Bang bang.

– Вы бы его еще в постель к себе затащили, Галахад! Чьи-то слова настойчиво ввинчиваются в мозг: протыкают тонкую кожу, оставляют резьбу на черепной коробке и втыкаются тонким острием в самый центр. Сон окутывает Эггси слоем ваты, толстым и непроницаемым, звуки с трудом просачиваются сквозь рыхлые волокна, но продолжают раздражать барабанные перепонки, не давая отключиться от реальности. – О, только не говорите, что Вы уже пытались! – Мерлин старается приглушать голос и делает паузы, словно Гарри отвечает ему, но Эггси все еще лежит щекой на груди своего наставника и слышит только ровные вдохи и выдохи. – Ничего не хочу об этом знать! Гарри напрягается, чтобы пожать плечами, а парень недовольно морщится: это же безумно больно. Такое простое на первый взгляд движение задействует несколько групп мышц; Гарри, конечно, могли накачать обезболивающим так, что он и танцевать сможет, но нужно же и головой думать. Было бы, ради чего шевелиться. Гэри аккуратно приоткрывает один глаз. При Мерлине не хочется просыпаться, но ему становится интересно, что же так глушит голос. Взгляд натыкается на белую пелену, и он удивленно распахивает глаза: это еще что за хрень?! Эггси с трудом удерживает вырывающийся смешок – просто тонкий флисовый плед. От осознания, что Гарри укрыл его пледом, становится тепло и одновременно больно: блядь, Галахад, какого хрена тебе спокойно не лежится? «Две пули, Гарри. Я всадил в тебя две гребаных пули, ты только вышел из комы, так какого же хуя?!» – Лучше бы отправили его домой. У меня не получилось отодрать его от Вашей кровати, он здесь уже три дня без еды и сна. Голос Мерлина смягчается при этих словах, а Эггси давится жгучей злостью: кто его за язык тянет?! Гарри не следует знать об этом, да никому не следует – это только его личное дело. Пальцы Гарри, все еще болтающиеся в районе его шеи, оживают и легонько ерошат волосы под одеялом. У парня давно затекли все мышцы, но он твердо решил, что будет так лежать до тех пор, пока Мерлин не уберется отсюда к Дьяволу. Галахад, конечно, давно понял, что он проснулся, потому что если до определенного момента его рука ощущалась как часть собственного тела: осязаемая, но такая же недвижимая, как все остальные, то теперь его наставник непрерывно гладит его кончиками пальцев, и Гэри неприлично млеет от этой нехитрой ласки, не торопясь разгадывать природу этого жеста. Гарри хотел бы, чтобы он вынырнул из своего уютного кокона, или, наоборот, призывает не высовывать носа? Голос на заднем плане расплывается в равномерное бубнение, мысли струятся ленивым потоком, вяло перетекая одна в другую, глаза уже давно закрылись, отказываясь лицезреть это флисовое безобразие… Гэри резко распрямляется, судорожно втягивая в себя воздух и захлебываясь болью от сведенных судорогой мышц. Он обводит диким взглядом пустую палату, упавший плед, натыкается на хмурого Харта и задерживает дыхание, чтобы успокоиться. Ему неожиданно приходит в голову, что все произошедшее вчера могло просто присниться. Не было никаких объяснений, никакого поцелуя – он просто, обессилев, рухнул на Гарри и уснул, сам не заметив этого. И судя по тому, что Мерлина в палате нет, это ему точно только приснилось. Да и вчера ли это было? Сколько он спал? «Ебать! – матерится про себя парень, шумно выдыхая. – Значит, мы ни о чем не разговаривали, этот разговор еще только предстоит. Блядь. Ну, блядь». От хмурого взгляда его наставника Эггси непроизвольно отодвигается вместе со стулом; пользуется тем, что нужно поднять одеяло, стекает на пол – и через мгновение оказывается на безопасном расстоянии от Галахада и его режущего взгляда. Стул, два фута пространства и скомканный плед в руках кажутся Гэри достаточной преградой, и он позволяет себе перевести дыхание. Вот блядство, так хорошо все складывалось: Гарри хватило сбивчивых извинений, чтобы простить его, этот поцелуй (он непроизвольно скользит взглядом по тонким и снова пересохшим губам и сглатывает, вспоминая прикосновения к ним) был охуительным, и