Гвардия Солнца

      – Беин рассказал мне, что Алдуин и драконы вернутся в мир. Фактически, он пересказал мне пророчество из Древнего Свитка о Довакине. И спросил меня, не хочу ли я сделать то, чего не смог сделать при жизни – восторжествовать над драконами, которым мне приходилось служить. Я спросил, как это возможно? Он пообещал, что до их возвращения он предоставит мне могущественный артефакт, Посох Магнуса, с которым достаточно изощренный ум сможет придумать способ снять определенные ограничения, свойственные нежити. К примеру, неспособность покинуть место своего упокоения. И даже победить самого Алдуина. Беин поклялся мне, что он никогда не попытается отнять у меня этот Посох. Именно поэтому, пока он в моих руках, вы можете не опасаться явления Клавикуса Вайла.       – Цена? – резко спросила Кассандра.       – Беину нужен дракон. В его коллекцию душ. Я должен буду каким-то образом вынудить хотя бы одного дракона вступить с ним в сделку.       Иланаро тут же заметил подвох:       – Дракона – дракона или драконорожденный тоже подойдет?       – Это первый вопрос, который я ему задал, – ответил Морокеи, нимало не смутившись. – Несомненно, вынудить к этому смертного дракона было бы куда легче. Но драконорожденные у него уже есть. Ему нужен именно дракон. Из тех, что пробуждаются сейчас по всему Скайриму. Крылатый ящер с очень специфической душой.       – А если вам не удастся? – спросила Сельвура.       – Ему отойдет моя душа, очевидно. Тогда мне это казалось приемлемым крайним выходом. Смерть, что есть плен моей души в Этериусе, плен в Плане Беина в виде той же души или плен в Бромьунаре в виде нежити? Разница представлялась мне несущественной. Как я уже говорил, я был в отчаянии.       – Это не входит в условия сделки с нашей стороны, – холодно заметила Кассандра. – Мы не обещали вам помощи в поимке дракона для Вайла.       – Я это знаю, – тоже довольно резко ответил драконий жрец. – Я и не просил у вас помощи в этом.       – Один момент, – Иланаро поднял ладонь, – плен души в Этериусе? Что вы имеете в виду?       Морокеи-Эстормо хмыкнул.       – Насколько Нирн не предназначен для эльфов, настолько же Этериус, логично предположить, не предназначен для людей, к которым я все еще принадлежу, полагаю. К тому же, даже эльфы, умерев, я почти уверен, вливаются в загробный мир не во всей своей полноте. И, думаю, в глубине души это сознают и они. Это тело принадлежало эльфу, который верил, что Мундус – тюрьма, но он не покончил с собой, чтобы влиться в свет Этериуса. Никто из ваших сородичей, Иланаро, не убивает себя, чтобы освободиться от плоти, напротив, они рожают детей, обрекая их души опять же на существование в этом мире – если бы они всерьез полагали, что в Этериусе им будет лучше, Алинор давно опустел бы, и людям просто не с кем было бы воевать. Полагаю, ситуация с Забвением идентична. Темные эльфы тоже не рвутся закончить жизнь, равно как и вампиры, – он учтиво показал на Сельвуру и едва видимую Кассандру.       – Достойные внимания рассуждения, но далекие от наших нынешних проблем, – сказала Индален. – Предлагаю вернуться к теме, время дорого.       – Хорошо. Я принял условия этой сделки и стал ждать. Через несколько сотен лет ко мне явился некий эльф с Посохом Магнуса, считающий себя всесильным и желающий разграбить мой храм. Его звали Савос Арен. Я отобрал у него артефакт с помощью одной полезной практики Голоса, которую я изобрел еще при жизни, и сразу понял, что, будучи телесно нежитью, я не способен использовать его полноценно. Посох не воспринимал меня как… достойного его, как настоящего даже. Я пообещал этому эльфу вернуть реликвию в обмен на несколько жизней, которые нужны были мне, чтобы воспользоваться Посохом, так сказать, кружным путем. Конечно, я не собирался возвращать ему Посох. Я был готов к тому, что он просто уйдет и не вернется, как сделал бы любой вменяемый субъект, но я уповал на неистощимость глупости так называемых разумных, и, как ни странно, Арен привел мне жертв. Впрочем, как я вскоре понял, он подстраховался, заручившись поддержкой Клавикуса Вайла, и я оказался пленен. Я был глуп, что не подумал о такой возможности – но я сначала не видел логики в подобном шаге Беина, ведь если ему нужно мое содействие в поимке дракона, зачем лишать меня всякой возможности с каким-либо драконом пообщаться?       