Мир, который без меня.(Альтернативный гей-роман) Книга1.

7. JUST YOU AND IT AND MUSIC.*       До открытия выставки оставалась неделя. Ее приближение Рой воспринимал с неотвратимостью съезжающего с горы асфальтоукладчика без тормозов. Причем, себя он видел попавшим ногой в капкан где-то у ее основания. Он выпал из реальности и исчез. Дома он почти не появлялся, потому что был в галерее. В галерее его тоже не было, потому что он сказал, что его нет ни для кого.       От безысходности и полной ненадобности Рою Энди с головой погрузился в занятия со Стивом. То ли Шон был хорошим учителем, то ли Энди - благодатным учеником, то ли они оба - один лучше другого, но с самого начала все шло неплохо. — Понимаешь, — объяснял Стив, — танцевать одно и то же можно по-разному. Либо ты демонстрируешь грубые сексуальные движения, что само по себе, на мой взгляд, является примитивным, либо не делаешь таковых, тем самым вызывая непреодолимый интерес в зрителе. По-любому, и в том и в другом случае нужна мотивация… — Что? — не понял парень. — Нужна мотивация, говорю. Это то, чего ты хочешь достичь, делая что-то. Понял? — Ну, приблизительно. — Сейчас приблизительное переведем в точное. Смотри.       Стив расставил ноги, скрестил в паху ладони и начал делать резкие поступательные движения бедрами. — Что ты сейчас видишь? — В смысле? — Глядя на меня, что бы ты мог обо мне сказать? — Что ты готов трахаться. — Верно. А теперь?       Он медленно скользнул ладонями по внешней стороне бедер, описал восьмерки на животе и груди и, скрестив руки на затылке, замер. — Ну? — Ты хочешь трахаться. — Верно. С той только разницей, что это ты думаешь, что я хочу трахаться. Я заставляю тебя так думать. Но… Если в первом случае я даю тебе понять, что буду это делать грубо и нагло, то во втором - ты можешь рассчитывать на проявление определенной ласки. Однако это не значит, что я буду это делать медленно и лениво. Я создаю интригу, и ты не знаешь, в конечном счете, как оно пойдет. То ли я буду ласковым до конца, то ли начну с ласки, а потом сделаю все грубо и нагло. Понял в чем фишка? — Кажется, да. — Славно. Теперь о мотивации. Что именно ты хочешь получить на выходе, проделав на сцене определенные телодвижения?       Энди пожал плечами. — Хорошо, я помогу. Ну, наверное, чтобы тобой восхищались? — Да. — Еще! — Чтобы думали, что я делаю это лучше всех. — Еще! — Чтобы приходили вновь. — Еще! — Чтобы хотели меня. — Еще!       Парень задумался. Стив слишком быстро задавал вопросы. — Чтобы я мог выбрать сам. — О! Наконец! Теперь все, что ты сказал, заключи в одно слово.       Энди растерялся. Шон хотел невозможного, но он хотел это так, что парень начал судорожно подбирать определение. — Власть, — сладко и в тоже время с интонациями брутальности произнес Стив. — Власть. Это то, что ты получишь, научившись управлять толпой. Именно толпой. Трезвых, обдолбанных, пьяных. Без разницы! Эта толпа будет у твоих ног и когда ты будешь стоять на подиуме, и когда спустишься к ним. Танец — мощное средство. Это один из феромонов сексуальности. — Феромонов? — Вибраций запаха, заставляющих человека возбуждаться и хотеть.       Энди понял, что ничего не понял. Он был настолько не искушен в подобных вопросах, что понять все, что говорил Шон, было для него слишком сложно. Он вдруг почувствовал себя частью этой самой толпы, о которой тот и говорил. Возбуждение. Мальчишка был возбужден. Ему пришлось признать это. Хотя Стив еще не танцевал, этот невидимый и непонятный феромон пропитал сознание, и парень смутно начал догадываться, о чем тот говорил. — И еще, — продолжил Шон. — И это, пожалуй, основное. Ты должен научиться любить свое тело, каким бы несовершенным оно ни было. — Я и так его люблю… — Не то, — перебил Стив. — Совсем не то. Ты должен его любить за то, что оно совершенно. — Как это? — Просто. Научись скрывать и преподносить недостатки так, чтобы все считали их достоинствами. Этому надо учиться. И делать это нужно именно здесь.       Он постучал пальцами по лбу. Отлично! Вот так объяснил! Все понятно. Никаких сомнений! Вот так вот взял и скрыл. Чего проще?! Просто встал и сделал! Там, в черепной коробке, есть огромные короба. Попросту сложил туда недостатки, пересыпал нафталином, закрыл на ключ и проглотил. Зачем он нужен? Доставать вряд ли потребуется! Пока Энди размышлял, а размышлял он быстро, Стив продолжал: — Ты же видел моих крошек…       Ну, да! Это он о зайках. Лошади двухметровые… — Лошади двухметровые…       Энди вздрогнул. Черт! Сорвалось! — Зайки мои! — он сказал это так, словно только что лизнул шоколадное мороженное на палочке. — Тебе нравится, как они двигаются? — Угу. — Ты же не задумывался, как они это делают? — Что? — Шевелят своими километрами костей. По-твоему, это достоинства или недостатки? — Не знаю. — Отлично! Потому что тебе и не надо знать! Ты видишь образ. Все! — Все?! — Все! Ты невысокий. Это достоинство или недостаток? — Не твое дело! — Моя ты умничка! Моя ты лялечка!       