Гвардия Солнца

      Спросонья Иланаро ощутил смутный ужас – не собрался ли Исмир по примеру неизвестного убийцы госпожи Эрвин вонзить этот нож кому-нибудь в грудь? Но он довольно быстро понял, что сейчас ему ничто не помешает в любой момент принять смертную форму, и несколько успокоился. Исмир, впрочем, уже засунул нож за пояс. Сложный пасс рукой – и Иланаро сквозь все стены увидел розоватые облачка «обнаружения жизни». Исмир это заклятие, в отличие от него, знал. Белранд и Энтир были в своих комнатах. Цель – Белранд? Иланаро напрягся, но Исмир направился мимо бывшей комнаты Анкано к лестнице. Если он не идет по душу Энтира, что маловероятно…       … значит, он идет на верхнюю площадку. На крыше, к счастью, не было так уж холодно – ночь была безветренной и бесснежной, сквозь легкие кисейные облака светили луны. Розовое свечение чар обнаружения осталось далеко внизу. Исмир прошел мимо временного пристанища тела Мирабеллы. Кусок льда, в который Фаральда вморозила ее останки, покрывал штандарт Коллегии, на котором грустно лежали замерзшие цветы. У изголовья перед переносным святилищем Аркея горели три зачарованные «вечные» свечи. Но Исмира, очевидно, интересовал другой труп.       Завернутое в потертое покрывало тело Анкано лежало совсем в другом конце крыши, и, конечно, там не было ни стяга, ни цветов, ни святилища. Мирабелле оказали посмертные почести, а талморца просто засунули подальше от глаз и на холод. Иланаро подумал, что это, наверное, тяготит Рагаш и Белранда. Исмир тем временем откатил сверток подальше от края крыши и, мимоходом создав два магических светильника, развернул жесткое от холода покрывало. Ноздрей коснулся слабый на морозе, но все равно неприятный запах – еще не вонь гниения, но ее предвестник. Исмира, похоже, это не смущало, но Иланаро было неприятно ворочать покойника. В холодном магическом свете были слишком хорошо видны приметы смерти – высохшие губы, запавшие глазницы, потемневшие от застоявшейся мертвой крови кисти рук.       Вины за его смерть Иланаро не чувствовал, но легкую печаль ощутил. Но не успел он задаться вопросом, а должен ли чувствовать, и искренна ли печаль, как Исмир встал на одно колено и, приложив ладонь к груди мертвеца, произнес:       – Явись во исполнение обещанного.       Иланаро почувствовал изменение структуры магии вокруг себя. Он никогда не занимался некромантией, и не мог бы сказать, типично это ощущение для практики призыва нежити или Исмир создал какие-то особые чары. Рядом с телом проявился в воздухе полупрозрачный, чуть светящийся силуэт. Узнать в лицо его можно было лишь хорошенько присмотревшись – черты были размыты. Но это явно был образ Анкано.       Исмир поднялся и обратился к призраку:       – Мой первый приказ: ты не должен своим действием либо бездействием способствовать уничтожению мироздания. Второй приказ: ты не должен своим действием или бездействием способствовать моей смерти, если это не противоречит первому приказу. Третий приказ: отныне ты выполняешь то и только то, что я в божественной форме приказываю тебе, если это не противоречит первым двум приказам. Эти три приказа не может отменить для тебя никто, даже я сам. Да будет так.       Еще одно изменение магического фона.       Иланаро смутно помнил из теории, что в некромантии очень важна практика «первичного контроля»: сразу после поднятия или призыва нежити некромант обязует ее слушаться себя. Впрочем, ровно то же делает и даэдролог при призыве демонов – в том числе поэтому две эти школы магии классически объединяют в Колдовство (хотя, строго говоря, и некромантия, и даэдрология далеко не ограничиваются призывом сущностей из иных Планов). В свитках «первичный контроль» прописывался стандартной фразой «подчиняйся любому приказу призвавшего тебя до истечения срока призыва», этого с лихвой хватало непрофессионалам, вызывающим духов лишь для нападения и защиты. Но формулировка Исмира Иланаро заворожила – она была параноидально хороша, он почувствовал это, даже не осмыслив ее досконально, и очень попытался запомнить, чтобы потом воспроизвести.       