Bang bang.

Эггси возвращается в больницу уже ночью. Он все еще не знает, какая муха укусила Харта, но он, не поднимая головы, корпел над отчетом, чтобы провести эту ночь рядом с ним. Пусть не всю ночь, но хотя бы жалкие ее остатки. Все внутренности скручены в узел настолько, что он с трудом сдерживает дрожь. Кажется, что если сейчас Гарри не обнимет его, весь мир рухнет к чертовой матери. Как во "Властелине колец" уходил под землю Мордор, так же задрожит и провалится в ад вся лондонская панорама, а он останется в одиночестве на небольшом пятачке земли. Панический страх потерять Гарри Харта – это что-то новое, но совершенно объемное и осязаемое, всеобъемлющее. Как в детстве страх темноты не кажется глупостью – наоборот, вот же он, Бугимен под кроватью! – так и сейчас, когда ничего не угрожало здоровью наставника, появился страх потери другого рода. Держаться от него на расстоянии больше не представляется возможным. Гарри воплощал собой стабильность его жизни, ее размеренность, правильность, порядок. Сдерживал его внутренний хаос. Точнее, хаос сам угасал, когда Эггси оказывался рядом с Гарри Хартом. Однако, Гарри был еще и ее теплом, светом и, что важнее всего, сам умел создавать бури – эта нота бешенства была необходима Гэри Анвину. И если теперь блестящие оксфорды с брогированием будут снова проходить мимо, это будет невыносимо. Когда он был совсем маленьким, с Бугименом помогала справляться мама, но после смерти отца Эггси быстро научился самостоятельности. Гарри сказал ему беречь маму – это маленькому Эггси Анвину запомнилось больше всего, и он очень старался делать это. Все детские страхи дальше он держал при себе, иногда проводя целые ночи без сна, но зато его мать в это время могла спать спокойно. Поэтому он не собирается ждать подарков от судьбы. Галахад никогда ему не врал, никогда не отказывал в разговоре, поэтому нужно просто выяснить, что случилось. Нужно было спросить сразу, и не было бы этого мучительного дня, проведенного в неизвестности. Парень прекрасно осознает, что иногда он ведёт себя, как идиот, но в этом всем есть радостный момент; Гарри иногда ведёт себя точно также, и его это бесконечно радует. Если бы Гарри и правда оказался непогрешимым, идеальным, правильным – это было бы безмерно скучно и, временами, невыносимо, но в нём сразу чувствовалась какая-то адская искра. Гэри не может сказать, что ему нравится все в наставнике, но то, что ему точно нравится – противоречивость и несочетаемость некоторых черт. Джентльменские манеры, идеальный костюмчик и площадная брань; отвратительный порядок дома и привычка всегда опаздывать; выдержка и намек на отсутствие эмоций и эти мелкие срывы, позволяющие ему видеть смерчевые вихри внутри Галахада. Говорят, что глаза – зеркало души. Глаза Гарри были прямым порталом в его душу, только очень неявным порталом. Галахад прекрасно держал себя в руках, Эггси даже завидовал его мимике, точнее полному ее отсутствию в те моменты, когда Галахаду это было нужно. Но Гарри выдавали глаза. Парню было интересно, замечали другие эти изменения, но иногда ему было приятно думать, что это доступно только его вниманию. Возможно, это были отголоски нехватки Гарри Харта в его жизни, который умудрялся быть близко, но оставаться бесконечно далеко – с самого первого дня он уделял пристальное внимание Гарри, старался изучить его досконально. Нельзя сказать, что он преуспел, но Гэри не собирается упускать возможность изменить это. Запертая дверь палаты застает его врасплох. Парень и рад бы не поверить, подергать ручку три раза, подумать о визите в ординаторскую, вдруг Гарри снова перевели в другую палату, но это был бы самообман и лишняя трата времени. В случае с Гарри закрытая дверь была весьма возможна – очередная мера воспитания по-хартовски. Он с досадой матерится сквозь зубы и прижимается лопатками к прохладной преграде. Раньше он без раздумий устроил бы скандал, вынудив открыть ему, но сейчас почему-то в голову лезут непрошеные мысли, что он может помешать другим пациентам, да и начинать их разговор со скандала не хочется. По ночам в больнице было особенно тихо. Тревога, которую он ощущал, оставаясь один в коридоре, растворялась рядом с Галахадом и превращалась в чувство уюта и комфорта. В палате Эггси совсем не чувствовал, что они в больнице – просто комната, их общее пространство. Совсем оторваться от реальности мешали бинты, которыми его наставник был обмотан, как мумия, и которые бесконечно напоминали Гэри о том, почему Гарри Харт оказался здесь. Почему они оба оказались здесь. Теперь их разделяли несколько дюймов дерева или пластика и решение, которое нужно было принять парню: как повести себя в этой ситуации. Вынести к черту эту дверь и прижать Гарри к стене; поступить так, как сделал бы сам Галахад: уйти спать, а утром делать вид, что ничего не было, сидя рядом с кроватью в отглаженном костюмчике и с напыщенным выражением лица. Наверняка, джентльмены не скандалят, не выясняют отношения и решают свои проблемы каким-нибудь невозможно изящным путем, но Эггси джентльменом не был, и у него был свой путь.

