Bang bang.

Эггси читал в одной из книг о священнике. Кажется, это было время Святой Инквизиции; и о нем говорили, что тот владел искусством убивать свою жертву трижды: первый раз — своей усмешкой, второй — словом, третий — палачом. Агентам Кингсмен хватало первых двух пунктов, палач был необязателен – они сами прекрасно справлялись с этой ролью при необходимости. Гарри Харту же было достаточно одной усмешки. Эггси задыхается, поймав острый взгляд и короткую усмешку на пороге палаты. В следующую секунду Гарри опускает глаза, снова утыкаясь в книгу, и Гэри с трудом переводит дыхание. Полоснувший взгляд, как острое лезвие, приносит мгновенную и резкую боль, а изгиб губ прижимает его к дверному косяку в попытках нащупать опору. Всего-то напряжение нескольких небольших мышц, а словно ловишь пулеметную очередь в бронированный костюм. Это не убивает, но сдавливает грудь, добавляет пару дюжин фунтов веса, как тяжелый и неуклюжий бронежилет, и иногда оставляет синяки. В момент выбивается воздух из легких, и хотя в следующее мгновение ты уже можешь вдохнуть, тяжесть никуда не уходит, оседает на плечах, следует за тобой до самой базы, пока не смоешь напряжение под горячими струями душа. Сейчас Эггси видит демонстративно уткнувшегося в книгу Гарри Харта... И он предпочел бы лучше получить две очереди в костюм. Он берет себя в руки, спокойно закрывает дверь и устраивается в кресле, неподалеку от кровати Гарри. – Привет, Гарри! Как ты себя чувствуешь? Голос парня звучит жизнерадостно и беззаботно в то время, как мозг напряженно работает. Какого Дьявола случилось за те три дня, что его не было?! Что происходит? Эггси и не пытался скрыть от себя, что по возвращению мечтал с порога "рыбкой" нырнуть в постель Харта. Пусть этой мечте не суждено было сбыться, но на то она и мечта! А вот получить такой холодный прием он точно не мечтал, да и не рассчитывал. Галахад выглядит совершенно спокойным. Расслабленность пополам со сосредоточенностью – наверное, так Гарри выглядит, когда читает вечернюю газету. Или он предпочитает утренние? Эггси не знает. Он все еще ничего не знает о жизни и привычках Гарри Харта, но он достаточно наблюдателен, чтобы рассмотреть в этой расслабленной позе звенящее напряжение. Оно пульсирующей аурой окутывает фигуру Гарри, превращая мягкие черты лица в сплошные углы. Напряженная линия челюсти видимо заостряет подбородок, агрессивно очерчивает некогда мягкую линию скул, превращает губы в тонкие полосы. Согнутое под одеялом колено, локти, образующие враждебный треугольник, даже лучезапястный сустав правой руки с этого ракурса кажется изогнутым под настолько неестественным углом, что мозг подает сигналы о переломе. Весь Гарри – сплошные острые углы. Об него можно поцарапаться. Галахад задает частоту колебаний всему окружающему пространству. Свет закатывающегося за горизонт солнца по всем законам физики должен быть рассеянным, желто-оранжевая гамма – спокойной, однако луч, образованный наполовину закрытыми жалюзи, образует световой провал, широкую трещину на паркете, разлом ядовито-оранжевого света, один взгляд на который провоцирует внутреннее напряжение. И этот свет между ним и Гарри. Разделяет, отсекает. Эггси нервно сглатывает и ругает свое разыгравшееся воображение: даже складки белоснежной ткани пододеяльника, обязанные образовывать лабиринт мягких изгибов драпировки, умудрились улечься сплошными острыми углами. А сине-фиолетовые тени, притаившиеся в их глубине, только усиливали визуальный эффект. – Здравствуй, Эггси. – Гарри откладывает книгу, аккуратно закрыв ее, и только тогда поднимает глаза. Внутри у Эггси все сжимается