Мир, который без меня.(Альтернативный гей-роман) Книга1.

8. I WANT TO KNOW WHAT LOVE IS.* — Ну, поздравляю! — весело воскликнул Стив, швырнув на столик газету. — Как все предсказуемо! Даже скучно!       Рой пробежал глазами статью. — Руки оборвать этим фотографам. Хоть в суд подавай. Что за снимки?! Уродцы! — Невозможно! — возмутился Карелль. — Я тут футов на сто толще! И что за синяки у меня под глазами? — Синяки?! — не удержался Дик. — У тебя вообще глаз нет! Они что хотят сказать, что я могу влюбиться в такую свинью?! — Это я - свинья?! Ну, знаешь! — Да не кипишись ты! Лучше взгляни на детку. Этакий стареющий мальчик далеко не первой свежести. — Солнце! Тебе-то за что они так отомстили? — Это что! Вы лучше текст прочитайте! Мне кажется, макака яснее мысли излагает, — искренне радовался Стив. — «Новая модель представлена снимками, изобилующими откровенными подробностями». Класс! Эй, модель с подробностями, как тебе это нравится?! — В смысле "подробностями"? — не понял парень. — В прямом смысле. У них - откровение, что у тебя есть подробности. — Ничего не понимаю. — А чего тут не понимать?! Подробности у тебя есть! Между ног! — Это ж очевидно. — Кому? Им - не очевидно. Они впервые разглядели, что у мужика член есть! Ой, ну не могу! — Дик откинулся на спинку стула. – Рой, тебе надо было на этом месте черный квадрат присобачить, чтобы оставить почву для размышлений. — Не знаю, что мне надо. Меня его подробности не шокируют. Я, знаешь ли, привык к ним. — А зря! Видишь - общественность недопонимает.       Энди как-то некстати начал краснеть. Странное дело, репортеры вместо чаек и капель почему-то увидели только его половую принадлежность. Можно подумать, что половина человечества тщательно скрывает наличие аналогичного устройства. — Слушайте дальше, — продолжал радоваться Шон. — «Распущенность и отрицание мистером Маккеной законов морали явно ставит его вне законов человеческого существования». Я валяюсь в этой ботве! Стесняюсь спросить, что есть мораль и законы человеческого существования? — Это когда ты трахаешься и делаешь вид, что никогда даже не пробовал, — спокойно и довольно ответил Рой. — Интересно, как тогда это самое человечество умудрилось не загнуться. — Не уверен, — поддержал Карелль, — что продолжение рода возможно у гомопар… — А что, гетеро занимаются этим только для продолжения рода? — Ну, у них, по крайней мере, есть прикрытие, чтобы визуально вписываться в эти морали. — Вот именно. Прикрытие. То есть, вся мораль построена на визуальном восприятии и лжи. — Я не скрываю, что я - гей, — еще сильнее разбушевался Рой. — Я честен! Я свободен! И это - мой выбор! Мне нравится этот мальчишка! Я его трахаю для удовольствия, и он, надеюсь, занимается тем же и для того же!       Все уставились на парня. — Энди? — как-то неопределенно спросил Стив. — Что сразу "Энди"? — окончательно раскрасневшись, огрызнулся тот. — Мы в шоке. Ты слышал, что он заявил? Тебе следует дать объяснения. — Да ну вас! — Нет, постой! Мы были не готовы услышать столь шокирующую подробность. Что нам теперь делать с этим великим знанием? — Стив состроил настолько наивное выражение, что реально выглядел растерянным. — Ты с ним трахаешься?! — Не может быть! — поддержал Дик. — Как ты мог?! — не удержался Карелль. — А мораль?! — Действительно! — согласился Шон. — Мы тут все уверены, что ты - на бочок, ладошки - под подушку и пузыри пускаешь? — Блин, дурачье, — рассмеялся Рой. — Вам бы все ржать… — Ржать?! — наигранно передразнил Дик. — Пора плакать! Такой урон нравственности! Вот мы с Кареллем даже ни разу не догадались, чем можно заняться… — Ни одного разочка, — подтвердил Карелль. — Ни единого. — Последние двадцать минут? — не ожидая от себя, усмехнулся Энди. — Двадцать минут?! — спохватился Дик. — Карелль, мы уже двадцать минут не догадываемся, чем можно заняться! — Как двадцать минут?! — расхохотался Карелль. — И у тебя не поднялось давление?       