Та необычная прогулка стала одним из немногих светлых моментов в мирной жизни Рольфа. Барон вспоминал изумленные взгляды слуг, провожавшие его, шествующего в полном неглиже, и улыбался. И не сразу понял, что никого из этих слуг не знал. Из тех, кто работал в замке три года назад, остался только конюх Пол, а все остальные были новыми.
В одном из кратких разговоров с Асой, которую избегал, Рольф спросил об этом и услышал, что часть слуг ушла сама, а часть она уволила, поскольку те стали вести себя слишком нагло. Это удивило барона, но узнать — правду ли говорит жена — он не мог, а потому решил не забивать себе голову.
И без того проблем хватало. Война оставила след и на его имении, хоть и находилось то далеко от линии фронта. Но потребности казны в продуктах, людях и скоте возросли в несколько раз и сейчас конюшни Рольфа пустовали, ферма лишилась многих коров, да и крестьян стало на порядок меньше.
Объезжая округу, Валенберг видел, что вернуть хозяйству прежний вид будет не так-то просто и обойдется недешево. И первое, что барон собрался сделать — помочь крестьянам, на плечи которых и легли повышенные налоги, воинская повинность и нехватка самого необходимого. Поручив старостам составить списки особо нуждающихся, Рольф надеялся, что сумеет хоть немного облегчить жизнь тех, кто столько лет служил ему верой и правдой.
Эрианеля в эти поездки барон не брал. Не стоило рисковать и привлекать к эльфу излишнее внимание голодных и обозленных людей. Им же не пояснишь, что на самом деле не эльфы виноваты в том, что продукты подорожали, болезни стали злее, а хищники — наглее. Да и работы в саду было много. Проведывая Эрианеля, Рольф видел, что эльфу по душе новое занятие, тот чувствовал себя как дома среди деревьев и цветов, которые — странное дело — словно ожили в его присутствии.
А еще барон постоянно вспоминал, как в первый же вечер по приезду, после памятного купания и променада в голом виде, он вернулся к домику Эрианеля, желая лично проверить — всего ли хватает эльфу, и застал того за странным занятием.
Впрочем, сначала это напоминало самую обычную посадку растения: эльф выкопал неподалеку от домика яму, налил туда воды, а потом достал из-за пазухи какой-то сверток, вытащил оттуда что-то, что Рольф, стоящий на порядочном расстоянии, не разглядел. Поднес это что-то к губам, и вскоре оно осветилось голубовато-зеленым сиянием, а потом Эрианель опустил эту в яму и закопал. Приложил ладони к земляному холмику и наклонился над ним, что-то шепча — руки снова осветились. Какой-то магический ритуал?..
— Ты занят, Эри? — спросил барон, походя ближе.
— Уже нет, — эльф вздрогнул, услышав вопрос, поднял голову и посмотрел Рольфу в глаза: — Ты давно... здесь?
— Недавно, но... что ты делал?
— Я скажу, если получится, — Эрианель смутился, щеки залил румянец, — а если нет — зачем знать? Это никому не повредит, клянусь тебе.
— Верю, — улыбнулся барон, а потом, пожелав эльфу спокойной ночи, отправился обратно в замок, думая о том, что ему самому мирный и сладкий сон не грозит.
Предстоит разобраться со скопившимися делами, счетами, просьбами, которыми был завален стол в кабинете. Рольф собирался просидеть над ними как можно дольше, чтобы не думать об Асе. Мысли о жене настойчиво лезли в голову с того момента, как они с Эри вернулись с озера, и никак не получалось избавиться от них. Она ждала его решения, а барон... не мог его принять. Впервые в жизни всё было так непросто, мир, который раньше был окрашен в два цвета: черный и белый, внезапно обзавелся множеством оттенков, среди которых Рольф просто потерялся.
Решение, первым пришедшее в голову: развестись с женой и прогнать её, уже не казалось единственно-верным. Не хотелось, чтобы эта грязная история стала достоянием священников и соседей. Барон живо представлял себе, как потом на него будут смотреть. Он станет в первую очередь — рогоносцем и притчей во языцех, и сколько понадобится времени, чтобы об этом забыли?
Согласиться с Асой и признать ребенка своим? При одной мысли об этом в глубине души поднималось возмущение, и ярость заставляла почти рычать. Нет. Не сумеет он делать вид, что любит малыша, потому что каждый раз, видя его или её, будет вспоминать, как Асу... Невозможно. Играть роль добропорядочной семьи? Улыбаться фальшиво? Говорить совсем не то, о чем думаешь на самом деле? Как надолго его хватит?
А еще Рольф не мог поверить в то, что мать могла предложить Асе обман. Не вязалось это с тем, что барон знал о матери, с тем, за что всегда любил и уважал её. Неужели и она настолько изменилась? Решив, что завтра же отправит в монастырь письмо, а потом, узнав, что мать уже вернулась туда, поедет лично и задаст эти вопросы ей, Рольф шумно выдохнул, не ощутив облегчения.
