Bang bang.

В прямоугольнике окна виден угол здания через дорогу и свинцово-синие тяжелые тучи. Хлесткие злые капли расчерчивают стекло короткими штрихами, складывающимися в ломаный узор, и такая погода как нельзя лучше соответствует настроению Эггси. С этим поцелуем и сбивчивым объяснением в его жизни многое прояснилось, но столь же многое стало сложнее. Он сидит в кресле, подтянув колено к подбородку, и делает вид, что изучает документы по заданию, которые всучил ему Мерлин уже в дверях больницы. Знал же, где ловить, лысый! Эггси все эти дни специально оставлял очки дома и не заглядывал в офис, потому что так и знал, что куда-нибудь, да пошлют. Могут даже далеко и надолго. Иллюзий, что таким образом можно спрятаться от агентов Кингсмен Эггси не испытывал – это было бы полным бредом, а вот не попадаться лишний раз на глаза – хороший способ избежать ненужных заданий. Работы он не боялся, опасности тоже, но отлипнуть сейчас от Гарри – последнее, чего хотел он в данный момент. Так и произошло: ничто уже не угрожало здоровью его наставника, и Мерлин счел это достаточной причиной, чтобы отправить его на миссию. По-хорошему, ему не на что жаловаться, и так три дня незапланированных выходных, но сегодня, сегодня-то за что! Эггси злится. Вечером он специально ушел из больницы, чтобы дать Гарри отдохнуть, чтобы они оба могли остыть и потом вместе разобраться со сложившейся ситуацией, а теперь гребаный Мерлин со своим долбаным заданием! Три дня отсутствия лучше недели или месяца, но эти три дня могут стать решающими в их отношениях. Да и просто, черт, он хочет помогать Гарри! Он так ничего для него и не сделал. Цветы принес? У постели сидел, пока тот не очнулся? Идиотизм! Это ничто! Гэри раздраженно шуршит бумагами, перекладывает их из одной руки в другую и старается не смотреть на Галахада. Парень трет лоб и с трудом сдерживается, чтобы не скрипеть зубами. Один взгляд на Гарри Харта вызывает у него нехилый стояк. Когда это прекрасное тело было далеко, недоступное и не твое, сдерживаться было проще. Даже находящийся рядом Гарри всегда был отстранен и представлял собой замкнутую, завершенную систему. Пока не пришлось выстрелить в него, Эггси и не задумывался, насколько ему важен этот мужчина, что он к нему на самом деле чувствует. Наверное, многие считали, что он в Гарри нашел замену давно погибшему отцу, и что сам Гарри нашел способ возместить утраченное по его вине – и ничего, кроме этого. Сначала Гэри и сам так думал, а потом заметил, что он интересен наставнику сам по себе, а не только как способ избавиться от чувства вины. Самому Эггси потребовалось время, чтобы понять, что он чувствует не только восхищение, а теперь, когда он имеет право прикоснуться, когда он хочет прикасаться – Дьявол! – им снова мешают! Эти долбаные пули и долбаный Мерлин. Повязки, боль, швы, грозящиеся разойтись – все это непреодолимые препятствия. Гэри Анвин готов ждать сколько угодно, и все же, глядя на руки наставника, он не может не представлять, как эти пальцы снова касаются его губ, только уже не успокаивающе, а жадно, требовательно, властно. Скользят подушечками, повторяя контур, минуют острую кромку зубов и погружаются в рот. Только от одних мыслей перехватывает дыхание, и приходится сглатывать образовавшийся ком в горле. Тонкие длинные пальцы с идеальным маникюром, гладко выбритые подбородок и щеки, несколько седых волосков на висках, резкая морщина на лбу – все это хочется изучить, попробовать на вкус, повторить, запомнить каждый контур, увидеть реакцию на свои действия… Галахад всегда остается спокойным и невозмутимым. Его тело лишено рельефных мышц, но всегда излучало скрытую силу. Дружок Дина назвал Гарри