в ожидании новой порции сокрушающей боли, но взгляд Галахада не ранит сейчас так сильно. Чистый. Прозрачный. Невозмутимый. Как в баре. И никогда еще Гарри не смотрел так на него. Осуждающе, радостно, тепло, печально, укоризненно – все это было, но ни разу он не смотрел на Эггси, как на постороннего, чужого ему человека. Стена между ними совершенно прозрачная, но толщина ее – как в хорошем бункере. И она столь же осязаема. – Благодарю, мне лучше. "Благодаришь, значит?" – со злостью думает парень. – "Благодаришь. Ну, хорошо, Гарри Харт, я тоже буду делать вид, что все в порядке!" Эггси рывком двигает кресло ближе, пересекая солнечную трещину. Теперь она проходит по его руке, отрезая кисть и часть манжеты с запонками. От Гарри сейчас не исходит запах опасности, Гэри знает, что вторгнись он сейчас в личное пространство, не улетит кубарем с кровати, сброшенный точным и болезненным ударом, но все тело его наставника сигнализирует "Не приближайся!" Гэри Анвин включает режим беззаботного дебила и радостно треплется о завершенной миссии. Выключить голову и манеры, включить язык – и понеслась! Кажется, что он говорит автоматически. Не сбивается с мысли, но громко комментирует собственные слова, смеется, хохмит и продолжает наблюдать. В другое время он бы восхитился. Настолько четко выверенная палитра эмоций, идеальная, достойная Гарри Харта. Он улыбается уголками рта в нужные моменты, хмыкает, выражая одобрение или явственно показывая вопрос, усмехается с явным неодобрением, когда Эггси рассказывает о том, как рисковал жизнью, хмурится, когда тот упоминает, что миссия была на грани срыва… Но не говорит ни слова. И взгляд его остается таким же прозрачным. Или это уже равнодушие? С каждым словом парню становится все сложнее говорить. Гарри хоть бы хны от всех его переживаний, а Эггси начинает задыхаться. Хочется подойти и открыть окно, но он только чуть ослабляет узел галстука. Ровно настолько, чтобы это было в рамках неформальной дружеской обстановки, но не выглядело фривольным – сегодня он играет по правилам Гарри Харта. Его холодный прием вымораживает, сдавливает тисками, но Эггси продолжает говорить, пока не заканчиваются слова и его история. Следующие несколько секунд свидетельствуют, что Галахад собирается молчать и дальше, не сводя взгляда, но и никак не комментируя, не устраивая разбор полетов и не заставляя разбирать собственные ошибки. Коротки взгляд в окно, сползший с руки луч говорят о том, что его монолог длился часа полтора или два. Смеркается. Эггси извиняется и выходит из палаты – ему нужна пауза, передышка от этой давящей атмосферы. Он успевает заметить, что Гарри согласно кивнул в ответ на его слова и снова взялся за книгу. Однозначный жест, для него привлекательнее чтение, все остальное – просто дань вежливости, и Галахад заплатил ее сполна, выслушав его историю. Парень скрипит зубами, направляясь в уборную. Он смотрит на себя в зеркало, снимает очки, бережно убирая их во внутренний карман, набирает полные ладони ледяной воды и выплескивает себе в лицо. Он опирается на раковину двумя руками, смотрит, как тяжелые капли разбиваются о светлый фарфор, стекая с его лица и волос и рычит. Он знал, что будет сложно, иногда им будет невероятно сложно, но не думал, что это будет так скоро. Только если Гарри полагает, что он спокойно уйдет, только потому, что с ним отказались разговаривать по неизвестной причине, то он болван! Заставить говорить Галахада против его воли невозможно даже под пытками, но Эггси обязательно что-нибудь придумает! Он сует голову под кран и с удовольствием ерошит волосы. Вода течет ему за шиворот, заливается