— Ты хотел меня видеть? — спросил без предисловий и реверансов Рольф, закрывая за собой дверь комнаты Верховного, которую сразу окрестил Храмом — слишком сильна была аналогия. — Только побыстрее, если можно, мне завтра вставать рано и Эри ждет.
— Можно, — странно усмехнулся Верховный, внимательно разглядывая Рольфа светло-карими, почти золотистыми глазами. — Только спешка в некоторых делах — последнее, что требуется.
— Ты о чем? — приподнял бровь Рольф, внутренне подбираясь и ожидая от эльфа пакости.
— О союзе, который был якобы заключен по законам твоего народа, — начал Верховный, и Валенберг напрягся сильнее — после такого вступления явно не стоит ожидать чего-то хорошего. — Этой сказкой ты мог обмануть Арану, но не меня или Морана.
— Слушай, Верховный или как тебя там, — решил сразу расставить все точки над «и» Рольф, — если кроме этой других тем у тебя нет, то разговора не будет. И плевать я хотел на твои домыслы, ясно? Я не позволю отдать Эри, как вещь, тому, кого он не любит. Он мой...
— Друг? Соратник? Младший брат? — насмешливо глядя на мужчину, начал перечислять эльф, загибая пальцы. — Игрушка на пару ночей? Любовник? Временная замена жены?
— Таэми, — сорвалось само, хоть на самом деле Рольф все еще не был до конца уверен в своих намерениях относительно эльфа.
— Ты знаешь, что значит это слово? — удивленно приподнял бровь Верховный. — Удивил... Однако, кажется мне, что не знаешь. Эрианель, конечно же, сообщил тебе приблизительный перевод, но истинное значение тебе по-прежнему неизвестно.
— Кончай огород городить, зачем ты меня звал? Урок языка вашего преподать решил? Так для этого у меня Эри есть, — не скрывая растущего раздражения начал Рольф, но осекся под спокойным взглядом эльфа и замолчал.
— Таэми — это те, чью любовь благословил сам Таэлиан, — негромко заговорил Верховный, — это две половины одной души, когда-то разделенной и снова слившейся. И неважно, в каких телах они сейчас живут, поскольку тело — это всего лишь временная оболочка, которую душа сбрасывает, погружаясь в воды Забвения. Встречаясь, таэми порой узнают друг друга не сразу, даже ненавидят, — эльф пристально смотрел в глаза Валенберга и тот прекрасно понял намек. — Но ничто не может противиться воле бога и рано или поздно они сливаются, чтобы уже не разлучаться до конца. И если один уходит раньше, второй доживает свой век в одиночестве, поскольку не желает никого. И благодарит тот день, когда Азавар призывает его душу. Таэми способны убивать и умирать ради своей второй половины, менять себя, делая то, чего раньше не знали и даже считали пороком. Они ведомы только одним желанием — одарить счастьем обретенную милостью бога половину. Ты не ошибся, назвав так Эрианеля, но достоин ли ты сам называться так?
Рольф ответил не сразу. Обдумывал услышанное, забыв о гневе и сарказме, которым собирался угостить Верховного, а потом все же сказал:
— Я не знаю.
— Честен, — чуть улыбнулся эльф, глядя на Рольфа уже не так пронзительно. — Это хорошо. Лгать в присутствии богов — большой грех.
— Прости, но я не верю в твоих богов, — счел нужным сообщить Валенберг, — в своего — тоже. А потому, клал я на их гнев.
— Не советую повторять это кому-либо еще, — строго произнес Верховный, нахмурившись. — Особенно сейчас, когда для многих именно боги стали последним прибежищем, не позволили утонуть в отчаянии и горе. Они не простят тебе таких слов. И если на свою жизнь тебе плевать, подумай о тех, кто связан с тобой.
— Эри и Айден.
— Именно, — кивнул головой эльф, — их слезы не смогут воскресить тебя, но горечью своей отравят души. В твоей власти не допустить этого. Нужно всего лишь...
— Следить за языком, — буркнул Рольф, — принято. Что-то еще?
— Да, — Верховный взял с алтаря какой-то свиток и протянул Валенбергу, — удели этому немного времени до того, как взойдешь на ложе, чтобы познать своего... мужа.
— Что это? — спросил Рольф, разворачивая пергамент, увидел его содержимое, покраснел и тут же свернул: — Какого ты мне это подсунул?