***

– Гарри, Гарри! – парень бесцеремонно трясет своего наставника за плечо, по-хозяйски развалившись на его кровати. Одно удовольствие наблюдать, как тот просыпается. Взгляд Гарри со сна светлый и ясный. Его мозгу хватает пары секунд, чтобы обработать получаемую информацию, пока глаза нащупывают фокус в темноте. Эггси сейчас не волнует, что эти глаза сразу становятся жесткими и непроницаемыми – он ждал такой реакции. Гарри возобновляет свои барьеры, выстраивает стену, но теперь Эггси известно, что в момент пробуждения в его глазах можно рассмотреть настоящего Гарри Харта. Это стоило всех заграждений, которые он сейчас видит. В ответ ему хочется рассмеяться, по-детски показать язык и сказать: "Сегодня я тебя не боюсь, Гарри Харт!" После того, как он вскрыл замок его палаты парой булавок, это было бы подходящим шагом, но вместо этого он притворно вздыхает и сообщает: – Ванильного не было, извини. Внутри все сжимается, когда он видит, с каким трудом Гарри упирается локтями в постель и подтягивается выше, укладываясь лопатками на подушку. Все мышцы напрягаются, и, кажется, что эта ноша для них непомерна – удерживать корпус в нескольких дюймах над кроватью. Естественно, Галахад со всем справляется, не падает обратно, а медленно опускается на подушку, но это лучше всего показывает, что дневная бравада с выходом в коридор давалась ему теми же нечеловеческими усилиями, с помощью которых он всегда держался прямо. Эггси мысленно вздыхает. Прошла всего неделя с ранений, реабилитация Галахада проходит в нормальном ритме, но так хочется, чтобы он уже был здоров. Что там, он даже по нотациям соскучился! Гэри протягивает наставнику контейнер с карамельным мороженым. Интересно, пока он вскрывал дверь палаты, открывал мороженое и втыкал туда ложку, Гарри и правда спал или притворялся? Он пристально смотрит на мужчину, пытаясь уловить мельчайшие оттенки эмоций. Гэри не очень хорошо видит в темноте, но луна сейчас на его стороне – эта оранжевая дурища заливает мертвенным светом почти всю палату. Галахад берет мороженое, но даже не смотрит на него, напротив, не сводит глаз с самого Гэри. Никакой язвительности или остроты, нет желания причинить боль, но взгляд чужой и настороженный. В нем читается только напряжение. – Зачем ты пришел? Эггси настолько увлекся разглядыванием Гарри, что вздрагивает от неожиданности. Голос его наставника сиплый со сна, но такой родной, что он непроизвольно подается навстречу – обнять или поцеловать, сам точно не знает. Галахад отстраняется на дюйм, и это отрезвляет. Как под ледяными струями душа, все тело сводит судорогой в первое мгновение, так и сейчас напрягаются все его мышцы. Парень незаметно переводит дыхание, расслабляясь, и беспечно отвечает: – Мороженое принес. Хотел купить ванильное, но нигде не было, я три магазина обошел! Надеюсь, ты не против карамельного? Ровный лоб рассекают глубокие морщины. Гарри ничего не говорит в ответ, и его молчание мучительно. Изощренная пытка, которую Галахад может продолжать бесконечно, и Эггси шумно вздыхает. Он опять повторяет одни и те же ошибки – пытается спрятаться от Гарри точно так же, как тот от него. – Гарри, поговори со мной? – тихо просит Эггси, сдаваясь на милость своему наставнику. Галахад хмурится еще больше, колеблется, но наконец берет ложку, опускает глаза и с таким изяществом отламывает кусок окаменелого мороженого, а после этого отправляет его в рот, что Эггси замирает, восхищенно глядя на наставника: как у того получается есть мороженое таким образом, что эту сцену можно смело включать в какой-нибудь фильм для взрослых? Он с трудом направляет мысли в нужное русло. Использование мороженого в постели они оставят на потом, сейчас жест Гарри не оставляет сомнений – лед сломан, он действительно готов разговаривать. – Зачем