Дик публично пошарил в паху. — Как "не поднялось"?! Вот оно! Я его отсюда вижу! Ой, Карелль, у меня давление! Оно поднялось и стоит! — А мораль?! — крикнул вдогонку Шон. — Пусть подождет минут пятнадцать! — Суперкролики, — тепло улыбнулся Рой. — Кажется, они и конец света пропустят, если он случится не вовремя. Так, о чем мы тут? — О попрании тобой законов человеческого существования. — А, ну да. Попирал! Попираю! И буду попирать! Вот такая я сволочь! — Зна-а-атная, — согласился Стив, протягивая другу бокал. — Ну что? За мораль? — Детка? — Маккена взглянул на Энди. — К черту вашу мораль! — отмахнулся парень. — Нашу или их? — Если мораль состоит из того, что я голодал и жил под мостом, то к черту любую! — По нашей морали, ты пускаешь пузыри, заложив ладошки под подушку, — Рою нравилось, как мальчишка сердится. — Не так ли, детка? — С тобой позакладываешь. И не называй меня «детка». — Хорошо, детка.       Рой успел отскочить, едва не заработав пинок от Энди. — По какой такой морали видано, чтобы яйцо на курицу прыгало? — Маккена решил позлить парня побольше. — Твое дело - лежать в гнезде, а мое - сидеть поверх тебя. — Смотри, курица, — заразительно засмеялся Стив. — Вырастет из него петушок, тебя топтать начнет. Тогда держись.       Энди тоже расхохотался, хитро взглянув на Роя. Тот искал в голове хоть что-нибудь для ответа, но так ничего и не обнаружив, рассмеялся тоже. — Ты мне лучше скажи, — Маккена перевел разговор на другую тему, — как выставка? — А что говорить? — Шон хлебнул виски. — Ты талантлив до бескрайности. Даже не знаю, исчерпаешь ли ты себя когда-нибудь. — Я - вампир. Вами питаюсь, — довольно произнес Рой. — Не будет вас - не будет меня. — Ой ли? — Моделей-то много. Души мало. И плевать мне на все нормативные аспекты визуально-моральной жизни. — Энди, детка, а как ты себя находишь? — Не нахожу. Это - удел Роя. Но я не ожидал. Он заморозил меня насмерть, и я готов повторить, если он захочет… а они - не пойми о чем. — Ловлю на слове. — Не надо. Я и так никуда не денусь. — То есть, согласен и дальше пускать пузыри, ладошки по подушку? — Пока из яйца не вылуплюсь… — Э! Э! — завопил Рой. — Ты мне угрожаешь, что ли?! — Ставит в известность.       Шон не смог сдержать сальной улыбки. — Ставлю в известность, — подтвердил Энди, состроив томный взгляд. — Э, ребята! Я что-то не понял, вы тут чем занимаетесь? — Танцами, — спокойно произнес Стив, проводя пальцем по краю стакана. — Танцами, — так же спокойно поддержал Энди. — Танцами?! — Танцами, — в унисон ответили оба. — Ох, и жарко у тебя!       Раскрасневшийся Дик облегченно плюхнулся на стул. — Что, уже-е? — почти удивился Шон. — Тринадцать минут, — подытожил Рой. — Мастер почти точен. — Работает с опережением графика. Навык не пропьешь. А вот и второй. — И неоднозначно видно, кто кого топтал… — Вы о чем это? — не понял Дик. — Мы - о яйцах и петухах. — А что у петухов есть яйца? — Пока - нет, но будут. — Карелль, — взмолился Дик. — Скажи им. Они взялись меня высмеивать… — Ну, Карелль, у тебя и рожа, — протянул Стив. — Запить? — Что? — Белки. Еды не предлагаю. Кажется, ты сыт по самое горло.       