Такие, какие есть
2 декабря 2016 г. в 21:41
В Зале Достижений было тихо и пусто. Иланаро ожидал – хотя не очень-то хотел – встретить там Белранда, но нашел только Энтира. Тот выразил ему благодарность – впрочем, довольно умеренную, хотя ему-то было что терять, погибни Коллегия. Босмер вкратце рассказал, что «плешивого норда» поселили в комнату Анкано, вещи которого уже давно – еще по приказу Мирабеллы – вынесли в кладовую. Сейчас же новичок, по словам Энтира, разбирался с документами в библиотеке.
– По закону, кстати, барахлишко Анкано вроде как твое теперь, – лениво сказал лесной эльф, – хотя у Талмора может быть другое мнение, этот смазливый козел все-таки подданным Алинора был. В любом случае, ничего ценного или интересного у него не было. Так, мелочевка.
Энтир сильно упрощал ситуацию. Да, по имперским законам все имущество преступника, официально объявленного вне закона, переходило тому, кто преступника покарает. Коллегия с давних пор оставалась вне юрисдикции ярла Винтерхолда, подчиняясь напрямую верховной власти. Оставался вопрос, успела ли Империя вообще даже узнать, что натворил Анкано, не то что вынести ему заочный приговор, препоручив его судьбу охотникам за наградой. И да, распространяется ли этот закон в принципе на подданных Алинора (закон существовал с той благословенной поры, когда весь материк представлял собой одну страну, и хотя стряпчие обеих сторон, вероятнее всего, с тех пор как-то скорректировали практику его применения, они не сочли нужным широко оповестить об этом население). К тому же, это с точки зрения Империи Анкано совершил свое преступление на территории Империи, а с точки зрения Братьев Бури – на территории Свободного Скайрима, что усложняло ситуацию еще сильнее. Дело явно не стоило того, чтобы тратить время на попытки забрать себе вещи Анкано официально, к тому же, зная Энтира, можно было не сомневаться, что он уже вещи покойного советника покойного архимага «проинспектировал» и самое ценное прикарманил.
Иланаро, наконец, добрался до своей комнаты. Все несколько запылилось, но деньги и вещи были на месте. Альтмер переоделся и перестелил постель, озаботился было ужином, но тут истосковавшаяся по любимому ученику Фаральда зашла к нему со стопкой писем, которые приходили в его отсутствие, он же отдал ей деньги, которые его наставница потратила в то время на содержание Спригган. Письма оказались маловажными или уже потерявшими актуальность – но, впрочем, требовавшими ответа. Фаральда рассказала о планах на похороны Мирабеллы – как и всем архимагам, ей устроят огненное погребение на так называемой верхней площадке (крыше Коллегии, являющей собой просторный плацдарм под открытым небом, где летом тренировались в магии на свежем воздухе), а прах поместят в колумбарий в Миддене. На крышу пока что отнесли и тело Анкано – на холод. Иланаро спросил об ужине, оказалось, что ужинов как таковых еще какое-то время не предвидится – при Савосе Арене Коллегию в бытовом плане обслуживали хозяева винтерхолдской таверны (и именно это, а не сдача комнат, было основным их заработком), все закупки велись через них, горячие обеды и ужины тоже готовили они, но теперь они уехали, и магам пока что приходилось доедать то из закусок, что не испортилось за месяц в кладовых, и обходиться без горячего.
– Когда таверна закрылась, нас приютил ярл, представляешь? – добавила альмересса. – Он, правда, был постоянно пьян – наверное, в этом состоянии даже не очень соображал, кого приглашает. И все же это было мило с его стороны.
Пока Иланаро утолял голод скудными остатками былой роскоши, Фаральда развлекала его разговорами. Удивлялась тому, что в Зале Стихий оказалась разная мебель и припасы. Иланаро старательно пожимал плечами. Переживала о будущем Коллегии, потом, впрочем, увлеклась и долго фантазировала на тему дальнейшей работы по сравнению драконьей магии и обычной. Иланаро почти доел и ждал уже расспросов о своих приключениях, как явился Белранд.
– О, дружище, ты тут! – поприветствовал он Иланаро. Выглядел норд как обычно, разве что слегка осунулся, и складки вокруг рта углубились. – Рад тебя видеть. Госпожа Фаральда, докладываю: я там сделал список должников Коллегии, и их пол-Скайрима! Всех нужно трясти, особенно Бардов – эти певуны в общей сложности должны вам... то есть нам... чуть меньше тридцати тысяч септимов! За более чем полвека.