ты здесь? – Гарри Харт размеренно повторяет свой вопрос, втыкает ложку обратно в мороженое и поднимает голову. Его взгляд спокойный, внимательный и если пока еще не теплый, то может им стать. – Я хотел тебя увидеть. Я…чертовски скучал, Гарри, – выдыхает Эггси, борясь со смущением. Пес знает этих джентльменов, как у них там принято выражать чувства друг к другу. Возможно, никак? – Что произошло, пока меня не было? – Расскажи об Эстер. – Это еще кто?! – Эггси, – Гарри укоризненно смотрит, но уточняет: – Медсестра, шатенка. Надеюсь, тебе не требуется рост, вес и группа крови? – Спасибо, обойдусь, – рассеянно произносит парень. Эстер, значит... Этого он точно не ожидал. – И что с ней? – вежливо интересуется он. Черт, Гарри снова нельзя прочитать, и ему нужно время. – Она о тебе все уши прожужжала, – в тон ему ответствует Галахад. – И это значит, что… – начинает Эггси. – Ты с ней целовался. Я сам это видел и надеюсь, ты не будешь унижать нас обоих ложью. Вот сейчас безжалостный голос наставника размазывает его по кровати. Архангеловы трубы, день Страшного Суда. Как тут объясняться, когда под таким давлением даже дышится с трудом?! Эггси резко распахивает глаза, впиваясь взглядом в лицо Гарри. Гарри Харт…ревнует?! "Боже, Гарри, тебе настолько не все равно?.." Господи, это просто ревность! Охуительная ревность, прекрасная ревность, обворожительная ревность! Парень молчит, с трудом сдерживает неуместную улыбку и во все глаза смотрит на хмурого Гарри Харта. – Я не буду экспериментом из твоей коллекции, Эггси, – Гарри уже взял себя в руки, он снова невозмутим и спокоен. – Если тебе нужно несколько человек одновременно, это без меня. Если ты перебрал еще не все варианты, поговорим, когда определишься. Если будет, о чем говорить. – Гарри… – парень подается вперед и вцепляется в руку Гарри. Его бы сейчас оторвать от подушки и обнять, но он боится навредить ранам. – Я давно определился. Не знаю, как там принято у вас, джентльменов, но… – он переводит дыхание и без колебания продолжает, – я люблю тебя. Я не могу держать себя в руках, когда ты рядом, я не могу быть на расстоянии от тебя, любая дистанция – это мучение. Тот поцелуй... – он сбивается и вздыхает, опуская взгляд, – это была случайность. Я не хотел его. Но я никак не могу тебе это доказать. От ударов сердца содрогается все тело. Гарри может сейчас послать его нахуй, и как тогда собирать рухнувший мир? Из-за медсестры это будет, или просто ему не нужны такие чувства от Эггси, или просто не поверит с дурацким поцелуем – может быть все, что угодно. Когда Галахад проводит тыльной стороной кисти по его щеке, Гэри Анвин готов умереть от облегчения. Гарри мягко приподнимает его подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза: – Это не теорема, – Гарри немного наклоняет голову и улыбается. – Мне не нужны доказательства, Эггси, достаточно твоего слова. Гарри тянет его к себе, невесомо касается губами губ, а Эггси все еще не верит своему счастью. Он замирает от прикосновения языка. Это настолько не похоже на его последний поцелуй, что непременно хочется рассказать об этом Гарри, но он все еще чувствует неуверенность рядом с ним. Ему легко в постели, легко играть на поле физических проявлений чувств, хотя он допускает долю смущения со своей стороны – его чувства к Галахаду иногда доходят до благоговения и преклонения. Тогда Эггси приходит в голову, что Гарри охуенен настолько, что на него нужно молиться, а собственное тело неприлично чувствительно откликается на прикосновения. Как подросток в разгар пубертата. Но с общением ему гораздо сложнее разобраться. Он привык к определенной манере речи, и ее вполне можно использовать и с Гарри, но он не привык к выражению чувств словами. И не знает, нужно это Гарри или нет, нравится или вызывает