Кленовый лист

Сколько он проспал, Рольф не знал, а определить время по солнцу было невозможно, поскольку оно сюда, в крохотную подземную комнатушку, никогда не заглядывало. Открыв глаза, он огляделся, увидел, что Эрианеля и Айдена в комнате нет, и вздохнул, внимательно прислушиваясь к себе. С радостью обнаружив, что слабость отступила, Рольф невольно улыбнулся — зелье, к счастью, оказалось действенным и ему не грозит медленная смерть от яда слепых тварей. Правда, есть мужчине по-прежнему не хотелось, только пить. Утоляя жажду из стоявшего у постели кувшина, Рольф невольно вспомнил, какой вкусной была вода из родника, притаившегося в ложбине неподалёку от замка. А следом нахлынула тоска по свежему воздуху, солнечному свету и пронзительно-синему небу с белоснежными облаками. И почему раньше он не ценил этих сокровищ, а стоило пробыть под землёй всего ничего и… И если так тоскливо ему, что говорить о тех, кто жил среди деревьев и спал под звёздами? Мысль о том, как же паршиво должны чувствовать себя здесь эльфы — дети лесов и света, хлестанула Валенберга, словно вымоченная в рапе розга. Отмахнуться от неё не получилось, равно как и от обрушившегося следом чувства вины. Как ни крути, а он тоже приложил руку к тому, чтобы загнать их сюда, и то, что не пытал и не насиловал, не оправдывало и не спасало. Он убивал и кровь эльфов на его руках, тех самых «еретиков», благодаря которым он до сих пор жив, а не гниёт в Каррасе. Тех, которые всё же нашли в себе силы впустить заклятого врага, поделились скудными припасами и пищей, и, возможно, когда-нибудь окончательно поверят, что он — не зло. Криво усмехнувшись, Рольф подумал, что люди никогда не поступили бы так же. Особенно сейчас, когда обезумевший от ненависти к эльфам жестокий король объявил их всех еретиками, заслуживающими только уничтожения. И неважно, сколько еретику лет и какого он пола. Явись кто-то из эльфов в человеческое поселение так, как пришёл сам Валенберг, никто не стал бы его слушать. В лучшем случае — всадили бы стрелу между глаз, в худшем — поглумились всеми возможными способами, а потом сожгли. И, пожалуй, впервые, Рольф задумался о том, откуда в его народе столько ненависти, звериной жестокости и… зла. И не только к эльфам. С себе подобными люди обращались ничуть не лучше, достаточно вспомнить проклятого Родбекера-старшего и его поганого выродка Талика. Неужели людям просто нравилось убивать? Доставляли удовольствие чужие страдания? Другого разумного пояснения тому, что творят его сородичи, Валенберг найти не смог, как ни старался. И даже религия людей была кровожадной и замешанной на ненависти, и, впитанная с молоком матери, постепенно превращала их в чудовищ. Дети брали пример с матерей и отцов, и в итоге вырастали ещё более злобными, не давая себе труда думать своей головой и видеть мир своими глазами. Они травили таких, как Айден, просто потому что взрослые называли мальчика «эльфьим выползком», и были всегда готовы бросить первый камень. А самое страшное, что вырастая, они не становились лучше или добрее, а совсем наоборот. И как жаль, что это невозможно изменить, разве только уничтожить всех людей, а потом создать заново? Но это под силу только Богу, которого, судя по всему, вполне устраивало происходящее. Будь это не так, не допустил бы он того, что творилось на земле, не взирал бы равнодушно на реки текущей по ней крови, не пропускал бы мимо ушей плач сирот и рыдания вдов. Слепой, глухой и кровожадный Бог, которого люди… придумали сами, чтобы оправдать творимое ими зло. Глаза Рольфа изумлённо расширились, когда эта простая и пронзительная мысль ярко вспыхнула в его голове. Мужчина резко сел на постели, отметив, что голова уже не кружится, и горько усмехнулся — за такие мысли его самого полагается незамедлительно сжечь, поскольку не может человек сомневаться в существовании Бога. Он есть, потому что… так сказано в Писаниях, якобы начертанных Его рукой. И всё, что происходит, по воле Его и Ему угодно, а кто думает иначе — еретик. Потрясающе просто и удобно. Кто не с нами, тот против нас. А Писания можно читать и трактовать как угодно, поворачивать, словно пресловутое дышло, в нужную тебе сторону. И ломать этим дышлом хребты тех, кто тебе неугоден. И не только Писания. То же самое можно сделать с законом и с договорами, подписанными века назад. Можно объявить преступником вчерашнего