Чертик по имени Фей (от 18)

Марк вел машину на одних рефлексах, его голова была занята мыслями о Тимке, о мстительной женщине, об отце, который проявил странное для него благодушие, наблюдая за парочкой геев. Впрочем, Германа Ольберга нельзя было назвать гомофобом, просто он был немало разочарован в собственном сыне, которому прочил карьеру и выгодную женитьбу. Но, будучи гибким и расчетливым человеком, Герман вскоре сменил гнев на милость, позволив сыну жить, как ему вздумается, соблюдая лишь внешние правила приличия. Кое-чем все же пришлось поступиться, но сейчас, занимая пост советника при после Германии, Герман находил в своем положении немало плюсов. Мало кто знал, что именно Герман Ольберг решает все важные вопросы по международным отношениям, являясь своего рода серым кардиналом посольства. Герман много лет отдал своей работе, заимел множество связей, при этом оставаясь абсолютно нейтральным к любой власти. Страну, в которой прожил много лет, где женился и вырастил двоих детей, любил и уважал, но родина для него была все же вне конкуренции. Поэтому Герман всегда рассматривал каждое свое действие как еще один камень в фундаменте престижа Германии. И только если что-то касалось его семьи, приоритеты смещались не в пользу арийского государства. Вот и сейчас, искоса поглядывая на задумчивого сына, который сильно повзрослел, даже постарел за последние несколько недель, Герман понимал, что придется пересматривать свое отношение к Марку, оказывать расположение к его избраннику, лишь бы убрать с его лица это усталое и пасмурное выражение. Впрочем, Герман вскоре увидел, кто действительно имеет силу преобразить Марка. Худенький невысокий парнишка, бредущий вдоль стены, вдруг остановился на полушаге и оглянулся. На бледном лице засияла такая радостная улыбка, что Герман не смог сдержать свою. Парнишка откинул со лба длинноватую челку, пошатнулся, ударившись плечом о стену, поморщился и поковылял им навстречу. Много ему не удалось пройти: Марк сорвался с места и подхватил его, поддерживая и осторожно прижимая к себе. Мальчишка что-то зашептал Маркусу на ухо, улыбаясь лукаво и немного игриво. И Герман понял, что поладить с этим парнишкой не составит труда. Особенно если после его слов и действий на лице Марка появляется веселая улыбка, а глаза загораются знакомым азартным огнем. - Отец, познакомься – Тимофей, - Марк подвел бледного, но бодрого парня ближе. – Тимка, это мой отец. - Герман, - Ольберг-старший протянул руку и осторожно пожал холодную ладонь Тима. – Рад с тобой познакомиться, Тимофей. - И я рад, - улыбнулся Тим. – Что-то случилось? – повернулся он к Маркусу. Очень сильно хотелось прижаться теснее, напроситься на поцелуй, перебить больничный запах ароматом горьковатого парфюма, который так нравился Тимке. Марк, словно прочитал его мысли: объятия стали крепче, теплая рука прошлась по спине, а губы согрелись в мягком поцелуе. - Идем в палату, я тебе сейчас все расскажу, - Марк бросил взгляд на отца, отслеживая его реакцию с легким вызовом, но тот ответил спокойным взглядом и шагнул следом за сыном. В палате их ждала медсестра, которая сразу же занялась Тимофеем, ворча на несносных мальчишек, которые не слушаются старших. - Нина Сергеевна, - Тимка заглянул немолодой женщине в глаза и невинно улыбнулся, - врач рекомендовал побольше двигаться, вы же сами слышали. - Под присмотром, Тимофей, - строгости в голосе медсестры не убавилось. Она ловко сняла повязку, и Герман вздрогнул при виде опухлого, но уже заживающего разреза на животе парня. Судя по тому, как побелели костяшки пальцев Тима, который держался за запястье Маркуса, процедура была не совсем приятна. Но медсестра выглядела довольной: - Ты, Тимка, - везунчик и живчик. Такое ранение, и без особых последствий. Выпишут тебя в конце недели, а через месяц скакать и прыгать будешь, - она вышла в коридор. - И танцевать, – Тимка как-то хитро сощурился, глядя на улыбающегося Маркуса с непонятным Герману значением. - Не натанцевался еще? - раздалось от двери. – Не только члены на свой зад собираешь, но