Вспомнилось, как совсем недавно он мчался домой, мечтая поскорее обнять жену, как пришпоривал Ворона, желая быстрее оказаться на ложе с той, которую любил. Любил. А сейчас? Какие чувства он испытывал к жене теперь? Рольф не знал. Но был уверен в одном — если когда-нибудь и захочет прикоснуться к Асе — это случится очень нескоро. Если случится вообще.
Вспоминая о жене раньше, он видел ее обнаженной и прекрасной, такой как Аса купалась в озере, какой отдавалась ему. Теперь первое, что возникало перед глазами при упоминании жены — безобразный живот и опухшие пальцы. И желание мгновенно исчезало. Барон понимал, что после родов тело Асы снова изменится, но... куда деваться от преследующей картины?
Уж лучше снова вспомнить о том, как купался в озере с Эрианелем, слушал эльфа, а потом — шел следом за ним к замку, удивляясь тому, как мягко стелется под ноги трава, как ласково ветер касается кожи, как гладит солнце лучами волосы. Когда-то это всё было обычным — юный Валенберг рос непоседой и носился по лесам и полям вместе с крестьянским ребятишками, а потом... потом — смерть отца, разом сделавшая его взрослым. Эрианель, вольно или невольно, вернул его в детство, за что барон был благодарен своему садовнику.
В кабинете Рольф просидел почти до утра. Поднялся из-за стола, когда глаза уже слипались, а голова стала тяжелой, словно с похмелья. Закрыв за собой дверь, по привычке пошагал к супружеской спальне, но на полпути остановился, ругнулся сквозь зубы и повернул в другое крыло. Там находилась его личная спальня, в которой Рольф ночевал всего несколько раз.
Войдя, барон запер дверь, чтобы Асе не вздумалось явиться сюда ночью. Вышвыривать женщину из своей постели не хотелось, а потому стоило сделать всё, чтобы этого не случилось. Быстро раздевшись, Рольф буквально рухнул на кровать, сунул голову под подушку, как делал когда-то в детстве, и закрыл глаза. Сон пришел, как спасение и принес долгожданный, но такой недолгий покой.
***
В какой он момент он вдруг осознал, что большую часть времени проводит с Эрианелем? Ответить на этот вопрос однозначно Рольф бы не сумел, да и не до этого ему было. Барон покидал замок, как только просыпался, и возвращался поздно вечером, умышленно избегая Асу. Ему казалось, что вне мраморных стен даже дышится легче, и проще не думать о приближающемся рождении чужого ребенка.
И, кроме того, Валенбергу просто нравилось разговаривать со своим остроухим садовником. Эрианель охотно делился с бароном эльфийскими легендами и рассказывал о той жизни, которая была у него до войны. Рольф слушал, стараясь запомнить всех упоминаемых богов и героев, ему нравилось, как именно эльф об этом говорит.
В такие минуты лицо Эрианеля словно освещалось изнутри, а глаза — сияли. Пару раз барон ловил себя на мысли, что если бы эльф был девушкой, то они вполне могли бы стать не только друзьями, но... Желания попробовать настойчиво предлагаемую когда-то Бреки мужскую любовь Рольф по-прежнему в себе не обнаруживал, даже сейчас, когда был оскорблен поступком Асы и так давно не касался женщины.
— Ты смотришь во вчера или в завтра? — как спросил Эрианель, прервав один из своих рассказов.
— Не понял... — стряхивая задумчивость, барон поднял голову.
— Ты не слышишь моих слов, душа твоя не здесь, а глаза смотрят сквозь сегодняшний день. Вот я и хотел узнать, куда именно, — пояснил эльф, наливая в глиняную кружку отвар, цветочный запах которого наполнял небольшую кухню.
— Я тоже... хотел бы, — далеко не сразу ответил Рольф, — уметь заглядывать в будущее. Может тогда знал бы, что мне теперь делать. Совсем скоро должен родиться...
— Ребенок, — закончил за него Эрианель.
— Да. И я дорого дал бы, чтоб он был моим... Помню, ты обещал проверить — могу ли я вообще стать отцом, — ухватился за так вовремя возникшую мысль Рольф. — Не пора ли сдержать слово?
— Пора, если ты готов, — улыбнулся эльф, — будет лучше, если ты ляжешь, — указал на свою постель, — ну и штаны нужно снять, так будет легче.
— Ладно, — согласно кивнул барон, подошел к пропахшей травами кровати, зачем-то повернулся к Эрианелю спиной, быстро расстегивая штаны, спустил их, а потом так же быстро вытянулся на постели.
— Ты можешь закрыть глаза, — каким-то неведомым образом ощущая смущение, охватившее Рольфа. — Больно не будет.
