Bang bang.

Несколько дней наблюдая за Галахадом без сознания, Эггси сейчас рад видеть его просто спящим. Цвет лица пришел в норму, Гарри больше не выглядит чем-то средним между трупом и бесплотным призраком, дыхание его более глубокое и спокойное, и пальцы не напоминают кусочки льда. Только в эти дни становится понятным, насколько его наставник глубоко проник в ту часть жизни, которая считается обыденной. Эггси давно стал привычен запах Гарри Харта и его парфюма, он узнавал того по шагам, а теперь оказывалось, что и ритм дыхания Галахада в состоянии покоя – нечто естественное и привычное, и именно этого не хватало ему, чтобы успокоиться, пока тот был без сознания. Дыхание спящего Гарри разительно отличается от того, что он слышал несколько дней. Гэри расслабленно разваливается в кресле. Со щетиной он ничего не стал делать, джинсы купил в ближайшем магазине, а вот рубашку Галахада не стал менять намеренно. Он лениво думает, что так и не знает, что положено делать с порванными, грязными, измятыми костюмами Кингсмен. Вряд ли обычная химчистка возьмет пуленепробиваемую ткань, а этим вопросом всегда занимался Гарри. Несгибаемый Гарри, цельнометаллический Гарри легко и непринужденно решал множество мелких бытовых вопросов, о которых Гэри Анвин раньше просто не задумался, хотя следовало бы. Бывшее только что безмятежным лицо рассекает резкая межбровная морщина. Если бы он больше заботился о своем наставнике, все могло бы сложиться иначе. Он давно привык опекать мать и сестру, защищать их обеих от Дина, но внезапно возникший в его жизни Гарри всегда был сверкающей твердыней, и ему даже не приходило в голову проявить внимание. Результат налицо: по его вине Гарри угодил в больницу, а он сам не представляет механику каких-то элементарных вещей. С этим срочно нужно что-то делать, и Гэри твердо решает завтра же исправлять ситуацию. Для начала можно просто узнать у Мерлина, что положено делать с поврежденными костюмами. Не руками же их штопает каждый агент Кингсмен?! К моменту пробуждения Галахада Эггси снова обретает равновесие. Точнее, снова приклеивает на лицо маску, позволяющую так думать. Остаток дня пролетает незаметно – он рассказывает Гарри какую-то откровенную фигню: описывает события той драки, откровенно зубоскаля над собой, пересказывает последние новости Кингсмен, от которых не спрячешься даже в больничном крыле, возвращает ключи, на что все еще вынужденный молчать Галахад отрицательно качает головой. Гэри втайне радуется молчаливому разрешению и дальше свободно пользоваться домом Гарри, как своим, и поражается его выдержке: еще сутки ему нельзя будет вставать и, в идеале, шевелиться, он мог бы попробовать говорить, но послушно исполняет все предписания врачей. Конечно, это радует, но сам он так бы не смог, сорвался бы, как только пришел в себя. Эггси не удивляет, когда вечером его наставник несколькими выразительными взглядами отправляет его спать. Навыки невербального общения у Галахада просто колоссальные – отсутствие речевых и языковых средств коммуникации не вызывает никакого дискомфорта и не оставляет места недопонимаю. Наверное, Гарри был удивлен, когда он безропотно прощается и уходит, но штука в том, что он не собирается уходить далеко. Дальше палаты, если честно. Галахад отправляет его спать? Он отлично выспится на диванчике в коридоре. Ну, отдохнет – это точно. Слово «домой» звучало? Нет? Тогда, извини, Гарри, я сам выберу способ отдыха. Ночной сумрак больничных коридоров, расцвеченный редкими источниками приглушенного света, вызывает у Гэри Анвина ощущение смутной тревоги. Он не раз старался вспомнить, с чем это было связано, кажется, что-то из глубокого детства, когда он был совсем маленьким, но память раз за разом отказывается отвечать на его вопросы. Молчит она и сейчас. Эггси устало плетется за кофе, мысленно благодаря Кингсменов за кофейный автомат в холле – искать круглосуточную кофейню ему совсем не хочется, да и вряд ли она оказалась бы близко. В постели Гарри, без сомнения, гораздо уютней, но Эггси не хочет уходить далеко, ему спокойнее от того, что его