***
Глядя на лежащую на матрасе женщину через потайное окно в комнате, о существовании которой знали только Одан и Харри, король то и дело облизывал пересохшие губы. А потом произнес негромко и хрипло: — Кровь ей к лицу, не находишь? — Вероятно, — так же негромко прошептал Главный Дознаватель, стоящий позади монарха, так близко, как мог позволить себе человек, знающий это тело и не раз видевший его обнаженным. — Женщины никогда не казались мне красивыми. В них слишком много... влаги. — Я знаю, — теперь король улыбнулся, ощутив на поясе знакомые руки. — Расскажи мне, как ты заставил её признаться. — Просто, — скользя рукой по бедру всё чаще дышащего короля, сказал Дознаватель, — гораздо проще, чем вернуть тебе твердость, — рука опустилась на пах, и Харри шумно выдохнул: — Но ты смог... ты и здесь знал всё... почему? — Это моя работа, — прошептал в ухо любовнику Одан. — Погоди, — поворачиваясь к Дознавателю, быстро произнес Харри, — я сам не знал, что смогу, после того как та остроухая тварь... — Моя работа — знать всё, — горделивая улыбка на губах Одана мелькнула на мгновение и пропала, — даже то, что неизвестно принцу, юному и отчаявшемуся... — Ты знаешь слишком много... Иногда я думаю — а не колдун ли ты сам? — Я человек, Харри, — усмехнулся Дознаватель, начиная расстегивать одежду короля, — всего лишь человек. — Будь ты остроухим, я бы никогда... не... — ласкающие прикосновения сильных пальцев сделали фразы короткими и отрывистыми, а дыхание откровенно-шумным. — Именно так, — прижимая любовника к стене и вздергивая над головой его руки, коротко бросил Одан. — Я приказал сломать ей пальцы. — И всё? — Женщины не только слишком мокры, но и слабы. Их очень просто разговорить. И они так громко кричат, — пальцы сильно сжали королевскую плоть, и Харри сдавленно застонал, в который раз отдавая себя всего во власть Одана. Впервые это случилось между ними, когда Харри было пятнадцать. Тогда его отец решил, что для принца наступило время познания женщин и, питая слабость к эльфийкам, отправил в спальню сына именно её. С той ночи прошло уже десять лет, но Харри до сих пор помнил полный презрения взгляд, которым тогда окинула его обнаженное тело остроухая красавица. В ту ночь он не смог ничего, слишком ясно ощущал брезгливость в каждом прикосновении девушки. Допустить, чтобы кто-то узнал о его позоре, Харри не мог, а потому позвал эльфийку на балкон, примыкающий к спальне, и... столкнул вниз. Отцу принц сказал, что ночь была великолепна, и он ужасно сожалеет о случившемся с девушкой несчастье. И не просто сожалеет, но настолько расстроен, что больше никогда не сможет прикоснуться к эльфийкам. Король сочувственно покивал головой и прислал Харри одну из юных фрейлин. Та смотрела на принца, словно на божество, но... И в эту ночь у него ничего не получилось. И в следующую. Так продолжалось до тех пор, пока его, решившего свести счеты с жизнью, не схватил за руку Одан. Главный Дознаватель не стал говорить ни слова, просто увел рыдающего принца в эту комнату. Комнату, о существовании которой знал только сам Одан. И точно так же он тогда грубо прижал юношу к стене и... Ту ночь Его Величество Харриот I тоже помнил до сих пор и ощущал себя полноценным только здесь, отдаваясь Главному Дознавателю. Один из отцовских шпиков всё же выследил их. Правда, Харри до сих пор не знал, как это удалось тщедушному и лысому человечку. Но именно его Одан и отправил на виселицу, обвинив в государственной измене, когда старого короля убил эльфийский колдун, неизвестно как проникнувший во дворец и покинувший его. Колдуна этого не видел никто. Никто, кроме самого Одана, которого король приказал казнить за греховную связь с наследником престола. Приказал, но исполнить приговор не успели. Первым указом Харриота I стало восстановление Главного Дознавателя в должности и полное снятие обвинений. Вторым — запрет на какие-либо сношения с остроухими еретиками, которых Его Величество желал видеть только мертвыми.***