Рой хохотал. Стив тоже прыснул, а Энди едва не поперхнулся. — Нет, дорогой, — манерно обратился к другу Дик, — и с этими пошляками я вынужден проводить свою жизнь… — Как же тебе не повезло, — поддел его Шон. — Плюнь на них. Они завидуют. — Тьфу на вас, — делая вид что обиделся, плюнул Дик. — Плюнь на них тоже. — Э! Э! Не стоит! — А вот и мои куколки! — обрадовался Стив, поднимаясь навстречу Крису и Майклу.       Мало было крошек и заек, теперь случились куколки. Энди пришлось задрать голову, чтобы видеть не вставая, где кончаются эти куколки. А впрочем… Они уже почти родные, и уж точно - крошки, и без сомнения - зайки. Парень улыбнулся. Ему нравился юмор Стива. И Стив ему тоже нравился. И Стивовы зайки… Ему даже нравилось, что сам он - детка. — Где вас носило, бессовестные твари?! — Шон сделал вид, что гневается.       Сейчас скажет: «Дядя Стив…», — Дядя Стив беспокоился. — Контрактики! Контрактики! — радостно сообщил Майкл, размахивая бумагами у всех перед носом. — А как же… — Это - святое, — перебил Майкл. — Никакие контрактики не заменят удовольствия… — Потрясти здесь задницей? — закончил за него Рой. — Потрясти здесь задницей, — журнально улыбнулся Крис. – Ох, и полюбливаю я себя на обложечках. Чудо-мальчик! Разве нет? — Кстати, чудо-мальчик, — перебил Шон. — Давно я не полюбливал тебя на обложечке чудо-клуба. А? Рой горит желанием… — Я-а-а?! — Ты-ы-ы, — на его ноте протянул Стив. — Плакатики уже примелькались. Надо бы обновить. У дяди Стива в потайном карманчике есть на это чудо-денежка. — Ну, если чудо-денежка…       Энди слушал перепалку друзей, и мозг его постепенно затуманивался. Мысли съехали куда-то в сторону, и в голове образовалась перина вакуума. Она взбивалась, заволакивая сознание, и он уже был готов отключиться, но голос Шона нагло сдернул ее. — Детка! — А? — Неужто антиалко так опьяняет? Иди-ка приляг у меня в кабинете, а то ты совсем замаялся. Рой, ты бы хоть иногда позволял ребенку выспаться, а то, поди, высиживаешь без передыха. — Я — добропорядочная курица. С яйца слезешь - оно, не дай бог, остынет.       Энди не сопротивлялся. Он понял, что, наверное, умрет, если сейчас же не ляжет. В кабинете пахло сигаретами, какими-то ароматными снадобьями и (как это ни показалось бы странным) сексом. Энди повалился на кушетку. Запах Стива. Тот самый, что невидимо диктует волю его обладателя. Эти, как их там? Феромоны тела. Перины с феромонами вновь обволокли его, и парень провалился в сон. Именно провалился, словно упал в колодец, не успев даже взвизгнуть. И нет его. Зови - не зови. Дно глубоко. Не докричишься. А перины - не просто перины, а постелены в люльку. Она покачивается и укачивает… У-ка-чи-ва-ет…       Энди открыл глаза. Как-то вдруг, словно что-то стукнуло его. В кабинете темно, потому что на улице тоже темно. Произведя безвольным мозгом нехитрые размышления, парень пришел к выводу, что наступила ночь. Впрочем, к выводу можно было и не приходить, потому что ночь и так и так наступила. И даже если бы не было окна, понять, что за время суток вне - оказалось бы несложно. Стены сотрясались от грохота. Два съехавших друг к другу фужера надрывно звенели, словно ругались, выясняя отношения. На мгновение Энди вспомнил мост, когда в утренний час-пик у него над головой неслись машины. Здесь все казалось хуже, ибо по нынешнему мосту неслись товарные поезда, с которых то и дело падали плохо закрепленные грузовики, набитые щебнем. Энди вскочил. Он уже собрался начать проклинать себя за слабость, когда дверь отворилась и на пороге образовался Стив в концертном