Новоявленный Морилиан перевел дыхание. Пока его история полностью совпадала с изложенным Барбасом.       – Впрочем, почти сразу я понял, в чем может быть дело, – и он снова замолчал.       – Вайлу была нужна не душа дракона, ему нужна была ваша душа, он просто поставил вам требование, которое позже сделал практически невыполнимым, чтобы получить ее? – предположила Индален, когда пауза затянулась.       – Да. Или?       – Или он просто сдержал вас, чтобы вы, обладая Посохом в полной его силе, не совершили что-то до явления драконов, – предположил Иланаро.       – Верно. Или и то, и это. И есть еще вариант – меня заточили вместе с Посохом, чтобы вы нашли меня именно в таком положении и перед вами встала задача освободить меня. Если, конечно, вы не пришли сюда без всякого вмешательства Беина.       – Вмешательство было, и не одно, – сказал Иланаро.       – Пожалуй, теперь ваша очередь рассказывать, Довакин.       – Моя бабушка была культисткой Клавикуса Вайла, и, по некоторым сведениям, заключила с ним сделку, чтобы ее внук – то есть к тому времени еще не родившийся я – стал величайшим героем четвертой эры.       – У вашей бабушки были еще внуки?       – Я не знаю, впрочем, полагаю, это не важно. Хотя бабушка вполне могла родить еще ребенка после того, как рассталась с моим дедом, вряд ли она родила его опять от альтмера… я к тому, что если у нее были еще внуки, они уже давно умерли. А у моей матери я единственный сын, и ее уже нет в живых.       – Ваша бабушка была человеком?       – Да, я квартерон.       Эстормо-Морокеи как-то странно шевельнулся. Потом недовольно вздохнул.       – Бывший хозяин этого тела считал подобное отвратительным, потому что это утверждает пропаганда его партии. Для меня это довольно необычно, в мое время народы жили обособленно. Но, я так понимаю, на сегодняшний день связи между представителями разных рас никого не удивляют?       – К примеру, я замужем за человеком, – сказала Рагаш. – Это не редкость и не предосудительно среди цивилизованных разумных.       – Понятно. Впрочем, я опять отвлекаюсь. Этот Эстормо, к тому же, был несколько рассеян. И любопытен не к месту. Продолжайте, Иланаро, прошу вас.       Иланаро предпочел бы, чтобы Морокеи не напоминал постоянно об участи погубленного им альтмера. Подробности о характере Эстормо заставляли видеть в нем не просто абстрактного талморца, а конкретную личность, и пробуждали невольное чувство вины перед ним.       – Я прожил сто восемьдесят два года, не зная, что я – драконорожденный. Но когда это стало актуально, я… начал искать средства для победы над Алдуином. В итоге я узнал о Посохе Магнуса… и о том, что он заперт в Лабиринтиане, куда нельзя было пробраться ни силой, ни магией. И тут очень вовремя мне явился Барбас, пес Клавикуса Вайла.       – Это он и есть. Барбас – одна из сторон личности этого Князя, – вставил Морокеи.       – Да, я читал об этом. Он принес мне ключ от Лабиринтиана – совершенно безвозмездно, как он утверждал. Я принял все предосторожности, какие мог – ключ проверила госпожа Индален, а взять его рискнула госпожа гра-Лаг, я его вообще не касался. И вот мы здесь.       – Откуда вы узнали о сделке вашей бабушки?       Драконий жрец зрил в корень.       – Это важно? – спросил Иланаро, чтобы потянуть время и постарался поймать взгляд Сельвуры. Та едва заметно качнула головой, подчеркнув этот жест движением глаз туда-сюда. Это означало, что Сангвина лучше не упоминать.       – Не как таковое. Но насколько достоверен источник? Может ли это быть ложью?       – Может, – сказал Иланаро. – История об этой сделке дошла до меня через третьи руки, и я не имею никаких оснований доверять пересказавшему мне ее. Но все же я – Довакин, и Клавикус Вайл точно заинтересован мной – Барбаса я видел своими глазами. Это свидетельство в пользу того, что этот величайший герой четвертой эры – я. Вернее, я им стану. Или могу стать… в общем, речь обо мне.       Все какое-то время молчали, размышляя. Драконий жрец все никак не мог насытиться своей новообретенной телесностью, а может, просто нервничал – его пальцы постоянно тянулись то к стакану, то к бумагам, то к рукавам талморской мантии, пробуя ткань и шитье.       – Очевидно, наше знакомство не случайно, Вайл свел нас, – сказал, наконец, Морокеи. – Но, я готов биться об заклад, не только для того, чтобы я вручил вам Посох, и тем помог вам стать героем, исполняя условия сделки с вашей бабушкой. Беин никогда не ограничивается одной линией игры. Впрочем, он всегда оставляет лазейку для смертных, с которыми играет. Каждая его сделка честна в определенном смысле – если пройти ровно по единственному правильному пути, обойдя все ловушки, можно получить желаемое и не проиграть свою душу Вайлу. Хотя даже в этом случае плата будет высока. Мы должны пройти по этому пути. Осторожно, как по скользким камням через ручей.       – Вы же говорили, что уже разгадали план Вайла, – сказала Кассандра. – Но не рассказываете ничего, кроме очевидных предположений и теологических выкладок. Вы лгали? Стоят ли тогда чего-то другие ваши секреты?       Морокеи усмехнулся.       – Я, кажется, обещал рассказать вам, когда мы станем союзниками. А союзников связывают не только взаимные обязательства, но и взаимные гарантии. Если я сейчас, отдав вам Посох, расскажу все мои секреты – я стану бесполезен для вас. Вы еще не доказали мне чистоту своих намерений, уважаемые. Могу сказать лишь, что стремление Вайла очевидно, оно всегда одно и то же – власть над душами. Но также следует помнить: что-то в его природе дефектно, в нем есть некое сдерживающее начало… он всегда играет против самого себя в первую очередь. На этом и предлагаю строить стратегию.       – Вы слишком много про него знаете для заключившего с ним единственную сделку, Морокеи, – сказала Кассандра.       – Прошу вас, зовите меня Морилиан. Лучше привыкнуть сразу.       – Ближе к Посоху, господин Морилиан, – сказала Сельвура. – Как вы собираетесь передавать его?       – Это, как говорится, кстати о Морокеи. Это не то имя, которое дали мне при рождении, это сакральное имя, дарованное мне драконами как их жрецу. Клавикус Вайл обещал не претендовать на Посох Магнуса, пока он в руках у Морокеи… а у каждого драконьего жреца есть возможность отречься от своего титула в пользу достойного преемника, избранного им. Имя тоже передается вместе с регалией – маской. Я официально отрекусь от своего титула и имени в пользу вас, Иланаро – и отдам вам Посох.       – Нет-нет, погодите, – такой подвох не заметить было просто невозможно. – Вместе с этим именем ко мне перейдут и все ваши обязательства. Как перед драконами, так и перед Клавикусом Вайлом. Мне придется выполнять сделку за вас, и боги знают что еще тут может всплыть. К тому же, я не желаю становиться нежитью, я предпочитаю после смерти отправиться в Этериус, меня там ждут все мои близкие. Эта же маска закроет мне путь туда. И, кстати, есть еще одно препятствие… мне крайне опасно любым способом заключать сделку с Вайлом. Думаю, даже таким закрученным.       – Увы, это единственный известный мне способ передать вам Посох, практически гарантирующий невмешательство Вайла. Я, впрочем, могу просто так передать его вам – и ничто не помешает Вайлу забрать его силой. Лично мне все равно, вы можете рискнуть.       – Кто-нибудь другой может принять ваше предложение, – сказала Сельвура. – Не обязательно отдавать Посох именно Довакину.       – Меня, к примеру, совершенно устраивает привязка к Нирну навеки, – сказала Кассандра, – не имею никакого желания в случае гибели отправиться в Хладную Гавань. И даже если мне не удастся выполнить условия сделки – Клавикус Вайл определенно более приятный вариант, чем Молаг Бал.       – Что ж, меня устроит и это.       – Нам надо это обсудить, – сказала Сельвура. – Вне этих стен, между собой.       – Полагаю, мы сейчас выйдем под небо? – спросил Морилиан, вздрогнув. – Прошу извинить мое волнение… но я тысячи лет не видел… мира. Снаружи ночь или день? Зима или лето?       – Ночь, – ответил Иланаро. – Весна.       – Тогда пойдемте, – почти прошептал Морокеи-Эстормо, порывисто вставая. – Пойдемте скорее. У вас будет время поговорить, пока я… привыкаю заново.       Они встали из-за стола и двинулись к выходу. Кассандра снова оказалась быстрее всех, Морокеи-Эстормо тоже спешил, но, видимо, новое тело было ему еще непривычно, и он часто сбивался с шага, спотыкался, опирался на Посох Магнуса, поэтому далеко от остальных, идущих быстрым шагом, не оторвался. Иланаро не знал, о чем сейчас безопасно говорить, поэтому молчал.       Они вышли под небо. Предутренняя ночь была темна – небо затягивали тучи.       Морокеи сделал несколько нетвердых шагов вперед, задрал голову, нервно сбивая маску на темя свободной рукой. От глубоко и тяжело дышал.       – Тучи, как жаль, – пробормотал драконий жрец, и Иланаро, которого вдруг ожгло сострадание, подошел к нему и Крикнул в низкое темное небо «Лок-Ва-Кор».       Морокеи-Эстормо задохнулся от переизбытка чувств. Облака ненормально быстро расползались в стороны, открывая великолепное ночное небо, чуть подсвеченное северным сиянием. Свет лун заиграл на снегу и руинах древнего города, созвездия засияли в бархатной, переливающейся глубине.       Иланаро посмотрел на лицо Эстормо, поднятое к небу. Дорожки слез прочерчивали золотистую щеку бывшего талморца, широкий рот кривился от сдерживаемых рыданий, грудь его резко и часто вздымалась. Он, кажется, не думал, что на него кто-то смотрит, не понимал этого, лишь смотрел на небо, даже не моргая.       – И вот я снова здесь, – проговорил Морокеи вздрагивающим голосом. – Я снова здесь.       Через несколько секунд он глубоко вздохнул, вытер лицо рукавом и медленно надвинул маску снова. Лунный свет, упавший на нее, заставил ее засиять, откликнуться – несомненно, она была сделана из лунного камня. Рука Морилиана потянулась и сильно сжала предплечье Иланаро, все еще стоящего рядом, встряхнула его руку и отпустила. Тот кивнул, принимая благодарность.       – Я даже не подумал о «Чистом небе» сам, – сказал Морокеи уже окрепшим голосом. – Это оказалось еще большим потрясением, чем я ожидал. Надеюсь, вы дадите мне полчаса, чтобы я… пришел в себя. Тысячи лет мой мир ограничивался Лабиринтианом, а последнюю сотню – той клеткой. Вслух это звучит куда ужаснее, чем было на самом деле, но, тем не менее… это было нелегко.       Иланаро кивнул еще раз. Было что-то очень неправильное в том, что древняя нежить, хладнокровно отнявшая тело у живого эльфа, спокойно рассуждающая о других, убитых ею, отрицающая ценность жизни любого разумного, некогда служившая драконам ради власти над своими сородичами – вот так плачет, увидев звезды, словно романтичная девица. Это казалось каким-то притворством, хотя им, скорее всего, не было. Нарочитой демонстрацией слабости, чтобы успокоить бдительность его и Гвардейцев. Расчетливым лицемерием чудовища.       Небо понемногу вновь затягивалось тучами.