дедулей, и у него были на это определенные основания – на молодого качка на анаболиках его наставник никак не тянет. Однако нужно быть идиотом, чтобы не ощущать угрозу, исходящую от него. Конечно, Эггси и представить не мог, что Гарри так лихо раскидает всех в баре, но даже до этого он предпочел бы не вступать с тем в открытую конфронтацию – инстинкт самосохранения бы не позволил. Сдержанная уверенность в собственных силах – в этом весь Гарри. Он оставался спокойным в баре, он оставался спокойным, когда Эггси стрелял в него, он остается спокойным сейчас. Но спокойный – не значит "равнодушный". Гэри скользит по буквам невидящим взглядом. Совершенно некстати вспоминается мимика Гарри, когда ему предложили гулять отсюда. Он тогда-то офигел с этих невинных хлопающих глаз, нарочито поджатых губ, а увидь такое сейчас – полез бы целоваться сразу и после драки соблазнил бы Галахада на ближайшем столе. Эггси облизывает высохшие губы, упрямо встряхивает головой в попытках сосредоточиться и вгрызается в текст. Всего-то и дел – не думать о Гарри, но если бы это было так просто. Сейчас хочется сесть на край кровати, склонить голову, подставляя затылок, позволяя запустить пальцы в волосы, и расслабиться. Да блин, пусть вообще делает с ним, что хочет, это уже невыносимо! Гэри резко встает с твердым намерением получить желаемое и тут же садится обратно, бесшумно вздыхая: Галахад спит, и разбудить его – сродни кощунству. За окном разыгрывается гроза, пока Эггси пытается сосредоточиться на тексте. Он никогда не боялся грозы, наоборот любил ее. В холодное время года в грозу лучше было сидеть дома, летом хотелось выйти на улицу и предоставить себя этой бушующей стихии. Это вызов миру, вызов небесам, проверка себя на прочность: что ты можешь противопоставить мне? Что я могу противопоставить тебе? Одним из ярчайших подростковых воспоминаний было то, как он оказался в эпицентре грозового фронта. Эггси тогда сбежал из дома от кулаков очередного ухажера своей матери. Та была в отъезде, друзей тоже не было в городе, и ему было некуда идти. Он уехал в пригород, с удовольствием прогулял весь день, а к вечеру разыгралась гроза. Эггси не беспокоил ни дождь, ни надвигающиеся гром и молнии – что он, грозы не видел никогда?! Только спустя много лет он осознал, что, возможно, его жизнь была тогда в опасности. Но в тот момент его не пугали ни острые тяжелые капли ледяного ливня, которые ощущались, скорее, градом, чем водой с неба; ни раскаты грома прямо над головой, от которых закладывало уши на несколько секунд; ни молния, которая била куда-то прямо над головой – он же умный мальчик, знает, что нельзя прятаться под одиноко стоящим деревом, какая еще может быть опасность?! Напротив, он тогда наслаждался ощущением необузданной стихии, опасной, но прекрасной в своей опасности. Стоял на открытом участке, запрокинув голову, подставив лицо дождю, и упивался беснующейся природой. Сейчас гроза еще только приближалась: молнии уже вовсю расчерчивали небо за окном, а вдалеке рокотали раскаты грома, но в эпицентре они окажутся через час, не раньше, и то, если тучи не сменят направление. Эггси устало откладывает документы и смотрит на спящего Гарри. Держать себя с ним в руках решительно невозможно, поэтому парень отодвинул кресло почти к противоположной стене. И не факт, что сам Гарри будет сдерживаться, их последний поцелуй был слишком… слишком. Гэри упрямо трясет головой и продолжает рассматривать Галахада издалека. Гроза, да… Она скоро будет здесь. Только его личная необузданная стихия еще ближе. Именно это зацепило его в Гарри в первую встречу: во время драки тот был поход на вихрь, на смерч, на грозу. И так же не было ни одного