наставник спит в нескольких дюжинах шагах от него. И если, не дай Бог, что-то случится, не придется узнавать об этом постфактум. Парень широко зевает на подходе к облюбованному дивану и, наверное, поэтому не замечает фигуру в темноте. Он еще успевает заложить вираж, но усталому организму не хватает быстроты реакции, чтобы отшатнуться с надлежащей скоростью. Эггси слышит раздраженный выдох перед собой, тупо смотрит на пустой картонный стаканчик из-под кофе, и понимает, что, похоже, облил кого-то обжигающим напитком. Судя по мягким тапкам и пижамным штанам, это еще и кто-то из больных… Он проклинает все на свете, поднимая взгляд, и… Боже… – Гарри, прости, я тебя не заметил! – полыхая от стыда, шепчет он, вытирая темные пятна на пижамной куртке рукавом рубашки. – Какого хуя ты так подкрадываешься?! Галахад выглядит хмурым и недовольным, разве что молнии глазами не мечет, но потом скользит взглядом по его рукам, груди, смотрит в глаза и широко ухмыляется. В этот момент до Эггси доходит, рукавом чьей рубашки он пытается вытереть пятна кофе. – Твою ж мать! – сдавленно шепчет парень, думая, что его щеки сейчас должны полыхать, как сигнальные флажки. В голове запоздало щелкает, и он медленно поднимает голову, вглядываясь в глаза Гарри: – Галахад, – его голос начинает вибрировать от злости, – что ты здесь делаешь?! Какого Дьявола ты не в постели?! Глаза Гарри холодеют, он недовольно поводит плечами и закатывает глаза. – Ты – надменный, напыщенный индюк! – шепотом орет на него Эггси. – Тебе нельзя вставать! И не делай вид, что ты этого не знаешь! Куда тебя понесло посреди ночи? Высокомерное лицо Галахада становится непроницаемым, но он хотя бы не пытается отстраниться от руки Эггси, крепко сжимающей его талию. Гэри зол настолько, что если бы не раны, с удовольствием врезал бы ему по морде. Об этом он мечтает все время, пока ведет пошатывающегося Галахада в палату. Помогая опуститься на кровать, он решительно берется за пуговицы пижамы и взрывается, когда Гарри останавливает его руку: – Даже не думай об этом! Ты не будешь спать в мокрой одежде! И нет, Гарри, я не уйду, нечего сверкать на меня глазами. Срать я хотел на твои пламенные взгляды! Ни хрена я не обещал уйти. Я обещал отдохнуть и прекрасно отдыхал до тех пор, пока тебе не пришло в голову куда-то потащиться среди ночи! Резкая боль обжигает запястье и заставляет поднять голову. Эггси понимает, что со «срать я хотел» он поторопился – взгляд Галахада сейчас размазывает его по стене, а пальцы способны без особых усилий раздробить кости. Он медленно выдыхает, это зрелище действует сильнее ледяного душа и панических атак, и продолжает уже тихо: – Позволь тебе помочь? Я знаю, что ты можешь сделать все сам, но мне это будет гораздо проще. Эггси дожидается, пока его наставник неохотно кивает, все еще ежится под пристальным взглядом, не понимая, чем сейчас он вызван, но сосредотачивается на мелких пластмассовых пуговицах. Аккуратно вытаскивает руки из рукавов, наконец снимая с того пижамную куртку, осторожно стирает капли кофе с шеи тыльной стороной ладони, и замирает. Чувство вины сдавливает горло так, что в глазах темнеет, и невозможно стряхнуть с себя это оцепенение – достаточно одного взгляда на исполосованную, всю в повязках грудь. Шумный вздох слышится так же отдаленно, словно он снова находится под одеялом. Кажется, именно поэтому Гарри не хотел, чтобы он помогал ему переодеться. Сейчас нужно взять себя в руки, не время вести себя, как сопливая девчонка, но нет никаких сил даже отвести взгляд, не то чтобы сделать что-то еще. Как во сне, Эггси ощущает, что на его шею ложится теплая рука, а в подбородок больно впивается большой палец, заставляя поднять голову. Взгляд Галахада такой же теплый, как и его пальцы. Нет ни упрека, ни осуждения, ни злости – только бесконечная забота, смешанная с тревогой, словно они и не пытались только что испепелить друг друга. Только от этого прощения ему ничего не легче, наоборот, приходится до боли стискивать челюсть, чтобы не расплакаться, как ночью, когда сжимал зубами простыни. Нельзя, не при нем, и так