и неприятности. - Что бы я ни собирал – все мое: и члены, и пули! – с вызовом ответил Тимка. – И не твое дело, куда я и что собираю. Маркус резко поднялся с места, прикрывая Тимофея, но сказать ничего не успел. - Сын, вернись к своему мальчику, - спокойным тоном попросил Герман. – Не могли бы вы представиться? – обратился он к сердитому мужчине, застывшему в дверях. - Илья Григорьевич. Отец… этого, - он поморщился, - «мальчика». - Мне показалось, что вы решили оскорбить партнера моего сына, - Герман медленно поднялся. - Вам не показалось, - Чертышов-старший с вызовом сложил руки на груди, демонстрируя неплохие для его возраста мускулы. - Думаю, нам нужно поговорить без свидетелей, - Герману не нужно было играть мускулами, которыми он и не обладал, чтобы показать, кто в этом помещении главный. Сам Герман не сразу принял ориентацию Маркуса, но никогда не позволял себе оскорбительные высказывания. Судя по тому, как агрессивно отреагировал улыбчивый Тимка, оскорблений от отца он уже успел наслушаться. Да и Маркус напрягся, явно вспомнив их сложные разговоры и натянутые отношения. Герман не так давно дошел до мысли, что таким образом он может потерять не только любовь и уважение сына, но и стать для него врагом. И не понимал мужчину, отца, у которого сына едва не убили, почему тот не ценит шансы, которые предоставила ему судьба. Ведь можно было бы сблизиться, поговорить друг с другом, помириться. Взамен, один оскорбляет, а второй озлобляется. - Думаю, мне с вами говорить не о чем, - Илья сердито посмотрел на сына и повернулся, чтобы выйти. Марк вопросительно посмотрел на отца, и тот едва заметно качнул головой. - Тогда подумайте о том, что у вас больше нет сына. В палату заглянул Мишка и пискнул, когда отец за шкирки втянул его внутрь. - У меня есть сын. Нормальный сын! Мишка взглянул на бледного до синевы брата, на злого Маркуса, на незнакомого мужчину с властным выражением лица, а потом перевел взгляд на взбешенного отца. - Папочка, только не бей меня, - манерным голоском пропищал он. – Я Игорешу с параллельного класса люблю. Бл*! Он с грохотом упал на пол, когда отец выпустил из кулака его воротник. Поднял голову и тихо спросил: - Теперь и меня у тебя нет? Я же ненормальный сын. - Миша, зачем? – голос Тимки звучал устало и прерывисто. – Что ты хочешь доказать? - Уже все доказал, - Миша поднялся, отряхнул колени и посмотрел на отца. – Ты не любишь ни Тимку, ни меня. Зачем тогда вы с мамой нас рожали? - Миша. - Если родители любят, то любят любого: больного, здорового, натурала или гея, - Мишка отвернулся от отца и подошел к Тиму, который сидел на краю кровати, держась за живот. - Миша?! - Да соврал я, соврал! – Мишка сжал кулаки и повернулся к отцу. – Извиняться не буду. - А ведь мы с вами, Илья, в одной лодке, - Герман взглянул на сына, который встревоженно склонился над Тимкой. – Маркус тоже гей. Не могу сказать, что был в восторге от этого, да и моя карьера слегка пошатнулась из-за отношения к гомосексуалистам в этой стране. Но я больше всего боюсь потерять сына, поэтому всеми силами стараюсь наладить те отношения, что были у нас до его признания. Неужели для вас, взрослого человека, столь важно, с кем встречается ваш сын? Ваш мальчик, которого вы растили, воспитывали, вкладывали душу и свой жизненный опыт. – Тут Герман холодно усмехнулся. – Если, конечно, вы все это делали. - Делал, - оскалился Илья. – Я для него ничего не жалел… - Особенно армейского ремня, - вмешался Мишка, зло зыркая на отца. Илья осекся, а потом, встряхнув головой, сказал: - Не вижу причин для оправдания перед вами. Это мои дети, и мне решать, как строить с ними отношения. - А не будет никаких отношений, - зло усмехнулся Маркус, укладывая молчаливого Тимку на кровать. - Одного ребенка вы выгнали на улицу без средств к существованию, и он вынужден был хвататься за любую работу, чтобы не только выжить, но и получить образование. - Я ждал его домой все это время! Но ему было проще вертеть задом перед гомиками, чем… - Хватит! – Тимка закрыл глаза подрагивающей ладонью и с яростью