Чертик по имени Фей (от 18)

Восстановление Тима было долгим и трудным процессом. Мать Маркуса, узнав подробности, решительно взяла дело в свои руки. Будучи дамой волевой и неограниченной во времени, она не ленилась навестить Тима два-три раза в день, чтобы привезти судки с еще теплым, а главное, свежесваренным супом-пюре или перетертыми овощами и мясом. Питание было очень дробным, а еда должна быть самая свежая, поэтому Маркус был несказанно благодарен матери за такую заботу. Фрау Ида только отмахивалась: - Занимайся своими мужскими делами, а мальчика оставь на нас, женщин. Мы лучше знаем, что делать. Тамара была в восторге от Иды и старалась ей не перечить. Впрочем, действия фрау Ольберг не вызывали недовольства. Наоборот, в присутствии этой невысокой светловолосой женщины весь окружающий мир приходил в движение: медсестры шевелились быстрее, медбрат, сопровождавший Тимку на физиотерапию, становился практически обходительным, врач, наблюдающий Тимофея, прибывал по первому требованию, тщательно изучая малейшие изменения в показаниях приборов. И Тимка потом со смехом пересказывал Маркусу обо всей этой шумихе вокруг него, периодически охая от боли. - Теперь становится понятным, в кого Магда удалась, - сказал он однажды, когда посмотрел на выволочку, устроенную фрау Идой какой-то нянечке, которая слишком долго убирала в палате. Тимке тогда стало плохо, а медсестричка вышла за очередной порцией лекарства и не успела подставить Тиму какую-то емкость. Марк иногда успевал приехать перед вечерней прогулкой и водил Тима по длинному коридору, поддерживая его под острый локоть. Тимка радовался его приходу, улыбался, хотя Ольберг видел каждую гримасу боли, слышал каждый сдавленный вздох, от которого обрывалось где-то в груди. Тим не жаловался, не ныл, не показывал своего состояния, но Марк знал, что боль никуда не делась. Большинство сильных обезболивающих уже отменили, чтобы не мешать процессу восстановления, поэтому каждый шаг, каждое движение Тимофея сопровождалось, пусть не резкой, но болью. А двигаться было просто необходимо, чтобы избежать осложнений. Вечером Маркус оставался подольше, чтобы поразвлечь Тимку, покормить его поздним ужином. Это время стало для них возможностью узнать друг друга лучше без суеты и спешки. И симпатия, возникшая между ними ранее, медленно, но уверенно трансформировалась во что-то более глубокое. И эти две недели, пусть такие тяжелые, стали для них переломными. Маркуса восхищала сила воли Тимофея, его отчаянное желание выкарабкаться, выбраться, победить боль и слабость. Тимка же проникался доверием, чувством надежного плеча рядом, позволял себе проявлять искренние эмоции, зная, что на них ответят взаимностью. Еще неделю назад Тима перевели в обычную палату «повышенной комфортности», которую ему организовал Марк, и он с боем выбил у врача разрешение на то, чтобы пользоваться планшетом, подсоединенным к интернету. Узнав, для чего это нужно, Маркус долго смеялся, а потом так жарко поцеловал Тимку, что тот даже пискнул, слабо цепляясь за воротник его рубашки. - Трудоголик, - с чувством констатировал Марк, налаживая связь с человеком, которого он отрядил наблюдать за окончательными работами в доме Вахтанга Георгадзе. И Тимофей, наблюдая через камеру, давал указания, как правильно размещать заказанную ранее мебель, какие выбирать шторы и прочий текстиль, лампы, светильники, мелкий декор. Вахтанг ругался с ним, уговаривая подождать до выздоровления, но Тим неизменно отвечал: - Это для меня лучший способ почувствовать себя живым. Маркус не возражал. Маркус уважал и поддерживал, хотя был полностью согласен с Вахтангом. Однако по себе знал, что работа лучше всего отвлекает от тяжелых мыслей или постоянной ноющей боли. Поэтому приносил и альбомы с карандашами и какие-то образцы, которые Тимка хотел увидеть лично. Очень волновало Ольберга то, что Тим ни разу не заговорил о своем ранении. Сам Маркус не желал