героя только потому, что тебе нужны его земли, можно загнать под землю и почти уничтожить целую расу потому, что смотрят на мир иначе и молятся другим богам. И не поэтому даже, а просто у них есть, что отнять и присвоить себе, вернее, было. Сейчас у эльфов не осталось ничего, кроме подземного убежища и пещер, кишащих саги. Как долго они здесь выдержат? Раньше, чем болезни и голод, их убьёт отчаяние и вечный мрак подземелья, и он, бывший барон Валенберг, тоже будет в этом повинен, ничуть не меньше, чем отдавший преступный приказ король. И точно так же Рольф понимал — сожаление и раскаяние никогда не избавят его от давящего груза вины. Их для этого слишком мало, даже самых искренних. Чтобы снова спокойно спать по ночам, нужно… вернуть эльфам леса и небо, а сделать это можно, если лишить Харри короны вместе с головой. Правда, осуществить это в одиночку не получится. Даже если каким-то чудом удастся добраться до столицы незамеченным, проникнуть во дворец и убить короля, его всё равно рано или поздно схватят и казнят, а корону поспешно водрузят на голову очередного «Харри». Чтобы этого не случилось, нужно или занять трон самому, чего Рольфу категорически не хотелось, или посадить на него человека, не отравленного властью и ненавистью. Человека или… эльфа?.. Положить конец взаимной ненависти можно, только смешав две расы воедино, дав начало новому народу, который возьмёт лучшее от обоих истоков. К тому же, среди эльфов мало женщин, а у людей — наоборот, слияние двух рас могло бы спасти от вымирания одних и исцелить души и сердца других. Вот только как это сделать? — Пламя может легко уничтожить лес, но кто высечет первую искру? Так, кажется, говорил Эрианель? И утверждал, что Рольф прекрасно знает ответ на этот вопрос. Знает?.. Единственное, что приходило в голову — найти тех, кому точно так же встала поперёк горла власть сумасшедшего монарха, собрать армию и взять столицу штурмом. Вот только где их взять, если сам вне закона, а те, кто мог бы пойти за тобой, заперты в Каррасе?.. И даже если бы удалось их освободить, согласятся ли они с его видением нового мира, в котором нет еретиков и святых, а люди и эльфы больше не враги? Да, рыцарей может бросить в бой злость на Харри, отнявшего у них всё, но окажется ли она сильнее вдалбливаемой с детства ненависти к эльфам? Поймут ли они, что выиграть эту битву можно, только объединив магию и сталь и оставив прошлое за спиной навсегда? Да и эльфы… станут ли сражаться бок о бок со вчерашними врагами? Пожелают ли вообще слушать его — воплощение зла, которое они вынуждены терпеть рядом с собой? Смогут ли переступить через утраты и горе, которое принесли люди? Поверят ли ещё раз единожды обманувшему их народу? И как назло, Рольф никогда не умел убедительно и красиво говорить, предпочитая словам — дело. Но и просто сидеть под землёй, наблюдая, как медленно угасает целая раса, нельзя. Мужчине-воину негоже прятаться за спиной своего… супруга, малодушно надеясь, что весной Арану не лишится короны, а его самого не прогонят прочь или не бросят в один из здешних бездонных колодцев. Да и Айден… разве может он обречь своего сына на прозябание под землёй? На жизнь без солнечного света? Нет. Потому что это и не жизнь вовсе, а медленная и мучительная смерть. А значит, нужно сделать всё, чтобы это изменить. Да, он не в силах вернуть к жизни тех, кого убил, но сохранить выживших, подарить им надежду и свет — может. Во всяком случае, должен попытаться это сделать, чтобы окончательно не потерять уважение к себе самому. Да и люди… Разве не заслужили они нормального короля? Доброго, справедливого, сильного? Короля, который будет заботиться о своём народе, и делать всё для его процветания, не проливая крови и не сея смерть? В этой войне и так сгорели слишком многие, Рольф прекрасно помнил, как выглядели деревни, через которые они проезжали, и знал, какой ценой была куплена победа. Хороший король не допустил бы подобного никогда, а значит — надо дать Эйланду такого короля. — Только где ж его взять… — пробормотал Валенберг себе под нос, снова ложась на постель и решив, что обязательно поговорит об этом с Эри, когда они с Айденом вернутся. Возможно, целитель подскажет, как сделать реальным то, что кажется невозможным сейчас. Сумел же он изменить отношение Рольфа к любви, а это было ничуть не проще, чем найти достойного претендента на трон.

