Гвардия Солнца

      Что-то произошло, потом еще что-то произошло, что-то хлопнуло, потом возникло смутно знакомое ощущение перемещения… потом стало холодно. А потом – никак.       Иланаро потерял сознание, когда Исмир покинул его.       Он очнулся от того, что кто-то чувствительно толкал его в бок, обдавая теплом, при том что лежать было мягко, холодно и чуть влажно. Снег… Иланаро разлепил глаза. Его подталкивала носом драконья голова с сиреневыми умными глазами.       – Партурнакс?..       – Не то чтобы я не рад твоему визиту, мал фрон, но что за странную вещь ты притащил на мою гору? И зачем?       Альтмер повернул голову. Над плато, синее, свободно вращающееся и слегка гудящее, зависло Око Магнуса. Он рывком сел, и у него тут же закружилась голова. Вдруг из глаз у него брызнули слезы, и он потратил еще некоторое время на то, чтобы унять их и вытереть со щек. Он плакал не потому, что ему было грустно или больно, слезы просто лились сами по себе, это было, похоже, реакцией тела на взаимодействие с энергиями Ока, и это, как ни странно, помогло ему прийти в себя.       Иланаро едва помнил, что с ним произошло, но, стоило ему обратить свою мысль в этом направлении, как детали начали всплывать в сознании.       Партурнакс не без интереса наблюдал за ним, после чего осторожно приблизился к Оку. Осмотрел его и обнюхал, обошел полукругом… Пока он любовался Оком, Иланаро встал на ноги, отряхнул снег с одежды и обнаружил рядом с собой Посох Магнуса. Даже не касаясь его, почувствовал, что с артефактом что-то не так. Брать его в руки он счел опасным – раз тот разладился, он мог нанести ему ущерб.       – Это Око Магнуса, – в подробности Иланаро решил на всякий случай не вдаваться. Хотя, раз Исмир счел допустимым отправить Око к Партурнаксу, наверное, дракону можно доверять? – Исмир каким-то образом вытащил его из Коллегии Магов сюда. Простите, что без вашего разрешения… боюсь, я уже не смогу убрать его. И Посох… не уверен, что мне стоит трогать его. Можно, он тоже здесь полежит?       Если Барбас не явился, пока он был без сознания, и не забрал Посох, значит, либо даэдрический пес боится Партурнакса, либо это и не планировалось.       – Занятно, – вынес вердикт дракон, отворачиваясь от Ока. – Что ж, я не против подержать это у себя. Хотя не могу обещать, что буду специально деин… охранять его.       – Наверное, Исмир сделал это, чтобы Око не попало не в те руки, – Иланаро пробила дрожь – и от холода, и от отпускающего нервного напряжения. Собравшись с мыслями, он Крикнул «Йол» в сторону, чтобы ничего не задеть пламенем. Это согрело его, но не внесло в душу успокоения. Все больше деталей вспоминалось ему. Он закусил губу: а ведь до этого он считал себя в целом неплохим эльфом. Получается, зря? Впрочем, это все нужно обдумать позже еще раз, в спокойной обстановке.       – Итак, ты прибыл ко мне поговорить об Одавинге? И о планах Алдуина?       – Что? – Иланаро не сразу вспомнил о визите Партурнакса к таверне у озера, казалось, это было так давно. – А, Одавинг… да… вы говорили.       – Ты, кажется, не в себе, смертный родич. Слезы… рассеянность. С тобой что-то произошло?       – Да… в общем, да, мне надо немного собраться с мыслями, – он вздрогнул, вспомнив смерть Анкано. Гвардеец хотел что-то сказать, что-то важное, а Исмир не позволил ему… почему? А потом убил. В каком-то смысле это был удар милосердия, но все же… в свете его внезапно открывшихся личностных качеств это не успокаивало.       Партурнакс хмыкнул и взлетел на свой насест.       – Что ж, отдыхай. Не хочу повторять дважды.       