в уши, попадает в нос, парень с удовольствием отфыркивается, чувствуя, как ему становится легче. Отпускает внутреннее напряжение, исчезает весь груз давления безмолвно смотрящего Галахада. Он тоже ведет себя, как идиот, надо было просто спросить. Гарри не из тех, кто будет молчать и ждать вопросов, но он обязан был попытаться! Эггси выпрямляется, смотрит на себя в зеркало и подмигивает зеркальному двойнику: – С каких это пор ты стал трусом, Гэри Анвин? Парень и рад бы не осознавать степень бравады в этом вопросе, но обманывать себя – хуже некуда. Он и правда боится. Он до чертиков боится потерять Гарри Харта. Последнее время Гарри был для него центром Вселенной, центральной планетой его системы, а иногда казалось, что вокруг Гарри вращается весь Кингсмен. Скорей всего, это было не так. Нельзя сказать, что агентам Кингсмен было пофиг, когда Гарри считался мертвым, но эта организация – сработавшаяся команда, отлаженный точный механизм, но все люди друг другу чужие, личные отношения между агентами Кингсмен, если таковые имелись, то тщательно скрывались. Интересно, если они с Гарри будут вместе, он тоже будет скрывать это? Эггси по-собачьи встряхивает головой, откидывая волосы. Это не так важно, главное, чтобы Гарри был с ним, а уж будет кто-то о них знать или нет – дело десятое. Сейчас им нужно решить проблемы друг с другом. Гэри выскальзывает из уборной и опрометчиво врезается в Мерлина, выходящего от Галахада. Парень хмурится. Да, он знает, который сейчас час. Да, он не сдал отчет после окончания задания. И ничего страшного в этом нет, завтра сдаст! Завтра – это хороший вариант, а если Мерлин не согласен, то он может идти… – Эггси. Голос Гарри обжигает, как удар хлыста. Парню хочется снова зарычать, потому что он знает, что последует дальше. От Мерлина еще можно отвязаться, но когда Галахад говорит таким голосом. – Да, Гарри? – парень оборачивается на голос, чтобы выплюнуть весь яд этих слов ему в лицо. – Ты ведешь себя недостойно, – произносит Гарри с таким скучающим выражением лица, что Гэри хочется его ударить. Хорошенько стукнуть этого пафосного козла в пижаме, застывшего в дверях палаты! – Недостойно кого? Джентльмена? А, знаешь, Галахад, мне срать! – парень чувствует, как ярость подступает к самому горлу. Значит, как устроить выволочку перед Мерлином, так мы разговариваем, а как поговорить с ним нормально, так словно воды в рот набрали?! – Я никогда не был джентльменом и… – Прекрати, – в этом слове нет скуки, и Эггси невольно замолкает, тем не менее продолжая дерзко смотреть в темные глаза наставника. Когда Галахад говорит таким голосом, хочется, скорее, забиться под стол, но он только распрямляет плечи и выставляет вперед подбородок. – Ты – агент Кингсмен, изволь выполнять свои обязанности. И не позорь меня, торгуешься, как базарная девка. Гарри Харт злится? Эггси довольно ухмыляется. Так тебе и надо, злись, все лучше, чем листать унылую книжечку, лежа в постели. Парень смотрит на Галахада и думает, что больше всего на свете ему хочется поцеловать сейчас этого разъяренного гада, нацепившего на себя эту дебильную маску невозмутимости. Эггси бы поверил, если бы не наблюдал за ним постоянно. Потемневшие глаза, резкая морщина на лбу, иллюзорно-расслабленные руки выдают его эмоции, но это только между ними. И в моменты гнева Гарри прекрасен и невыносимо сексуален. – Слушаю и повинуюсь, сэр, – Эггси отвешивает Галахаду шутовской поклон, поворачивается спиной и выходит, не глядя на Мерлина. Тот предусмотрительно молчал во время их разговора, но Эггси уже начинает надоедать, что он постоянно им мешает. Этот – зануда похлеще Гарри.