Смотри в глаза

Дюха стал вторым человеком в моей жизни, приготовившим пирог специально для меня. Первым, конечно, была мама. Девушки, с которыми я встречался, как-то не отличались кулинарными способностями, а, главное, и не хотели тратить время у плиты. Зачем, когда всё можно купить или заказать на дом? А Дюха — хотел сделать приятно, порадовать. Сам. Без приказа, даже без намека, и это было чертовски приятно. Губы норовили растянуться в нелепой довольной улыбке. Я даже подумал, что мог бы быть с ним помягче, но в противоречие с головой вступила другая часть тела, расположенная ниже и созвучная по названию. Вид Дюхи с голыми длинными ногами, с задирающейся от движения футболкой, открывающей круглую задницу и гладкую поясницу с видимыми следами от моих рук будили темное желание подчинить, завалить и… Дальше мозг блокировал продолжение фантазии, но члену хватило и начала — связка «доминирование/возбуждение» работала, похоже, уже на уровне условных рефлексов. Мда, стоило бы это обдумать на досуге, все-таки тревожный в чем-то звоночек, но сейчас уж точно не хотелось забивать голову никаким психоанализом. Закинув ноги на стол, чтобы скрыть стояк, и доедая кусок пирога, я слегка увеличил вибрацию и с удовлетворением заметил, как движения Дюхи, который наводил порядок в кухонных шкафчиках, стали более нервными и резкими. Он чуть не просыпал макароны из открытой пачки, затем опрокинул, к счастью, пустую сахарницу. Когда-то изрядно повеселившая меня аннотация к игрушке не соврала: «Компактное и функциональное виброяйцо на все случаи жизни», — действительно на все. Забавно было наблюдать за ним, только сидеть не слишком удобно. Когда запихнул в него это виброяйцо, на его лице появилась такая смесь неловкости, покорности и удовольствия, что я в очередной раз пожалел о пьяной жестокости с проводом. Теперь абсолютно с эгоистичной точки зрения: если бы ограничился стеком и паддлом, можно было бы ещё раз выпороть его, чего мне, признаться, хотелось. Но я же не маньяк — придется подождать, пока задница заживёт. Вот и решил, что уборка с одновременной стимуляцией простаты станет альтернативным наказанием. За то, что приперся без разрешения, что ключи по-тихому свистнул, что про договор умолчал… Думал унизить его, но щеки у мальчишки горели румянцем, явно не только от стыда и унижения. Удивительно, но ему нравилось происходящее, хоть он и пытался это скрыть. Наверное, если бы я захотел его выебать, он с готовностью бы подставил свою задницу. Интересно, он со всеми так себя вел? Или только со мной? Может, он просто привык, что его имеют все кому не лень? А Пашка об этом знал, поэтому и поставил его на кон, зная, что для Дюхи это не проблема «лечь под клиента»? Или нет? Нет, не может такого быть, слишком мальчишка нервничал, слишком был порывистым и эмоциональным, не видел я в нем ни расчетливости, ни какой-либо скрытой корысти, ни внутреннего блядства. Он и сам, по-моему, не понимал, почему позволяет с собой так обращаться. Как, впрочем, и я не понимал — зачем мне надо заходить с ним всё дальше, балансируя на грани околосексуальных игрищ. Себя проверял? Свою гетеросексуальность, в которой уже не был так уверен? Действительно, что ли, правы те, кто утверждает: бисексуальность скрыта в каждом? Дюха стоял ко мне спиной, вытянувшись в струнку, старательно скрывая, как тяжело ему что-то делать, когда внутри вибрирует гладкий эллипсоидный предмет. Я уменьшил интенсивность, и у Дюхи вырвался облегченный выдох, в ответ я сразу нажал на кнопку со стрелочкой вверх, возвращая вибрацию к прежнему ритму, и он застонал. Как же кайфово звучали его стоны, ради них я готов был долго играться с маленьким пультом… — Игорь, зачем так? — спросил не оборачиваясь, словно угадав, о чем я думаю, его голос прозвучал сдавленно и умоляюще. — Чтобы не хитрил со мной больше, не врал, не умалчивал. Почему про договор мне утром не рассказал? — мне тоже было трудно говорить, внутренняя борьба мозга с телом продолжалась, но