Еще немного и Стив бы прослезился. Он был горд. Кажется, от шоколадного мороженого осталась только палочка. Науку постиг! Значит, тоже зайка… мышка… птичка…лялечка! Обалдеть! Энди был обескуражен и своим ответом, и реакцией Шона. — Давай, детка, иди сюда. Сидя на попе, ты вряд ли достигнешь мастерства. Тем более, что сейчас ты несколько свободен от своих прямых обязанностей. — Скажи, Стив, сколько времени надо, чтобы достичь совершенства? — Смотря что ты назовешь совершенством. Я — перфекционист, а значит, моего предела нет. Наука соблазнения не знает рамок, а танец — то же соблазнение. Давай-ка, посмотри на шест. Он гладкий, блестящий… Он нравится тебе? — Не знаю. — Ответ неверный. Еще раз спрашиваю, он нравится тебе?       Энди задумался. Шест и шест. Что в нем может нравиться? Труба трубой. Ну, разве что блестящая. — Не так, чтобы очень, — парень слукавил, решив, что такой ответ позволит ему, если что, отступить назад. — Хорошо, — продолжил Стив, поглаживая металл. — Поставлю вопрос по-другому. Энди, детка, это что? — Шест, что еще?! — Нет, солнце. Это твой партнер. Сексуальный партнер. И ты должен его очень хотеть, потому что на сцене трахаться ты будешь именно с ним. Прилюдно. Считай, что в общественном месте. И от того, как ты будешь с ним трахаться, зависит все. Понял теперь? — Кажется, начинаю. — Вот и славно. Держись.       Стив накрыл ладонью руку Энди. — Чувствуешь его? Он твердый. Он всегда готов. А ты? Можешь не отвечать. Я и так знаю. Закрой глаза и слушай себя. Ты и он. Ты и он. Начинай двигаться. Я помогу. И помни, я уже говорил: меня здесь нет. Только ты и он. И еще музыка. — Я и он, — прошептал парень. — И еще музыка. — Где я? — едва различимо спросил Шон. — Тебя нет. Только я и он. — Хорошо. Чувствуешь, он становится теплее в твоих руках? Это отдача. Ваша связь.       Стив заставлял касаться металла внутренней стороной бедра, охватывать его ногой, приближаться и отстраняться, гладить ладонями и прижиматься ягодицами. Он управлял, и постепенно Энди начал понимать, о чем он говорил. «Возбудись сам, если хочешь возбуждать других». «Бери. Отдавайся, и другие захотят того же». «Будь честен на сцене, и тебе будет проще вне ее».       Вернувшись домой, Энди сразу увидел машину Маккены. — Рой! — позвал он, радуясь, что тот дома.       Ответа не последовало. Внизу тихо, но парень сразу разглядел в гостиной Роя. Одетого. В обуви. Без подушки и пледа. Казалось, он добрался до дивана и рухнул ничком, уснув еще в полете. Наверное, если бы по соседству стреляли из дальнобойной пушки, он бы все равно не услышал.       Два дня до выставки. Маккена запретил всем появляться в галерее. Не хотел, чтобы кто-либо видел картины до открытия. «Это его стиль», — объяснял Шон. — «Так всегда».       Энди стоял над Роем, смотрел, размышляя, что делать. Пожалуй, снять обувь. Маккена что-то невнятно пробормотал, перевернулся и затих. Двухдневная щетина. Несвежая рубашка. Мать, вымотанная капризным ребенком. Энди пристроился рядом на полу, положил голову на уголок подушки и принялся рассматривать лицо Роя. Едва заметные морщинки на лбу. Синяки под глазами. Чуть различимые очертания ямочек. Здесь и здесь. Ровная, даже слишком, линия носа, чуть сглаженная и чуть загибающаяся к кончику. Точеные, ни тонкие, ни толстые губы. Чувственные. А целуются как! Энди знает. На себе знает. Рой проснется, будет говорить, есть, улыбаться, а он будет смотреть и думать. О, как же они умеют целоваться!       Темнеет. Ночь растушевывает черты лица. Размывает, смешивая с тенью. По щеке скользит тонкий блик уличного фонаря. Чуть покачивается. Гладит. Нежно, чтобы не потревожить. Касается губ, стараясь проникнуть внутрь. Ох, и безобразник! Энди улыбается. Нет, у тебя не получится. А у меня… если захочу. Только не буду. Ему надо отдохнуть. Еще два дня. Все завтра. Или нет. Как он захочет.       Потом мальчишка размышлял о том, как умещается в человеке дарование. Где оно гнездится? В голове? В глазах? В сердце? И как может художник видеть то, что не видит обычный человек. Ну, к примеру, чайки. Что с них взять? Чайки и чайки. И ведь нужно было ехать в такую даль, вскочить спозаранку, замерзнуть до одеревенения последней жилы, чтобы эти чайки… Теперь всякий раз он будет вспоминать выбеленные доски причала и птиц, выписывающих в небе огромные круги.       