А ведь отсюда придется еще спускаться. Впрочем, «Чистое небо» он помнит, арсенал свитков, которыми снарядила его Гвардия еще для похода в Лабиринтиан, при нем. Интересно только, что подумают Седобородые, когда он войдет в дверь их обители со стороны вершины? Может, сказать им, что Партурнакс принес его на спине на Глотку Мира? Арнгейр лопнет от ярости, будет кричать про святотатство…       Или не спускаться, перенестись в Сиродиил? А смысл? Надо бы немного отлежаться, и Высокий Хротгар – хорошее место. Никто не знает, куда исчез Довакин. Мало кто рискнет тревожить Седобородых в их уединении. Разве что боги.       Тут ему вдруг пришло в голову, что Гвардия, возможно, сможет определить, где оба артефакта, а то и он сам – с помощью Окулатории Мзулфта. В свете этого ценность заклинания перемещения, которое он выдурил у Псиджиков, могла оказаться довольно низкой.       Хотелось пить, Иланаро зачерпнул горсть снега с нетронутого сугроба и осторожно попробовал. Рот обожгло холодом, но, откусывая понемногу и прогревая талую воду во рту, он немного утолил жажду.       Что сейчас в Винтерхолде? Был какой-то хлопок… хорошо бы Коллегия не пострадала, если это был взрыв. Интересно, что подумают маги, увидев в Зале Стихий все эти ящики и кровати? И труп Анкано в «домашней» одежде? И то, что Иланаро и Око исчезли? Фаральда может решить, что он погиб… будет плакать, возможно. А может, он так напугал ее своей божественной формой, что не будет… жаль, нельзя подать ей весточку, что все в порядке, не выдавая своего местоположения.       Голод тоже давал о себе знать, но вот есть тут было нечего.       – За этими артефактами может явиться Клавикус Вайл или его пес, – неохотно сказал Иланаро. – Надеюсь, это не опасно для вас?       – Во всем этом замешан Беин? – Партурнакс повел крыльями.       Иланаро кивнул.       – И как именно?       – Это долгая история… судя по всему, он планирует вынудить меня заключить с ним сделку – и получить надо мной власть. Причем это давняя игра, еще с того времени, когда вы, драконы, правили здесь… кстати. Вы что-нибудь знаете о Морокеи?       – Это титул одного из сонаак… жрецов высшего посвящения последнего поколения, – не удивился вопросу Партурнакс. – Из Круга Магии, если не ошибаюсь. А что?       – Мы… я и мои соратники вроде как заключили с ним союз. Это у него был Посох Магнуса, он отдал его нам взамен на… свободу. Он утверждает, что никогда не был по-настоящему лоялен драконам, но я не уверен, что он не лжет. У вас есть какое-то мнение на этот счет?       – Эти два артефакта – и есть средство против Алдуина? – вместо ответа спросил Партурнакс.       – М-м… да. В общем-то, в битве с Алдуином мы как раз пытались воспользоваться Оком, но что-то пошло не так. Алдуин попал в Совнгард, а Око… разладилось. С помощью Посоха мне удалось усмирить его, но теперь испорчен Посох. И умер тот… кто умел управлять этим Оком. Ну, вернее, я его убил. Еще вернее, его убил Исмир.       – Как интересно! – Партурнакс даже снова слетел с насеста, чтобы еще раз осмотреть Око. Потом обернулся к Иланаро. – Возвращаясь к Морокеи – увы, я никогда особенно не интересовался нашим жречеством. А вот Одавинг… его доверенным приспешником, сил амик, был один из Круга Магов. В том числе о нем я хотел рассказать тебе. Но, кажется, его имя – не Морокеи. В общем, я не знаю, можешь ли ты доверять жрецу, смертный родич. Возможно, если ты сумеешь заключить союз с Одавингом, он расскажет тебе что-то полезное.       – Так значит, Одавинг… что вы хотели рассказать мне о нем?       – Знаешь ли ты, что отличает дов от смертного? – спросил Партурнакс. Это был явно риторический вопрос, и Иланаро подождал продолжения. – Я не о размерах, крыльях и собственно, смертности. Я говорю о зий… о врожденных склонностях. Мы по природе своей одиночки. У драконов нет стай или племен… мы можем быть союзниками, но это для нас не то, что для вас.       – Но как это связано с Одавингом?       – Терпение. Драконы эгоистичны. Один смертный не являет собой… хм… единицу свободы воли. Он связан со своим народом, государством, со своими единомышленниками, соратниками, друзьями и любимыми. У смертных есть общество. Которое ограничивает и сковывает их. Законами. Религией. Моралью. А дракон являет собой ту самую единицу. Он может примкнуть к другому дракону – но это не накладывает серьезных обязательств зин… чести. Он может убить другого дракона – и не понести не то что наказания, даже порицания. О других существах и речи не идет – они ничто перед дова. Их можно уничтожать бессчетно, лишь увеличивая свою славу. Стыд, совесть, милосердие чужды нашему роду. Значение имеет лишь сила. Драконы куда свободнее смертных. Ты понимаешь главную проблему, которая следует из этого?       Иланаро понял кое-что другое. Все, что говорил Партурнакс о драконах сейчас, было удивительно созвучно тому, что он открыл в себе сегодня. Вот что было в его глубине, хладнокровное и жестокое – драконья часть его натуры. В принципе, это логично… Почему же Зал Внутреннего Спектра не показал ее в свое время? Быть может, он становится все более драконом с течением времени? К примеру, убивая иных драконов и поглощая их души?       – Ты меня вообще слушаешь? – несколько раздраженно спросил Партурнакс.       – Да. Просто мне пришло в голову… поглощая души других драконов, я… становлюсь драконом все больше? Может это быть?       – Хм, в каком-то смысле. Тебе, я вижу, это не по нраву, Довакин?       – Ну, есть пара побочных эффектов, – проговорил он, пытаясь за сарказмом скрыть нарастающий страх.       – Так в чем проблема быть дова?       Для самого Иланаро проблема была в том, что он становился все более чужаком для всех. И так полукровка, он никогда не был своим и для альтмеров, даже проимперски настроенных, и тем более для людей. Он уехал с малой родины, похоронил всех близких, а стоило понадеяться, что в Коллегии наконец-то обрел новых «своих», как случилась вся эта заваруха с Алдуином, потом катастрофа с Оком… а если теперь он и вправду все больше «одраконивается», то даже эти связи будут в итоге потеряны. Он не сможет стать ничьим другом… не полюбит больше никого… это была настолько безрадостная перспектива, особенно если учесть, что к поглощению драконьих душ у него выработалось, кажется, уже привыкание, что Иланаро ощутил почти отчаяние. Он зарекался пробовать скууму, потому что боялся подсесть на нее – и вот, не уберегся от зависимости еще худшей. Можно ли избавиться от дракона в себе? Как? Ему вдруг пришла в голову пугающая мысль, что он даже знает, как – многократно использовать «Драконобой», но это ведь искалечит его, это не будет чистым отсечением ненужного, он просто сойдет с ума. Куда ни кинь, всюду клин.       Усилием воли он вернулся к вопросу Партурнакса.       – Проблема… ну, в разобщенности?       – Верно. Все наши союзы очень хрупки. Все наши привязанности очень… поверхностны. Драконы могущественны и свободны, не подвластны времени и недугам, но смертные победили нас много сотен лет назад… и победят снова. Потому что они могут быть сплоченными, упорными, мстительными – не только за себя, но за других из своего племени.       – Поэтому вы перешли на их… на нашу сторону? – все же он не хотел противопоставлять себя смертным. Во всяком случае, пока это возможно.       – Чтобы быть на стороне победителя? Да. В том числе.       – Откровенно.       – Смертные живут мало, во всяком случае, в большинстве своем, но их общество – тоже будто живое, и оно растет, учится новому, совершенствуется. Драконы не учатся новому. Мы такие, какими создал нас Отец, и мы пребудем такими мафэрак… вовеки. Впрочем… – он замолчал, странно повел головой, словно хотел что-то сказать и все не решался. – Может быть, ты заметил некое противоречие в моих словах, мал фрон?       Иланаро прищурился. Ему сейчас хватало своих загадок, но Партурнакс явно подводил его к чему-то важному. Пробежался по отложившимся в памяти словам дракона, отыскивая неувязки.       – Если драконы неизменны… как вы смогли перейти на сторону смертных? Вступить в долговременный союз с Седобородыми? И вообще…       – Да. Ты снова ухватил суть, маленький родич. Мы с тобой кое в чем мэд… похожи. Некоторые смертные обладают драконьими душами. А некоторые драконы… наоборот.       Иланаро вдруг вспомнил, что когда-то ему на ум приходило забавное слово «смертнорожденный». Он и не думал, что эта шутка-самосмейка окажется правдой!       – Вы хотите сказать?..       – Обладают душами, подобными душам смертных, да. Хотя не во всем подобными. Как твоя душа подобна драконьей, но ее все же можно поймать в черный камень, так и мою можешь поглотить ты, а вот камень душ она минует.       Иланаро еще немного подумал.       – И Одавинг?       Партурнакс величественно кивнул.       – Кто-то еще?       – Нафаалиларгус. Его близнец Нафалар. Скакмат. Убитый тобой недавно Салокнир, кстати, тоже.       – Нафаалиларгус? Дракон Тайбера Септима?       Партурнакс ухмыльнулся.       – Я всегда считал, что это Тайбер Септим – смертный Нафаалиларгуса, равно как тот жрец… а-ах, вспомнил, Накрин – смертный Одавинга, но, полагаю, тебе приятнее думать наоборот. Такие как я… тяготеют к смертным, чуя в них родню, если не по крови, то по духу. Некоторые из нас принимают эту тягу и сходство как данность, даже гордятся ими, некоторые ненавидят или презирают себя за это и пытаются отринуть смертную часть. Зачем Отец создал нас такими? Зачем по его воле среди вас появляются драконорожденные? Возможно, он хотел союза между дов и смертными, в котором такие как я и такие как ты стали бы связующим звеном? Впрочем, ни одному из истинных дова, – сарказм в голосе Партурнакса был непередаваемый, – такая идея не пришла бы в голову. И пока мой зейма правит нашим родом, этого союза не будет. Алдуин слишком силен. Выступить в открытую против него способны немногие. Пожалуй… один. И он перед тобой.       Ложной скромностью Партурнакс явно не страдал.       – Почему вы раньше не рассказали мне это? О драконах, подобных смертным?       – Было не к слову, – Партурнакс сверкнул глазами. Похоже, он лукавил.       Извинившись, Иланаро Крикнул еще раз «Огненное дыхание», на этот раз оба известных ему слога – он все-таки был одет не для Глотки Мира, и успел за время беседы замерзнуть. Крик согрел его, и он вернулся к разговору.       – Это... свойство вашей души… не причина ли того, почему Алдуин воскресил вас, убив? Может, он не захотел, чтобы ваша душа была в нем?       – Интересная мысль. Но вряд ли. Не смущают же его души остальных, что я назвал тебе – все они дилон… мертвы, а значит, их души у Алдуина. Кроме Салокнира. Впрочем, не это сейчас важно. Важно то, зачем Алдуин воскресил Одавинга, которого терпеть не мог, и почему я уверен, что он планировал отправиться в Совнгард.       – То есть это как-то взаимосвязано?       – Самым прямым образом.       Иланаро показал, что внимательно слушает. Хотя он очень устал от сегодняшнего дня, был голоден, подавлен, разочарован в себе и зол на судьбу, его извечное любопытство никуда не исчезло.