фактора, способного сдержать Гарри Харта. Тогда Эггси почти физически почувствовал ледяные порывы свежего ветра очень похожие на те, что ощущал подростком. Ситуация в церкви до сих пор оставалась негласным табу как в их организации, так и между ними с Гарри. Груз вины Галахада был виден невооруженным взглядом, и он никому не позволял хотя бы попытаться облегчить эту ношу – молча тащил на плечах свое собственное рухнувшее небо. Эггси тоже не хочет лишний раз вспоминать тот период: для него следующие месяцы были адом, ведь он был уверен, что его наставник мертв. При всем этом нужно было держать лицо, улыбаться, спасать мир, а ему хотелось только выть, что иногда он и делал ночами. Но Эггси никогда не признается Галахаду, что, кроме шока, переходящего в полное охуение, он чувствовал восхищение, когда смотрел в монитор. Упоение. Возможно было только додумать движения, потому что изображение на мониторе было калькой с очков Галахада, но в голове парня все укладывалось в четкую схему. Лабиринт движений – точный, выверенный – превращал Гарри в неудержимую стихию. То, что эта стихия сейчас покоилась на больничной койке, ничуть не уменьшало ее смертоносность и опасность. И одно то, что у него теперь был допуск к этой стихии, кружило голову. Когда капли настойчивее начинают стучать по стеклу, а раскаты грома становятся все громче, Эггси закрывает окно. Тщательно запечатывает приоткрытую щель полосой мягкой резины и опускает жалюзи – для Гарри он может сделать так мало, пусть будет хотя бы это немногое. Повернувшись, он утыкается в совершенно ясный взгляд наставника, словно тот и не спал вовсе. Эггси непроизвольно сглатывает, подходит и опускается на постель. – Тебе что-нибудь нужно? – негромко спрашивает он, пытаясь унять все неприличные мысли, скомкать их, засунуть в дальний угол и забыть об этом. Гарри отрицательно качает головой. Гэри с тревогой всматривается в его лицо. Не скажет. Ни за что не скажет, если ему что-то понадобится. В полумраке наставник кажется неестественно бледным, и на лице выделяются только глаза. У Гарри карие глаза. Сейчас они кажутся темными, но Эггси знает, что это не так. Агенты Кингсмен носят очки с фотохромированными линзами, они темнеют на солнце, поэтому он всегда видел глаза Галахада в или полутьме офиса, или с рефлексами настольных ламп либо огней ночного Лондона, когда они ездили вместе в кэбе; видел их при дневном свете и даже в темноте, и только единожды – при свете солнца. Как сейчас он помнит прищуренные от яркого света глаза и золотые искры в них. Когда Гарри привык к заливающему лицо солнцу, он распахнул веки и улыбнулся. Гэри Анвин, замерев, смотрел на пожар в узком ободке радужки, на фейерверк и кипение жидкого золота. "Тогда я в тебя и влюбился", – думает Эггси и улыбается. Нет, Гарри – это не грозовой фронт, не раскаты грома, у него другая природа. Гарри, скорее – молния. Он чуть вздыхает, машинально наблюдая за тем, как тот откидывает одеяло, и медлит. Его тело, сознание – все существо жаждет прикосновений Галахада, этой сладкой наркотической пытки. Но с каждым разом сдерживаться становится все сложнее. Такими темпами скоро придется бегать дрочить в ближайшую уборную! С другой стороны его не будет несколько дней... "Твою ж мать, какого хуя ты такой соблазнительный?!" – мысленно стонет Эггси, стягивая с себя толстовку и джинсы, смиряясь со своей участью. Снимает кроссовки, наступая носком одной ноги на пятку другой, недовольным движением отправляет их под кровать и ныряет под тяжелое больничное одеяло. Хотя какая разница, какое здесь одеяло, если под ним Гарри Харт?.. Парень задерживает дыхание, позволяет теплу окутать себя и медленно вдыхает. Въедливый