Гвардия Солнца

      Иланаро вдруг ощутил какое-то усталое отчаяние. Он уже начал подозревать, что истории, частью которой он стал, чужд разумный подход; что представление не то его бабушки, не то Клавикуса Вайла, не то самой судьбы о герое куда ближе к таковым у Арнгейра, чем у него самого.       – Увы, – процедил Арнгейр, на морщинистом лице отразилась сложная смесь чувств – неловкость за неудачу и некоторое злорадство.       – Может, вы что-то сделали не так?       – А может, ты оказался недостоин быть Исмиром? – парировал Арнгейр. – Ты думал, что умнее всех, юноша? Но обмануть судьбу не выйдет… герой должен быть героем, я говорил тебе это много раз, но ты…       Иланаро с неудовольствием понял, что краснеет. Было немыслимо согласиться с тем, что Арнгейр прав. Но теперь он впервые рассмотрел такую вероятность. Ведь он даже читал нечто подобное… кажется, в «Арктурианской ереси».       – Или тут что-то третье, – упрямо сказал он.       – Надеюсь, ты выше подозрений о том, что мы специально Крикнули неправильно? – надменно спросил Седобородый.       Иланаро пожал плечами. Он всегда старался рассматривать любые варианты.       – Давайте попробуем еще раз, – сказал он. Это оказалось неожиданно тяжело предложить. Вот Гвардия, относящаяся ко всему рационально, только приветствовала бы подобное упорство, но Седобородые наверняка возмутятся.       – Это тем более не по-геройски! – возвысил голос Арнгейр. Что и требовалось доказать. – Ты хочешь уж точно оказаться недостойным Короны Бурь, перепроверяя, сомневаясь? Остановись! Остановись, Довакин, заклинаю тебя! Возможно, есть еще шанс вернуться на Путь – но он не в том, чтобы осторожничать и планировать. Ради этого мира ты должен переломить себя, – старец сказал это очень серьезно.       – То есть просто выйти на Алдуина, и будь что будет?       Арнгейр вздохнул.       – Судьба поведет тебя, если ты отдашься ей.       Иланаро не мог сказать Седобородому, что Гвардия может и не позволить ему так поступить. И не хотел упоминать Клавикуса Вайла – с Седобородых сталось бы отказаться от него, узнай они подоплеку его избранности.       – Что ж, – вместо этого сказал Иланаро, – пойду выйду в чисто поле и вызову Алдуина на честный бой.       – Не шути с этим, – с ноткой угрозы сказал Арнгейр.       – А разве не это вы мне советовали только что?       – Не притворяйся глупцом! – рявкнул старец. – Я говорил совсем о другом!       Все остальные Седобородые стояли словно статуи, скрестив на груди руки, но Иланаро чувствовал, что они разделяют точку зрения своего старшего.       – Послушайте! Ну как я могу усилием воли перестать быть собой? Я могу только притвориться героем, переломить себя и поступить как полный идиот. Наверное, я способен – хотя не факт – просто взять и пойти на Алдуина с голыми руками, или все равно что с голыми руками, так как для него любое оружие и любая магия – ничто, но я буду знать, что это глупо, что это самоубийство, я буду в ужасе за свою жизнь… и буду все равно думать, что был вариант лучше. Что было сколько угодно вариантов лучше! И раз уж Исмир имеет собственную волю и сознание, чтобы решать, достоин я его или нет, то он решит, что я недостоин, и в этом случае.       – Нет, Довакин… Если ты преодолеешь свой страх и выйдешь на бой – значит, ты достоин! Так поступают герои.       – Это срабатывает только в книгах, – проговорил Иланаро. – Вы отсиживались тут, пока шла Великая Война, а я видел, что случается с теми, кто преодолел свой страх и вышел на неравный бой. Они погибают. Они всегда погибают. Я видел трупы людей, которые пытались защитить свои дома, свои семьи от алинорских солдат кухонным ножом, лопатой, голыми руками. Некоторым повезло и их убили сразу, некоторых… истязали, – он вспомнил и содрогнулся. В первый раз увидев эту жуткую картину, он едва мог поверить, что на это способны альтмеры. – Я видел, как один солдат, наверное, отставший на марше и наткнувшийся на вражеский патруль, не просил пощады и не пытался сбежать, а сразился с целым десятком – и его смяли за несколько секунд. Как необученные крестьяне бросились на отряд кавалеристов в полной выкладке – и погибли все, никого даже не убив, даже серьезно не ранив.       – При чем тут это?! – но было видно, что убежденность Арнгейра тоже дала трещину.       – Вы не видите параллели?       – Но ты – драконорожденный!       – То есть они все погибли только потому, что не были драконорожденными? Вы сами понимаете, что это чушь.       – Это не чушь! Поверь мне, Довакин, поверь хоть единственный раз, ибо весь Нирн на кону… в нашем мире, чтобы быть кем-то, нужно поступать так, как свойственно этому «кому-то». Ты не сможешь быть Исмиром, не поступая, как Исмир! Ты лишишься этой благодати – и мир падет… Мы все, – он обернулся к другим Седобородым и те медленно кивнули, – умоляем тебя.       – То есть вы хотите, чтобы я был как Вулфхарт? – уточнил Иланаро, уже зная свою следующую фразу.       – Да! – выдохнул Арнгейр. – Именно!       – Но Вулфхарт проиграл.       – Ч-что?       – Вулфхарт был убит Нереваром, Сердце Лорхана досталось кимерам. Северяне проиграли ту войну. Но был и другой Исмир. Талос, Тайбер Септим. Он был стратегом и дипломатом. Он не гнушался планировать и хитрить, уходить от битвы там, где это выгодно… Так что если и есть некий Путь Исмира, с которого можно сойти – хотя я не уверен, что вы правы в этом – то этих пути два, не меньше. И я выбираю второй.       – Ты подумал, что будет, если мир падет из-за того, что ты так упрям? – проговорил Арнгейр, и это явно была последняя попытка – в глазах старика уже появилось угрюмое, безнадежное выражение. Иланаро знал, что будь Седобородый способен – вернее, если бы он осмелился – он применил бы к нему любое насилие, лишь бы Иланаро поступил как герой.       – Я подумал, что будет, если мир падет из-за моей глупости, из-за того, что я что-то недодумал, не подстраховался, не рассчитал, – Иланаро тряхнул головой. – Мы не договоримся, Арнгейр. Я сделаю все, что смогу… а я знаю, что куда лучше я умею думать, нежели действовать. У меня не так уж много времени. Жаль, что вы не смогли мне помочь.       – Видит Шор, – Арнгейр сгорбился, – я сделал все, что мог… хорошо, Довакин. Давай попробуем еще раз. Судьба – я надеюсь и молюсь – умнее меня, и раз она избрала тебя, значит, будет так, как ты скажешь.       Они попробовали еще раз. Но результат не изменился.       После чего Иланаро пошел к себе, а Арнгейр со своими – восвояси.       – Как говорится, ничего мне не рассказывай, я подслушивал, – встретил его Белранд.       – Это хорошо. Переносите меня к Партурнаксу, может быть, все проще, может быть, этот Крик способен использовать только дракон. Нужно проверить.       – Не отсюда. Сделаем вид, что уходим пешком. А ты был весьма неплох, друг. Старый хрыч аж подавился, когда ты напомнил ему, что Вулфхарт проиграл. Полезно знать историю, да? – он усмехнулся.       – Я не знаю, прав ли я.       – И никто не знает. Не зацикливайся на этом, ладно? У нас есть план и мы ему следуем.       – Вдруг я на самом деле лишился благодати Исмира? То есть не то чтобы я был против, это несколько жутковато… но если это обязательно для победы над Алдуином?       – Прелесть нашего плана с Оком в том, что им можно воспользоваться даже без тебя. Фактически, мы задействовали тебя только из-за пророчества. А в пророчестве ни словечка не сказано об Исмире. В пророчестве сказано о Довакине. Мы играем на увеличение шансов, всегда на увеличение шансов. Подстраховываемся как можем – и этот подход тебе, по ходу, близок. В общем… одевайся и пошли. Хорошо бы успеть к дракону засветло.       – Слушай, – Иланаро вдруг вспомнил один волнующий его вопрос. Он уже задавал его Анкано, и не раз, но тот отговаривался общими фразами. – А что все-таки происходит в Коллегии? Они что-то предпринимают насчет того, что Анкано сделал с Оком? Ведь речь шла даже об обрушении Коллегии в море…       – Ну вот об этом не волнуйся, ладно? Уж это мы контролируем. Я бы сказал, все пообвыклись. Дреморы несут круглосуточную стражу, из Синода и из сиродиильской Коллегии приехали консультанты – и уехали ни с чем, Талмор тоже сказал, что не их проблемы, и аж письменно разрешил делать с Анкано что угодно, если вдруг представится возможность. Королева Элисиф и Ульфрик прислали пару гневных писем… ну, денег, конечно, стало поступать куда меньше. Зачаровыватель ваш обжился в Солитьюде, и твердо сказал, что возвращаться не собирается, пока проблема не будет решена. И еще кое-кто уехал от греха, тот парнишка-норд… и данмер, который по Иллюзиям, как его…       – Но все живы?       – Да живы все, о боги! Зачем спрашиваешь? Все равно же не поверишь, пока сам не убедишься.       – И обрушать Коллегию больше не собираются?       – Нет, – сказал Белранд и решительно поднялся. – Впрочем, даже если они ее обрушат, изолирующая сфера продолжит действовать, просто зависнет в воздухе. Прямо как Баар Дау в свое время.       – Я боюсь не за сферу. Ладно. Пойдем.       Снаружи шел мелкий мягкий снежок. Они с Белрандом планировали отойти к обелиску и перенестись, но жизнь внесла свои коррективы. Около стелы отдыхала небольшая группа паломников, в большинстве своем бедно, но опрятно одетых. Выглядели они довольно безобидно. Белранд остановил Иланаро, пока их не заметили.       – Они не должны меня увидеть? – спросил альтмер.       – Почему, пусть видят. Только скажешь им, что все это время готовился к схватке с Алдуином на вершине Глотки Мира, обучаясь у главы Седобородых всяким древним секретам. Немного подрихтуем твое реноме и запутаем тех, кто пытается понять, куда ты делся.       – А ты?       – А я просто еще один паломник. Сейчас побегу обрадую их, что встретил тебя. Сумеешь?       – Ну наверное…       – Так, побольше уверенности в себе. Ты Коронованный Бурей и все такое. А паломники тут у нас бывают двух типов, одиночки-созерцатели, и вот такие, восторженные, которые через весь Скайрим пешком ходят, лишь бы поклониться Высокому Хротгару. С такими все будет просто: продемонстрируешь им пару Криков поэффектнее, заверишь, что скоро Алдуина размажешь тонким слоем по Скайриму…       – Ладно, ладно. А если у кого-то из них родные погибли в Рорикстеде или…       – Скажешь, что отомстишь за них! Все, я пошел, а то сейчас нас они сами заметят, – и Белранд вдруг, подраспустив пояс, выправив одну штанину из сапога, небрежно сдвинув наручи и сбив шапку набекрень, превратился из профессионального бойца в расхлябанного, чуть навеселе норда. И нетвердым шагом заторопился к группе людей.       – Э-эй, братцы-сестрицы! Вы не поверите, кого я встретил! Шоровы кости, вон он! Это же Довакин! Довакин с нами! А слухи все врут! – радостно завопил он, когда его заметили.       Норды заволновались, поднялись и всмотрелись в твердым шагом приближающегося Иланаро.       – Иди ты! – сказал какой-то могучий беловолосый паломник. – И правда! Чтоб я сдох!       – Довакин! – прошамкал тощий старик, которому не по Семи Тысячам, пусть даже и на самом деле сотням, подниматься бы, а дома на завалинке кости греть. – Ох, слава Талосу…       – А говорили, ты нас бросил! Или умер! – крикнула какая-то женщина. – Я не верила, Довакин! – она рванулась к Иланаро. – Это правда ты? Ты же спасешь нас?       – Это я, – ответил Иланаро. – Я не умер и не бросил вас. Я готовился к схватке с Алдуином, постигая науку Языков на вершине Глотки Мира, там, за вечной бурей. Скоро я избавлю вас от его угрозы.        Он чувствовал себя так же странно, как когда говорил речь на даровании ему титула тана Винтерхолда. Перед ним были люди простые и доверчивые, ждущие чуда всю свою лишенную чудес жизнь. Они были рады увидеть это чудо в нем самом, в принципе, в ком и в чем угодно.       – Так ты бы поторопился, эльф! – все же среди паломников оказалась и скептически настроенная дама, красивая, но одноглазая воительница. – А то Хелген, Рощу Кин и Рорикстед мы уже потеряли!       – Я отомщу за всех погибших, – как мог твердо сказал Иланаро. – Я скорблю о Рорикстеде и других павших, но и вы же не беспомощные младенцы, дети Севера! Защищайте свою землю. Вы сами знаете, что обычного дракона может убить десяток неплохих бойцов, для этого не нужен драконорожденный. Но Алдуин неуязвим для меча и для магии, и лишь я смогу повергнуть его. Объединяйтесь в дружины, норды, убивайте драконов там, где встретите! Моим именем призывайте других. А я прикончу того, кто вызвал их к жизни снова. Тогда каждый выполнит свой долг.       Те норды, которые и не думали тратить свое время на паломничества, могли бы и не оценить такую речь. Но у этих загорелись глаза.       – А что, ты прав, – вдруг усмехнулась воительница. Глаз ее странно блеснул, похоже, воззвание Иланаро показалось ей хорошей идеей, она углядела в нем некую пользу для себя. – Пусть изнеженные южане прячутся за спины своих героев! А нордам не пристало быть трусами. Я клянусь Совнгардом, что соберу команду. А первого дракона посвящу тебе, Довакин! – она горделиво встряхнула головой, положив руку на рукоять меча. Иланаро подумал, что она так же, как и он, в чем-то играет на публику.       – Ого! А и правда, что ж мы! Так значит, я с тобой, красотка, коль примешь, – беловолосый норд распрямился и приосанился. Он-то был явно честен в своем героическом порыве, на его простодушном лице было написано озарение. – Я – Виднар Полутролль, и я клянусь отныне искать и убивать проклятых ящериц во славу Скайрима и Довакина!       – И я бы пошел с вами, детки, – старик поднял трясущуюся руку, – когда-то я одним ударом мог уложить любого громилу… но старость, будь неладна… вы уж вспомяните меня, когда выйдете на свой бой, старого Хакара Крепкорукого! И ты, Довакин… примешь ли мое благословение? Хоть ты и из этих, но ты же наш, да? Ведь ты чтишь Талоса?       – Да, я чту Талоса, – сказал Иланаро, хотя подумал, что в этом есть какая-то часть самолюбования. Впрочем, он не солгал – он с детства привык почитать Девятерых, а не Восьмерых, хотя из них куда чаще молился богам исконно альтмерского пантеона, Аури-Элю, Маре, Стендарру, чем тому же Талосу, Юлианосу или Аркею. Запрет на почитание Тайбера Септима в свое время показался ему отличной политической уловкой имперцев – кто сможет проконтролировать, кому народ молится в сердце своем? Как запретили, так и разрешат в любой момент, а главная цель – мир – была достигнута. И он был несколько удивлен, что столь многие восприняли этот запрет так близко к сердцу, как реальный и вероломный, а не притворный и вынужденный.       – Тогда… возьми этот амулет, – старик снял с шеи маленький медный кулон в форме топора. – И носи с моим благословением.       Иланаро почтительно надел кулон на шею. И вдруг почувствовал, что льдинка рядом с сердцем словно встрепенулась. Все же Исмир оставался с ним! Арнгейр был не прав, и это должно было принести определенное облегчение, но вместо этого на Иланаро вдруг нахлынул почти экстатический восторг. Исмир не счел его недостойным, все в порядке! Захлестнувшая Иланаро радость оказалась столь сильна, что он, едва понимая, что делает, вскинул голову и Крикнул в серое небо:       – ЛОК-ВА-КОР!       И вот – тучи, повинуясь его Крику, почти мгновенно исчезли, и солнце коснулось лиц замерших в восхищении паломников.       – Это знак! Талос признал тебя, – прошептал старик. И вдруг, почти молодым, почти пророческим голосом вскричал: – Ты победишь, Довакин!       А потом люди закричали ура, женщины, даже одноглазая воительница, бросились обнимать Иланаро, мужчины – и Белранд среди них – захлопали его по плечам и спине, и даже в трясущихся руках старика нашлась для этого былая сила.       Иланаро, покрасневший, довольный и чуть смущенный таким вниманием, улыбался, кивал, как мог отвечал на объятия и похлопывания, и думал, что все, возможно, еще будет хорошо. Думал так впервые за многие дни.