Смотри в глаза

Свинцовые тучи легли брюхом на темные крыши домов, ветер рвал зонт из рук, проникал под одежду, а мелкий колючий дождь почти параллельно асфальту бросал в лицо ледяные брызги — обычная погода для начала ноября, хорошо, что обещанный снег не пошел. Настроение соответствовало полностью тому говну, что творилось на улице. Очередной порыв вывернул зонт наизнанку, тонкие спицы изогнулись под неправильным углом, прощай, итальянский дождезащитник, Питер тебя победил. Всухую, блядь! Сломался в первый же день использования, я швырнул останки спиц и черной тряпки в урну; подняв воротник, ускорил шаг, слушая откровенное хлюпанье в ботинках. Автомобиль — не роскошь, а средство прибыть сухим из пункта А в пункт Б — остался на сервисе. Плановая замена цепи ГРМ, про которую я мог бы вспомнить и пораньше, не дожидаясь холодов, оставила меня до завтра безлошадным. Входя домой, мечтал только об одном: о горячей ванне. Но исполнение мечты пришлось отложить. В квартире пререкались два голоса: тихий мужской и высокий с истерично-базарными нотками женский. Да это не дом, это проходной двор какой-то! Ну ладно, Дюха должен был меня ждать, но Светка-то какого хуя приперлась без звонка? — Ты здесь никто и звать тебя никак, а я почти жена! — да ты что, красавица, ну неужели? — Игорь мне практически предложение сделал, крысеныш мелкий! И не смей со мной спорить! Я сказала выматывайся отсюда! И чтобы не терся вокруг него больше! Вот это нижняя у меня, а? Не тихая сабочка, а бой-баба, и в горящую избу, и коня на скаку. И со мной в последнее время права начала качать, что меня уже конкретно напрягало, похоже, в нашей игре на стол легли последние карты. Интересно, что ей пацан ответит на подобное заявление? Меня снова заинтересовала его реакция, что за хуйня?! Остановился в прихожей, тихо скинув ботинки и чувствуя, как ворс ковра впитывает влагу с носков. — Пока мне Игорь не скажет, не уйду. Договор он почему-то со мной подписал, а не с… — короткая пауза, — почти женой, — достаточно вежливо, но твердо и с достоинством. Молодец, может за себя постоять. — Ты мне еще позырь так глазенками своими! Тварь продажная! — и звук звонкого шлепка, похоже, пришла пора вмешаться. — Брейк, девочки! — оба обернулись ко мне, Дюха держался за щеку, а Светка сразу напустила на себя вид невинного ангела. — Игорь, он ко мне приставал! — Игорь, всё не так… — Заткнулись оба! Ты, — это Дюхе, — ванну мне быстро сделал. А ты, — это Светке, парень уже проскочил мимо к ванной, все еще закрывая ладонью пол-лица, — либо без скандалов домой, либо в спальню и ждать меня. Но на мягкость не рассчитывай. — Я поняла, мой господин, — глазками хлоп-хлоп, губки бантиком свернула, вновь послушная девочка, если бы не это обращение. На редкость показушно прозвучало. — Но он… Осеклась под моим взглядом и простучала пятками по ступенькам. — И что вы с ней не поделили? — спросил, проходя в ванную, где Дюха, ссутулясь, сидел на бортике и мешал рукой пену. — Ничего. — А мне показалось, меня делили, уже хотел предложить надвое разрубить, как Соломон младенца. Ты бы какую часть взял? Верхнюю или нижнюю? Парень встал и неуверенно улыбнулся: — Я бы отказался, чтобы вы целым остались. — Тогда, раз такой сознательный, иди, чай мне сделай. С сахаром, коньяком и лимоном, — всмотрелся в его лицо и слегка провел пальцами по скуле, сохранившей розовый оттенок. Вот ведь дура! Ещё бы в волосы ему вцепилась. — Две ложки? А коньяку сколько? Рюмку? Я кивнул, стягивая омерзительно мокрые ниже колен брюки, опять молодец, запомнил