запах антисептика все еще отравляет пространство, но запах Галахада отчетливо выделяется на его фоне. Он зажмуривается, чтобы не смотреть на наставника – один взгляд, такой же, как во время последнего поцелуя, разрушит его шаткое самообладание. «Почему же ты не прикасался ко мне раньше, сволочь?! Одно прикосновение за полгода, положил руку на плечо в баре, чтобы прицепить маячок!» Гэри не собирается озвучивать ничего из этого вслух. Гарри можно будет разговаривать только завтра; спрашивать человека, который не может ответить – верх идиотизма. Да и не стоит это спрашивать. Неважно, почему он не касался раньше, просто сейчас именно по этой причине в его собственной груди бушует торнадо: ему мало тех прикосновений, что у них были. Эггси не собирается спать, просто полежать рядом, уткнуться носом в локоть, закрыв глаза. С этой невозможностью разговаривать, он и сам стал молчалив. Мимики, прикосновений и жестов вполне хватило бы для полноценного общения, но сейчас дело в другом: он просто боится сорваться, поэтому собирается притворяться спящим, пока не придет время уходить. А Гарри притворяется, что ему верит – спокойно накрывает рукой плечо, словно так и нужно. Парень понимает, что заснул, только когда просыпается. Только однажды, сразу после бессонных ночей в больнице он видел кошмар, повторяющий случившееся, все остальные ночи он спал без снов, но спокойно – проваливался в темноту и открывал глаза утром. Сейчас перед глазами маячит окровавленный труп Гарри Харта. Первая пуля пробила ключицу, а вторая, когда он не удержал ствол – отдача, вправо и вверх – пробила глазницу в районе брови. Эггси моргает в темноте палаты, пытаясь прогнать это наваждение, Гарри теплый, рядом, дышит. Гэри это чувствует и все равно с трудом сдерживается, чтобы не включить свет, не кинуться ощупывать повязки. Волна удушливой липкой паники подкатывает к горлу и не собирается отступать. Парень пытается контролировать свое дыхание, это еще худо-бедно получается, но образ окровавленного Галахада не позволяет даже толком пошевелиться. Мертвые глаза наставника все еще осуждающе смотрят на него из глубин подсознания. – Забудь. Хриплый шепот раздается над самым ухом, перекрывая раскаты грома. Можно не гадать, знает Гарри, что ему снилось, или нет – он просто передвигает руку, приобнимая, надавливает на лопатки, и тянет выше. Даже на больничной койке его тело вибрирует от скрытой силы. Тугая пружина, готовая распрямиться в любой момент. Гэри облегченно выдыхает, кожей ощущая, как растворяются его страхи, и тянется за поцелуем. Губы Гарри больше не безжизненные, холодные и сухие. Никаких трупов, никаких приведений, живой прекрасный мужчина, и только бинты, ощущаемые под тканью пижамы, напоминают о произошедшем. Эггси вздрагивает, когда чувствует крепкое объятие, пусть и одной рукой, и жадный горячий рот Гарри Харта. От прикосновений горячих губ и умелого языка парня начинает вести. Он упирается локтем в подушку, прижимается к здоровому боку, наваливаясь всем телом, и проваливается в этот поцелуй с головой. Он позволяет сделать себе то, что давно хотел – запускает пальцы в короткие волосы и сжимает их. Даже в больнице у Гарри почти идеальная прическа, и иногда это невыносимо бесит. Эггси скользит ладонью вверх, приподнимает мягкие волоски, пытается довольно улыбнуться и охает, когда Гарри кусает его за язык. Словно одергивает, как вскрик: «Не отвлекайся!», и парень готов снова улыбнуться, но рука Гарри Харта, по-хозяйски расположившаяся на его ягодицах, отбивает всякую охоту. Сейчас Гэри жалеет, что снял джинсы: через тонкую ткань белья все ощущается слишком ярко. Или не жалеет? Парень замирает и сглатывает, чувствуя, как