негативные эмоции. Ему хочется говорить «люблю», а хочет ли это слышать его наставник? Эггси тихо стонет в поцелуй и старается прильнуть ближе. Ему все еще мешают все эти бинты и свои эмоции на эту тему. Гарри разрывает сплетение губ, мягко улыбается и проводит рукой по его спине. Его тело обмякает на подушках, он снова берет ложечку и отправляет кусочек лакомства в рот. Галахаду не слишком удобно. Мороженое твердое, контейнеру не достает точки опоры, потому что вторая рука наставника занята: ее пальцы обхватывают предплечье Эггси, успокаивающе поглаживая. Парень наконец ослабляет хватку, которой сжимает чужую руку выше запястья. Забавно, обычно влюбленные берут друг друга за руки, переплетают пальцы; Эггси хочется и этих глупых проявлений близости, но сейчас переплетение их рук – это захват. Так берутся за руки, вытаскивая друг друга из пропасти или воды. Так плотнее сцепление, так проще удержать. – Но я был бы очень признателен, если бы ты в будущем с большим тщанием избегал таких случайностей, – Гарри тихо смеется, и Эггси смеется в ответ, вытягивается на постели рядом, ложится поудобнее, но не размыкает рук. Галахад, наверное, чувствует эту его потребность, поэтому только успокаивающе сжимает пальцы и продолжает: – Неважно, как там у нас, джентльменов, что принято, важно то, что происходит между нами. Я не хочу гадать, что с тобой происходит, почему ты так напряжен… Расскажи мне, Эггси. – Я не знаю, как себя с тобой вести, – вздыхает парень, и в этом столько детскости, что он недовольно морщится. – С каких это пор? – слова Гарри полны иронии, но в ней нет яда, скорее, поддразнивание. Гэри прекрасно знает, каким количеством яда его наставник может наполнить свои интонации, и благодарен за полное его отсутствие. А еще за то, что Гарри отставляет контейнер с мороженым и обнимает его освободившейся рукой. – С тех пор, как признался в любви, – смущенно бурчит Эггси куда-то в плечо. – Хотя нет, раньше. – Да, я заметил, что раньше… – Гарри задумчиво молчит с минуту. – Как обычно. Как захочешь. Будь собой. Если мне что-то не понравится, я скажу, всегда говорил. – Как сегодня? – парень невольно фыркает. Изобразить недовольство в голосе не получается, он действительно соскучился даже по отповедям. – И так в том числе. Ты иногда заслуживаешь именно такого разговора, – Галахад снова смеется, запускает пальцы в волосы парня и легонько сжимает затылок. – А ты не молчи, когда ревнуешь. Твое молчание невыносимо. Я весь мозг сломал, пытаясь понять, что происходит! Гэри Анвин произносит это нарочито бодро, но внутри весь подбирается. Про ревность – это только его выводы, Гарри может сейчас прочитать отповедь о неподобаемости его поведения, и будет абсолютно прав. Возможно, это вообще не ревность, а просто обида? Типа, какого хрена ты целуешься со мной, а потом с ней. – Хорошо, – Гарри улыбается, и Эггси чувствует облегчение. Бетонная плита вины, которую он сам на себя возложил, медленно разрушается под прикосновениями пальцев. – Нам многое предстоит друг о друге узнать, мы с тобой очень разные. – Только не говори о разнице в возрасте! – Гэри смеется. – Ну, мне уже не двадцать и даже не двадцать два. Гарри остается совершенно спокойным, не напрягается, не прерывает поглаживания, но парень чувствует напряжение в этих словах и приподнимается, чтобы видеть лицо наставника: – Надеюсь, ты не считаешь себя слишком старым для меня! Потому что иначе я… – Что ты сделаешь? – заинтересованно раздается в ответ. – Укушу, – отвечает Эггси и серьезно смотрит в глаза Гарри. Его зрачки в темноте почти сливаются с радужкой, и он не может различить эмоции в них. – Звучит заманчиво. Гэри Анвин ухмыляется, тянется к губам Гарри, замирает и аккуратно сжимает зубами кончик носа, застыв так на секунду, а потом сразу