***

— Ты говорил, что людям нужен новый король, — негромко и задумчиво начал Рольф, когда они с Эрианелем лежали рядом, а Айден мирно сопел в своей колыбели. — Да, таэми, и чем скорее, тем лучше для… самих людей, — так же тихо ответил целитель, — и найти его гораздо проще, чем ты думаешь. Даже ходить никуда не надо. — Арану? — уточнил Валенберг. — Ты. — Не смешно, — фыркнул Рольф и даже приподнялся на локте, заглянул в глаза Эрианеля, — из меня король, как из пёсьего хвоста сито! Молчи, — он приложил палец к губам собирающегося возразить эльфа. — Я умею держать в руках меч и убивать, а этого слишком мало, чтобы быть хорошим королём! Но в любом случае, сначала надо с трона Харри согнать, а я ума не приложу, как это сделать, сидя тут и не имея ни армии, ни союзников. Если бы сволочь эта не побросала в Каррас лучших воинов из тех, кого я знал, другой разговор был бы, а сейчас… — А разве оттуда нельзя сбежать? — осведомился эльф, вопросительно взглянув на Валенберга. — Нет. За три сотни лет не удалось никому, хоть пытались многие. Эту крепость не зря на острове построили, — принялся пояснять Рольф, — незамеченным к ней не подобраться, а оттуда только один путь — в море, в холщевом мешке. Попадают туда только те, кто против короля бунтовал или на власть его покушался, и дольше года никто там не выдерживает, даже самые сильные. Наслышан я, что жуть там всякая творится, а пытают так, что и немой заговорит. Харри, собака, туда всех «еретиков, сношающихся с эльфами» и сажает, чтоб поскорей на тот свет отправить. — Люди не умеют колдовать, — обронил Эрианель, — а против чар стальные замки бессильны. Мы могли бы… — Забудь! — резко прервал эльфа Валенберг и добавил тише и мягче: — Я не позволю тебе рисковать собой. — Но… — Никаких но, — Рольф нахмурился, — это слишком опасно, и к тому же, бросаться вдвоём на штурм неприступной крепости — безумие. Я понятия не имею, сколько там стражи, а твоя сила не безгранична. Не знаю, как у вас, а у нас слово мужа — закон, — добавил он, — а я запрещаю тебе даже думать об этом. — Закон? — странно усмехнулся Эрианель. — Разве может быть одна половина души главнее другой? — А это тут при чём? — Если оба таэми — мужчины, они делят не только пищу, ложе, горе и радость, в бой они тоже идут вместе, чтобы победить или умереть, я разве не говорил тебе об этом? — приподнял бровь эльф. — Нет, но это ничего не меняет, — ответил Валенберг, которого подобное нисколько не радовало, — грош цена мужчине, подвергающему опасности свою же… половину! У алтаря мы клянёмся беречь и защищать своих любимых, даже ценой собственной жизни. Именно так воспитала меня мать, а потому я не позволю тебе в это лезть, понятно? — Нет, — Эрианель сел, упрямо тряхнул рыжими кудрями, — своих женщин мы оберегаем точно так же, но я — мужчина и не стану отсиживаться здесь, пока ты… — Послушай, — повысил голос Рольф, — это не твоя война, а мои счёты с моим… народом, и я не допущу, чтобы из-за этого пострадал ты или Айден. И это не обсуждается, Эри. Если я всё же отправлюсь в Каррас, ты останешься здесь, в безопасности, и будешь по-прежнему заботиться о нашем сыне! — Нет, — покачал головой эльф, а взгляд зелёных глаз был решителен, как никогда, — ты не можешь запретить мне последовать за тобой. Таэми слушают только зов своего