в голосе продолжил: - Хватит! Убирайся отсюда. Убирайся из моей жизни! Прожил этот год без твоей помощи, справлюсь дальше. Деньги за обучение, которые ты так милостиво выделил, верну, когда выйду на работу. – Он опустил руку и посмотрел на Мишу. – Скажи маме, что я не желаю видеть этого человека рядом со мной. Илья резко открыл дверь и вышел в коридор. Герман шагнул следом, бросив сочувственный взгляд на тяжело дышащего Тимку. Тот потянулся к Маркусу и уткнулся лицом ему в грудь. Плотно прикрыв дверь, Герман направился к выходу из отделения и прямо за дверью наткнулся на Илью, который тяжело опирался на поручни небольшого балкончика возле лестницы. Услышав шаги, оглянулся, с отчаяньем глядя на Ольберга-старшего. - Я не знаю, что мне делать. Как можно любить и одновременно презирать собственного ребенка? Я едва сам не умер, когда узнал, что в Тима стреляли. Но как вижу его, такая злость разбирает… - Ты эгоист, Илья, - Герман перешел на «ты». – Ты хотел вырастить мальчиков, как свои копии, но не учел одного – это не клоны и не роботы, которых можно запрограммировать. И когда у тебя не получился нужный результат, началось отторжение. Миша-то тебе чем не угодил? Я ведь заметил, что он уже начал от тебя отстраняться. Еще немного, и ты потеряешь и этого ребенка. - Миша… Здоровый парень, спортом занимался. А потом вдруг засел за свои игрушки, компьютеры. Говорит, что программером будет. Мать ему потакает, накупила книжек каких-то, курсы при школе оплатила. Герман с веселым недоумением посмотрел на Илью, который уже вошел в раж, а потом развернулся и пошел назад к палате Тима. - Я думал, у тебя еще есть шансы на примирение с сыновьями, и хотел помочь, - бросил он через плечо. – Но вижу, что только потрачу время и силы впустую. Но с твоей женой я с удовольствием познакомлюсь. Моя супруга о ней очень хорошо отзывается, а теперь я понимаю, что она действительно прекрасная мать. Герман скрылся за дверью, а Илья, с силой ударив по стене кулаком, медленно побрел вниз, совершенно забыв, что оставил Мишу наверху. Тот догнал его сам и молча устроился на сидении, глядя куда угодно, но не на отца. - Мишка. Но подросток упорно смотрел в окно, игнорируя зов отца. - Миш. Тот компьютер, что ты хотел… - Подачки не нужны, - прервал его Миша. – Тима сказал, что знает, что такое мечта, и поможет мне ее осуществить. Илья рывком вырулил с парковки и повел машину домой, едва ли не впервые ощущая идущие от другого человека эмоции. И от враждебности, разлившейся в тесном пространстве, становилось очень холодно. «Еще немного, и ты потеряешь своих детей». Тома. Ему нужна Тома. Почему-то у нее получалось успокоить его, она умела правильно подобрать слова. Да и подбирала, но он не хотел ее слушать. Теперь… теперь просто необходимо выслушать и принять их. Герман столкнулся в дверях с Мишей, молча сжал его плечо, подбадривая, и вошел. Внутри даже ничего не дрогнуло, когда он увидел Маркуса, целующего Тима. «Привык. Или смирился». - Маркус, мне нужно ехать. Да и Тимофею просто необходимо отдохнуть. Встреча получилась… бурной. - Хорошо, - Марк обнял Тима. – Я поеду на работу, а потом сразу вернусь сюда. Скоро мама приедет, привезет тебе поесть. Маркус решил пока не говорить о женщине, нанявшей киллера. Пусть Тимка успокоится после концерта, устроенного посетителями. - Потерпи до конца недели, я тебя заберу домой. - Ты будешь носить Феечку на руках? – во взгляде Тимки появилось обожаемое Марком лукавство. - Обязательно, - Марк повеселел, чмокнул парня в порозовевшие губы, растрепал темные прядки и пошел к выходу. - До свидания, герр Ольберг, - вежливо кивнул Тимка. - До скорой встречи, молодой человек. Подходя к машине, которую подогнал личный водитель, Герман вдруг усмехнулся и сказал: - А мальчика я одобряю. Есть в нем стержень. - Есть. Шило в попе называется, - Марк подмигнул отцу и сел за руль своего авто. Коротко посигналив, он рванул в сторону агентства, а Герман еще некоторое время стоял, рассеянно глядя на здание больницы. Определенно, выбор сына его порадовал. Даже с шилом в попе.