костюме, если его таковым можно было назвать. Скорее, это был носок на веревочках, едва прикрывающий причинное место. Этот лоскуток с выточкой богато дополняла россыпь блесток и капель пота. — О! — радостно воскликнул он. — Дитя всплыло! — Чего вы меня не разбудили? — угрюмо спросил Энди. — Не разбудили?! А это возможно? Мне кажется, мертвого проще поднять, чем тебя! — А где все? — Народу битком, так что, можешь выбрать всех, кого захочешь! — Рой? — Ну кто бы сомневался! Отправил домой с сопровождением. — С каким сопровождением? — С обычным! Чтобы не кантовали, не трясли, до кровати доставили и аккуратненько сложили. Найдешь там, где оставили. — Он пьян? — Я же говорил тебе. Теперь две недели бульона. Все как всегда. Без изменений и отклонений. — Зачем ты позволил ему? — Ну, началось! А ему можно что-то позволить или не позволить? По-моему, Рой берет все, что захочет, не озаботясь спросить разрешения. К тому же, мне кажется, он уже взрослый мальчик. — Ты должен был остановить его. Он же спивается! — Прости, детка, но я затрахался. Я кормлю его сиськой больше десяти лет. У меня уже молоко кончилось. Может, ты теперь попробуешь? — И попробую, — голос Энди надломился, блеснув внутренней слезой.       Энди ехал в такси, ненавидя всех и вся. Роя - за то, что тот пьет. Себя - за то, что уснул. Стива - потому что у него кончилось молоко. Опять себя. Опять Роя. Снова себя. Себя! Себя! Себя! Чертова усталость! Ну, Рой! Или я вытащу тебя или сдохну! А вот и не угадали! Не сдохну! Не дождетесь! Буду варить бульон! И поридж! И мюсли разводить! Эх, Рой, Рой! Буду трахаться с тобой и бульоном, и мюсли! Так что, извини! И вряд ли ты дождешься, что я затрахаюсь! Потому что затрахаюсь, но утоплю тебя в проклятом бульоне!       В доме мертвенно тихо. Рой спит в гостиной на диване. Энди посмотрел и отправился наверх. Лег. Полежал. Потом еще полежал. Сна - ни в одном глазу. Ну еще бы! Проспать полдня. Еще полежал. Не спится. Никотин - на опасном минимуме. Кофеин - ниже уровня. Желудочный сок - зашкаливает. Поесть или покурить? Или кофе? Так. Поставить чайник, закурить и подогреть еду, а дальше - как получится. И что из того, что Рой спит в гостиной? Ну, спит и пусть продолжает. Мальчишка злится. Плевать, что у него там с никотином, кофеином и адреналином! Минимум с максимумом - у Энди, и это его волнует гораздо сильнее. И адреналин взлетел, потому что парень заводится все больше и больше. Первый раз, чтобы так сильно. Ну, Рой! Тоже мне курица! Его сейчас топчи не топчи, он все равно не очухается. Яйцо он высиживает! Его самого высиживать надо! А что?! Буду! Хоть захлебнись в бульоне!       Куриная грудка булькает. Энди начищает кастрюлю. Зло так начищает. И звук такой противный. Монотонный. Парень поглядывает на Маккену. Тот похож на кошку. Спит, вывернувшись неестественно. И руки ему мешают. То так заложит, то так. Жарко ему. Раскраснелся. Потный весь. Морщится. А мальчишка все злится. Уже не сильно. Не злится даже, делает вид. Полбутылки бурбона вылито. Он его попробовал. Гадость страшная. Если все канализационные микроорганизмы налакались и текут теперь по трубам одурманенные - это их проблема. Главное - выдержать приступ гнева, когда Рой обнаружит пропажу. Энди готов. Он уже раз десять проговорил про себя, что и как будет отвечать. — Неужели?! — почти восторженно произносит парень, обнаружив, что Маккена хлопает глазами. — Явление на появление!       