к моей радости мозг все-таки лидировал. — Я думал, вы помните, — лопатки под футболкой напряглись. — Вы хотите его… — замялся, подыскивая нужное слово: — аннулировать? Утром хотел. Днем тоже. А сейчас… Уже не был так уверен. Что-то слишком много сомнений во мне возникло за время краткого общения с Дюхой, он ломал установленные границы, менял что-то во мне. Я вообще творил с ним странные вещи, удивляясь самому себе. Первая порка по-пьяни, первый минет от парня, первый раз подписал договор с нижним. Да только то, что я сыграл на него — уже ни в какие ворота, а еще и родителям показал, как экзотическую зверюшку… Нда, к родителям-то я Дюху потащил зря, боюсь, ни мама, ни тем более отец не купились на мои сказочки. Ну ладно, проигранная раздача, бывает. Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. — Подписал, значит, подписал. Я никогда не отказываюсь от своих слов, запомни, — сказал, как отрезал, блядь! — Но, признаю, сумма, которую ты проставил, меня удивила. — Почему? — Дюха обернулся вполоборота, изогнувшись в талии. И я знал из-за чего он не повернулся целиком: не хотел, чтобы заметил, что у него уже давно член стоит, плавки разрывает. Да только это я еще в комнате заметил, как и то, что он стыдился своего возбуждения. И осознание своей власти над его телом, над его желаниями, бодрило почище крепкого кофе. — Я-то условия легко соблюдать могу, так что скорее ты сам себя подставил. — Я тоже выдержу. — Да? Давай для начала посмотрим, сколько ты сейчас продержишься, — улыбнулся широко и еще немного прибавил ему «трудоспособности». Он застонал, прикусил губу и поспешно отвернулся обратно к полкам. Хватило его минут на десять, я как раз чай допил и еще один кусок съел — отличный пирог получился. Дюха расставил всё обратно по вымытым полкам и, чуть не рухнув на подкашивающихся ногах, сполз на пол. — Я больше не могу, пожалуйста, вытащи это или дай мне кончить! — впервые он обратился на «ты», если не считать спектакля у родителей; впервые сам опустился на колени и подполз к столу, за которым я сидел; и даже, о чудо, сам заглянул мне в лицо. Его глаза потемнели, стали цвета свинцовой Невы, приоткрытые губы искривились, грудь вздымалась от рваного дыхания. Да от него просто флюиды исходили — «трахни меня». И запах — легкой горечи и свежести осеннего дождя, вперемешку с домашними ароматами выпечки, полироли и еще чего-то сладковато-дурманящего, я наклонился к нему, чтобы прочувствовать оттенки лучше, а Дюха ухватился за мою штанину, его буквально штормило. — Давно секса не было? — Да-а, Игорь, ну-у пожалуйста-а, — он уже скулил и вихлял задницей от нетерпения, горячий какой! И непохоже, чтобы врал. Блядь, да мне-то какая разница? Странно он на меня действовал. Неправильно. Ненормально. Что я там говорил про нормальность? Отстранил его, уперев ступню ему в грудь, Дюха замер, а я повел ногу выше — к его лицу, к губам. Он понял, что надо делать, обхватил большой палец губами, прошелся языком, не сводя с меня умоляющих глаз. Я кивнул и включил игрушку на полный режим. Дюха высвободил из трусов член и обхватил ствол пальцами. Мне должно было бы противно на это смотреть. Но нет — чувствовал зашкаливающее возбуждение от его вида, от затуманенных глаз, от того, как оттопырив задницу, он дрочил, старательно вылизывая мне пальцы, погружая их в свой тёплый рот, иногда прихватывая зубами, отчего у меня по пояснице пробегали непонятные волны мурашек. А собственный вставший член, сдавленный тканью брюк, приносил мне уже реальное неудобство. Впрочем, долго мучиться не пришлось — Дюхе много времени не понадобилось: приоткрыв рот в беззвучном крике, он напряженно замер, а затем повалился мне лицом в колени, вздрагивая и постанывая от оргазма. Спихнул его с колен быстро, чтобы не заметил, что я сам готов взорваться. Но не рассчитал силы, и Дюха завалился боком на пол, ударившись головой о ножку стола. — Блин… — от оргазма к боли моментально, неправильно, должно быть наоборот. Вот же чёрт! Захотелось