сердца и никогда не оставляют друг друга в беде. Того, кто сделает это, проклянут боги и не примет ни один клан, поскольку своей трусостью он оскорбил Таэлиана. — Я больше не боюсь гнева богов и не верю в них. Назвав меня своим… мужем, ты доверил мне свои душу, сердце и жизнь, сохранить их — мой долг, неужели ты этого не понимаешь? — Рольф взял Эрианеля за плечи и легонько встряхнул. — И точно так же ты вручил свою жизнь мне, согласившись им стать, — не отводя взгляда, твёрдо ответил целитель. — Или мы пойдём туда вместе, или… — Или ты прекратишь говорить глупости, — процедил, сужая глаза, Валенберг, — ты хоть понимаешь, что с тобой сделают люди, если нас схватят? Похоже, нет, иначе и не заикался бы об этом! — А с тобой? — ответил вопросом Эрианель. — Ничего. Я не позволю захватить себя живым, а что потом сделают с телом — неважно. — А я просто остановлю своё сердце, если… — Хватит, Эри! — это прозвучало резко и безапелляционно, и тут же мирно спавший в кроватке Айден беспокойно заворочался. Услышав это, Рольф скрипнул зубами, вспомнив об эмпатии малыша, и устыдился того, что едва не разбудил его, не удержав себя в руках. — Прекратим этот разговор, — добавил он тихо, — сейчас он не имеет смысла. Вернёмся к нему, если я придумаю, как исправить то, что натворил мой народ, а пока давай-ка спать. — Как скажешь, — едва слышно ответил эльф, повернулся к Валенбергу спиной и затих. Рольф покачал головой и ругнулся про себя, начиная понимать, что обидел целителя. В пылу спора он совершенно забыл, что они — дети разных народов, и то, что принято у людей, неприемлемо и дико для эльфов. На одно и то же они с Эрианелем смотрят совершенно по-разному, и с этим ничего не поделаешь. И остаётся или постоянно ссориться, или идти на взаимные уступки, учиться видеть мир его глазами, а это ох как непросто, особенно учитывая то, что ничего подобного Рольфу прежде делать не приходилось. Аса была человеком и слушалась его беспрекословно, как и полагается хорошей жене. И даже когда он запретил обращаться к колдуну, способному помочь им зачать ребёнка, она согласилась, поскольку покорность супругу внушалась каждой девочке с детства. Впрочем, в этом плане эльфы как раз-то не сильно от людей и отличались, всячески оберегая своих женщин, но Эрианель был мужчиной — вот во что всё снова упиралось. Согласившись на супружество, Валенберг невольно стал воспринимать эльфа, как жену, со всеми вытекающими из этого последствиями, и в этом как раз и крылась его главная ошибка, вылившаяся в первую, с момента их встречи, ссору. Тяжело вздохнув, Рольф осторожно коснулся плеча целителя: — Я не хотел тебя обидеть… прости. Я просто… — найти нужные слова оказалось невероятно сложно, но иначе было нельзя: — Никогда не прощу себе, если с тобой что-то случится… К тому же, если мы оба погибнем, Айден снова останется один, а этого никак нельзя допустить. Я поклялся Нилу заботиться о нём и сдержу слово. Я… не могу позволить тебе пойти со мной вовсе не потому, что считаю тебя женщиной… — Разве? — не поворачиваясь, перебил его Эрианель. — Я никогда не стану ни второй Асой, ни человеком, Рольф, как бы тебе этого ни хотелось. Знаешь, что будет, если разрезать яблоко напополам, одну половину съесть, а вторую — оставить на столе? — Да, — скривился Валенберг, вспомнив, во