Эльф присел на край постели, окинул быстрым взглядом пах барона, а потом снял с пояса небольшую склянку, плеснул из нее себе на ладонь и растер по обеим рукам. В комнате запахло мятой и еще чем-то, что Рольф не узнал.
— Это усиливает чувствительность моих рук, — пояснил Эрианель в ответ на вопросительный взгляд барона, — один из рецептов Верховного. Элатиэль поможет мне узнать, если ли жизнь в твоих чреслах.
Пробормотав что-то по-эльфийски, эльф поднес обе, засветившихся зеленым ладони к паху Рольфа, не касаясь пока что кожи, и стал медленно водить ими, внимательно вслушиваясь во что-то, недоступное барону. Закрывать глаза Рольф не стал, подумав, что это будет самой настоящей трусостью, а потому видел, как Эрианель надолго задержал ладони над членом, а потом осторожно приподнял его, положил руку на мошонку и снова замер, вслушиваясь во что-то. Тишину комнаты нарушало только шумное дыхание самого барона и раздающийся время от времени шепот на эльфийском.
— Странно... — негромко произнес Эрианель, наконец-то убирая руку.
— Что-то не так? — нахмурился Рольф.
— Я... — начал эльф, но договорить не успел, в дверь громко и требовательно постучали, и послушался испуганный женский голос: — Хозяин, хозяин, вы здесь?
— Да, — крикнул Рольф, вставая в постели и подтягивая штаны: — У нас пожар, что ли?
— Нет, милорд, госпожа... она... — дверь распахнулась и на пороге появилась молоденькая горничная. — Ей срочно нужна повитуха! — выпалила наконец-то, справившись со смущением, залившим щеки девушки при виде не совсем одетого хозяина.
— Вовремя, — буркнул Рольф, застегивая ремень, и тут же перевел взгляд на Эрианеля: — Ты умеешь принимать роды?
— Да, это может каждый целитель.
— Тогда бери, что нужно, и пошли, — бросил барон, направляясь к двери.
***
В спальню Асы Рольф не вошел. Но не потому, что его не пустили — не мог заставить себя посмотреть на жену даже сейчас. Тем более — сейчас, когда она собиралась произвести на свет... бастрада. Чей-то сын или дочь настойчиво прокладывал себе дорогу, не щадя матери — крики Асы, все более резкие и болезненные, разносились по замку уже несколько часов.
Слуги бегали из спальни на кухню, без конца таская горячую воду, полотенца и простыни. Чтобы не мешать и желая оказаться подальше от суеты и низких, каких-то звериных воплей жены, Рольф поднялся на самый верх центральной башни, устроился около одного из зубцов и бездумно уставился в небо, в котором собирались тяжелые осенние тучи.
Сколько часов он так просидел — барон не помнил. Очнулся, когда на плечо легла прохладная, пахнущая травами рука.
— Твоя жена отдыхает, с ней все будет хорошо, — устало произнес эльф.
— А... ребенок? — поворачиваясь и видя осунувшегося Эрианеля, спросил барон.
— Азавар забрал его.
— То есть? — не сразу понял Рольф.
— Он родился мертвым, — пояснил эльф.
— Мальчик?
— Да. Она хотела видеть тебя, звала.
— Зачем? — криво усмехнулся Рольф. — Сказать, как сильно любит и как верно меня ждала? Что ж, наверное, Бог не совсем забыл обо мне, раз не позволил этому младенцу увидеть свет. Скажешь ей... что как только закончатся дни очищений, мы пойдем в храм и расторгнем брак. Я не стану называть причину, пусть это останется здесь.
— Ты решил...
— Я не смогу жить с Асой, Эри. Каждый раз, как вижу её, думаю о том, кто сделал меня рогоносцем! — барон сжал руку в кулак.
— Азавар забрал ребенка, ничего не будет стоять между вами, — задумчиво произнес эльф, — твоя женщина любит тебя, я слышал, как она тебя звала.
— Ничего? А измена?
— А разве ты сам соблюдал верность? — прямо спросил Эрианель.
— Какое это имеет... Я мужчина, блюсти святость ложа обязаны женщины! — отворачиваясь, пробормотал Рольф.
— Говорят твои губы, а сердце кричит другое. Ты можешь обмануть её, меня, но не себя самого. Подумай, что будет, когда в замке останешься только ты.
— Тишина будет и покой. Всё, Эри, хватит об этом. Идем. Вижу, ты едва на ногах стоишь, устал? — сменил тему барон, не желая копаться в свежей ране.
— Помогать ребенку родиться всегда тяжело, — не стал врать тот, — мне жаль, что всё закончилось так.
— А мне — нет, — резко бросил Рольф. — Пошли.
— Я не успел сказать тебе: в тебе самом семена жизни спят. Они не мертвые, но и не живые. Такое бывает очень редко, и только боги могут пробудить их, — произнес в спину барону Эрианель.
