Смотри в глаза

Я видел сон. Кошмар, если точнее, в котором, вернувшись к Игорю, я был убит. Я не брал деньги! Я не брал никаких денег! За что он наказал меня так? Сопротивляться, пытаться оправдаться я перестал быстро — понял, что бесполезно. Терпел, мечтая, чтобы Игорь прибил меня на месте. Убивала не физическая боль — это я от него уже получал и в достатке. Взять в рот? Да с удовольствием: засунь мне по самые гланды! Подставить зад для сильного жёсткого траха без смазки? Всё для тебя. Но денег я не брал. Я не видел в глаза эти чёртовы деньги, будь они прокляты трижды! Я на многое в этой жизни способен, и на враньё в том числе. Но воровство сюда не входит. Спиздить бабло у того, кого я… кого… Положил на стол сдачу, оставшуюся после покупки продуктов и проездного, вышел из квартиры и аккуратно прикрыл за собой дверь. А хотелось хлопнуть со всей дури, хотелось, чтобы нахуй этот дом развалился на части, а Игорь, найдя своё бабло в развалинах, понял, что ошибся. Сволочь такая. Как я был зол! Ребра ныли, и болел угол рта, но, как ни странно, больше ничего болезненного я не чувствовал. То ли слюни офигенная смазка с обезболом, то ли Игорь все же пощадил меня. Но мне от этого было не легче. Выйдя на улицу, застыв у проезжей части, я от обиды даже не пролил ни одной сраной слезинки. Странно: я не хотел броситься под машину, выпрыгнуть из окна подъезда на двадцатом этаже или перерезать себе вены. Во мне зарождалось желание подраться, попиздиться до крови, до оров диких — аж зубы заскрипели. Игорю вломить в ответку я не смог, он убил бы меня тогда по-настоящему; а теперь было даже жаль, что не пробовал отмахаться — может, так он бы выслушал. Про какие деньги он вообще нёс? Если их кто и украл, то я знал, кто это был — Света. Она хотела меня выгнать, вот и постаралась подставить по полной. И ведь теперь про неё и Пашку Игорь бы мне не поверил… И что за сто тысяч, которые он отдал за меня Паше? Брат же говорил про три лимона… Или и в этом Пашка напиздел? Чтобы я быстрей повелся. Кто-то толкнул меня в плечо, и я заметил удаляющуюся толпу выпивших парней. Им насрать было на дождь, на ветер, на то, что я стоял, готовый к тому, чтобы меня избили. Они даже не заметили мишень в моём лице. — Эй, ты! — выкрикнул я что было сил, но ни один из них не обернулся. Суки. Я что, похож на привидение? Сквозь стены ходить точно не умею, это доказала моя попытка пройти сквозь стеклянную остановку. Я долбанулся лбом так, что звёзды перед глазами замелькали. Стекло не разбил, охуеть. Почти два часа ночи. Можно вернуться домой, я уверен, Света уже покинула квартиру. Знала ли она о том, что мы с Пашей братья? Знал ли он, что Света — подруга Игоря? Неужто всё это лишь случайность?.. Я выяснил: несмотря на запрет продажи алкогольных напитков после одиннадцати вечера, купить бухло реально. Заодно и купить сигареты, чтобы попробовать впервые затянуться этой дрянью, которую Игорь поглощает в невероятных количествах. Он не заботится о себе ни капли. Только мать о нём думает и я! Вернее, думал. Теперь хуй ему! — Добрый вечер, — улыбнулся продавщице, она ответила мне хмельной улыбкой, а из подсобки выглянул какой-то чумазый мужик. — А сколько пиво стоит? — Пива нет, осталась водка, — она засмеялась своей удачной шутке, а я расстегнул рюкзак и принялся ковыряться в кармане в поисках мелочи. Студент, ёбаный в рот. Хм-м! А ведь правда! Женщина покосилась на меня подозрительно, когда я, согнувшись пополам у прилавка, захохотал. Сука блядь, это ж надо так подъебать самого себя. — Чё, пацан, денег нет? — Сейчас, подождите минутку, — я отдышался и посчитал монетки. — Полтинник только. — М-да, — протянула она. — А давай так: вон те коробки туда составишь, и я тебе полторашку «Медового крепкого»? Даже не подумал отказаться — нахрена? Отчаяние и злость поглотили настолько, что стало плевать — где, как и с кем я проведу ближайшее время или пусть и всю жизнь. За несколько минут переставил гружённые фасованным творогом и сметаной коробки в угол, подмёл мусор, оставшийся после них, и получил свою законную пластиковую бутылку пива. Огромную, которую я собирался распить в одну харю. Но продавщица и её мужик решились на «щедрость» — предложили составить компанию. — Чё на улице-то пить? — сказал мужик. У меня вообще-то дом есть, но я уже не стал спорить или вдаваться в подробности, плюс вспомнил, что к Паше наведывалась эта сучка, Светка, и возвращаться окончательно расхотелось. Я завернул в подсобку и уселся на скамью рядом с мужиком. — Держи, — он протянул мне одноразовый стаканчик. — А я, знаешь, сколько здесь уже работаю грузчиком… Просто спина болит пиздец как, потому передышки делаю… — Да хватит уже, Марик, прибедняться, — выкрикнула женщина из-за прилавка. В магазин зашли ночные покупатели, послышались их голоса. Под фоновый гомон я открыл бутылку и налил себе и этому самому Марику, монобровному красавцу, блядь. И он начал рассказывать о том, как классно жилось ему в Тбилиси. Как там было тепло, уютно и спокойно. Как мне у мамки дома. Там тоже тепло, и она всегда-всегда могла успокоить меня. Она находила нужные слова и, пусть ругала, но за дело. Не издевалась — любила. — А Питер — жестокий город. Что я только тут ни видел, что только ни прошёл… Ага, и я прошёл. Огонь, и воду, и медные трубы. И всё это в одном лице — в лице Игоря. Горячий, обжигающе ледяной и жёсткий. Вот и всё. — Да ты не плачь, ты че… — Ты совсем, что ли? Я зеваю. После третьего стакана я оставался трезвым. Сидел на скамье и, кивая, слушал монотонный разговор продавщицы — я забыл её имя, как только оно прозвучало, — и Марика. Ненужная информация влетала в одно и вылетала из другого уха. Точно так же я отпускал свои мысли и чувства, связанные с Игорем. Злость утихала, взамен приходила печаль. Не опьянел ни капли, но через пару часов почувствовал себя куском говна. Я устал, хотел спать. Марик, напившись или просто устав от меня, молчаливого, съебался куда-то. Осталась продавщица, которая, устроившись на продавленном диване, включила на маленьком древнем телеке ночной канал и уткнулась в какую-то мелодраму. Она же любезно предложила мне второе «спальное» место — королевское ложе, выполненное из нескольких ящиков, накрытых серым колючим одеялом. Без разницы, как и где я усну, утром всё равно в универ тащиться, а отсюда, из магазина, даже ближе ехать. Завтра придумаю что-нибудь, обзвоню всех знакомых или договорюсь с комендой в общаге хотя бы на пару дней… Но к Паше не вернусь. Пошёл он. Пошли они все на хуй. Голова как в тумане. Еле раскачавшись, выполз на улицу. «Спасибо», конечно, доброй женщине сказал. Ну а что — не каждый решит оставить на ночь в магазине неизвестного. Да ещё рядом с кассой. Вдруг я вор?! Ах, ну да. Вот, что стало причиной моего состояния. Если вчера я хотел убивать, то сейчас с удовольствием бы лёг под каток, жаль, не наблюдалось поблизости. Вообще я мало что разбирал — глаза мутной пеленой покрылись и слиплись, будто соплями намазанные. Но на удивление тело болело вполне терпимо, и автопилот работал безотказно. На нём я и добрался до остановки, петляя по незнакомому району между домами. В кармане куртки нащупал пачку сигарет; вытащил и уставился на изображение посиневшего младенца на обороте. Пиздец, я даже передёрнулся и запустил сигареты в ближайшую мусорку. Мне, конечно, детей не рожать, мне, если честно, вообще похуй, но… — Молодой человек, не подскажете который час? — голос сбоку. Обернулся — парень какой-то в очках, и я сразу подумал: а где мои очки? Потерял что ли? — Так. Сейчас… — телефон в