— В мои обязанности входит наставление будущих супругов, чтобы ложе стало для них радостью, а не пыткой. Мальчики получают подобный свиток, когда становятся мужчинами, в твоем случае лучше позже, чем никогда. Я перевел текст на понятный тебе язык, но прочесть его за тебя не смогу, — совершенно серьезно продолжил эльф, а Валенберг стоял, продолжая заливаться краской, как мальчишка, которого мать застала за ублажением собственной плоти.
— У нас за такие картинки кнутами секли и в монастырь ссылали, чтобы неповадно было развратом заниматься и невинных совращать, — пробормотал Рольф, наконец-то встречаясь взглядом с эльфом. — А вы уроки своим детям даете...
— Не детям, — спокойно поправил Верховный, — а тем, чье тело уже созрело и жаждет плотских радостей. Мы верим в то, что любовь прекрасна во всех её проявлениях, и учим нашу молодежь наслаждаться ею, соблюдая при этом умеренность и заботясь в первую очередь о том, с кем делишь ложе. И точно так же мы верим в то, что подавляемое влечение делает агрессивным, пробуждает ненависть и зависть к тем, кто свободно наслаждается любовью. Оно толкает на преступление и превращает в зверя, ведомого только одним желанием — обладать. Оно уродует сначала душу, а потом — тело, и в конце концов — убивает.
— Послушали бы тебя наши святоши, их бы удар хватил, — усмехнулся Валенберг, представив себе рожи священников из столичной церкви. — Я прямо слышу, как они орут «Сжечь еретика!», а у самих глаза вот-вот лопнут от недо... статка удовольствий, — поправил мужчина сам себя в последний момент.
— Хороший пример, — улыбнулся эльф, — наглядно демонстрирует то, о чем я тебе говорил. Закономерный результат многолетней борьбы с собственным телом, которое боги создали и для телесных удовольствий тоже. В противном случае они не облекали бы наши души в плоть, не рисовали на каждом теле свой собственный узор, расшифровав который можно достичь подлинного наслаждения. Кстати, свиток, на который ты до сих пор косишься, это своеобразный ключ, созданный для того, чтобы облегчить поиск пути.
— А кто это написал-то? — все же спросил Валенберг.
— У него много авторов, среди них есть как мужчины, так и женщины, ибо никто так не опишет твое тело, как ты сам. Имена их не скажут тебе ничего, разве что одно из них. Таэлиан, — глядя прямо в глаза Рольфу, сказал Верховный.
— Только не говори мне, что это написал сам бог, — не сумел удержаться от иронии Рольф, — так наши святые отцы на каждом углу орут, да так громко, что аж уши лопаются. Богам делать больше нечего, только картинки похабные рисовать и надписи к ним пояснительные выдумывать.
— То, что ты зовешь похабным, — улыбка сбежала с лица эльфа, — мы считаем одним из чудес, дарованных богами, их подлинной милостью. Мы видим красоту в сплетении тел и единении душ, вы же видите грязь в одном и отрицаете другое. Разве сможем мы когда-нибудь по-настоящему понять друг друга? Ответь мне, Рольф Валенберг, пытающийся ложью спасти друга от участи, которую избрали за него.
— Не знаю, — снова далеко не сразу ответил мужчина, — разве что если перемешаемся так, что неясно будет, где начинается одно и заканчивается другое. Только тогда это будут уже не эльфы и люди, а что-то совсем другое. И черт бы меня побрал, если я знаю, что именно!
— Дитя двух рас, — произнес эльф слова, которые Рольф уже слышал сегодня от Эрианеля. Целитель слету запомнил стишок-«пророчество» и поделился им с Валенбергом. — И не бойся, я не собираюсь воспроизводить текст пророчества полностью, уверен, что ты его уже знаешь.
— Угу, — кивнул Рольф, — только каким боком оно моего малого касается? Мало ли полукровок на свете, а теперь еще больше будет.
— Айден — не твой сын, — сухо констатировал эльф, — ты так же пуст, как наши чародеи, но не магия в этом повинна.
— А что? — вырвалось у Валенберга, только что услышавшего самую неприятную для любого мужчины вещь. Эрианель не был столь беспощадно однозначен, осматривая его тогда, Верховный не стал добавлять в бочку дегтя ложку меда в виде туманного «может быть».
— Этого я не знаю, — нехотя произнес Верховный, — возможно, ты родился таким или же перенес в детстве болезнь, которая выжгла жизнь в твоих...
— Хватит, я понял, — скривился Рольф, — только ошибся ты. Айден — мой сын, я отцу его слово дал, что позабочусь о мальце, а такие клятвы только мразь последняя нарушает.