отстраняется. – Ты полон сюрпризов, мой мальчик. Улыбку Гарри парень чувствует кожей, ощущает ее всем телом, растворяется в ней и тихо шепчет в ухо: – Безумно хочу тебя. Ты трахнешь меня? – Можно, меня сначала выпишут? – невозмутимо уточняет Галахад. – Сейчас это будет несколько проблематично. – Пожалуй, я готов подождать, мистер Харт, – церемонно отвечает Эггси и вздыхает. – Хочу быть еще ближе к тебе, между нами и так километры бинтов и дюжина слоев одежды. Гарри, только умоляю, не пересчитывай! – он закатывает глаза от одной мысли, что этот педант сейчас будет поправлять его. – Бинты снять не обещаю, а вот от одежды избавиться не проблема. Поможешь? По коже пробегают мурашки от одного последнего слова. Мысль о голом Гарри Харте рядом вызывает желание подышать в бумажный пакет, он слышал, что это помогает успокоиться. Но ничто не поможет утихомирить бурю от осознания того, что Гарри согласен принять его помощь. Парень мгновенно вскакивает с кровати, осторожно помогает наставнику сесть и тяжело сглатывает, расстегивая манжеты на его пижамной куртке и пуговицы одну за другой. Каждая пуговица – это их совместный шаг вперед. Ключицы, белизна бинтов, узкая полоска кожи на груди, живот, который несколько дней назад вздрагивал под его прикосновениями… Эггси на мгновение зажмуривается, переводит дыхание и снимает это нагромождение лишней ткани. Когда он помогает Гарри опуститься обратно, под его ладонями не мягкая ткань, а теплая кожа, под которой перекатываются мышцы. Он целомудренно целует Галахада в плечо и откидывает одеяло, чтобы снять с него штаны. Ему важно, чтобы Гарри почувствовал, что ему нужен не только секс – ему совершенно необходимо заботиться. Чтобы ему позволяли заботиться. Однако Гэри не отказывает себе в удовольствии, просунуть ладони под поясницу, запустить их под два слоя мягких резинок и тягуче провести по ягодицам. Он просто помогает раздеться, но этот процесс – чистое удовольствие. Пижаму Гарри он аккуратно сворачивает и кладет в кресло, а свою одежду скидывает быстро и совершенно не заботится о ее сохранности. Мятый костюм, и что такого? Бывало и похуже. А вот если он сейчас поймает взгляд глаз, которые пожирают его с таким аппетитом, что для этого не нужно даже смотреть – эти рентгеновские лучи он чувствует всем существом, тогда они точно не дотянут до выписки. Если у Гарри разойдутся швы, он точно себе этого не простит. Эггси ныряет под одеяло. Не рыбкой, как мечталось, но это не имеет никакого значения, когда можно аккуратно обнять наставника за шею, переплести ноги и расслабиться, ощущая равномерное тепло. Сейчас он не собирается сопротивляться сну, который с готовностью распахивает свои объятия. Усталость после миссии, полночи над отчетом, холодность Гарри и адреналиновые бури – слишком много для одного дня. Блаженную истому прерывает тихий шепот: – Эггси? – М? – парень сонно мычит, но тут же распахивает глаза. Если Гарри что-то нужно, сон подождет. – Я тоже тебя люблю. Гарри больше не произносит ни звука, а Эггси остается хватать губами воздух, которого резко стало удушающе мало, и думать, что об этом он даже мечтать не мог. Никогда. Не. Мечтал. – Твой шрам на брови, – Гэри выравнивает дыхание только через несколько минут и не знает, спит ли Галахад, поэтому на всякий случай говорит чуть слышно. – М? – Он красивый. Тебе идет. – Я рад, что тебе нравится, – серьезно и сонно отвечает наставник. – А теперь спи, иначе мне придется тебя укусить. Эггси думает, что ответить фразой про заманчивое предложение было бы неплохим завершением вечера, но будить Гарри не хочется. Он застывает, когда прохладные ладони лениво скользят по его спине и хозяйски располагаются на его ягодицах. «Твою ж мать, Гарри», – думает парень, заставляя себя расслабиться. – «Твою мать, лучше бы укусил!»