кармане не прощупывался, и я, загнув рукав куртки, посмотрел на часы. — Семь двадцать. — Спасибо. Да не за что. Что мне, времени жалко?! У меня его теперь вагон и телега. Могу позволить себе абсолютно всё. Договор разорван, Игоря нет в моей жизни, этого козла Паши — тоже. Может, зря я так про него? Но нет, он — лишь ещё одно напоминание об Игоре. Нужно забыть о нём. И вспомнить, куда я дел телефон. Перерыл рюкзак, карманы обшарил — нет телефона. Проебал. Либо кто-то спиздил. Сразу как-то вспомнилось, что Марик, этот козёл, сидел рядом с моей курткой. А может продавщица вытащила, пока я спал? Не походила она на воровку, но ведь внешность обманчива, так? Игорь уж точно так считал. Вроде как, я весь такой смирный и тихий, сумел украсть его деньги. Не дождавшись окончания пары, взял вещи и двинулся из аудитории под пристальным взглядом препода. Промямлил что-то вроде: «Извините, я в туалет», — и попытался скрыться за дверью. Уйти далеко мне не удалось, меня окликнул преподаватель. Он был рассержен и смотрел на меня с презрением и непониманием. — Белов! Одного вашего «извините» недостаточно для того, чтобы покинуть аудиторию посреди лекции. За последние недели вы пропустили почти все мои занятия, и, хоть сдали работу, это не отменяет того факта, что отношение ваше стало безалаберным. И вообще, в каком вы виде?! — он подошел, а я стыдливо опустил голову. Стало неловко от того, что я размазался, как говно, и за препода обидно — он всегда старался вытянуть даже самых безнадежных студентов. — Сейчас же к декану. Немедленно. Он проведёт с вами воспитательную беседу, после которой вы либо придете в себя, либо… будете сдавать зачёт вечно. Или мы рассмотрим вопрос о вашем отчислении. — За что? — В деканат! Быстро! Следующие полчаса мне полоскали мозги о том, что в последнее время я распустился. Надо же — очник, да ещё тот, кто претендовал на красный диплом, так скатился. Декан, мужик серьёзный, даже посоветовал забежать к университетскому психологу — на случай, если у меня возникли какие-нибудь личные проблемы. Знал бы он, что у меня за проблемы. Сегодня идти некуда — это первостепенный вопрос. Об остальном я старался не думать. Кстати, нужно позвонить маме. Паша, конечно, панику поднимет если только через неделю моего отсутствия, но всё же. Скажу ей, что потерял телефон, а на каникулы обязательно приеду. Скорее бы уже… — Эй, красотка! В коридоре я один, пара ещё не закончилась, значит, обращались ко мне. И голос знакомый, только спустя пару секунд понял, что это Стас. Не оборачиваясь, заскочил в туалет: тут в кабинках замки, так что он устанет ждать, пока я соизволю выйти. Пробежал до кабинки, дверь пихнул ногой, закрыл, навалившись всем телом и… увидел, что щеколда сломана. Бля! — Думаешь спрятаться от меня, что ли, не пойму?! — его голос эхом пронёсся по небольшому помещению. — Не получится. Он рассмеялся и налёг всем весом на дверь, и я поехал по плитке к унитазу. Чертовы ботинки заскользили, как по льду. — Отвали от меня, придурок! — Я уже проверил: охранник спустился на первый, и в ближайшие полчаса нас с тобой не потревожат, это точно. Я продолжал держаться, надавливая на дверь и упершись ногами в унитаз. Но становилось ясно — надолго меня не хватит. Стас сильнее, намного. Сейчас ворвётся в кабинку и утопит меня или просто пополам переломит. — Блядь! — выдохнул и еле удержался на ногах, когда он толкнулся сильнее. Дверь открылась, и Стас вошел внутрь, прижимая меня к стене. Он обхватил пальцами шею, сильно сдавив, другой рукой сжал щёки, делая из меня какого-то утёнка. — Какой хорошенький, что ж ты бегаешь от меня все время? А губы что такие? Порвал кто-то? — я дернулся, но не смог вырваться из хватки. — Да куда ж ты, забыл, как тебе нравилось, когда я тебя трахал? Сейчас