про сахар и с коньяком правильно угадал. Дюха принес кружку через несколько минут, которые я провел практически в нирване, наслаждаясь теплом. Закрыл глаза, откинувшись на спинку ванны. Глоток горячего чая пролился в горло живительным бальзамом. Каждая клетка тела прогревалась и расслаблялась, надо же было так замерзнуть за короткий путь, вот что значит привычка одеваться, рассчитывая на салон машины. Тяжелый вздох рядом прервал мысли о покупке теплой и, главное, непромокаемой куртки. — Ты еще здесь? — Вы меня не отпускали. Да парень просто прирожденный нижний. Который раз подумал, что его «выканье» после всего, что уже было, выглядит, наверное, странным, но исправлять не стал. Это служило своеобразной границей между нами, пусть остается. Посмотрел на него: Дюха уселся на стиралку, скрестив ноги в щиколотках — тоже босиком приучился по дому ходить, пятки розовые, гладкие. Что это я его пятки рассматриваю? Поднял выше взгляд: худой, бледный, волосы в хвост убраны, светлая челка за ухо заправлена — смешной вид, трогательный, так и хочется по башке потрепать, чтоб не кис. — С Пашкой проблемы? — Не, мы и не видимся почти. — В институте? — Нет, все нормально. — Смотри, проверю, как к зачету подготовился. Я же за тебя теперь отвечаю. — И тут, по его просветлевшей в момент морде, я понял: — Ты из-за Светки, что ли, приуныл так? — Она хотела ключи у меня забрать и говорила, чтобы я больше не смел приходить. — Отдал? — Нет! — глаза блеснули из-под ресниц. — А надо? — Когда надо будет, скажу. Светка, коза, решила окольным путем ко мне влезть. Точно пора завязывать, ревность эта её дурацкая, выебоны не по делу, намеки какие-то мутные. Что-то мелькнуло в голове, связанное с намеками, но следующий вопрос сбил меня со следа ускользающей мысли. — А вы… ей действительно предложение сделать хотите? Собирался уже ответить честно, мол, никогда в жизни, но вслух сказал другое: — Не твое дело. Он вновь скрыл глаза за темными ресницами. Ладно, я согрелся, задернул шторку, быстро помылся, и уже не сомневаясь, что Дюха так и не ушел, приказал: — Полотенце, — его рука протянула требуемое. Я вылез на коврик, вытираясь и вглядываясь в его лицо, считывая реакцию на голого меня. А реакция была: он покраснел, сглотнул и, поперхнувшись слюной, закашлялся и залился румянцем по самые уши. Глупо, но настроение у меня поднялось. — Хватит пялиться, халат на меня накинь, мерзнуть не хочу, — приказал, зная, что он не ослушается. Пока Дюха укутывал мне плечи, я чувствовал, как дрожат его пальцы, касаясь горячей кожи на шее, перебирая намокшие волосы, и как он дышит, резко выдыхая. Повернулся к нему, так, что он почти уткнулся в меня лицом. — Приятно подчиняться мне? — Да-а. Он прижался губами к моей левой ключице, провел языком по ней, задержавшись поцелуем в ямке, где вдруг запульсировала кровь неожиданно мощными толчками, а рукой потянулся подбородок мне погладить. Я замер от его неожиданной смелости, а Дюха, восприняв это за поощрение, потянулся губами к моему рту. Забавно, минет он мне делал, я его трахал, а вот поцелуя ни одного не было. У него должно быть мягкие губы, но требовательный и настойчивый язык. И глаза он наверняка закрывает, растворяясь в процессе и предлагая себя, но не нагло, не развязно, а доверчиво и открыто, как подарок от души. И нужно быть идиотом, чтобы отказа… чтобы принять! Стукнул его по пальцам ладонью со всей силы. — Ты что делаешь, уебок? Думаешь, тот секс что-то изменил в моем отношении к тебе? Не надейся! — говорил уверенно, жестко, а сам