помочь подняться и погладить по светлой макушке, пожалеть, заглянуть в лицо и убедиться, что с ним все в порядке. Но… равнодушно встал и вложил максимум презрения в голос, чтобы Дюха не знал, не предполагал, что я завелся от его действий и стонов: — С пола все подотри, мученик, блядь! Я спать. Даже не сказал, что он может остаться, тяжело мне с ним разговаривать было, одного хотелось — до кровати добраться. И вздрочнуть. Ага. Ну хули, не все же ему, мне самому кончить необходимо было. Причем так, что я еле держался, чтобы короткими перебежками в спальню не броситься. Удалился медленно — типа на всё насрать, ничего такого не произошло, очередной сеанс воспитания провел. А сам… Заведенный до предела развратным представлением от Дюхи, мною же срежессированным, я передергивал член, упорно представляя девку. Старательно рисовал в мозгу пошлые картинки со стонущей грудастой блондинкой — руки перехвачены за спиной, ноги разведены, пухлые губки просят: «Кончите мне в рот, Господин». Так и кончил. И обрадовался этому — будто экзамен сдал на нормальность. И тут же решил, что я редкий мудак — редчайший. Чему обрадовался-то? Что не пидор? Так кому какая разница, на кого у меня член встает, ну кроме меня самого и того, кого я выебать собираюсь, а? Что за бред? В двадцать было наплевать на принятые нормы, а сейчас? Неужели настолько глубоко в меня въелись стандарты «что такое хорошо и что такое плохо»? Или так сложно оказалось принять реакцию собственного тела на откровенную сексуальность Дюхи? Блефовать перед самим собой — последнее дело. Нет, дело было не в проявившейся у меня бисексуальности, что-то еще меня шкрябало изнутри, словно знал, что при этом раскладе опасно заказывать мизер, что могут поймать и всучить пару взяток, но искушение рискнуть заглушало голос разума. Я боялся того, что Дюха во мне пробуждал? Боялся, что потеряю контроль, раз так легко нарушаю привычные рамки? Не смог себе объяснить, что за странное чувство появилось. Решил, что обдумаю все завтра, и тут же заснул. Разбудил меня звонок в дверь. — Уже в пути! — крикнул в пространство и сел на кровати, мотая головой, отгоняя остатки дурацкого сна, в котором меня преследовал брошенный щенок. Скуля и виляя хвостом, он упрашивал взять его с улицы домой, а Светка, одетая в одни высокие блестящие сапоги, хлестала этого щенка по бледно-палевым бокам плеткой. Сон разума рождает… карикатуры на действительность. Звонок еще раз дернул по ушам пронзительной трелью. — Да щаз! И снизу в ответ: — Я открою? Не ушел вчера, значит. — Открой! Хули копаешься?! А сам чуть не запутался в домашних штанах, пока их натягивал. Ой, не нравилось мне, как Дюха на меня влиял — я переставал быть уверенным в собственных чувствах. Начинал копаться в себе зачем-то, думал и анализировал не стоящие умственных усилий моменты. И то, что член на него реагировал отдельно от головы, тоже не нравилось. Просто капитан Смоллет какой-то, осталось выпятить грудь и проорать: «Мне не нравится этот корабль! Мне не нравятся эти матросы! Мне не нравится эта экспедиция! И… Что?! А, да! Мне вообще ничего не нравится!» — Ты?! Недовольный женский голос я услышал, когда спускался по лестнице. Светка вложила в короткое восклицание максимум негатива. Это именно она ломилась в дверь квартиры поутру в воскресенье. Ну а что — десять утра для выходного дня разве не рань ранняя? — Доброе утро, — проявил вежливость Дюха. У него вообще соображалки, похоже, нет, второй раз это приветствие мимо кассы направил. — Свет? — это я уже подвалил к честной компании. Самое смешное, что Светка действительно была в высоких — до бедра, сапогах на охуительной шпильке, как и в моем сне. Ножки ее смотрелись в ботфортах весьма соблазнительно, а если учесть, что под юбкой у нее наверняка чулки и больше никакого белья… — Привет, малыш! Подошел, поцеловал в накрашенный, пахнущий малиной рот, не удержался и руками ощупал литые бока под мини-юбкой, вот что мне нужно, а вовсе не тощая задница с