начинать этот разговор, потому что ему нечего было сказать Тиму. Дима все еще рыл землю, выискивая заказчика покушения, и на все вопросы отвечал зло и матерно. Магда уехала в Германию вместе с Сеней, желая быстрее закончить с этим делом. Марку пришлось уговаривать ее лететь, пока посольство дает добро, но теперь в доме было тихо и душно. Душно не от жары, а от постоянной тревоги за Тима. Мало кто знал, но, по договоренности с главврачом больницы, в отделении, где лежал Тимка, постоянно дежурил кто-то из ребят Дмитрия. Они изображали из себя младших медицинских работников, имея «в анамнезе» неоконченное медицинское образование. Где их нашел Дима, было непонятно, но в их надежности сомневаться не приходилось. И все же разговор с Тимкой состоялся. Маркус, проводив Тамару с Мишей, устроился возле кровати Тима и наблюдал за тем, как медсестричка делает перевязку. Шрам, обезобразивший живот Тимофея, все еще выглядел воспаленным и болезненным. Марк крепко сжал руку Тимофея, и тот, посмотрев на него, негромко спросил: - Не нравлюсь… с этим? Марк покачал головой, целуя костяшки пальцев Тимофея. - Прости меня, я не думал, что в результате именно ты окажешься под ударом. - Это должно было случиться. Если я смог ускользнуть от одной опасности, то она пришла в другом обличии. И кто знает, может, тут я еще легко отделался. По крайней мере, пострадало лишь мое тело… Марк сглотнул пересохшим горлом, понимая то, о чем хотел сказать Тимка. Для него действительно предпочтительнее мучиться от физической боли, чем пережить изнасилование. Тем более что подобное уже в его жизни было. Сколько же пришлось пережить этому неунывающему парню! Ссора с отцом, уход из дома, попытки выжить в одиночку, танцы в клубе под постоянным прицелом похотливых взглядов, ненужная и не совсем честная связь с Борисом, нападение и избиение, опасный интерес со стороны ***цкого, а теперь вот еще и ранение. Разве Тимка заслужил это все? Марк поклялся сам себе, что сделает так, чтобы Тимка смог забыть, оставить в прошлом все свои страхи и боль. Чтобы широко и открыто улыбался, не боясь никого и ничего. Чтобы он знал, что за его спиной всегда есть и будет защитник. Они справятся, со всем справятся… вместе. - Ты же будешь жить со мной? - спросил Маркус, когда медсестра унесла использованные бинты. - Буду, что за вопросы, - Тимка посмотрел на Маркуса с улыбкой. – Даже не надейся, что я откажусь. - Ну вот, - деланно расстроился Марк, - я тут из вежливости предложил, а он сразу согласился. Смех Тимки, пусть и сразу же оборванный из-за приступа боли, был долгожданной наградой. Марк долго целовал улыбающиеся губы, а потом наблюдал за уснувшим парнем, пока медсестра не выставила его из палаты. Дима позвонил, когда Марк уже лег спать. Сначала Ольберг даже не понял, о чем идет речь, а потом резко поднялся и принялся одеваться. - Да не суетись, Маркус, - в голосе Димы сквозила усталость. – Дамочку мы прикрыли на ночь. Некогда мне с ней сегодня возиться. У меня Лерчик уже две недели позабыт, позаброшен. Боюсь, как бы у него ничего важного-нужного не заросло. Буду проверять сейчас. - Димка, не строй из себя прожженного циника. Признайся, что мальчик тебе небезразличен, - Марк устроился на кровати и улыбнулся в темноту. Бывший любовник долго молчал, а потом глухо сказал: - Это подрывает мой авторитет и портит мне репутацию. И, Марк… не говори Лерчику об этом. Я сам скажу… потом. - Димка, а если никакого «потом» не будет? Когда в Тимку стреляли... - Понял, понял! – рыкнул в трубку Дима. Маркус услышал его шаги по ламинату, потом стук в дверь и слова: - Это я, Лерчик, открой. Голос парнишки был едва слышен, а потом тот ойкнул, в трубке зашелестело, затрещало, кто-то громко застонал, и голос Димы отчетливо произнес: - Зараза мелкая, ты зачем меня влюбил в себя? Сейчас наказывать буду – вставай раком. Маркус напрягся, но сразу же успокоился, когда услышал, как смеется Лерчик. После очередного