знал, что вру. Нравилось мне, как он на меня смотрит доверчиво, как робко касается, и секс тоже понравился. Другой он получился, не такой, как обычный анал с женщинами. Уж не знаю, в чем причина заключалась, но чувствовалось по-другому, более откровенно, что ли, на грани потери себя. Вопросы, может, что-то изменили — никому до него я допрос с пристрастием не устраивал, ни с кем не превращал постельные игры в проверку на прочность. Ведь сам тогда не устоял, хотел не доводить до настоящей ебли — формально «отдать проигрыш» и всё, а стоило услышать, как он просит в открытую себя выебать, и сорвался, оттрахал до звона в ушах, до ватных ног, до полного опустошения. Как будто это был последний секс в моей жизни. Или вообще на Земле. Но как бы мне ни понравилось, как бы Дюха трогательно ни выглядел, каким бы послушным ни был, я не собирался пускать его в свою жизнь. Он не такой, как те девчонки, с которыми я привык общаться: самоуверенные, самодостаточные, такие, которые знали себе цену, несмотря на выбранную роль в постели. За дальнейшую судьбу которых я не переживал, когда мы расставались, уверен был — они не пропадут. Дюша же… слишком наивный, неиспорченный, с инстинктивной готовностью подчиняться и в то же время с каким-то стержнем внутри, его действительно хотелось опекать, взять себе, заботиться и воспитывать. Мечта доминанта, да и только! Но. Настоящего Дома, а не того, кто любит в него поиграть время от времени. Именно это меня и пугало, с Дюхой нельзя играть — слишком ставки неравномерные, если начать с ним… хм, выполнять все условия договора, то очень быстро его щенячий восторг перерастет во влюбленность. И тогда его не получится держать на расстоянии, нет, у меня никакой выдержки не хватит. А я себя-то знаю. Еще не хватало к нему привязаться! Или того хуже… Да ну нах! Взбесился, словно вожжу под хвост получил! — Я люблю трахать баб! И твоя жопа мне даром не нужна. Понятно? Голову он опустил, а обратно не поднял, так и пялился вниз на свои сцепленные в замок пальцы. Болела рука-то, наверное, у меня самого удар в ладони отдавался до сих пор. — В глаза смотри, сука, сколько раз повторять?! А в повлажневших глазах грусть брошенного щенка и надежда, что хозяин одумается и вернется, на жалость меня вздумал взять? Нет уж, я в себе это давно вытравил, привязываться, любить, жалеть кого-то, потом самому больно будет. Не хотел страдать, я же садист, блядь, а не мазохист, ну так и буду действовать соответственно — другим делать больно! — Пошли! Если слов не понимаешь, наглядно объясню! — ухватил за светлый загривок и протащил впереди себя наверх в спальню. Лучше сейчас, лучше сразу обрубить всё, что успело возникнуть, что могло появиться. Голая Светка стояла на коленях с покорно опущенной головой, но видно было, что нужную позу она приняла только услышав шаги; зуб даю — не так все время провела, а на кровати валялась. Да похуй. Попытка прогнать Дюху и её тупое вранье мне стали последними каплями в наших отношениях. Если после того, что я собрался сейчас сделать, она решит со мной расстаться — пальцем не пошевелю, чтобы остановить. А не решится, так я сам скажу: всё, game over. Не обращая внимания на неё, я подволок Дюху к Андреевскому кресту. Символично, однако… — Света, фиксацию. — Она подорвалась, достала из шкафа кожаные ремни. — Прикрепи его. Как же ей не хотелось этого делать — чувствовал её ненависть к нему и злость на меня, но вслух не прозвучало ни слова. Даже жаль, лучше бы она вообще ушла. Очень быстро Дюха стоял буквой Х, как первые христианские