сон почти в обнимку с Гарри – это было великолепно, даже если его собственная спина с этим не согласна. Хотя самым значимым моментом для Эггси остается тот факт, что Гарри был готов подвинуться, уступая ему часть своей постели, – и все это оказывается только игрой воображения. Ближайшие перспективы – преодолеть колья пронизывающего взгляда: – Гарри, – обреченно выдыхает Эггси. – Эти выстрелы… я… Он все еще не знает, что сказать, и как объяснить то, что произошло, поэтому ищет поддержки в самом Гарри. Где найти нужные слова? Как показать, насколько дня него это было важно и трудно? Эггси чувствует себя обессиленным и избитым: болящее изломанное тело, сухость и горечь во рту, яркие пятна света перед глазами. Из транса его выводит сухой щелчок пальцев. «Таким подзывают официантов в дешевом баре», – думает он, но трюк срабатывает: глаза медленно фокусируются на лице Галахада. В нем что-то изменилось, осталось понять, что. Выражение? Взгляд? – Чего?! – вырывается у Гэри, когда Гарри крутит пальцем у виска, изображая характерный жест. Эггси прямо чувствует, как запускается эго мозг. Это похоже на запуск старенького компьютера: мерное нарастающее гудение вентилятора блока питания, а потом запуск винчестера. – Да ты охуел? – почти спокойно повторяет он, наблюдая, как его наставник закатывает глаза и крутит пальцем у виска второй раз. «Я сошел с ума? Почему это?!» – мозг интенсивно ищет ответ на поставленный вопрос, пока, в конце концов, его «система» не загружается окончательно: озарение, сияние, эврика! – Галахад, – медленно произносит Эггси, не отводя взгляда от глаз Галахада. – Скажи, мы с тобой уже разговаривали о выстрелах?.. «Мы разговаривали» звучит неимоверно глупо при том, что Гарри говорить сейчас не может, однако, плевать, потому что сейчас он кивает в ответ, и у парня непроизвольно вырывается: – Ебать тебя в рот, Гарри, не смей меня так пугать! При словах «ебать тебя в рот» брови Гарри удивленно ползут вверх, а Эггси отчаянно краснеет: на мгновение он представляет эту картинку, и от нее все тело бросает в жар. К тому же совершенно некстати вспоминается фраза Мерлина: «Вы бы его еще в постель затащили!» В постель, мда… Но сказать такое Гарри вслух – похоже, он действительно зарвался, хотя не подразумевал ничего… да вот это самое и не подразумевал! А оказаться в постели Галахада он мог совсем недавно, если бы сам не отказался. Гэри знает, что это было правильным решением, но все равно испытывает чувство легкого сожаления. Остается надеяться, что ему еще представится такая возможность; сейчас же Эггси нежится в волнах разливающегося облегчения: снова падает на стул, вытягивает ноги и потягивается всем телом, блаженно щурясь: – Мерлин тоже заходил? – он решительно ныряет в неприятную тему. Лицо Гарри становится жестче, и он кивает. Эггси вздыхает, пытаясь понять, что из услышанного могло так разозлить его наставника. – Ты злишься? – аккуратно предполагает он. Снова короткий кивок в ответ. – На меня? – этот вопрос звучит почти утвердительно. Козе понятно, на кого злится Гарри, но для Эггси это просто очередная пауза, способ продлить время на размышления. Мозг работает слишком медленно для нормального диалога, и то, что Галахад пока не может говорить, только на руку. Его пылающих взглядов и так хватает с лихвой, и совершенно ясно, почему Мерлину не нужны были ответы – на лице Гарри все сейчас написано все огромными буквами. Гэри Анвин неторопливо осматривает палату, облегченно отмечая освободившееся пространство за спиной Галахада: исчезли все приборы, отмеряющие, контролирующие и поддерживающие его жизнь. Скромная стойка с капельницей и игла, воткнутая в руку, выглядят почти сиротливо в сравнении с ними, и это одна из самых хороший новостей, которая могла ждать его при пробуждении. – За то, что я здесь? – он неторопливо пробует на вкус следующий вопрос, перекатывая его на языке, и почти без остановки выдает еще один: – Я тебе мешаю? Обида, прозвучавшая в собственных словах, застает врасплох не только Гарри – Эггси