Невозвращение

Триш заходит попрощаться – наверное, что-то важное случилось, раз мирное утро так резко прервалось телефонным звонком и внезапной миссией. К тому же Триш уже вооружена и каким-то чудесным образом облачена в свою униформу, которая придаёт ей вид воинствующей Госпожи, и Неро стыдится этих мыслей. Он ведь в этом ничего не смыслит, видел подобное только на фотографиях в журналах Данте. Да и не может сказать, что это как-то волнительно для него. Для Неро Триш – боец. Такой же боец, как он сам, как Данте… Вообще, для Неро Данте – гораздо больше, чем боец. Воин – было бы правильней, но Данте всё так же не любит это сравнение. Интересно, почему он настолько ненавидит вспоминать своего брата? Ведь ему больше не о ком вспоминать. Насколько Неро знает, у Данте нет никого. При этом он сам же учил его в прошлый раз помнить тех, кто когда-то был тебе дорог. Или Неро как-то неправильно понял? Он смотрит на свою правую руку, сжимает кулак, разжимает. Ямато, оружие близнеца Данте, не призывается, когда рядом нет войны. Неро знает – он пытался. Это кажется ему занимательным, но… – Ты её не достанешь, – говорит Данте. Неро поднимает глаза. Данте стоит в дверном проёме, сложив руки на груди, и смотрит на него. – Почему это происходит? – интересуется Неро, всё рассматривая руку. – Ямато – с характером. Это же меч моего брата, – говорит Данте, подходя к столу и разыскивая пачку сигарет среди беспорядочно расставленных полупустых чашек и склянок с чем-то съедобным из местного супермаркета. – И что? – Ну-у-у… Она тоже создана исключительно для войны, – неохотно объясняет Данте, наконец обнаружив пачку «Марльборо» и теперь выискивая зажигалку. – Она появляется только тогда, когда нужно надирать задницы. А потом исчезает. Мирное время её не интересует. – И этот твой брат не… – Неро, не стоит, – морщится Данте и вынимает зубами сигарету из пачки. Тот раздражённо вздыхает: – Но почему мне нельзя узнать?! Что за хрень с этой штуковиной? Дурацкий тайный заговор! – он выходит из себя. – Почему я имею право таскать это с собой, а знать всю эту чёртову историю – не могу?! – Нет никакой истории, – спокойно отвечает Данте, щёлкая серебристой зажигалкой. Синее пламя незаметно в ярком солнечном свете, но сигарета зажигается. Данте делает затяжку и расслабленно выпускает сизый дым из приоткрытого рта. Он растекается в солнечном луче серо-голубой полупрозрачной кляксой. – Тогда почему ты… – Потому, что это моя семья и моё личное дело, – обрывает Данте. – Насколько личное, ха? – Очень. Личное. И таким и останется, парень, – совершенно спокойно говорит Данте, придвигая большую хрустальную пепельницу поближе, и что-то убеждает Неро, что на этом всё. – Но я всё ещё её хозяин, – напоминает Неро упрямо. – Нет, у неё всегда был только один хозяин и останется им, – поясняет Данте, подходя к столу, отодвигая стул и усаживаясь. Пепельницу он держит в руке. – Ты – её хранитель. Ты что-то вроде охранника музея. Тебе не нужно знать историю своих экспонатов. – Ооо, ну, конееечно, – с иронией тянет Неро, криво усмехаясь и кивая. – Я же всего лишь какой-то пацан из провинции. Куда мне до героического Охотника Данте и его тёмного, такого загадочного семейного прошлого, да? – Я не говорил, что ты – пацан из провинции, хотя… – Данте на миг задумывается. – Да, ты, между прочим, и есть пацан из провинции, но это неважно. Ты просто… – Я просто хочу знать! – справедливо настаивает Неро, и в голосе его сквозит вызов. – Почему нет?! – Потому что я так сказал? – предполагает Данте, приподнимая брови с иронией. – Я тебя не понимаю, – качает головой Неро, устало вздыхая и пальцами толкая кружку от себя. – Ты и не должен, Неро, – кивает Данте, и голос его смягчается. – Доверься мне, так только лучше, – негромко и так же мягко произносит он, а потом спрашивает. – Ещё кофе? Неро пожимает плечами: – Да, пожалуй. Данте ставит на стол пепельницу и поднимается, чтобы налить ещё одну кружку кофе для Неро. Неро смотрит ему в спину, и ему начинает казаться, что то неизвестное волшебство, которое возникло вчера между ними, то настоящее, утекает сквозь пальцы вместе с пылью и сигаретным дымом, ползущим в утреннем свете. А свет всё бьёт из окна. Такой яркий… Слишком яркий. Ни капли в нём того вчерашнего волшебства. Неро чувствует, как сердце пропускает удар. И становится всё равно.