— Зарок на крови за мгновение до погружения в Забвение? — уточнил эльф, увидел утвердительный кивок и продолжил: — Ты прав, боги тяжко карают тех, кто отступается от сказанного и не выполняет обещанного. И в этом все они едины. Но речь сейчас не о богах, а о том, знаешь ли ты, что именно скрыто в мальчике?
— Эри говорил...
— Только то, что услышал от меня. В действительности я и сам пока не знаю, что за сила в нем живет, но уверен — за ней нужно следить, нужно помочь малышу обуздать ее, чтобы мир не получил в итоге второго Белегану, — нахмурившись, продолжил Верховный.
— Я не позволю пичкать его вашей отравой, — теперь нахмурился Валенберг, вспомнив рассказ Эрианеля о причинах бесплодия чародеев. — Мне проще сейчас его отсюда увезти, чем...
— Успокойся, — эльф примирительно улыбнулся, — «отравой» мы поим мальчиков не раньше, чем их плоть заявит о себе. Не думаю, что с Айденом это случится скоро. У нас в запасе как минимум десяток лет.
— Да ты оптимист, как я погляжу, — скривился Рольф, — у принца вашего в планах до весны как-то дотянуть.
— Вслед за одной весной придет другая, а за ней — третья, а потом и все десять пролетят. Но ты прав, не стоит заглядывать так далеко. Боги не любят, когда смертные берут на себя их обязанности и пытаются написать собственное будущее, — пояснил Валенбергу, — пока же приносите ко мне мальчика хотя бы раз в неделю, обещаю, что не стану кормить или поить его все это время. Впрочем, лучше, если ты или Эрианель будете рядом, пока я попытаюсь понять природу силы Айдена.
— Договорились, — согласно кивнул Рольф, понимая, что с магией, как и с любым оружием, нужно быть очень осторожным, чтобы случайно не покалечить себя самого или не причинить вред окружающим. — Теперь-то я могу идти? Или ты еще что-то вспомнил?
— Можешь, а когда наконец-то сольешься со своим таэми по-настоящему, приведешь Эрианеля сюда, и я совершу над вами обряд Таэлиана, священный для каждого эльфа. Пока же я сделаю вид, что поверил в реальность вашего союза. В конце концов, плоть — это последнее, что важно для настоящих таэми, а души ваши уже едины. А теперь иди, пока беспокойство не пригнало под мои двери Эрианеля. Впрочем, уже пригнало, — это Верховный произнес, открывая дверь, за которой стоял целитель, даже не пытающийся скрыть тревогу. — И совершенно напрасно, — закончил Верховный фразу, — не стоило оставлять ребенка одного.
— Он не один, — буркнул Эрианель, опуская голову, — госпожа Стейна зашла поцеловать Айдена на ночь, вот я и попросил ее присмотреть.
— Таэми... — со вздохом произнес Верховный. — И кто мы такие, чтобы спорить с богом? Идите, и да будет сон ваш глубоким, а ложе — мягким, — напутствовал эльф их обоих, закрывая дверь своего Храма.
***
— О чем он говорил с тобой? — встревожено спросил Эрианель, когда они быстро шагали к своей комнате.
— Да про всякое, — нехотя ответил Рольф, — про Айдена и его силу...
— А это что? — эльф указал глазами на свиток, который мужчина держал в руке.
— Это?.. — Рольф замялся. — Ерунда, ты его уже читал.
Эрианель озадаченно остановился, но через мгновение в зеленых глазах вспыхнуло понимание, а щеки порозовели:
— Верховный всем их дает, но ты можешь не читать, если не хочешь, — добавил быстро.
— Ну почему же, говорят, учиться никогда не поздно. Только вот времени у меня теперь особо не будет, — Валенберг вздохнул, — ну ничего, что-нибудь придумаем.
— Ты так и не сказал, что сегодня случилось, — замедляя шаги, произнес Эрианель, — сейчас нас никто не услышит.
— Эри... — после долгой паузы тихо сказал Рольф, — есть вещи, о которых не хочется рассказывать никому. Даже своей... — он по привычке хотел сказать «жене», но вовремя спохватился, — даже самому близкому. И не потому, что ты ему или ей не доверяешь, просто не хочется настроение портить, понапрасну волновать, понимаешь?
— Не совсем, — покачал головой целитель, — у нас все иначе, у таэми нет тайн друг от друга. Они делят не только радость, но и горе. Почему у людей не так?
— Ну, радостью я бы точно поделился, — улыбнулся Рольф, — а вот беды свои на близких вываливать — не дело. Да и не беда это вовсе, так... неприятность мелкая. Твоим просто привыкнуть ко мне надо, ты же тоже не сразу понял, что не все люди — зло.