Энди уснул. Выходит, что чайки — те же овцы, которых надо пересчитывать в бессонные часы. Снились они или нет - не имеет значения, только он проснулся, когда понял, что не может шевельнуть головой, ибо она крепилась к какому-то заржавевшему механизму, который отказывался работать. Потом парень обнаружил, что и рука под этим самым механизмом вовсе не относится к его телу, потому что он ее не чувствовал. И хуже всего то, что спустя несколько секунд он отчетливо осознал, что рука эта покрыта ежиной шкурой наизнанку с прорастающими внутрь иголками. Энди открыл глаза. Слава богу, хотя бы они оказались там, где он их вчера оставил. Зрение сработало отменно, и он сразу столкнулся со взглядом Роя. — Хорошо спалось? — спросил Маккена. — Удобно? — Тебе весело? — с долей обиды огрызнулся парень. — И какое же такое непреодолимое желание ты испытал, выбирая место для сна? Дай-ка попробую угадать. — Пробуй. — Наклевывается несколько вариантов. Вариант «А». Ты соскучился. Вариант «B». Ты очень соскучился. Вариант «C». Ты соскучился очень-очень. — Правильный ответ — вариант «D». Пошел ты! — Тогда следующий вопрос викторины. Я пойду. Вариант «А». Один. Вариант «В». Не совсем один. Вариант «С». Совсем не один. — Вариант «D». Пошел ты! — И последний вопрос викторины. Куда? Вариант «А». В пи…. Вариант «В». В жо…. Вариант «С». На х…. — Иди в жо…. — И это правильный ответ. Приз победителю!       И Рой получил свой приз. Энди тоже получил свой. Битва, из которой все стороны вышли победителями — великая битва. И шла она по всем правилам ведения военных маневров. Сближение армий.       Прорыв по центру.             Внедрение в тыл в узких местах противника.                   Обхват по флангам.                         Атака за атакой.                               Сумятица.                                     Возня.                                           Ближний бой по всем территориям, переходящий в откровенную неразбериху.                                                 Пот.                                                       Вопли.                                                             Рывки.                                                                   Усталость.                                                                         Перемирие.                                                                               Переговоры.       Ничего не изменилось со времен Александра.**       Наконец-то наступил тот долгожданный день, когда то, к чему так долго шли, неизбежно начало случаться. Вот-вот должна была открыться выставка. Раз должна - то и открылась.       Рой проснулся вздернутым и нервным. Энди отметил, что выглядел Маккена неважно. Это был катастрофический диссонанс. На уставшем, если не сказать "осунувшемся", и уж совсем промолчать - постаревшем лице сияли глаза. Карие, с зеленоватым напылением. Только так, и никак по-другому. Энди уже думал над тем, каков их цвет. И сколько ни думал, приходил к одному и тому же. Они ему нравятся.       Невзирая ни на что Рой был счастлив. Он волновался так, словно первый раз шел в школу. Мальчишка мальчишкой тридцати пяти… шести… семи лет. То, что он с утра облился кофе и обжегся сигаретой - можно опустить. На это он не обратил внимания, а то, что спозаранку у его дома топтались папарацци - волновало его куда сильнее. Он знал: на выходе все это обернется хорошей интрижкой со скандалом. Впрочем, ему это было только на руку. Никаких усилий, а добрый пиар обеспечен. Энди тоже волновался, хотя ничего из вышеизложенного не знал. Он кругами думал о Карелле, совмещая его с Диком. О крошках Стива, совмещая их с шестом. О самом Шоне, совмещая его с собой. О чайках с хлебом. И опять о Карелле, крошках, чайках… Шест… Зайки… Доски… Вариант "А"… Вариант "В"… — Главное, — наставлял Рой перед отъездом, — что бы ни произошло, делай моську кирпичом и отвечай уверенно и нагло. Не дай им оседлать тебя. — Рой. — Смотри всем в глаза и отвечай прямо, но уклончиво. — Может, я не поеду? — Поедешь. И кстати, будь готов к тому, как быстро они догадаются, кто ты такое есть на самом деле. И посматривай на Стива. Как и что он будет делать. Он - специалист высокого ранга. Развязывание интриг — его конек.       