательном отношении к Тиму я договорился. Тамара остановилась и повернулась к Марку: - У нас есть деньги, вам не обязательно тратиться. - Вы не понимаете, - Ольберг холодно взглянул на женщину. – Для Тимофея я сделаю все, что будет необходимо. Даже увезу его в Германию на реабилитацию, если в этом будет необходимость. - Но… - Вы его родители, я это понимаю. Но ответственность за Тима сейчас лежит на мне как на его партнере. К тому же, он совершеннолетний и может сам решать, с кем ему быть и куда ехать. И мои деньги принадлежат ему, как и мое время, и мои возможности. Тамара отвернулась, а потом со вздохом сказала: - Я постоянно забываю, что Тимка уже вырос. Вы правы, Маркус… Конечно, мне было бы спокойнее, если бы Тим встречался с девушкой, но случилось то, что случилось. И уж лучше вы, чем такой же малолетний пацан, который ничего не знает о жизни. Обещайте только, что не будете препятствовать нашим встречам. Все же я мать. - Вы очень хорошая мать, - голос Маркуса смягчился. – Я рад, что вы так спокойно приняли меня. Конечно, я не вправе запрещать вам видеться, и был бы рад познакомиться с вашей семьей поближе. - Мне придется еще долго воевать с мужем, прежде чем он сможет хотя бы удерживаться от словесных оскорблений, - женщина пошла к выходу. - У меня тоже натянутые отношения с отцом, но он все же принял меня таким, какой я есть. Даже хотел познакомиться с Тимофеем, - Марк повел Тамару к своей машине. – Моя сестра Магдалена просто в восторге от Тимки. Я познакомлю вас, если хотите, чтобы вы знали, кто навещает Тима, когда я занят. - Хорошо, - женщина бледно улыбнулась, очень напоминая этой улыбкой своего сына. Но Марк соскучился по другим улыбкам: по ехидным, веселым, кривовато горьким, насмешливым, капризным, соблазнительным, проказливым, хитрым. Соскучился по Чертенку по имени Фей, по его непредсказуемым выходкам, по задумчивым взглядам, по голосу, по ласкам. Этих ласк было пока так мало, так преступно мало, что сводило скулы от желания и злости на того, кто прервал их взаимное влечение. Марк выкатил на проспект и направился по знакомому уже маршруту к дому, где жила семья Тимки. Женщина, молча сидевшая рядом, уже не казалась чужой, ведь она – часть Тимкиной жизни, той, что была у него раньше, и той, что будет у него в будущем.