вместо того, чтобы помогать, он опять создает Галахаду дополнительные проблемы. Гарри нужна сейчас сила, а не слабость. Теперь понятно, насколько сложно соблюдать все эти врачебные заморочки: не вставай, не говори, никаких активных движений, никаких посетителей, кроме одного, которого невозможно выгнать из палаты. – Гарри, – выдыхает Эггси. – Прости меня… Его наставник растерянно улыбается, и эта улыбка – нож, загнанный глубоко в уступчивую плоть. Эггси не чувствует, как опускается на кровать рядом, зато кожей ощущает взгляд Гарри: от него он будто объят пламенем. Все намного сложнее и проще, чем ему казалось до этого момента; Гэри осознает, что ему разрешено касаться, ему разрешено обнимать и целовать, Гарри не запрещает дотрагиваться до себя, Гарри хочет, чтобы он был ближе. Парень нервно сглатывает, прикрывает глаза и кладет руку на плечо, утопая в ощущениях, с природой которых он будет разбираться когда-нибудь потом. Сейчас можно провести пальцами по выступающим ключицам, подняться к шее, проследить резкую линию челюсти и коснуться губ. Эггси распахивает глаза, следя за подушечкой пальца, медленно повторяющей четкие контуры, и с трудом сдерживает вздох, когда Галахад мягко прихватывает ее губами. Похоже, ему окончательно срывает все внутренние тормоза, потому что из памяти куда-то исчезает момент начала их поцелуя. Кто к кому потянулся, Гэри не может вспомнить, он осознает себя только тогда, когда вовсю ласкает жадные губы. Они такие же горячие и живые, как и весь Галахад. Сейчас все мысли о его возможной смерти кажутся непроходимой глупостью. Какая смерть, какая безжизненность, какой холод, когда этот мужчина своим языком вытворяет нечто невероятное?! Эггси старается держать себя в рамках здравого смысла, когда скользит руками по плечам и спине, расчерченной полосами шершавых бинтов, когда запускает пальцы в волосы, обнимая Галахада за шею – он точно не простит себе, если сейчас сделает еще хуже; еще одно чувство вины будет слишком жестокой карой. Хотя уже совершенное не искупит никакое наказание, любая кара будет слишком мала… Его наставник никогда не отличался особой деликатностью, но в чуткости и внимании ему нельзя отказать. Сейчас именно он не позволяет Гэри с разбегу нырнуть в свою бездну. И как мало для этого надо: всего лишь придвинуться еще ближе и обнять, дать почувствовать не только жар, срывающийся с губ, воплощение их общей страсти, но и ровное тепло израненного тела. «Твою ж мать, Гарри!» – думает Эггси, болезненно всматриваясь в улыбающиеся глаза и влажные от недавнего поцелуя губы. – «Что ты со мной творишь?!» Как теперь уходить от него домой, куда Галахад непременно его отправит сейчас? Гэри Анвин и тут ошибается, который раз за вечер: Гарри осторожно сдвигает одеяло на постели и внимательно смотрит ему в глаза. О нет. Плохая идея. – Я буду тебе мешать, – одними губами произносит Эггси, мысленно молясь, чтобы Галахад сам отказался от этой затеи. Выйти из палаты его сейчас не заставит никакой здравый смысл, никакая сила воли. – Нет. Останься. Голос Гарри звучит пугающе: смесь скрипа мела по школьной доске и надрывного кашля при бронхите. – Молчи, – твердо говорит Эггси, принимая решение. Выдергивает из-под Гарри одеяло и, мягко надавливая на плечи, заставляет опуститься на кровать. Упрямый Галахад, этот променад по коридорам измотал его окончательно, только на взгляд он не влияет: в его глазах вечно горит такой огонь, которого хватит, чтобы спалить пару крупных городов. Гэри гасит свет в палате, решительно скидывает одежду и устраивается на самом краю постели. Не открывая глаз, можно точно сказать, что его наставник сейчас довольно улыбается. Утром спина точно не скажет спасибо, а в ближайшей перспективе Эггси светит свалиться с постели, распоров затылок об острый край тумбочки. В перспективе долгосрочного периода он получит впечатляющих пиздюлей с утра от Мерлина, но какое это имеет значение, если сейчас можно прижаться щекой к плечу Гарри, нащупать и сжать его пальцы? Гарри нужен ему. Только дурак отказался бы это признать, а дураком Гэри Анвин никогда не был.