Рой пытается осязать себя в теле, и ему не нравится тон парня. С первого звука и не нравится. — Ты когда-нибудь перестанешь шкрябать?! — С какого перепуга? — хамит Энди. — С такого, что я сплю. — Какая неприятность! А я жалование отрабатываю. Представляешь? — Иди к черту! — Уже ходил и только что вернулся. — Чем воняет? — Долбанным куриным бульоном, который ты сейчас и начнешь потреблять. — Это тебя Стив научил? — За что я ему премного благодарен! — Меня сейчас вырвет… — Прекрасно. Больше бульона войдет. Сейчас таз принесу.       Рой раздраженно вскочил и сел. — Слушай, парень! Ты кто такой?! — Нянька твоя. Так что, привыкай! Теперь мою сиську сосать будешь!       Роя передернуло. — Фу. — Давай вставай. Ты воняешь, как конезавод. — Послушай, мальчик, если я плачу тебе зарплату и трахаю, это еще не дает тебе право… — Именно то, что ты платишь мне и, особенно, трахаешь, дает мне право сейчас трахать тебя, чем, собственно, я и занимаюсь. — Ага, — понимающе заключил Рой. — Теперь понятно. Но где оргазм? — Оргазма тебе не хватает?! Ща будет! Ща все будет!       Энди навис над Роем, глядя на него сверлящим взглядом. — Слушай внимательно. Сейчас ты разденешься. Потом пойдешь в душ. Потом выпьешь гребанный бульон, который я варил все утро, и, если хоть что-то нарушится, я убью тебя. А если ты избежишь этого, то пойдешь наверх и уложишь свою задницу в кровать. Я сменил белье, потому что оно провоняло чужими мужиками. И, кстати, если ты трахаешь все, что шевелится, не мог бы ты делать это не в нашей постели… — Ты еще скажи "семейной"! — вскипел Маккена. — Меня вывернет сразу же. Вообще-то, я всегда считал, что и делаю до сих пор, что это моя постель, и если ты в ней спишь, это ничего не меняет!       Энди ощутил отрезвление, словно был до этого беспробудно пьян. Это меняет все! Рой есть Рой. Свободен. Никаких связей. Никаких отношений. Просто все, что шевелится. Шон предупреждал. И если он случайно оставил приоткрытой дверь своего сердца, а Энди просто вошел, то это не значит, что ему разрешено поселиться там. Апартаменты для одного. Одиночка. Как можно забыть об этом? Иноходец, потому что принадлежит только самому себе.       Маккена видел, что его слова задели парня. Значит, так тому и быть! Принципы есть принципы! И всегда лучше вскрыть нарыв сразу, чем после бороться с абсцессом. Он врач, в конце концов! И знает, что жалость далеко не всегда способствует выздоровлению. — Иди в душ, — Энди стоило немалых сил произнести это безразлично, но его выдали глаза.       В них словно что-то вспыхнуло и погасло, приглушив цвет. Они вдруг стали детскими и наивными. И хотя Рой смотрел на него снизу, Энди казалось, он давит на него всей своей взрослой массой, заставляя пригнуться и закрыться. Он ощутил себя щенком, которого покормили и выставили, захлопнув дверь.       Маккена поднялся как ни в чем не бывало. Он взрослый. Он умеет управлять эмоциями. Энди - нет. И посему, придется проглотить урок и переварить обиду. — Где бурбон? — жестко спросил Рой, садясь за стол. — Я его вылил. — Отлично. Сейчас пойдешь и купишь новый. — Не пойду, — колеблясь, ответил парень. — Уверен?!       Рой с силой схватил парня за грудки, притянув к себе. — Уверен? — он переспросил еще раз.       Мальчишка сморщился, словно ожидал пощечины. Он не мог выдавить ни звука. Сердце, пойманное в силки, билось, стараясь высвободиться. Обида, взбитая в густую пену, подступала к горлу. Щупальца взгляда Роя, запущенные в тоннели глаз Энди, сжимали мысли, ядом парализуя волю и обездвиживая. Он понял - еще немного и он не сможет противостоять. — Нет, — чуть шевельнулись губы.       