Энди перепугался не на шутку. — Ничего страшного. Мы просто поддержим нашу дурную славу. Не бойся. Ей не привыкать. — А что будет делать Стив? — Посмотри, какие он состроит глаза, когда в очередной раз они догадаются, что мы все еще трахаемся. Тебе неплохо бы поучиться у него актерскому мастерству.       Рой говорил, жестикулировал, но у мальчишки произошла блокировка сознания, и он уже ничего не воспринимал. Он смотрел на Маккену, высокого, в строгом элегантном костюме и галстуке, и ни о чем не думал. Потому что и думать было нечем. Жизненные процессы в его организме происходили без сбоев, но общее состояние характеризовалось однозначно - кома в результате коллапса. Кома тоже происходила без сбоев и продолжалась бы еще неизвестно сколько, если бы внезапно ее не выбило шоковой терапией. Неизвестно откуда свалился Стив. Он всегда так делал. Энди перевел на него безэмоциональный взгляд и понял, что ничего другого произойти и не могло. Шон выглядел более чем странно. Кажется, его жевала корова. Он был мятый, небритый и кое-как одетый. Наверное, он выпал у нее изо рта, когда она на секундочку замечталась. Видя, что Энди, мягко говоря, нездоровится, Стив похлопал его по плечу и даже ущипнул за задницу. — Нужен креатифф! — заявил он, особо выделив последний звук. — Давай, детка, поехали! У нас пара минут кое-что сделать. — Куда? — почти проблеял Энди. — По пути поймешь. — А Рой? — Встретимся в галерее. Не волнуйся. Он не промахнется.       Парня передернуло. Сумасшедшие. Каждый на своей волне… Все нормально… Все спокойно… Тихо… Т-с-с…       Энди юркнул в машину. Папарацци со своими фотоаппаратами. Щелкают вспышками. Трещат как стая саранчи. Лезут. Чего-то всем надо. И где они только были, когда он вылавливал Роя из реки? Ну, да! Вылавливал-то он его одного, даже не подозревая, что параллельно вылавливает и все это. Мост. Машины. Вода, которая пахнет болотом… Нет, уже не спасает. К мосту теперь прилагается Шон, Карелль, чайки, крошки, шест… Боже! Меня сейчас вывернет!       Народ заполняет галерею. Его уже много, а он все валит. Стенды делят зал на секции. В каждой своя тема, свой мир. И все это вместе: и стенды, и фотографии и рамки — мир Роя Гейла Маккены. Хозяина пока нет. Нет и тех, кто улыбается, страдает, надрывается на снимках. Вот атлет «пинчер». Кусками. Как и говорил Рой. Мышцы. Сужающееся к центральной стенке пространство содержало, словно снятые с кинопленки, кадры. Плечи, кисти, ноги, лицо… Части тела препарировались в срезах движения, фиксируя напряжение мышц при рывке. Фотографии сходились к одной. В центре. «Пинчер» с поднятой штангой. Глаза навыкате, словно их едва удерживают от взрыва резиновые натяжители. Растянутые губы, оголяющие отсутствие последних зубов. Два столба шейных мышц, крепящих голову к торсу. Вспухшая хребтами трехглавая мышца плеча. Короткие мощные ноги, намертво сцепленные с полом, сужающиеся к квадратным коленям и вновь разбухающие на икрах.       Напротив «пинчера» в таком же сходящимся пространстве - Карелль. Все то же самое, только наоборот. Высокий подъем стопы. Женственная манерная кисть. Выхоленное солярием и кремами гладкое плечо. Длинная гибкая шея. Изящная немощь взгляда. Женственность, растворенная в мужественности. Или мужественность, покрытая женственностью. Это уж кто как увидит.       Потом крошки, зайки, птички… Художник, загнанный в тело врача, или врач, спорящий с художником? Томография танца в рамках на просвет линией, повторяющей изгиб движений. Тончайший срез мастерства исполнителя. Ни клочка одежды, прикрывающей нагое великолепие тела, или великолепие тела, лишенное пошлости обертки. Километры экспрессии, застывшие в мгновении.       Шест со сползающими по спирали снимками Шона. Движение в статике. Облитое бронзовым свечением тело. Великолепие, вырезанное тонким наточенным скальпелем. Полеты, не обезображенные мертвенным покоем. Взгляд. Ведь умеет же так смотреть! Власть, о которой он столько говорил Энди. Свободный мастер. Совершенный обольститель. Вампир, питающийся вожделением. Всемогущий опытный маг.       Сфера, обрамляющая полукруглую плоскость. Уходящий вдаль причал. Старые, закаленные капризным солнцем и водой доски. Чайки. Много чаек. Ныряющие за границы рамок… Вырывающиеся из черных обрамлений кадров… И Энди. Он не один. Его тоже много. Целая толпа. Снимок, сменяющий снимок. Нарезка мгновений, расставленная по плоскости, и в глубине - тот последний кадр. Замерзший, с посиневшими губами, в россыпи сияния алмазных капель... Блики, пойманные в тончайшую паутину видения художника. Украденное у солнца богатство, заламинированное глянцем фотобумаги. Мир Роя. Он принадлежит только ему. Мир, живущий в его душе, в нем самом. Камеры глаз, останавливающие моменты, чтобы кто-то другой мог увидеть этот уникальный, принадлежащий художнику мир, пропущенный сквозь него и бережно поданный на ладонях. Тонкий, хрупкий, уязвимый срез души Маккены. Незащищенный и открытый, который будет противостоять грубой, давящей силе общественной условности и человеческой зажатости.       