тонкие пальцы забираются под узкую строчку шва. «Твою ж мать, Гарри!» – думает он и мягко разрывает поцелуй. Этот гребаный джентльмен вообще осознает, что творит?! – Гарри… – Эггси вздыхает. Хочется многое сказать, хотя нет, хочется многое сделать, но долбаные раны… – Мне уже пора. Решение принимается мгновенно и словно без его ведома. Уйти от Галахада смерти подобно, но с таким накалом страстей они мгновенно достигнут точки кипения, а Гарри вряд ли разрешены сейчас такие физические нагрузки. Вернее, он знает точно, что никакие не разрешены, поэтому старается не задумываться, куда каждое утро исчезает его щетина. Вариантов всего два: или его наставник опять шляется по больничным коридорам, или ему кто-то помогает. В первом случае Гэри хочется наорать на Галахада и съездить ему кулаком по уху, ибо какого хуя?! Во втором случае он с удовольствием сломал бы челюсть как самому Гарри, так и тому, кто его бреет. От ревности у него темнело в глазах, хватало одной мысли о том, что кто-то может прикасаться к его Гарри. – Пиздишь. Эггси вздрагивает, слыша хриплый и колеблющийся голос. – Чего?! – вырывается у него в ответ. – Ты пиздишь, мой мальчик. – Гэри ничего не может с собой поделать, больше слов его сейчас волнует новый тембр голоса, неустойчивость и дрожь голосовых связок, поэтому смысл сказанного доходит до него через несколько секунд. – Не хочешь, чтобы я к тебе прикасался – так и скажи. Парень вздыхает, склоняется и прижимается губами к горлу. Две короткие фразы даются Гарри с огромным трудом, это прекрасно слышно, и вряд ли завтра он сможет заговорить. – Ты – дебил, Гарри Харт. Я хочу тебя так, что с ума сейчас сойду. Выйдешь из больницы – сутки не выпущу тебя из постели, – Эггси жарко выдыхает это в шею Гарри и мягко целует в кадык. В общем-то, парень и не надеялся, что это сможет остановить его наставника. Тот уже умудрился погрузить обе руки почти по локоть в его трусы, так беззастенчиво ощупывая задницу, что он точно покраснел бы, будь девственником. «Да ну тебя к Дьяволу», – думает Гэри. – «Делай, что хочешь, только делай уже что-нибудь!» Он с готовностью помогает Гарри раздеть себя сразу, как тот потянулся к футболке. Ему хочется обнять, прижаться всем телом и раздевать, целуя каждый открывающийся участок. С Гарри Эггси хочется животной страсти, бешеного секса где-нибудь в лифте, на лестнице, едва войдя в дом, но сейчас приходится лежать спокойно, вцепляясь в плечо и комкая одеяло. Галахад не торопится. Медленно ласкает ключицы подушечками пальцев, повторяет абрис, чертит узоры. Прикосновения пальцев почти невесомые, изучающие. Бережные. Словно его тело сделано из драгоценного хрупкого материала, и это новые ощущения для парня. Кажется, что таких порхающих движений не хватит его телу, он просто не сможет на них реагировать, но его член твердеет с каждой секундой, и Эггси до одурения хочется потереться им об обнаженную теплую кожу, эта мысль навязчиво пульсирует в его голове. Когда пальцы Гарри накрывают его сосок, из горла против его воли вырывается чуть слышный стон. Кожа покрывается мурашками, а горло сдавливает накрывающим возбуждением. Гарри мягко трет его сосок, чуть сжимает пальцами –Боже, да он в душе мочалкой себя сильнее трет! – однако все его тело пробирает дрожью. От груди вниз прокатывается волна жара, заставляя вибрировать мышцы, приподниматься волоски на теле, а кожу – покрываться испариной, и оседает тягучей волной в районе паха. Эггси закусывает губу и забывает вдохнуть. То ли он недостатка секса в последнее время, то ли от чрезмерного возбуждения прикосновения Гарри ощущаются почти как прикосновения острой бритвы – тягучие, мучительные и почти неощутимые. Только