Рой разжал хватку, словно ослабил тугой хомут на кровеносных сосудах, и кровь ударила в голову, выгоняя через поры пот. — Отлично.       Маккена оттолкнул Энди, спокойно усаживаясь за стол. — Где твой бульон? — спросил он низким, почти чужим голосом. — Давай.       Энди поставил перед ним пиалу и отступил. Если бы он поклонился в китайском «зю» и сказал «да, хозяин», это не выглядело бы странно. Бульон, переливающийся золотым лоском… Салфетка на блюдце под пиалой… Мелкие жаренные сухарики… Да, хозяин. Да. — Какие люди! — воскликнул Стив, приветствуя Энди. — И без охраны! — Привет. — Детка, что случилось?! На тебе лица нет! — Ничего не случилось. — Э, нет, дорогой, ты мне сказки не рассказывай. Что-то с Роем? — А что ему сделается? Все так, как ты и говорил. По плану. — Понимаю. Присядем-ка.       Шон махнул рукой, подзывая мальчика, что крутился у бара. — Притащи-ка нам, дружок, пивка. — Как обычно? — Мне - как всегда. А детке… Нет, антиалко тут бездейственен. Что-нибудь некрепкое. Троечку. Кури, — не спрашивая, бросил на стол пачку. – Ну? — Да, в общем, даже не знаю, с чего начать. — Начни с главного. — Я даже не знаю, что тут главное. — Ответь мне на один вопрос. Я, в принципе, уже давно знаю ответ, но хотелось бы не ошибиться. Ты его любишь? Да?       Спросил о том, о чем Энди боялся даже думать. Мудрый дядя Стив. Парень прикусил губу, давясь слезами, и закивал головой в знак согласия. — Я так и думал!       Мальчишка посмотрел на него сквозь призму накатившихся слез, и Шон увидел глубокое тяжелое страдание. — Детка, — начал он мягко, накрыв ладонью руку Энди. — Ты даже не представляешь, в какое дерьмо вляпался. Я уже говорил тебе, он - одиночка… — Мустанг-иноходец. Знаю. — Попасть на его территорию во сто крат труднее, чем получить визу на луну. — Но почему? — Знаешь, солнце, я давно живу на свете и пришел к выводу, что в парах крайне редко встречаются равные отношения. Как правило, один любит, другой позволяет себя любить. В вашем случае, если еще и учесть, что вы далеко не пара, большее, что он сможет — это лишь позволить любить себя. — Но… — Поверь мне, это уже много для него.       Энди сник. Стив только что озвучил приговор. Окончательный. Не подлежащий апелляции. — Но могу же я хоть… — Не можешь. — Я не верю. — Это свойственно твоему возрасту. Смирись. Все проходят через это. — Зачем? — Затем, чтобы после научиться выживать. — Но это жестоко… — Да. Рой честен перед тобой. Будь честен и ты перед самим собой. Прими все как есть.       Энди растерялся. Слова Стива давили его. Размазывали. — Знаешь, — продолжил он. — Рой тоже нахлебался по самые гланды. Он очень любил Шерон. Он тоже был слеп тогда, когда она лишь позволяла ему. Ее нельзя винить за то, что теперь он один. Выдержать его сложно. Практически невозможно. У нее не хватило сил. Другой вопрос, что у нее не хватило еще и духа сказать ему все как есть, и это обернулось трагедией. Творцы обречены на одиночество. Хочешь знать, почему? Мир создан богом, а творцы бросают ему вызов, создавая свой, альтернативный. Одиночество — это наказание. Не он первый, не он последний. Все вокруг них обречены на муки. И так будет всегда. Видимо, награждая талантом, бог заботится о том, чтобы талант не закис в рутине повседневности. — Я не верю, что невозможно … — Что? Завоевать его сердце? — Да. — Невозможно, если только ты не способен разбить бетон, разобрать кирпичную стену и растопить титановый саркофаг, в который он заключил его, и при этом выдержать удар напряжения в тысячи вольт, потому что иначе он не подпустит. — Я готов рискнуть. — Разобьешься. — И все же. — Ты, видимо, действительно любишь его. — Помнишь, Стив, ты говорил про выбор? Ну, после того, как узнал, что мы… ну… — Помню. — Так вот. Ты ошибся. Он не дал мне выбора. И знаешь, почему? Он – все, что у меня есть. Он – все, что мне нужно. И если не с ним, то хотя бы рядом. Понимаешь? — Все гораздо хуже, чем я думал, — заключил Шон, словно уговаривая самого себя.       