— Теперь понимаешь, почему я не могу её простить? — делая глоток вина и глядя на огонь, произнес Рольф, мгновение назад рассказавший Эрианелю о том, что случилось с его родителями. — Да, — кивнул эльф, сидящий рядом с бароном около камина, — предательство... — Прощать нельзя, — негромко сказал Рольф, ставя на пол пустой кубок. — Слушай, а ты можешь зелье сварить, чтобы... забыть помогло? — Могу, но не буду, — зеленые глаза Эрианеля встретились с глазами барона: — Это для слабых, а ты — сильный. — Думаешь? — невесело усмехнулся Рольф. — Уверен, — пальцы эльфа легко легли на плечо Валенберга. — Тебе не нужны зелья, чтобы отпустить прошлое. — А что нужно? — Свежий ветер развеет гарь, а из углей — раздует новое пламя, — продолжая смотреть в глаза Рольфа, негромко сказал Эрианель. — Эх, и почему ты не девушка, а? — вдруг спросил слегка захмелевший барон, стремясь поскорее сменить тему — такую неприятную и болезненную для него. — Боги сделали меня мужчиной, — убирая руку, сухо обронил эльф, — я не выбирал, кем родиться. И не могу изменить себя, даже если бы захотел. Но... разве так важен пол для любви? Воинам твоего лагеря было всё равно. — Я не они, — озвучил Рольф очевидный для него факт, — и никогда не касался мужчины. Потому и говорю: жаль, что ты не девушка. С тобой... с тобой спокойно и так легко, как никогда не было с Асой. Это странно, ведь ты даже не человек. — У души нет пола и расы, но у каждой есть вторая половина. Если они находят друг друга и соединяются, Таэлиан благословляет такой союз счастьем полного слияния, — отвернувшись от барона и глядя в огонь, продолжил Эрианель. — Все мечтают обрести его, но находят — единицы. — Когда я впервые увидел Асу, то забыл, что дышать надо, — теперь барон тоже смотрел в огонь. — Она была такой красивой... Я ехал сказать матери, что не хочу жениться, а вместо этого — влюбился, как последний дурак. А когда мы впервые... оказались на ложе... — Рольф сжал руку в кулак и ударил ею в свою ладонь. — Ни с одной женщиной мне не было так сладко. — Иногда мы принимаем за самоцветы капли росы на траве. По утрам они точно так же переливаются под солнцем, и так же больно на них смотреть. Но потом светило поднимается выше, и роса испаряется без следа, — голос Эрианеля был ровным и печальным, а лица барон сейчас не видел. — А самоцветы остаются, их не могут убить ни холод, ни жара. — А как же твой... жених? Он тоже — роса? — Морана выбрал не Таэлиан, а мой брат, — так же ровно послышалось в ответ. — А тебя и не спросил, — теперь невеселая улыбка скользнула по губам Рольфа. — Знаешь, у нас говорят: стерпится — слюбится, только я думаю, что это чушь. Или ты жалеешь, что война всё спутала? — Нет, — не сразу ответил эльф. — Я не мог ослушаться брата. Может, боги и покарают меня, но... я рад, что больше никогда не увижу Морана. Ложь — это грех, а мне пришлось бы обманывать его постоянно. — Ничего, ты ещё найдешь свой самоцвет, — Рольф взлохматил волосы эльфа, — какие твои годы. Эрианель что-то сказал одними губами, но барон не расслышал, так как в этот момент на пороге появился слуга и испуганно доложил: — Милорд, у ворот — королевский посланец. — Что ему нужно? — поднимаясь на ноги, спросил Рольф. — Он не сказал, велел позвать вас. — Вот как? Ну хорошо, не буду заставлять посланца Его Величества ждать, — бросил барон, направляясь к двери.***
— Вот и свиделись, Рольф, — раздался из-за ворот знакомый голос, когда барон открыл окошко. — Не знаю, как ты, а я рад. — Бреки? — изумился Валенберг, видя на бывшем соратнике мундир дознавателей. — Не навоевался ещё? — Есть такое, привык за три года, — не стал спорить тот, — да и должен же кто-то следить за исполнением королевских указов. — И охотиться на тех, кого приказали считать еретиком? — прямо спросил Рольф, запоздало подумав, что говорить этого не стоило. — Не у всех столько земли, как у тебя, а кое-кого война и вовсе оставила без гроша, — сужая глаза, произнес Бреки. — А жрать охота, Валенберг. — Зачем ты пришел? — Ближе к делу, да? Узнаю старину Рольфа, — хохотнул Бреки, а потом вынул из-за пазухи конверт. — У меня ордер на твой