Призрак молча внимал словам Исмира. Насколько это возможно было различить, его лицо оставалось совершенно спокойным.       – Ты будешь подтверждать получение моего приказа или объяснять невозможность его выполнения.       – Да, – прозвучал ровный тихий голос.       – Ты не будешь являться никому, кроме меня в любой из моих форм, и ты не будешь изгнан никем иным, – еще одна, более сильная волна магии. Было даже как-то унизительно колдовать, не понимая, что именно делаешь. – Ты будешь исполнять то, что я, будучи в смертной форме, прикажу тебе, если это не противоречит тем приказам, что я дал или впредь дам тебе, пребывая в божественной форме.       – Да.       Иланаро еще пытался осмыслить эти сложные формулировки, как Исмир вновь преклонил колено перед трупом Анкано и вытащил алхимический нож. Взяв руку мертвого, он прижал его ладонь к каменной кладке, разделил холодные, неприятно-твердые пальцы и приготовился уже отрезать указательный.       Иланаро отшатнулся совершенно инстинктивно, не успев осознать, что этим возвращается в смертную форму. Его испугал не сам факт членовредительства по отношению к покойнику – Анкано уже, несомненно, без разницы – как то, что недостаток пальца у трупа могут заметить. И полбеды, если маги Коллегии – могут заметить и Гвардейцы. Чем это ему грозит, и грозит ли, он обдумать не успел: Исмир уже покинул его, чутко реагируя на внутренний протест, как уже случалось.       Тут Иланаро вдруг понял, что Исмир ведет себя так трепетно не всегда, а только когда появляется по собственному почину. Если же использовать «Истинное лицо», он держится крепче, если так можно выразиться... но и уходит менее естественно, лишая Иланаро сознания и тепла.       «Обнаружение жизни» Исмира еще действовало – пока никто из видимых живых не двинулся с места. Но следовало поторопиться, оно начинало угасать.       – Анкано? – преодолев какое-то странное смущение, обратился Иланаро к призраку.       Тот не ответил. Впрочем, это был и не приказ.       – Отвечайте на мои вопросы, пожалуйста, – и он почувствовал себя совершенно по-дурацки. Проявлять вежливость к нежити вообще нормально? Он не знал.       – Да.       На какие-то секунды Иланаро застыл чуть ли не с раскрытым ртом, пытаясь сообразить, что, собственно, ему нужно спросить у призрака. Вопросов было много, но все они были как-то не к месту. Пожалуй, для начала стоит разобраться с насущным.       – Вы знаете, зачем Исмир пытался отрезать вам… вашему телу… палец?       – Да.       У Иланаро возникло острое ощущение, что над ним издеваются.       – И зачем? – все же спросил он, вставая.       – Я привязан к моим останкам, – все так же ровно сказал Анкано. – Не могу явиться в отдалении от них. Если любую часть моего тела носить с собой – этого хватит, чтобы я мог являться в любом месте.       – Но другие Гвардейцы могут заметить… отсутствие пальца.       Снова никакой реакции. Ах да, это не было ни приказом, ни вопросом. Тут Иланаро очень пожалел, что редко посещал лекции Гестора. Минимальная теоретическая подготовка в Колдовстве сейчас бы не помешала.       – Анкано, вы помните себя? В смысле, свою жизнь? Вы… – «будто неживой», хорошо, не успел ляпнуть, – после смерти сохранили личность или нет? Вы изменились, расскажите, как и насколько, – в этот раз он удержался от «пожалуйста» и «если можно». Иланаро порадовался, что их странный разговор никто не слышит – он продолжал чувствовать себя глупо.       – Я помню себя. Отчасти сохранил. Я теперь иначе ощущаю эмоции. Пожалуй, я их теперь не ощущаю, а думаю. Я не знаю, как это назвать, живым это недоступно. И мое мышление изменилось. Стало сложнее соображать. Что-то утрачено. Но я все помню, даже лучше, чем при жизни.       – Э-э… – Иланаро даже зажмурился, пытаясь придумать наилучшую стратегию ведения разговора, – я приказываю вам не лгать мне.       – Да.       – До этого вы лгали мне? После смерти, в смысле?       – Нет.       – А при жизни лгали? – это, конечно, не боги весть какая проверка искренности, но уточнить стоит.       – Да, – тем же ровным, невыразительным голосом.       – Ну это понятно. Так. Что еще… вы можете сейчас отслеживать, чтобы нас никто не подслушал? И сообщить мне, если кто-то соберется?       – Да.       – Приказываю вам сделать это, – сообразил уточнить Иланаро. Было очень сложно вести этот разговор, Анкано теперь мыслил в весьма своеобразной манере. Да, Иланаро очень сглупил, манкируя Колдовством, там наверняка даются какие-то советы по общению с нежитью…       – Да.       – Вопрос и приказ вы оцениваете отдельно?       – Я могу попытаться воспринимать как приказы соответствующие вопросы, но не гарантирую правильности их оценки. Все стало очень буквально. Лучше перестраховаться, если нужен результат.       – Значит, чтобы вызывать вас, нужна часть тела… и как именно вызывать вас, ее имея?       – Не знаю точно. Возможно, коснуться ее и сказать: «явись». В этот раз было так.       – Любая часть тела?       – Не знаю точно. Но плоть разлагается. Я думаю, лучше взять кость.       – А как вас, э-э… изгнать?       – Не знаю. Возможно, поможет «изыди».       – Вы иронизируете?       – Нет.       – М-м… вы способны к активным действиям? Напасть на кого-то? Использовать заклинания?       – Не знаю. Можно проверить.       – У вас осталась свобода воли? Хоть какая-то?       – В тех рамках, что позволяют приказы, полученные мной. Хотя… пожалуй, это теперь тоже отчасти утрачено. Я ничего не хочу. Исчезли мотивации. Но если поставить целью проявить свободу воли, возможно, я смогу проявить ее в рамках приказов.       Кажется, он ожидал приказа попробовать проявить свободу воли, как ни абсурдно это звучало. Вот за это Иланаро ощутил вину.       – Я лично не желал и не планировал делать вас нежитью, Анкано. Я как я, моя смертная форма. Но, судя по всему, это необходимо для спасения мироздания, раз этим озаботился Исмир. Это… и было тем, на что вы согласились в Зале Внутреннего Спектра?       – Да.       – Надеюсь, он знал, что делает. Что еще... Вас можно упокоить? Окончательно, я имею в виду?       – Не знаю. Можно проверить.       – Вы не боитесь, э-э… – чуть опять же не сказал «смерти», – уничтожения?       – Мне сложно судить. Думаю, боюсь, если уничтожение будет полным. Насколько я опять же способен. Сейчас я все еще существую. Когда я был жив, мне нравилось жить, и я хотел бы существовать после смерти. Я помню, как я этого хотел – в моем состоянии, судя по всему, это то, что остается от желания. Если же уничтожение лишь изымет мою душу из Мундуса – не боюсь. Даже, наверное, стремлюсь к этому. Может быть, мой нынешний способ существования… предназначен как раз для божественных Планов. При свободном выборе между существованием здесь и там я выберу второе.       – Даже если ценой будет все мироздание?       – Это запрещено первым приказом.       – А вам лично уже все равно?       – Мне сложно судить. То, что определяет «первичный контроль», – Иланаро отметил, что Анкано тоже в курсе терминологии, – слишком... сильно, это наиважнейшее для меня. Мои... остатки эмоций... неразличимы на фоне действия первых трех приказов. Но я помню, что когда я был жив, я хотел, чтобы мир уцелел. Даже был согласен умереть ради этого. Судя по всему, это и произошло.       Вот чего Анкано лишился, так это части словарного запаса. «Да, нет, не знаю, можно проверить, мне сложно судить». Какая-то навязчивая консервативность формулировок. Его изречения словно штамповались по форме.       – Полагаю, после решения проблемы с Алдуином стоит попытаться выяснить, как отправить вашу душу... туда, куда положено отправляться душам.       – Я думаю, это уже невозможно.       Иланаро на какое-то мгновение замер, пораженный тем, как сказанное столь бесстрастным тоном может выражать полную безнадежность. Что же, теперь сказать, что ему жаль? Что он не хотел? Это все и в разговоре с живыми звучит ужасно дешево, а с мертвым – просто издевательски, цинично.       Он так и не нашел слов. Сделал шаг вперед и попытался коснуться призрака. Его рука прошла насквозь. Полупрозрачное лицо осталось бесстрастным.