Он сочувственно похлопал парня по руке. Потом отхлебнул пива и задумался. Стив - добрый человек. Энди почувствовал себя лучше. Важно, когда есть кто-то, кому можно сказать то, что рвет изнутри. — Что ж, — наконец произнес Шон. — Если тебе уже нечего терять - рискни всем. — Я просто хочу знать, что такое любовь, — взмолился парень. — Вижу, — все-таки не сдержался Стив, отодвигая ворот рубашки и рассматривая красные полосы на груди парня, — ты уже испытал на себе ее первые радости.       Энди покраснел. От проницательности Шона не ускользает ничего. Он подумал, что, может, оно и к лучшему. Когда любовь вколачивается с кровью, ее легче рвать. — Я пытался остановить его, — оправдывался Энди. — Знаю. Он не позволил тебе. — Могу же я хоть что-нибудь сделать, чтобы… — Не можешь. Даже, если ты расшибешься в лепешку, это вряд ли что-то изменит.       Он поднялся. Вздохнул. — Я предупреждал тебя, но ты не поверил. Мне это нравится. Может, оно и верно. Иди сам. Никого не слушай. Если я понадоблюсь тебе - зови. Помогу, чем сумею.       Энди вернулся домой. Его встретила уже ставшая знакомой тишина. Внизу - никого, и парень побрел в студию. Задержавшись на верхних ступенях, словно размышляя, как быть дальше, Энди позвал почти шепотом: — Рой.       Маккена не ответил, лишь повернул голову, даже не отрываясь от подушки. На полу возле кровати стояла наполовину пустая бутылка. Энди нерешительно подошел. Поза «да, хозяин» красноречиво выдавала его мысли. Рой тоже смотрел какое-то время, потом молча откинул край одеяла. Парень разделся, стараясь не сделать ни одного лишнего движения. Лег, вытянувшись вдоль самого края. Впереди бессонная ночь. Он уже понял это. Лежать неудобно. Как назло, мешало все, но парень не решился шевельнуться. Мешали даже мысли, скопившись где-то в одной половине головы. Он старался избавиться от них, но они словно прилипли бесформенным угловатым комом. Рой тоже не двигался. Тоже думал. Жаль мальчишку, но он перешагнул границу, за которой уязвлялась его, Роя, свобода. Сторожевые вышки, рвы, укрепления оголили брешь в обороне, и Маккена старался понять, когда и как это произошло. Грубо нарушены границы его суверенного государства, и он не потерпит этого. Никогда. Ни от кого.       Оба лежали молча, понимая, что не спят вдвоем. В конце концов Рой вспомнил, что лучшая оборона - это нападение, и потянул Энди за плечо. Он не произнес ни звука, стаскивая с парня белье, и выверенным движением натягивая на себя презерватив. Все, что шевелится. По крайней мере, честно. Ничего не обещал, потому и спрашивать нечего. Энди молча перевернулся на живот, уткнувшись лицом в подушку. Просто быть рядом. Ты же сам сказал. Рой позволяет. И для него этого уже много. Делит с тобой постель. Не вашу. Его. Пока делит.       Он почти вскрикнул, прикусив губу. Очень больно. Подался вперед и испугался, почувствовав, что Рой замер. — Что с тобой? — а голос чужой. Холодный. — Прости. — В первый раз было проще. Если не готов - скажи.       Слова звучат тихо, но жестко. Ноты раздражения частыми стежками пронизывают их от первого до последнего звука.       