— Они поймут, — убежденно сказал целитель, догадываясь, что царапины на лице Рольфа появились после какой-то мелкой стычки. Подробности он узнает завтра, в комнате милосердия говорят обо всем, что случается в убежище, а вот и дальше расспрашивать Рольфа не стоит. Ничего хорошего из этого не выйдет. Он уже успел достаточно хорошо изучить Валенберга и знал, что решительно сжатые губы — верный признак того, что разговора не будет. — Я же понял, а я ненавидел тебя... вас сильнее, чем кто-либо.
— Вот и славно, — улыбнулся Рольф, обнял целителя за плечи, на мгновение притянул к себе, — а Верховный ваш ничего мужик. И он в курсе, что мы с тобой не совсем... супруги.
— Я знаю, — вздохнул Эрианель, прижимаясь теснее, надеясь, что Рольф подольше не уберет руки. — Его невозможно обмануть, как и...
— Морана?
— Да, магия позволяет видеть скрытое от обычных глаз. Иногда это плохо. И если у Айдена действительно есть дар читать сердца...
— То ему не позавидуешь, — закончил за целителя Валенберг. — Я когда малой был, хотел уметь мысли читать. Думал, это здорово — все про всех знать. Только ни хрена оно не здорово, но это я уже потом понял, когда взрослым стал. Знать, что о тебе думают на самом деле — это проклятие, а не дар. Хотя... если бы отец так мог, Родбекер бы его не убил, и мать бы не...
— Можно научиться прятать тайное, — серьезно произнес эльф, — и тогда тебя никто не прочитает, но это только очень сильные маги могут. Такие как Верховный и Моран. Я не могу.
— И ладно, — Валенберг нехотя убрал руку, — вроде пришли?
— Да, — улыбнулся Эрианель, открывая дверь комнаты.
***
Стейна сидела на краю постели и молча смотрела на спящего малыша, которого совсем недавно искупала и уложила спать. Глядя на плескающего в теплой воде ребенка, она невольно вспоминала, как когда-то точно так же купала Рольфа, и точно так же он смеялся, брызгая на нее водой. А потом точно так же требовал у нее сказку и колыбельные, которых женщина знала очень много. Маленький Рольф засыпал под ее негромкое пение, так же, как заснул сегодня Айден.
Малыш тихо сопел, заботливо укрытый одеялом, а Стейна смотрела на его немного заостренное ушко, и думала о том, что боги — большие любители пошутить. Они дали ей внука-полукровку, ей, когда-то сторонившейся и недолюбливавшей эльфов из-за их магии, которую женщина считала злом. Потому-то и спорила тогда так яростно с Асой, пожелавшей обратиться за помощью к эльфийскому магу.
Ни до, ни после этого Стейна ни разу не вмешивалась в отношения Рольфа с женой, прекрасно понимая, что ее советы не принесут добра. Молодые должны сами найти общий язык, преодолеть трудности и научиться слушать друг друга. Она и посещала-то их не очень часто, чтобы не мешать, не отнимать время, не становиться между ними. Но тогда не выдержала. Не могла допустить, чтобы Аса уговорила Рольфа совершить грех. Да и в положительный результат магического вмешательства Стейна тоже не верила. Если Создатель не дал ребенка, что могут сделать чародеи?
Её отношение к эльфам стало меняться уже на войне. Стейна своими глазами видела, на что способны люди, жестоко добивавшие или пытавшие раненых эльфов. Она не раз умоляла солдат не делать этого, но ее не слышали. Никогда. Услышал только Хэллон, который человеком не был. И чем дольше она находилась среди эльфов, тем сильнее раскаивалась в том, что плохо думала о них раньше. Особенно о магах, которые спасали, казалось бы, безнадежных, исцеляли, отдавая всю силу и не думая о себе. Она больше не могла считать магию злом.
Спящий Айден отличался от человека только формой ушей и глаз, сейчас плотно закрытых. В остальном это был такой же малыш, которого хотелось опекать, кормить, купать, петь ему колыбельные и рассказывать сказки. Это был ребенок, которого спас от смерти ее сын. И принес в дар ей, мечтавшей о внуках. И совершенно неважно, что в жилах Айдена течет и эльфийская кровь. Это не значит ровным счетом ничего и ничего не меняет. Она любит его так же, как любила бы детей Рольфа и Асы, и она счастлива сидеть на краю постели и слушать тихое сопение малыша, ожидая, когда вернутся Эрианель и Рольф и желая, чтобы они... не возвращались подольше.