напомню. Прямо в сортире. Пока никто не видит. Хотел плюнуть ему в лицо, но просто охуел. И суток не прошло, а мой зад опять хотят поиметь. Осталось объявление повесить: «Ебите, кто хотите!» — Пошёл ты! Попытался оттолкнуть, но он только сильнее сдавил меня в руках-тисках, а потом вцепился своими тонкими губами в мой рот. Это извращение у него, очевидно, называлось поцелуем. Как я раньше его терпел? Поцелуй… С Игорем я так ни разу и не целовался — он не хотел. Как же жаль… Стас застонал, а я, упершись руками в грудь, попытался прикусить ему язык. Не получилось. Оторваться, чтобы заорать — тоже не вышло. И тогда я замычал — что было сил, протяжно и громко, стараясь вложить в свое мычание мольбу, жалость и хрен пойми что ещё. — Не-е-ет!.. Дверь в кабинку открылась, я не сразу заметил того, кто стоял за ней. Я видел лишь, как от меня, словно ураганом, оторвало Стаса. И унесло в направлении раковин. Игорь… Держа Стаса за шкирку, он улыбнулся мне и так ласково, что я, вероятно, засветился как новогодняя гирлянда. Стас замахал руками, ногами задёргал, но разница в росте и комплекции между ним и Игорем была слишком большой: он походил на слабого щенка, которого собираются потрепать. Игорь недолго ждал. Повернувшись лицом к Стасу, занёс кулак и одним ударом разбил ему нос и губы, которые тут же закровились. Игорь и кровь. Если бы вчера он ударил так меня, я лежал бы сейчас в морге. Сильный и большой Игорь. Я почти видел, как под его одеждой играют мускулы. Улыбка эта дружелюбная с лица не сползала, но глаза светились опасным огнём. Господи, какой контраст, я даже вспотел! Включив воду, видимо, ледяную, Игорь сунул его голову под сильный напор, чему-то радуясь. — Игорь?.. Только сейчас сообразил, что он здесь неспроста. Меня искал? М-м-м. — Да вот, заглянуть решил, чтоб спросить, — сказал он, но уже серьёзно. — Что же ты так на жесть разбираешь? Или просто нравится, когда тебя… насилуют? Извинился за физический ущерб? Я едва сдержал улыбку. Вообще-то я уже почти всё забыл и простил его: стоило Игорю появиться, как мозг отключился. В работе осталось лишь быстро бьющееся сердце. Стас тем временем продолжал орать, но через минуту или около того Игорь отпустил его. — Ещё раз увижу — станешь евнухом! — добродушно сказал он Стасу. Пинка дать хотел, но тот убежал без оглядки, мокрый, забитый, униженный и злой. Игорь встряхнул руками, смахнув капли воды, и, вздохнув, посмотрел в глаза. — Живой? И отчего-то я понял, что он спрашивает не про Стаса, а про то, что было ночью. Про несправедливое и жестокое наказание за то, чего я не совершал. — Живой, — признал я. — Почему вы здесь? — Потому, что потому, все кончается на «у». — А я уже подумал, что вы хотели… — Заебал выкать, — он подошёл ко мне, хмурясь, поправил мои волосы на лбу, убрав их в сторону. Затем сказал: — Не умею извиняться. Ни разу не приходилось. Не было надобности… — А сейчас есть, — я заулыбался как наивный чукотский юноша, Игорь даже хохотнул коротко. — Да, есть. Но… ты мне поможешь? — Ладно, — я разволновался в момент. — Что я должен делать? Ну, в глаза смотреть или. — Закрой глаза. И считай. До трёх. Ладно. Закрыть глаза и считать. Так странно, никогда не видел, чтобы кто-то вот таким образом извинялся. — Начинай. — Окей… — перевёл дыхание. — Один… Яркий аромат фруктовой жвачки. Тёплые губы, нежный язык. Как вкусно… В поцелуе заключалось всё: просьба простить, чувства, которые я ощутил внезапно, но совершенно естественно. Он целовался божественно — не спеша, играя со мной, дразня меня. Но этим он подарил мне всё, о чём только можно мечтать. Целуй меня, не останавливайся. Обнимай меня, прижимай к себе. Люби меня! Можно даже не говорить об этом. Можно об этом молчать. Просто целоваться вот так нежно, стискивая друг друга в объятиях…