тоже не ожидал от себя такой истеричности. Он подается навстречу и упрямо впивается взглядом в глаза наставника, хотя больше всего сейчас хочется рассыпаться сбивчивыми извинениями и провалиться на пару этажей ниже. Но все, что он испытывает сейчас – тоже часть его самого, и Гарри придется с этим смириться. Ответ на этот вопрос для него важнее, чем на остальные. В глазах Галахада читается сомнение. Похоже, он опять хочет покрутить пальцем у виска, но, видимо, решает, что не время: в ответ Гэри видит мерное покачивание головы в отрицающем жесте, и прохладные пальцы все еще неестественно бледного Галахада легонько касаются его лба. Движение однозначное, не допускающее двусмысленности: «Думай». Эггси замирает от ласкового прикосновения, прикрывает глаза и шумно выдыхает. Что тут думать, когда Мерлин все сказал за него. – Ты злишься, потому что я сидел здесь так долго без перерывов на сон и еду, – Гарри даже не кивает, потому что прекрасно видит, что Эггси не требуется ответ; парень обреченно продолжает: – И сейчас ты прогонишь меня отсыпаться. Галахад тихо фыркает в ответ, что можно было бы расценить как «Умный мальчик!», или «А как ты догадался?», или еще что-то иронично-издевательское в духе Галахада – Эггси сейчас безумно лень достраивать в голове словесные конструкции. Конечно, его наставник прав: ему необходим отдых, весь его тормозящий организм сигнализирует об этом. Он сейчас не может справиться ни с собственными мыслями, ни с накрывающим облегчением. Самым идеальным отдыхом для него сейчас было бы выспаться рядом с Гарри, уткнувшись носом в его бок, но больничная койка ничуть не расширилась с момента прихода Галахада в себя – неизбежное напоминание, что придется пойти домой. Остается только один нерешенный вопрос, и он понятия не имеет, как его поднять: их поцелуй. Спрашивать, было ли это сном, глупо: уже понятно, что не было, но что тогда спросить? Понравилось ли Гарри? Значит ли это для него что-то, или это была просто безумная попытка успокоить его, дать загладить свою вину? Он беспомощно скользит взглядом по лицу наставника, словно прося о помощи. Гарри, ты же знаешь, что я хочу узнать, помоги мне. Эггси никогда не произнесет этого вслух – после того, что он сделал, после этих двух пуль, он не имеет на это права и никогда не будет его иметь. То, что он получил от Гарри взамен, и так много больше того, что он заслужил. И все же пальцы, бережно сжавшие его кисть, не становятся неожиданностью – скорее, воплощение невысказанной надежды. Гэри Анвин послушно склоняется, повинуясь направляющим движениям, давится еще одним глотком своей вины – и кажется, что эта чаша будет бесконечной. Достаточно видеть, как напрягаются все мышцы Галахада, с трудом отрывают его плечи от подушки, но следующий за этим поцелуй – сухое мимолетное касание губ, все, на что хватает сил у его наставника – разбивает что-то у него внутри, какую-то очередную преграду, барьер, выстроенный им самим. – Хорошо, – Эггси невольно улыбается, не спеша разгибаться обратно. Неизвестно, сколько у него еще будет в будущем шансов изучить это лицо с такого близкого расстояния, но сейчас готов смотреть на него часами, выбивая на гранитной плите своей памяти каждую черточку, каждую морщинку. Вернувшись взглядом к карим глазам, он понимает, что понятия не имеет, на сколько вот так завис, но все это время Гарри терпеливо ждал, хотя ему ничего не стоило привлечь к себе внимание; он следит за направлением взгляда и видит на тумбочке связку ключей. Гэри не собирается размышлять о том, как ему это удалось, но ключи от дома Галахада – определенно то, что ему было нужно, одна мысль о возвращении к себе домой вызывает отвращение. Эггси, наконец, встает, с удовольствием тянется всем телом, не стесняясь, широко зевает, подхватывает ключи и оборачивается уже у двери палаты: – А Мерлину все равно следовало бы укоротить язык на дюжину футов! – мстительно добавляет он и, уже закрывая за собой дверь, слышит явственный смешок, обдающий напоследок жаром его лопатки.