Энди замешкался в дверях. Он, пожалуй, дал бы задний ход, завидев такое скопление народа, но сзади на путях к отступлению, как карательный отряд с задачей уничтожить любого бегущего, Стив. — Смелее, детка, — весело подбадривал он. — Мы уже на пороге безумного триумфа. Я просто чую этот запах. — Столько народу, — протянул парень, смутно рассчитывая на поддержку.       Какое там! Лучше бы Шон ничего не говорил, потому что поддержка оказалась похожей на смертельный крах. — Сейчас они тебя разорвут, — он произнес это еще веселее. — Наше мясо они уже пробовали на вкус, а ты - свежий деликатес. Так что, готовься - обглодают до самых костей. — Спасибо, Стив. Звучит ободряюще. — Не позволяй им оттеснить себя далеко, чтобы я мог спасти тебя, когда начнешь воду носом хлебать. Учти - это единственный раз. Потом выгребай сам.       Потом наклонился к уху парня и добавил: — Смотришься охренительно. Дядя Стив постарался на славу. И не трись об Роя, иначе в газетах появятся фотки вашего спаривания.       Блин! Речь Шона так же бескостна, как и его тело. Уж кто-кто, а он умеет так сказать, как пыльным мешком из-за угла огреть. Умница, Стив! Всегда так делай!       Энди пробирался сквозь толпу, подпираемый сзади Шоном. Тот даже ущипнул его пару раз, и парню стоило немалых усилий не взвизгнуть. Куда они продираются? Зачем? Лучше не думать. Взгляды липнут к ним, как мухи к повидлу. И где только носит Роя? Заварил все это, и нет его. Энди даже не удается рассмотреть картины, но то немногое и кусками, что он видит в редкие пробелы в толпе, приводит его в шок. А Стив все напирает. И Роя все нет и не… Парень затормозил так резко, что даже сила инерции Шона не смогла сдвинуть его с места. Маккена. Улыбается. Ямочки на месте. Высокий, в распахнутой жилетке на голое тело и шелковой черной рубашке поверх нее, заправленной одним концом в брюки, белых ботинках и таком же галстуке, завязанном на голой шее невнятным узлом. Репортеры текут, а он смотрит на них свысока, словно олень-вожак на стадо пасущихся беременных самок. При всем этом еще и жвачку жует. Энди знает: Рой терпеть ее не может. Тоннели… Тоннели из тоннелей… Тоннели через тоннели… Тоннели поперек тоннелей… Мальчишке на секунду показалось, что пройдя поворот на большой скорости, он на ней же врезался в лобовую в неприступную стену. — Рот закрой, — шепчет на ухо Стив. — Жвачку дать? — Зачем? — Что б зубы склеить. И сглотни. У тебя полный рот слюней.       Как всегда, сказал так, как никто другой не смог бы. — Трахнешь его вечером, если он не сделает это раньше. Все уже поняли, чем вы любите заниматься. Это то, о чем я говорил. Поздравляю, детка. Ты вляпался.       Энди посмотрел на Стива, чуть повернув голову, однако, вывернув при этом почти наизнанку глаза. — Угу, — сочувственно согласился Шон, слегка качнув головой. — Посмотри обратно.       Парень взглянул на Маккену. Тот, кажется, тоже только что встретился со своим пыльным мешком. Выражение лица его интерпретировалось не иначе как: «Мать твою!». Рой стоял, словно его парализовало, закусив за щекой язык, отчего на щеке образовался флюс. Он моргнул как-то медленно, потом несколько раз как-то быстро, и лицо его выражало теперь новую мыслеформу: «Твою мать!». Энди. В свободном легком пуловере крупной вязки, обтягивающих джинсах, мокасинах с индейским орнаментом и… Коротко стриженые волосы на затылке переходят в достаточно длинную асимметрию спереди. — Я тебя трахну прямо здесь и сейчас, — думает Рой. — Ошибаешься. Это я тебя трахну, — мысленно отвечает Энди. — Вот я и потерял обоих друзей. Молодежь подпирает, — с сожалением размышляет Стив.       Не поворачивая головы, он переводил взгляд с одного на другого. Левая бровь и уголок губ приподнялись, словно кто-то потянул за невидимую нить. От рентгеновского взгляда папарацци не ускользнула мысленная перепалка участников и, как и обещал Рой, они тут же вычленили природу их связи. — Господин Маккена, где вы нашли свою новую модель? — Откуда он родом? — Сколько ему лет? — Расскажите поподробнее, как началась ваша совместная работа? — Чем занимается ваш мальчик?       