если порезы от бритвы всегда несли за собой много неприятных последствий, то сейчас весь воздух между ними был насыщен предвкушением продолжения. Эггси хочется попросить большего, но он только поднимает мутный от возбуждения взгляд и смотрит на Галахада. Только что тот был расслабленным и спокойным, а сейчас его пальцы чуть подрагивают, повторяя рельеф мышц, и все равно единственное, что выдает нетерпение Гарри – царапины коротких ногтей и бьющаяся жилка на шее. За окном светлеет, гроза проходит стороной или уже отгремела – Гэри не знает, потому что все его существо сконцентрировано на мужчине рядом. Полумрак выполняет роль белого шума при потере сознания: он отсекает все лишнее, оставляя в поле зрения только центральную точку, показывая то, что важно – пульсацию крови на напряженной шее. Эггси с тихим стоном подается наверх, проводит языком по шее, прикусывает мочку уха и сам прижимается членом к ладони Гарри. Невесомость и напряжение; Гэри хочет сохранить в памяти эту непривычную нежность, плавно толкается бедрами навстречу и оказывается раздавлен, сокрушен последующим поцелуем. Галахад впивается в его губы, как изголодавшийся вампир, парализующий свою жертву одним укусом – так и Гэри теряет жалкое подобие контроля от одного поцелуя. Мир сминается, как лист тонкой бумаги, горит и полыхает, поджигает кислород в воздухе и его легких; Эггси чувствует только умелые пальцы и язык, от прикосновений которого его пробивают все пять тысяч вольт. Обрушившийся оргазм опустошает. Он хватает губами воздух, забывая выдыхать, отстраненно наблюдает за покачивающимся потолком, хаотичными цветными пятнами и совершенно не осознает себя в пространстве. Эггси не знает, сколько проходит времени прежде, чем он приходит в себя уткнувшимся в складки шершавой пижамной ткани. Он скашивает глаза и наблюдает за совершенно спокойным Гарри. Глаза его наставника закрыты, дыхание ровное, он целиком расслаблен. Гэри ощущает в груди тяжелое непонятное чувство. Одностороннее удовольствие? Да, Гарри серьезно ранен, но хочет ли он его вообще? Парень хмурится. Ну, не спрашивать же, мать его! Эггси не шевелится, наблюдая за наставником. Несмотря на закрытые глаза, тот определенно не спит. Галахад не выглядит больным или усталым, скорее, умиротворенным, но что-то не дает юноше покоя. Он тщательно обшаривает взглядом Гарри, методично и последовательно изучая, сканируя, фиксируя каждый его вздох, пока наконец не понимает, что не дает ему покоя – пульсация крови. До этого Гэри не осознавал, какой бешеный ритм отбивает сердце Галахада, а сейчас он растворяется в этом звуке, чувствует, как тот заполняет его, заставляя собственное сердце биться быстрее. Парень без сомнения ныряет под одеяло, трется щекой о бедро и сдвигает резинку пижамных брюк, чтобы вцепиться в напряженный член. Он не видит, но ощущает щекой легкую дрожь, прокатывающуюся по брюшным мышцам, и без колебаний проводит языком по члену. Раздавшийся в тишине палаты вздох работает как сигнал. Мир снова отмирает, они оба рвано дышат в одном ритме. Эггси сам задыхается, облизывая член. С Гарри ему легко, с Гарри ему охуенно. Нет никаких правил, никаких запретов, нет страха допустить ошибку – это не экзамен. Он с удовольствием трется затылком о сжимающие его волосы пальцы, позволяя ему направлять себя так, как тот захочет, и задыхается от страсти. Гэри расслабляет горло, пропуская в себя член до конца. Он замирает на мгновение, упираясь кончиком носа в лобок, и вдыхает одуряющий запах разгоряченного тела. Хочется сказать, показать Галахаду, как ему хорошо в этот момент, но Эггси уже срывает крышу от происходящего. Он впивается пальцами в бедра, надавливает на выступающие