– Да?!
– Ну все так запрятано, знаете ли, тут списано, там недописано, тут лист вырван... тогдашний казначей явно получил на лапу от них, чтобы скрыть этот факт. Но все затереть ему не удалось.
– Мирабелла не стала бы!..
– Сорок лет назад она уже была казначеем?
– Нет... был этот... ушлый такой редгард. Но как же выбить такой давний долг?
– Ну, если они не захотят, чтобы мы раздували скандал... и если предложить им скинуть тысяч пять с суммы... можно выбить остальное.
– Тридцать тысяч! Шигорат побери! Я пойду расскажу Толфдиру. Мальчики, вы оба – чудо, – и Фаральда, не подпрыгивая на ходу только чтобы сберечь репутацию солидной дамы перед «молодым поколением», унеслась прочь.
Иланаро нехотя перевел взгляд на Белранда. Жестом предложил ему пройти в его комнату: надо было передать Гвардейцу амулеты, снятые с шеи Анкано. Не на виду же у всего Зала Достижений, пусть даже кроме них тут только Энтир, и он никак не смог бы подсмотреть за ними, оставаясь незамеченным.
Белранд мрачно кивнул и последовал за альтмером.
– Они поселили меня в его комнату, знаешь? – с горьким сарказмом произнес норд, когда Иланаро закрыл дверь. – Вот сволочи, как специально.
Иланаро молча выложил амулеты Дальнего Взгляда на столик. Белранд покивал, убрав их в карман.
– Это ты правильно сделал, что взял их. Спасибо.
– Не было ни единого шанса, Белранд.
– Да знаю я. Просто не думал, что переживу его. И не думал, что он умрет от твоей руки. Пойми меня правильно, ты не виноват, но... все-таки это был ты.
– Я понимаю. Я взял похороны Анкано на себя, как тан города.
– Тоже молодец. Хотя утешение слабое. Пойду я, Иланаро, не буду врать, нет никакого желания сейчас болтать с тобой. Завтра утром у Аши поговорим о деле, может, и сообразим, как выбираться из этой глубокой задницы.
Иланаро подумал, что норда стоит хотя бы немного ободрить.
– Вот что: у меня есть один план, – сказал он.
– Это уже кое-что. Зато у меня нет и тени плана, – холодно ответил Белранд. Потом, видимо, понял, что чрезмерно поддается эмоциям, и недовольно качнул головой. – Зайду за тобой завтра утром.
Пытаясь как-то обрести перед сном душевное равновесие, Иланаро написал краткие ответы на «просроченные» письма, а потом набросал черновик статьи о том, как нестандартно можно использовать заклинание «захвата душ» – как альтернативу «обнаружения жизни». Надо бы показать это Толфдиру... и провести эксперимент с нежитью. Черновик получился неплохой, но вот душевного равновесия Иланаро не ощутил. Словно почуяв это, вернулась Фаральда, постучалась к нему.
– А где Белранд? – спросила она.
– Пошел к себе.
– Абсолютное сокровище этот твой приятель, – Фаральда положила руку Иланаро на плечо. Потом, все же решившись, погладила его по голове. Этот материнский жест остро отозвался в нем. Волшебница стояла достаточно близко, чтобы он смог приникнуть головой к ее боку. Она продолжала гладить его по седым волосам, он закрыл глаза, пытаясь насытиться ее теплом, почувствовать себя защищенным, ни за что не отвечающим, как в детстве. Вспомнилось лицо матери – почти человеческое, лишь с острыми скулами и подбородком... Фаральда была совсем на нее не похожа. И, конечно, не могла заменить ему мать, но могла немного поддержать, и эту поддержку он принимал с благодарностью. Потом волшебница, вздохнув, отошла, села в кресло напротив. – Жаль, что на самом деле я ничем не могу помочь тебе, мой мальчик.
– Вы очень даже помогаете. Фаральда, у меня ведь сейчас нет никого ближе вас, – и сказав это, он понял, что проговорился. Забыл в миг искренности о «романе» с Рагаш.