Помни: все, что шевелится. Просто быть рядом. Потерпи. Постарайся. — Готов. — Уверен? — Да. — Посмотрим. Расслабься. Помоги мне. — Да.       Энди зажмурил глаза. До белых всполохов. И капля крови на языке. Вот он - привкус любви. Хотел же узнать. Она бывает разная. И такая - тоже. А Рой не останавливается. И парень чувствует - у него тоже не получается. — Достаточно. Это игра в одни ворота. — Прости, Рой. Не могу.       Энди вскочил, на ходу натягивая джинсы на голое тело и футболку почти наизнанку, сбежал по лестнице, запрыгнул в кроссовки и вылетел на улицу. Он едва не захлебывался в отчаянии, унижении и собственном бессилии. Куда идти? Где то равновесие, которое спасет? Стив? Нет. Стыдно. Очень стыдно. Карелль с Диком? Им не до него. И больше никого. Огромный мир, густо набитый людьми, кишащий городами и странами, но Энди - один. У него никого нет.       Мост. Весы над водой. Все просто и понятно. Все честно и разграничено. Сердце воет одиноким волком. На затылке - ощущение жесткого холодного прикосновения. Тоннели. Куда ни ткнись - везде тупик. Мозг - как наковальня, по которой тяжелым молотом: «Ты ошибся, парень. Это очевидно».       В кармане ключи с брелоком. На одной стороне - «Р», на другой - «М». Тонкая паутинка между мирами, трепещущаяся на ветру. Едва различимая. Порвешь и не заметишь.       Рассветает. Еще полчаса и по мосту помчатся машины. Мир наполнится суетой и звуками, и одинокий вой сердца растворится, неуслышанный никем.       Энди спустился к воде. Мутная. Стальная. Пахнет болотом. Слезы. Частички души. Чистые. Горячие. Она сочится из глаз, словно хочет отмыть, отчистить. Смола, запечатывающая рану.       Одиночка. Иноходец. Жестоко мстит за… Боится, что нежность коснется титанового саркофага его сердца, и он оплавится.       Рой. Он не дал выбора. Он лишь позволяет. Это тяжело. Энди не готов. Прости.       Собирался же утопить Маккену в бульоне! Хорохорился. Мерился силами с собственной тенью. И где ты теперь? Сидишь под мостом, словно спрятался в домике. От кого? От себя? Так вот он - ты! С тобой же в домике. От Роя? Так он и не собирался тебя искать. Ис-пу-гался. Вояка, что обделался, едва примерив доспех! Трус, да и только! Вода с тиной! Иди, утопись! Всплывешь через пару дней, и никаких проблем! Придонные рачки влезут в задницу, и расслабляться не надо! Так нет же! Сидишь, рыдаешь. И Рой прав! Ты — просто кусок дерьма!       Энди поднялся и побрел. Он не думал, куда. Просто бесцельно переставлял ногами, словно лошадь без седока, понуро опустив голову. Джинсы. Футболка. Шнурки волочатся по земле. Стоит наступить, чтобы упасть, разбить лицо и понять, кто ты и где. Машины шумят, сотрясая мост, и в голове пустота. Она тоже гудит, словно в черепе пушечная дыра навылет, и в ней свищет ветер. И у сердца коллапс. Кома, и оно не сжимается, просто безвольно пропускает кровь. Хочется кофе. С молоком. И не кофе вовсе. А, какая разница! Все равно хочется. — Садись в машину! — слышит Энди.       Кажется. Это ветер в голове закрутился воронкой. Обман. Случайная залетная мысль. Ударилась и звенит в резонансе с костями. — Садись в машину!       Парень вздрогнул, словно вынырнул из-под воды, где все слышится смазано и глухо. Остановился, не решаясь обернуться. Это как-то трудно. Он забыл, как это делается. Неведомая сила тянет назад. Энди медлит, но все же поворачивается. Всем корпусом, словно свело мышцы и другой возможности нет.       Рой. Стоит у машины, приоткрыв дверь, даже не вытащив из салона вторую ногу. — Я знал, что найду тебя здесь. * Я хочу знать, что такое любовь.