мученики, лицо у него совсем стало несчастным и детско-обиженным. — Игорь, не надо, я все понял… — Это мне решать, еще слово скажешь, кляп вставлю, — приблизился к нему, почти вплотную — глаза в глаза. Достал из его нагрудного кармана очки и напялил ему их на нос, чтобы все рассмотреть смог в деталях. — Закрывать не смей. Сел на кровать, Свете головой мотнул — на колени, она опустилась, полы халата развела. А у меня уже стоял. В ванной еще встал, блядь! Когда увидел это щенячье выражение у домработника моего придурочного, договорного нахуй! Когда он меня трогал пальцами, словно хрупкую китайскую вазу эпохи СуньХуйВчай. Света наклонилась, демонстрируя темные корни выбеленных волос, накрашенные губки накрыли член, а я перевел взгляд на Дюху, смотрел, как он свои губы кусал, как брови его кривились, как взгляд метался. — В глаза! — а Светку я рукой удержал, чтоб поняла, что не ей говорится. Сосала она на тройку, если не сказать хуже, и зубами норовила задеть в качестве мелкой мести или на наказание нарывалась, не знаю, но я ничего ей не говорил, лишь ладонью на затылок давил, заставляя взять глубже. Когда понял, что кончу скоро, перетащил её на кровать, развернул животом вниз, головой к кресту, чтоб я лицом к Дюхе оставался. Встал на колени, вытащив презерватив из-под подушки, неторопливо надел резинку на член — Дюха сглотнул и заморгал, наблюдая за моей рукой, раскатывающей тонкий силикон по стволу. Вернулся к Светке, приподнял её за талию и стал трахать. Медленно двигал бедрами, удерживая вес на вытянутых руках, слушал томные стоны и продолжал смотреть на сменяющиеся эмоции прикованного мальчика — стыд, боль, отчаяние, мольба о пощаде, он то бледнел, то краснел; дышал так, что ребра ходуном ходили. Засаживая член в женское податливое тело, я имел душу парня, распятого на кресте. Я владел им. Видел, что он искренне страдает и это наполняло меня каким-то невообразимым удовольствием полного обладания. Правда, смешанным с чем-то, но я не мог, да и не хотел искать объяснения непонятному отголоску чувств, не сейчас, всё подождет. Невозможно было сдерживаться больше, я ускорил темп, Света тоже завертела активнее задницей, подмахивая. Знал, что кайфа она не получает: притворяется, чтобы показать, какая она супер-любовница. Подыгрывала, решив, что таким способом я утверждаю свой гетеросексуальный выбор. Только не поняла, что я блефую. Она закричала подо мной, громко и развратно, подражая порноактрисам. Дюха дернулся от её крика, как от удара и зажмурился, нарушая приказ. И вот от этих отчаянно закрытых глаз я кончил, сжав зубы, чтобы так же пошло не заорать, но по-настоящему, а не притворяясь. И сразу откат. Моментально. Горячка схлынула и в голове потянуло ледяным неприятным сквозняком. Странное ощущение. Словно бы тебя застали в подростковом возрасте за мастурбацией в момент оргазма: вроде и успел, но лучше бы и не начинал. Поднялся, натянул упавший халат. Подойдя к кресту, отстегнул ремни — Дюха опустил руки, но глаз так и не открыл. Я промолчал. Подобрал Светкины шмотки с пола, кинул ей. — Всем спасибо, все свободны! На сегодня представлений больше не будет. Чтобы через пять минут обоих в квартире не было! Спустился вниз, вышел на балкон и курил, глядя вниз, пока из парадной не вышли две фигуры: сперва Светка, с ожесточенно прямой спиной и вскинутой головой — даже отсюда я ощущал флюиды её бешеной злости, а потом Дюха понурый и еле плетущийся нога за ногу. Убитый. Уничтоженный мной. Они оба не оглядывались, но я был уверен, что по разным причинам.