Ну вот, началось! «Ваш мальчик». На лбу, что ли, написано, чей мальчик? Веселье разбухает. Стив хищно улыбнулся, и взгляд его стал почти лисьим. Он уже собрался развлекаться, как заметил непонятное движение со стороны входа. Там жужжала толпа. Ком этот медленно двигался, неся в середине... кого бы вы думали? Карелля. Тот был уже в образе, томно закатывая глаза и делая жеманные жесты кистями рук со свежим маникюром. Салатовая трикотажная кофта с розовым боа на плечах гармонировала с макияжем. Он несколько чрезмерно благоухал парфюмом и явно перебарщивал с кокетством. За ним на расстоянии, позволенном толпой, плыл Дик, облаченный в розовое с черным. Карелль с видом великого одолжения раздавал автографы, поблескивая бриллиантом, вставленным в верхний клык. Он снисходительно позволял себя фотографировать, явно заботясь тем, как получится на снимках. Наконец толпа несколько поутихла, и Рой получил возможность дать минутное интервью. Он считал, что этого вполне достаточно, чтобы выплеснуть закваску в массы, а уж пирог с начинкой они испекут сами. — Рад приветствовать всех собравшихся здесь! — начал он. — Мои друзья, надеюсь, разделяют эту радость! Вы знаете их хорошо, потому что за долгие годы я не потерял интереса и не исчерпал возможности фотографировать их! Еще с большим удовольствием хочу представить вам нового участника этой выставки! Прошу любить! Энди Джалалли! Юный и очень одаренный молодой человек к моей великой радости согласился сниматься для этого шоу… — Где вы нашли его, мистер Маккена? — посыпались отовсюду дублирующие вопросы.       Опустив прямой ответ, Рой продолжил: — Именно благодаря господину Джалалли, его мужеству и безграничному терпению мы все получили шанс сегодня здесь присутствовать. Именно ему я благодарен за все. — Поясните, господин Маккена! — Именно он дал мне возможность продолжать жить и работать. Энди, — Рой подошел к парню и, обняв, поцеловал в шею, — спасибо тебе.       Поцелуй расплодился во множестве фотокамер. — Откуда вы родом? — посыпались вопросы. — Где вы проживаете? Что вас связывает с господином Маккеной помимо работы?       Мальчишка начал тушеваться, миллиметрами отступая назад. Он был похож на ребенка, которого застали за тем, что он наделал что-то в штанишки. — Господин Джалалли любезно согласился остановиться в моем доме, — беззаботно спас его Рой.       Энди почувствовал, что уткнулся лопатками в его грудь, а, значит, миллиметры закончились. — Вы живете или проживаете вместе? — Думаю, — вступил Стив, — личная жизнь господина Маккены и господина Джалалли потому и называется личной, что касается только их двоих. Чтобы внести еще большую ясность в интересующий всех вопрос смею добавить, что и я, и господин Карелль Парнье, и господин Дик Гроуэн тоже периодами проживаем совместно с ними. Думаю, всем теперь все ясно. Не так ли, господа? Кстати, всем будет интересно узнать, что в доме мистера Маккены всего лишь два дивана.       Лис улыбнулся. Он явно только что проглотил жирную беременную крольчиху и теперь довольно ждал отрыжки.       Энди слушал Шона и думал, что репортером самому ему никогда не стать. Выставка, на которой всех интересует вопрос, кто с кем проживает… Крошки крошками, чайки чайками… Из варева спутанных мыслей парня выловила ладонь Роя, незаметно скользнувшая под пуловер на спине. О, нет! Только не это! — Коллективное фото! — весело вскрикнул Стив, прижавшись к Энди с другого бока. Видит, что ли? Очень кстати. – Дик! Карелль! Фото на память!       Фото на память, а ладонь Роя скользит по спине. И краснеющее лицо выдает. И штормит. Наверное, от духоты. От духоты? Ну да! От нее самой. Не оттого же, что пуловер, жилетка и рубашка вместе - слишком тонкая перегородка. И волоски на руках и крестце дыбом. И кто-то держит за горло, потому что дышать трудно. Конечно, от духоты. Здесь столько народа. — Ну, не без этого, — вдруг замечает Рой. — А что когда-нибудь без этого обходилось? Ты бы уж привык, наконец, а?       К ним подошла стройная молодая женщина в сопровождении явно обрюхаченного мужчины. — Здравствуй, Рой, — сказала она, несколько растягивая слова, словно облизываясь. — Рад тебя видеть, Шерон, чего не скажу о тебе, Том. — А я рад, — стараясь делать это как можно искреннее, ответил мужчина. — Шон, — она улыбнулась, слегка наклонив голову. — Здравствуй, Шерон.       «Похожа на кошку», — подумал Энди. — «И имя у нее, как у кошки. Персидской». — Вижу, — продолжала женщина, — вдохновение и муза тебе не изменяют. — В отличие от других женщин - нет. У нас все происходит регулярно. — Картины великолепные, — словно пропустив его слова, продолжала Шерон. — Хоть это, раз ничего другого. — Брось, Рой, — вступил в разговор Том. — Время уже покрыло плесенью наши проблемы… — А у нас проблемы? — Карелль, милый, — засуетился Дик, понимая, что нужен предлог отойти, — выйдем на воздух. У меня, кажется, давление.       «В каком месте»? — отчего-то вспомнилось Энди. — «В голове. Где ж еще»! И почему только у него самого нет давления? В голове. Он и сам не прочь оказаться на свежем воздухе, но Рой незаметно удерживает его за пояс джинсов. — Вижу, — стараясь перевести разговор в другое русло, сказала Шерон, — твоя новая муза совсем юная. Он очень фотогеничен. — А еще податлив и пластичен, — не удержался Шон. — А еще аккуратен и хорошо готовит, — съязвил Рой. — Душка, — расплылся в улыбке Стив. — И трахается отменно. — Был рад повидаться с тобой, Шерон. Выглядишь как всегда сказочно, — поставил в разговоре точку Маккена. — Был рад познакомиться, — стараясь улыбнуться, произнес Энди. — Мне все же надо обсудить с тобой кое-какие вопросы, — попытался остановить Маккену Том. — Если ты пришел за этим, то это самое удачное время и место, только я немного занят. Придется тебе подождать, дорогой друг. — А ты смазливенький, — сладко протянула Шерон. — Видно, Рой стареет, раз его потянуло на детей. Он хорошо тебе платит? — Отлично, — не ожидал от себя парень.       Энди чувствовал себя вымотанным. К вечеру народ в галерее поредел, но все еще роился у стендов. Наконец и парню удалось посмотреть картины. Рой -не тот, каким казался. Глубже. Бездоннее. Мощнее. Глаза с зелеными стрелками. Зеркало с призмой. Можно видеть, как он работает, но нельзя видеть, как он видит. Одиночка. Мустанг-иноходец. Стив прав! Его нельзя измерить. Нельзя понять до конца, потому что он сложнее, тоньше, ранимее.       Что-то крутилось в голове мальчишки. Не то что бы мысль или догадка. Что-то иного рода. Осознание. Да, осознание. Наверное, он не смог бы объяснить это, но оно пропитало его. Проросло в каждой клетке до кончиков волосинок. Причастность. Что-то невидимое, что связывает, делая эту связь осязаемой.       Энди стоял около полукруглого стенда и любовался. Он не воспринимал себя как себя. Это не он вовсе, а кто-то другой, пропущенный через многогранное стекло каре-зеленых глаз. Кто-то такой знакомый Рою и не знакомый ему самому. И чайки. Какие-то особые чайки. Где только Рой нашел их, ведь Энди был там? Был, но не видел. Там летали чайки, но обычные, а не такие, как у него. Мальчишка вдруг подумал - а что он знает о Рое? Ответ показался кощунственным. Ничего. Ничего, потому что слеп. Стоит невидящий в темных очках в безлунную ночь в темной комнате. Рой Гейл… Одиночка? Нет. Одинокий. До бесконечности. Потому и иноходец, что одинок до бесконечности. Спивается, потому что одинок до бескрайней бесконечности. До бескрайней бесконечной бесконечности.       Энди украдкой поглядывает на Маккену. Тот подмигивает, улыбается. Ямочки рассекают щеки. Выглядит счастливым. Это миг концентрации его мира. Здесь. Сейчас. На выставке, когда есть возможность позвать и крикнуть: «Смотрите! Это я! Я хочу поделиться! Подарить вам мой взгляд»!       Боже! Ты мне нужен, Рой! Я готов войти, но боюсь переломать тонкие мыльные переливающиеся перегородки, что держат твой мир. Я готов раствориться в нем! Стать сияющей пылью, чтобы ты брал ее столько, сколько нужно! Я готов стать китайской стеной вокруг, чтобы никто не смел топтать его! Я не знаю как! Не знаю как!       Наверное, уже поздно. У Энди слипаются глаза. Он готов упасть прямо посреди галереи. — Звезды! — весело кричит Стив. Он, наверное, не устанет никогда.       У него внутри фонтан энергии. Шон давно нашел пласт, поставил над ним вышку, бросил насос, и энергия нефтяной струей бьет высоко и мощно. Он не жадный. Ставьте ведра, подгоняйте танкеры, товарные поезда! Берите, сколько сможете! Фонтан бьет без передышки. Стив просто забыл установить кнопку стопа, и теперь его не перекрыть. — Я знаю, что вам нужно! Универсальное средство от всего… — Гильотина? — устало догадывается Карелль. — Лучше! — Лучше гильотины бывают только две гильотины, — заключает Дик, обмахиваясь краешком розового боа. — Каждому по одной. — Лучше двух гильотин бывает только… — Веревка и мыло, — подшучивает Рой. — Чтобы вы не погибли в догадках, — не унимается Шон, — я попробую описать негативные стороны всех известных способов убийств и самоубийств. Начнем с гильотины. Согласен, средство действенное. Так сказать, результативное, но… Голова отдельно, туловище отдельно. Не эротично. Возьмем повешение. Сфинктер расслабится, все