тазовые косточки и наращивает темп. Дьявол, да он сам трахает себя членом Гарри! И сходит с ума от этого, от подрагивающих пальцев, стискивающих его затылок, от одного запаха Галахада. Когда тот кончает, Эггси чувствует себя так, словно кончил сам. Прижавшись к животу он лениво думает, что сейчас бы с удовольствием заснул, но часы неумолимо отмеряют время, и это гребаное тиканье напоминает, что скоро действительно придется уйти. Кажется, им с Гарри теперь вообще не нужны слова. Тот не говорит ни слова даже своими выразительными взглядами, когда Эггси вылезает из-под одеяла и одевается, просто наблюдает. Его наставник улыбается, когда он залезает на постель, будучи уже в кроссовках, и нельзя сказать, кто первым тянется за поцелуем. Взгляд, которым его окидывают на прощание, парень прячет в копилку самых ценных воспоминаний. Кладет на полочку рядом с обрывочной памятью о первой встречи с ним, той самой, когда Галахад подарил ему ту судьбоносную медаль. Насвистывая легкомысленную мелодию, Эггси направляется к выходу и тормозит перед ординаторской. Не фиг ему оставаться в неведении! Что там за интриги с его диагнозом, почему никто ничего не говорит?! Запертый замок не становится препятствием. "Фигня какая, его открыть можно в два счета!" – ухмыляется Гэри, ловко орудуя в замке разогнутой скрепкой, – «Вот и бумаги Мерлина пригодились». Тихий щелчок замка подбрасывает его на ноги, он нажимает на ручку двери и слышит за спиной насмешливый голос: – Вы что-то потеряли, молодой человек? Это гораздо лучше Мерлина и даже лечащего врача Гарри. Видел он этого здоровяка, с лестницы бы если не спустил, то хотя бы попытался, и Гэри не мог бы гарантировать полный провал сего мероприятия. Его застукала всего лишь молоденькая медсестра, симпатичная миниатюрная шатенка. Как там ее? Элис? Эшли? Да ну, неважно, уболтать девушку можно, и не зная ее имени! Если бы то задание в Кингсмен было бы действительно на флирт и соблазнение, он сдал бы его на отлично, а сейчас парню приходит в голову, что получить историю болезни Гарри можно и более легальным способом: всего лишь пофлиртовать с медсестрой, и документы у него в кармане. Девушка оказывается крепким орешком. Она остра на язык и красива – очень привлекательное сочетание, прежде он обязательно бы продолжил с ней знакомство где-то в неформальной обстановке, но сейчас она совершенно не трогает его. В конце концов, никакая девушка не сможет сравниться с его Гарри! Флирт как задание – в этом нет ничего примечательного, но когда девушка виснет у него на шее и совсем не по-дружески целует, Гэри осознает, что с обаянием он переборщил. Тонкие ручки у него на шее сцеплены так крепко, что можно решить, что весь медперсонал тоже агенты Кингсмен, прошедшие соответствующую подготовку. Хотя Дьявол их тут знает, возможно, так и есть, но отцепить ее от себя становится проблемой: деликатно не получается, а если приложить усилия, будет похоже на то, как отдирают от груди разъяренную кошку… Эггси ссылается на десять тысяч дел и Мерлина, который страшен в гневе, чудом вырывается из этого дамского плена, который даже без поцелуя находится в пугающей близости от него, и наконец убегает. По жилам струится ядовитая досада. Он прекрасно понимает, что его обыграли на собственном поле – ни одного документа он так и не увидел, и неважно, было ли это расчетливым ходом или действительно вспыхнувшему интересу к нему. Имеет значение только то, что их поцелуй с Гарри был смазан чужими губами. Парень матерится про себя, но не возвращается, иначе у него есть реальный шанс узнать, каков Мерлин в гневе. А это может грозить существенным удлинением задания, что совершенно не входит в его планы.