– Все-таки в чем-то эти мерзавцы правы, – после небольшой паузы Фаральда, либо не заметив оговорки, либо не сочтя слова Иланаро за таковую. – Талморцы. Этот Вораколло со своей риторикой о сроках жизни. Я его слушала и очень хотела оспорить, но не могла найти возражений. Слишком явной ложью было бы говорить, что это неважно. И меня это так... бесит. Я не хочу, чтобы они были в чем-то правы, но... альтмерам действительно близки могут быть только те, кто долго живут. В идеале – альтмеры же. Никто в этом не виноват, это просто факт... несправедливый, но факт.
Нет, она все-таки заметила оговорку... и, похоже, хотела косвенно сказать, что понимает, почему он не упомянул гра-Лаг.
– А драконы живут еще дольше, – отозвался Иланаро. – Практически вечно. Поэтому не могут быть близки ни с кем – даже с другими драконами.
Она нахмурилась.
– Но ты же... не совсем дракон. Не в буквальном смысле.
– И все же «драконорожденный» – не просто метафора. Есть во мне, где-то в глубине души, некая часть... и не очень маленькая, которая плевать хотела на всех, кроме себя. Ей никто не нужен и не важен. Это как-то неприятно было осознавать, Фаральда. И она не появилась вот недавно, она была со мной всю жизнь, эта драконья часть. У меня были родители, друзья, возлюбленные... и половине меня, если так можно сказать, они были безразличны, получается. Я думал о себе лучше.
Фаральда задумалась.
– Так ли это важно? – спросила она, наконец.
– Что именно?
– Никто не властен над своими чувствами. Ты же это не выбирал. Ты не можешь заставить себя что-то почувствовать, кого-то полюбить. Упрекать за это – как упрекать кого-то за то, что он родился эльфом или человеком. Бывают смертные, которые делают много зла, находят удовольствие в чужих страданиях – и при этом искренне любят кого-то. Разве ты хуже их?
Иланаро покачал головой, невесело усмехнувшись.
– А этого я тоже не чужд. Та моя часть, которой не все равно... смертная часть, в отличие от драконьей...
– Ты что, кого-то пытал? – перебила его Фаральда.
– Нет. Но хотел.
– Но не стал же пытать. Или просто потому, что испугался последствий? Наказания?
– Не было бы там никаких последствий. Но ведь наверняка есть смертные, которые и желания такого не испытывают.
– Но им аналогично нельзя это ставить в заслугу. Опять же, они просто такими родились. Ничего для этого не сделали, никак этого не добивались. Этим гордиться так же глупо, как стыдиться противоположного. Знаешь что, мой мальчик. Я прожила шестьсот с лишним лет. И чувствовала тоже очень... разные чувства. И даже поступала по-всякому. Так разве было бы лучше, если бы я не родилась? Или умерла бы до того, как подумала все эти плохие мысли и совершила все эти плохие поступки? То есть еще до твоего рождения?
– Нет. Во всяком случае, мне было бы хуже.
– Приятно слышать. Или ты бы предпочел, чтобы я была... идеальнее? Без изъянов?
Иланаро покачал головой.
– Мне... нравится, что вы такая, какая есть. Что мы в чем-то схожи. Если вы, конечно, не наговариваете на себя, чтобы утешить меня.
Она негромко засмеялась.
– Не будь мы с тобой похожи, Иланаро, мы бы не сблизились так меньше, чем за год. Мы такие, какие есть, и, по-моему, это неплохо, – хлопнув по коленям, она встала. – Уже пора спать. А завтра расскажешь мне, наконец, куда тебя забросило, когда этот твой Исмир утащил Око.
Иланаро тоже поднялся, чтобы выказать ей почтение, а когда его наставница ушла, почти сразу разделся и лег спать. Заснул он быстро: тело с радостью вспомнило мягкость этой кровати, запах любовно выбранной в лавке Бирны подушки и вес одеяла – идеальный вес для уютного сна. Он был дома, хотя бы на эту ночь.
Он не ждал только, что в глухое предутреннее время, в «час волка», как называли его не то древние босмеры, не то древние редгарды, он вздрогнет от холода в груди, молча поднимется, открывая сияющие мерзлой синевой глаза, тихо и быстро оденется и бесшумно отворит дверь в темный холл.
Еще никогда Исмир не являлся, пока Иланаро спал. Он проснулся в тот момент, когда его пальцы взяли с полки для инструментов в соседней рабочей комнате острый и тяжелый нож для нарезки неподатливых алхимических ингредиентов, вроде собачьего корня или когтя ворожеи.