выпирающими костяшками. — Игорь, а ты не хочешь нас познакомить? — Света потерлась носом у меня под ухом. — В прошлый раз ты забыл это сделать. Но раз уж вы ночуете вместе, я, наверное, имею право знать, кто он? Она оглядела мой растрепанный со сна вид и перевела суженные глаза на Дюху, выглядящему по-домашнему мило в фартуке и с испачканным мукой носом — опять что-то пек, старался на завтрак вкусное мне приготовить. Не обиделся на меня за грубость, принял, как и порку, без упреков и жалоб. Сразу и аромат с кухни шикарный донесся, м-м-м… Тепло в груди от этих мыслей меня насторожило, а появившееся нелепое желание слизнуть мучной след и вовсе рассердило! — Света — моя девушка, Дюха — мой раб, — само с языка сорвалось дурацкое пафосное определение, да еще и Светку представил первой, хотя по всем правилам положено представлять сперва менее важную персону, расставил, блядь, подсознательно приоритеты! А эти двое отреагировали одинаковым поднятием бровей. — Кого-то что-то не устраивает?! — рявкнул, мгновенно заводясь, будут тут еще выебываться! — М-м-м, меня все устраивает, — Света повернулась спиной, я помог снять пальто и передал его Дюхе, чтобы на плечики повесил. — Хотя мне бы ты мог и раньше сказать, что, во-первых, би. А во-вторых, что я у тебя не единственная нижняя. — Во-первых, я — не би, — сказал четко и уверенно, а в голове мысль крутилась: почему тогда член на парня вставал? — Во-вторых, он временно здесь. Не сравнивай себя с ним, он — никто, мой выигрыш. Ходячая бытовая техника. И всё. Просто случайность, которая через три месяца исчезнет. — Значит, просто случайность? — она уселась на диванчик и вытянула ногу в сторону парня. — Бытовая техника? А сапоги эта техника снимать умеет? Дюха неуверенно посмотрел на неё, потом на меня, я прикрикнул: — Не слышал? На колени и снимай с неё сапоги! Ну, а что он ждал? Что я как-то поставлю её на место? Поставлю, но только когда вдвоем с ней останусь. Однако видеть, как он стоит на коленях перед другим человеком почему-то было неприятно. Он же точно гей? И вообще зря я так, да еще при нем же. Видел по глазам, что обидел Дюху, когда как про пустое место про него говорил. Но ведь всё именно так: Света — моя девушка, с ней я сплю, темачу, провожу вечера и выходные, планирую в Париж на день рождения свозить… А он — вынужденная альтернатива денежного долга. Ненужная обуза, раздражающий фактор, головная боль. И ёкающее ощущение в груди, тянущая тяжесть в паху и странная жажда смотреть в его глаза, видеть как расширяются зрачки от страха, как в них плещется боль, стыд и готовность принадлежать. Мне принадлежать. С удовольствием подчиняться, отдавать себя в мои руки, соглашаясь, я был уверен, не только за деньги — всё это он продемонстрировал мне вчера и вызвал неясный пока отклик внутри меня. Пугающий меня отклик. — Снимешь и ебашь отсюда. В понедельник придешь после занятий, — оборвал свой внутренний монолог, пока не додумался до чего-то, что сейчас было бы точно не к месту. Дождался унылого кивка, заметил, как в глазах к обиде добавилось разочарование, развернулся и ушел от них на кухню, не хотел смотреть, как Дюха стаскивает сапоги со Светы. Нет, все-таки она-то точно не нижняя в душе, вон как ловко взялась командовать. А Дюха не решился спорить. Но все равно зря я дал ему вчера ночью кончить. Теперь он считал, что между нами что-то возникло, какая-то связывающая нас ниточка. Да вот только ошибся, ничего нас связывать не могло. Кроме этого ебаного контракта. На столе в кухне стояла тарелка полная горкой свежеиспеченных оладий. К горлу подступила горечь, не привык я по утрам ни к чему, кроме кофе. А ничего такие оладушки — легкие, воздушные, в меру сладкие… Подошел к окну, увидел, как из парадной вышла ссутулившая фигура и побрела в сторону остановки, на углу дома Дюха обернулся и кинул взгляд на окна, не мог он меня увидеть никак — без очков был; но все равно показалось, что он взглянул прямо мне в глаза. С укором и надеждой. Вот же бля…