в моче и в дерьме. Экзотики мало. Хорошо. Утопление. Если повезет - всплывете на второй-третий день разбухшими и с пиявками в носу. Отравление. Скрюченное тело, глаза навыкате, пена… — Хватит, Шон! — взмолился Дик. — Меня сейчас стошнит! — Отлично… — Что отлично? Что стошнит? — Что вы согласны, что все это не метод. Поэтому, предлагаю беспроигрышное средство выживания. Поехали в клуб! Дядя Стив обещает вам выз-до-ров-ле-ни-и-е! — Если только вы меня отнесете, — промямлил Дик, — а то у меня давление… — Тем более, — перебил Шон. — Там есть волшебные темные комнаты отдыха, где супермаг Карелль быстро тебе его понизит! А, Карелль? Ну что, детка, антиалко?! — Валяй, — без особого энтузиазма произнес Энди, понимая, что слияние с кроватью отодвигается на значительное расстояние. — Все супер, — согласился Рой. — Вы езжайте. Мы подтянемся.       Энди сглотнул. Кажется, появилась слабая возможность того, что кровать придвинется назад. — Устал. Устал. Устал, — протараторил Рой, на ходу стягивая одежду. — И ты устал. Устал. Устал. — И я устал, — согласился Энди.       Одежда на полу навигатором указывала направление их следования. Они рухнули в постель, счастливо растянувшись на спинах. — Ты сделал это, Рой. — Да. — Может, не поедем к Стиву? Тебе бы выспаться. — А он разве не говорил, что я буду спать неделю, когда все кончится?       Рой повернулся к парню, закинув на него колено. — И разве он не сделал все, чтобы я не спал? — Маккена понизил голос до шепота, накрывая мальчишку телом. — Теперь это имеет значение?       Энди погладил Роя по волосам, убирая непослушно падающие на лоб волосы. Свет от картины с креслом пронизывает ресницы, и они отливают бронзой. Пряди вновь падают на лицо. Упрямые, как и сам Рой. Ямочки прорезают щеки. Улыбается. Боги! Как же красиво он улыбается! — Он знает, как лишить меня покоя. Еще никто не превзошел его. Если он задастся целью свить из меня веревки, думаю, я не замечу, как он сделает это.       Энди мимолетно подумал, что не отказался бы взять у Стива пару уроков по плетению веревок из особого материала. Роя. — Ты любишь его? — Разве я не отвечал раньше? Нет. Я уже отлюбился. Мне хватило. — Ты о Шерон? — Закончим на этом. Это - меньшее, что мне хотелось бы сейчас обсуждать.       Парень виновато потянулся за поцелуем. Маккена ответил. Нежно. Едва коснувшись губ. Вновь отстранился, разглядывая глаза парня. — О чем ты думаешь? — О том, что мы делаем. — Сейчас? — Сейчас. — Занимаемся сексом. — Сексом? — переспросил Энди.       Парень выбрался из-под Роя, оседлав его. — Может, так лучше? — улыбнулся он. — Лучше, — в ответ улыбнулся Маккена. — Я думал, что сожру тебя в галерее… — Тебе понравилось, что из меня сделал Стив? — Сейчас посмотрим.       Парень не успел ответить, потому что Рой начал «смотреть» так молниеносно, что уже через пару мгновений Энди густо покрылся испариной. Стало жарко, но Маккена продолжал разогреваться. Мальчишке показалось, еще немного, и тот переломает ему кости, свернет шею и порвет на тысячу кусков. Он вдруг понял, что тоже хочет переломать Рою кости, свить из него веревку и умереть, задохнувшись в ней от удовольствия. Диван скрипел, так и не войдя в ритм вздохов и стонов. Это становилось похожим на концерт в трех частях для ударных инструментов со скрипкой, найденных среди какофоний Берлиоза. Где-то минут через сорок в антракте: — Устал? — Нет. А ты? — Нет.       Вторая часть концерта все для тех же ударных и расстроенной скрипки - несколько более плавная и продолжительная. И вновь, под конец следующего часового акта: — Спать хочешь? — Уже нет. А ты? — С тобой, пожалуй, выспишься.       До самого рассвета заработавший остеохондроз и инвалидность диван жалобно повизгивал от любого шевеления на нем. Утром, проснувшись не так, чтобы рано, а если быть точными, то к вечеру, Рой и Энди вспомнили, что в концерте Берлиоза были еще два эпилога или как там это называется в музыкальных кругах.       Стив, осиротевший в безрезультатных попытках найти хоть кого-нибудь из друзей, оборвал все телефоны и успокоился, удовлетворившись текилой. Дик весь день болел давлением, которое поднималось у него всякий из пяти раз, когда Карелль выходил из душа.       Уже с наступлением позднего вечера друзья, наконец, собрались у явно озадаченного и погрустневшего Шона чтобы принять там свою, четко вымеренную дозу успокоительных капель. И детке антиалко. Крошки остаются без капель. Пока. Им еще рассказывать со сцены волшебные сказки на ночь для взрослых. * Только ты и он, и музыка. ** Александр Македонский.