что превращались такие забытые им когда-то в детстве половинки, — почернеет и высохнет. — То же самое случается с таэми, который остался один, — в голосе эльфа горечь сплеталась с грустью, — они никогда не живут долго, это невозможно с половиной души и сердца. — Эри, — Рольф слегка сжал плечо целителя и потянул к себе, понуждая повернуться, — я сыт по горло и одной Асой, к чему мне вторая? Я просто забыл, насколько мы разные, а зря… — он наклонился над эльфом, заглянул в глаза, — прощаешь? — и легко коснулся губ, почувствовал, как пальцы целителя зарываются в его волосы, а губы раскрываются в ответ. — Понимать это как «да»? — спросил, неохотно отстраняясь. — Я тоже забыл, что ты не эльф, — чуть виновато улыбнулся Эрианель, — и что у людей не бывает таэми, а есть просто супруги. — Не всегда, у нас тоже бывает, что души друг в дружке не чают, и до самой смерти вместе, только никаких других названий для них нет. Разве что… счастливчики. Когда-то я считал, что и мы с Асой тоже из таких, а оно вон как обернулось… — Рольф горько усмехнулся. — Да и к лучшему, что так. Прав отец был, когда сказал, что худа без добра не бывает, а я, дурень, только сейчас понимать это начал. — Твой отец был мудрым человеком, — задумчиво обронил целитель, — если бы не война, я стал бы супругом Морана и никогда не узнал, что такое таэро. — Таэро? — Единство душ, сердец и тел, так бывает только у таэми, но никогда — у обычных пар, — терпеливо пояснил Эрианель. — Боги видят дальше, чем мы, потому так часто мы принимаем их дары за проклятие. — Войну не боги начали, — покачал головой Валенберг, — а люди… Я хочу вернуть эльфам леса и небо, но не ценой твоей жизни. Такая победа мне и даром не нужна, зачем жизнь, когда в ней нет того, ради чего живёшь? — Мы пойдём в бой не для того, чтобы умереть, таэми, да и случится это не завтра, — серьёзно сказал эльф, — а пока больше не будем говорить об этом. Мы и так чуть Айдена не разбудили. — Ты тоже заметил, как он… — Да, он почувствовал твой гнев и мою обиду даже во сне. Завтра я обязательно расскажу об этом Верховному, — решительно заявил Эрианель. — А ему это на кой? — поморщился Рольф. — Чтоб начать мальца пораньше пакостью всякой пичкать? — Нет, это поможет ему и мне понять, что за силой одарили Айдена боги, и помочь ему с ней совладать. Сила — это дар и проклятие, а такая, как у нашего сына, может лишить разума и даже убить, разве ты хочешь, чтобы это случилось? — Конечно, нет! — И я не хочу, а значит — без помощи Верховного нам не обойтись. И не бойся, он не станет поить Айдена зельем, выжигающим жизнь в его чреслах, для этого ещё слишком рано. — В курсе, — буркнул Валенберг, сдаваясь и признавая правоту целителя, — ладно, может и правда, присоветует чего дельного, я-то в этом деле ни бум-бум. Я Айдена с мечом управляться научу, как подрастёт малость, чары чарами, а без стали — никуда. — Согласен, — тепло улыбнулся Эрианель, устраиваясь под боком у Рольфа и кладя голову ему на плечо, — у нас всё получится, таэми, я знаю. — Обязательно, иначе и быть не может, — Валенберг коснулся губами волос эльфа, облегчённо вздохнул и закрыл глаза, радуясь, что им удалось отыскать путь друг к другу через тернии непонимания и обиды. — Сладких снов тебе, Эри. — И тебе, — сонно прозвучало в ответ.