Гвардия Солнца

      С того момента, как Иланаро взошел по Семи Тысячам ступеней, на проверку оказавшихся всего Семью Сотнями (видимо, остальные шесть тысяч с лишним за прошедшие века ушли под слой почвы или развалились), прошло всего недели две, но у него было чувство, что тут, у Седобородых, он сидит уже третий год – столько потрясающей новой информации вывалили на него эти знатоки древней магии Голоса. Он перечитал кучу книг, хоть как-то касающихся драконов, драконорожденных и ту’ума, начиная от «Пяти песен о короле Вулфхарте» и заканчивая «О драконорожденных», а также прочитал некоторые комментарии к ним Седобородых, магов и ученых. Он учился магии Голоса, которая ему, сказать честно, была как-то неприятна инстинктивно, непривычна – это по сути своей была не магия, не то, что он привык понимать под магией и чувствовать как порождение своей сверхъестественной силы. Он пытался абстрагироваться от того, что все это относится лично к нему, пытался рассматривать свои так неожиданно открывшиеся способности лишь как объект изучения, но, к сожалению, тщетно.       Из Коллегии ему приходили письма. От брюзгливо-недовольных, в ключе «Какой вы там ерундой занимаетесь, Иланаро? Лекции прогуливаете, практические задания простаивают…» до восторженных «Ты! Довакин! Не может быть! Расскажи!». Фаральда грозилась приехать сама и выспрашивала подробности и протоколы, есть ли связи между Криками и магией стихий, а если есть, то какие, и пробовал ли он как-то совмещать одно с другим, а если нет, то какого скампа ждет, это же прорыв, открытие и материал для монографии по меньшей мере. У Иланаро не было времени отвечать подробно, да и желания тоже не было – он и сам еще не разобрался…       В итоге, когда Иланаро в очередной раз поразился, как это он не срывает голос, когда исторгает ту’ум, и, натренировавшись в Крике до звона в голове, отправился отдыхать и отпаивать себя теплым медом, к нему подошел Арнгейр.       – Что ж, юноша, – старец потер костлявые руки, – ты проявил себя прилежным учеником…       – Спасибо, – осторожно сказал Иланаро, школярским чутьем, которое у него успело развиться за пару месяцев членства в Коллегии, чуя, что от него что-то сейчас потребуется. На «юношу» он не обижался, хотя полагал, что старше норда по меньшей мере вдвое. Тот был несомненно одним из самых могущественных смертных Нирна, что вполне заменяло недостаток с точки зрения эльфа прожитых лет, и для человека был действительно очень стар.       – Но, тем не менее… существуют некоторые сомнения…       Иланаро ждал.       Арнгейр, не дождавшись от него логичного вопроса, пожевал губами и неохотно продолжил:       – Сомнения, являешься ли ты, хм-м…       Иланаро не задал и следующего резонного вопроса.       – В общем, чтобы мы объявили тебя Довакином, ты должен принести нам священную реликвию – Рог Юргена Ветрозовущего. В его гробнице…       – М-м… я бы рад, но боюсь, что это может помешать моим изысканиям, – как мог вежливо ответил Иланаро. Еще жизнь в Сиродииле научила его всячески избегать поручений, связанных с посещениями гробниц, пещер и руин.       К сожалению, Арнгейр тоже не первый год жил на свете и знал, что разумные индивиды в массе своей не рвутся совершать подвиги на ежедневной основе, поэтому научился разнообразным способам заставить кого-то сделать что-то.       – Увы, юноша, это непременное условие дальнейшего твоего пребывания в Высоком Хротгаре и возможности обучения в Ордене. Мне жаль, но…       – Позволите начистоту, мастер Арнгейр? Я не авантюрист и тем более не герой, я зачарователь-практик и начинающий ученый, и я и так едва не погиб, пытаясь найти в империи место, где можно спокойно изучать магию. То, что со мной случилось…       – Я очень хорошо понимаю тебя, юноша, – не смутился Седобородый, отметая его возражения энергичным жестом, – но увы, высшие силы сделали так, что ты родился драконом в теле смертного. И именно сейчас, когда исполняется последнее из пророчеств о Довакине, ты появился в Скайриме… боюсь, что твое нежелание попадать в передряги мало что значит.       Иланаро вздохнул.       – Со всем уважением, мастер Арнгейр, это не повод самому лезть на рожон. Судьба есть судьба, но по своему почину – даже по вашей просьбе – я не полезу ни в руины, ни в гробницы. Будет ужасно жаль, если это закроет мне двери вашей обители, но тогда я предпочту вернуться в Коллегию и продолжить изыскания там. Все лучше, чем рисковать своей жизнью в бессмысленных стычках с драуграми.       – Речь идет не только о тебе. Речь идет обо всем мире. Ты ведь знаешь, что такое ответственность, юноша?       – Речь идет обо всем мире, положим, то есть получается, что вы согласны им рискнуть, только бы не нарушить некие традиции вашего Ордена? – парировал Иланаро.       – Ты не понимаешь, – с ноткой угрозы сказал Седобородый.       – Не понимаю, – согласился Иланаро. – Не понимаю, почему бы вам просто не разрешить мне учиться у вас мастерству Языков дальше, тем более, если это важно для всего мира. Я прекрасно обходился без этого самого Рога последние две недели, и уверен, смогу и дальше постигать ту’ум без него. В крайнем случае, можно нанять какого-нибудь профессионала по разграблению местных руин. Или вы предпочтете, чтобы я героически погиб в той гробнице? Это поможет нашему миру?       – Пошел вон, – процедил старик. – Трус.       Иланаро вздохнул.       – Вы наслушались песен ваших бардов, норд, – сказал он, вставая. – «Герой он бесстрашный, он непобедим» и все такое. Я совершенно не обязан оправдывать ваши ожидания.       По лицу старика было видно, что он жалеет о сорвавшихся грубых словах – не потому, что ему совестно было оскорбить эльфа, но потому, что ему, высокомудрому и прочая, отказало хладнокровие.       – Ты просто еще не понял, что ты есть, – сухо сказал Аргейр. – Тебе кажется, это всего лишь новый вид магии, что-то занятное и редкое, что досталось тебе случайно и бесцельно. Но быть Довакином – это не навык, не природная способность и не повод для хвастовства. Это Путь. Когда ты поймешь… ты сам пойдешь за Рогом Юргена. Остается молиться, чтобы тогда уже не было слишком поздно.       – Что ж, это меня устраивает, – любезно улыбнулся альтмер. – Когда я почувствую себя легендарным нордским героем, я обязательно принесу вам Рог и совершу прочие – не менее, уверен, славные и осмысленные – подвиги. Но пока что…       – В тебе же четверть нашей крови, юноша! Истинной, яркой крови первых людей. Неужели она столь разбавлена эльфийской, что забыла о чести и силе? И способна лишь на ядовитые слова и самовлюбленное умствование?!       – Мастер Арнгейр, вам самому не неловко разговаривать столь… вычурно? Меня будто занесло в какой-то эпос… право слово, на дворе уже четвертая эра! Я… очень огорчен, что вы ставите передо мной выбор – глупо рискнуть своей шкурой или лишиться возможности учиться у мастеров своего дела. Но это ваше право, в чужой орден со своим уставом не суются. Давайте разойдемся как цивилизованные граждане империи.       – Твоя бабка в Совнгарде плачет от позора, слушая твои трусливые рассуждения! – Седобородый явно пропустил увещевания Иланаро мимо ушей.       – Боюсь, моя бабка не в Совнгарде. Судя по тому, что рассказывала мне мать, она была культисткой одного из Князей Даэдра. Так что, полагаю, она в Обливионе.       В глазах норда мелькнуло отвращение.       – Я вас разочаровал, да? Даже та четверть моей крови, которая вам так близка – и та порченная? А ведь я думал, что хотя бы среди мудрецов идеи Талмора о чистоте расы не находят сторонников. Я не выбирал себе ни бабку, ни родителей, ни эту… способность поглощать драконьи души. И оправдываться за все это не желаю.       Ноздри старца гневно раздулись. Сравнение его мнения с талморскими идеями явно задело его. Но он все же удержал себя в руках. Вздохнул глубоко и, повернувшись, широким шагом покинул отведенную альтмеру комнату. Бросив в дверях:       – Час на сборы. Без Рога не возвращайся.       Иланаро дождался, пока тот уйдет. Перестал контролировать равнодушно-любезное выражение лица. В расстройстве чувств ударил кулаком по бедру. За сто восемьдесят два года своей жизни он научился не показывать свои истинные эмоции, но так и не научился их не испытывать. Он был зол, обижен и расстроен. То, что его вышвырнули из Высокого Хротгара – ладно, не больно-то и хотелось, но то, что назвали трусом, оскорбили его расу (он считал себя альтмером, и был воспитан как альтмер), и показали полное пренебрежение лично им, Иланаро из Чейдинала, его желаниями и планами, видя в нем лишь фигуру из своих дурацких поверий… вот что уязвило его до глубины души.       Весь этот возвышенный треп про Путь и судьбы мира его взволновал мало – Иланаро был уверен, что Арнгейр просто пытался надавить на него. Будь он и вправду тем юношей, каким казался Седобородому, у того наверняка бы получилось… но, пусть для альтмера его возраст и считался еще юным, четверть человеческой крови явно сыграла свою роль – у него даже успели поседеть волосы, хотя морщины почти не тронули лица, да и на тысячу лет жизни вряд ли ему стоило рассчитывать. В свое время Иланаро выяснял, что квартероны вроде него живут в среднем лет по четыреста… В общем, он уже был зрелым мужчиной, давно растерявшим восторженность и веру в громкие слова.       Он просто хотел заниматься магией в комфорте и безопасности, и чтобы к нему никто не лез. Увы, получалось не очень. Но надежды он не терял. Что ж, в Коллегию! Фаральда уже заждалась, да и у остальных наверняка чешутся руки посмотреть на Крики в действии.       Собравшись (не удержавшись, он «позаимствовал» у Седобородых пару особенно редких книг, в качестве моральной компенсации), Иланаро закутался в подбитую мехом мантию и неохотно вышел под секущий снег, вечно валивший на Высоком Хротгаре. Вздохнул, предвкушая дорогу вниз (полегче, конечно, чем вверх, но тоже приятного мало), поудобнее устроил на спине поклажу и двинулся по серпантину к подножию Глотки Мира.