арест. — Что? — сохранить спокойствие у барона не вышло. — Мне приказано арестовать барона Рольфа Валенберга и препроводить к Главному Дознавателю. В случае оказания сопротивления разрешено применить силу. Так что лучше тебе поехать со мной добровольно. — Сношение с еретиком? — прочитал Рольф бумагу, которую Бреки протянул через решетку окошка. — Что за бред?! — Бред? — приподнял бровь Бреки. — Рольф, я видел эльфа голым, знаю, какая у него задница, и в жизни не поверю, что ты... — Я не ты, — процедил барон. — Эрианель — мой садовник и только. — Вот это и расскажешь Главному Дознавателю. Однако сомневаюсь, что он тебе поверит. А особую беседу не выдержишь даже ты, — произнес Бреки быстрым шепотом. — Кроме того, эльфа тоже приказано привезти, а куда отправляют колдунов, ты знаешь лучше меня. — Боги... — раздалось за спиной Рольфа тихо и обреченно. Повернувшись, он увидел, что побледневший Эрианель смотрит на стоящего за воротами Бреки. А потом эльф перевел взгляд на него, но ничего не сказал, только дрогнули губы. — Всё будет хорошо, — барон на мгновение коснулся плеча эльфа, а после снова повернулся к Бреки: — Тебе нужен я? Так приди и возьми. — Не глупи, — негромко продолжил тот. — Я обогнал основной отряд. Главному известно, какой у тебя замок, таран будет здесь через пару-тройку часов. Сколько ты и твои люди смогут сопротивляться? Ты готов пожертвовать всеми из-за него? — кивнул на Эрианеля. — Неужели настолько хорош?.. — Лучше умереть, сражаясь, чем сгнить в подвалах дознавателей, — так же негромко произнес Рольф. — Не служи я с тобой столько, мне было бы всё равно, но... Жизнь у каждого одна, Валенберг, а твою ещё можно спасти. — То есть? — Отдай мне эльфа, — на губах Бреки на мгновение появилась ухмылка, уже знакомая барону, — и я дам тебе время сбежать. Ты потеряешь замок, но будешь жить. Рольф ответил не сразу, в какой-то момент Эрианелю показалось, что барон примет предложение. Ведь, в конце концов, кто он Рольфу? Всего лишь садовник. А жизнь действительно одна у каждого человека или эльфа. Но Валенберг сказал спокойно и громко: — Какое из моих слов ты не понял, Бреки? Тебе нужен я? Приди и возьми, — и захлопнул окошко, а затем повернулся к Эрианелю. — Сколько времени тебе нужно, чтобы вывести слуг и уйти самому? — О чем ты? — непонимающе переспросил тот. — Я не собираюсь сдаваться, Эри, но и губить людей не стану. Они не виноваты в том, что король решил сделать меня преступником. Пока солдаты будут ломать ворота, вы успеете уйти, — спокойно пояснил барон. — А ты? — А я останусь. Здесь мой дом. Я строил этот замок, чтобы быть в нем счастливым. Не вышло. — И поэтому ты хочешь глупо умереть? Зачем? — Эрианель схватил обе руки барона. — Это всё равно, что убить себя. Азавар... — Твой бог может осуждать меня сколько угодно, — мягко сказал Рольф. — Я не верю в него. Не трать время на слова. Пол покажет подземный ход. Собери слуг, и уходите. Сейчас же. — Нет, — сжимая руки барона, сказал эльф. — Пол выведет всех, а я останусь тут. С тобой. Я же... еретик, который тебя околдовал. — Ерунда, — барон грустно улыбнулся и медленно погладил рыжие волосы Эрианеля. — Не для того я заплатил за тебя пятьдесят золотых, чтобы убить. Уходи, Эри. Возвращайся к своим и расскажи, что не все люди — зло. — Ты сам это сделаешь! — горячо воскликнул озаренный идеей эльф. — Брат... он выслушает тебя, я знаю. Он не такой, как я, в нем никогда не было ненависти к людям. — Ты хочешь... — Да! Мы соберем слуг и уйдем. Вместе. А потом найдем дорогу к горам, там должен укрываться мой клан. Я знаю, что брат примет тебя, — волнуясь, Эрианель ещё сильнее стиснул руки Рольфа. — Или это... или будем драться вместе. — Ты же не умеешь убивать магией... — уже начиная поддаваться, напомнил барон. — Твоя богиня за это проклинает. — Мертвому мне будет всё равно, — без улыбки, сказал эльф. — Я не оставлю тебя умирать, и предлагаю жизнь. Другую. Не такую, к какой привык ты, без каменных стен и прислуги, но жизнь. Идем? — Пошли, — окончательно сдался Рольф и пошагал к замку, чтобы созвать слуг.