протяжного стона, Ольберг выключил телефон, не желая слушать звуки чужой жизни. У него есть своя. Заинтересованно поднявшийся член пришлось успокаивать в тугой хватке пальцев, но и потом Марк долго не мог уснуть, раздумывая о том, кого именно вычислили и поймали люди Димы. Как оказалось, все было довольно банально. Жена ***цкого, дамочка жадная и ушлая, была вполне себе в курсе дел своего неверного супруга. И этой предосудительной неверностью, а именно – тягой к молоденьким мальчикам она его и шантажировала. Со временем даже взяла часть дел на себя, умело перекраивая возросший семейный бюджет в свою пользу. Ей очень повезло, что ***цкий попался именно на своем личном участке незаконной деятельности, а дамочка сделала вид, что ни сном, ни духом. Это дало ей время собрать все деньги, ценности и залечь на дно. Позже она надеялась уехать и жить безбедно где-то на Кипре. Но прежде мстительная мадам ***цкая решила наказать тех, кто лишил ее спокойной жизни. Как и многие женщины, она начала действовать в обход и отомстила всем и сразу, уничтожив человека, ради которого раскрутилось дело против ее мужа. И не просто убить, а так, чтобы долго мучился. Но киллер был либо слишком хорош, либо слишком плох, потому что его пуля нанесла намного меньше повреждений, чем могло бы быть. Именно поэтому дамочка еще была жива и относительно невредима. Маркус узнал об этом уже на следующий день, приехав к Дмитрию домой. Он старался не смотреть на то, как отчаянно ласкается к сонному и умиротворенному Диме его Лерчик. Нет, он был рад и за друга, и за этого мальчика, но… К тому же, вряд ли Тимка будет смотреть на него такими кошачьими влюбленными глазами, скорее отделается своими обычными шуточками. Если Диме нужен партнер, откровенно слабее его лично, то Марк всегда мечтал о равном себе. Тимка еще слишком юн, но в нем чувствуется стержень, стальной и несгибаемый. Через полчаса подъехал Борис, а за ним следом, неожиданно для всех, Герман Ольберг. - Не думал, что моя квартира столь популярна, - проворчал Дмитрий, впуская гостя. - Не хами, Шальнов, тебе это слишком к лицу, - хладнокровно ответил гость и посмотрел на сына. – Ну что, мальчики, наворотили дел? Где Татьяна ***цкая? - У меня в офисе, - Дмитрий с вызовом посмотрел на Германа. - Что планируете с ней делать? - Ноги в бетон – и в реку, - оскалился Дима и мельком оглянулся на охнувшего Лерчика. - Предлагаю отдать ее Генеральному Прокурору. Он звонил мне сегодня утром, спрашивал. Дима недовольно поморщился: - Ну, шагу нельзя ступить, чтобы на хвост прокуратура не упала. И где они были, когда я искал «заказчика»? - Ты, Шальнов, фигура значимая, за тобой не могут не следить. А тут ты еще такого шороху навел, - Герман устроился на диване и кивнул на молчаливое предложение Лерчика налить чаю. – Тебе не мешали, а это не менее важно. Татьяна ***цкая – темная лошадка, на одних только подозрениях дело не откроешь. - А если я не соглашусь ее отдать? - упрямо спросил Дима, наклоняясь в сторону гостя и сверкая шальными глазами. - Дима, не надо ее убивать… пожалуйста, - тихо попросил Лерчик и отшатнулся, когда Дмитрий рыкнул: - А ты помолчи! Лерчик отвернулся, скукожился, опустил голову и затих. Маркус видел, как задрожали его губы, явно от обиды, а не от страха. Ольбергу хотелось вмешаться, но он не успел. Дима тяжело вздохнул, потянул на себя Лерчика, сердито бурча ему в волосы: - Да на х** она мне сдалась! Успокойся, ну! Маркус улыбнулся и подмигнул Борису. Герман же, поморщившись, решил нарушить интимную обстановку и сказал: - Позвони своим, чтобы привезли Татьяну в Прокуратуру. И все, что ты на нее накопал – тоже. Дима поднялся с места, вскинул Лерчика вверх, перехватывая его под попу, и ответил, ни к кому не обращаясь: - Дорогие гости, вы знаете, как дверь закрывается. Дамочку я отдам, но позже. - Наглец, - процедил Герман, поднимаясь с дивана. – Поехали, сын. Я хочу, наконец, увидеть твоего Чертика.