Осада непокорных Афин

Гефестион ушел. Я сверлил взглядом довольного Филоту. Ну конечно! Он-то наверняка возомнил, что афинянин спасался бегством от его кулаков и издевок… Идиот! Мне самому хотелось поколотить его, да так, чтобы он еще долго не мог собрать с арены свои зубы, которые он так любит скалить. А тут еще и ублюдок Кассандр! Тоже сияет, как бронза на солнце. Поздравляет Филоту. Что-то опять вещает про греческих трусов… Меня трясло крупной дрожью от ярости и отчаяния. Гефестион где-то там, за стенами гимнасия, проклинает и меня, и моих друзей, и всю Македонию, а я вынужден стоять и изображать из себя воплощенную справедливость. – Александр? – тихий голос Клита отвлек меня от нерадостных мыслей. – Мне кажется, стоит догнать новенького. Оставить его бродить одного по дворцу будет негостеприимно. Он, конечно, сглупил, поддавшись на провокации нашего черноротого, но и его понять можно… как думаешь, царевич? Я не верил своим ушам! Клит, о Клит! Ты спасаешь меня! Наверное, благодарность и радостное озарение слишком явно читались на моем лице, потому что Клит с пониманием улыбнулся и добавил уже громко, так, чтобы все слышали. – Афинянин должен знать свое место, царевич! Думаю, тебе стоит на него указать. А с этим, – он кивнул на Филоту, – я сам разберусь, будет носиться, пока не выблюет собственную печень. Мне казалось, что на моих ногах крылатые сандалии Гермеса и я вот-вот полечу быстрее ветра! – Ты прав, друг мой, нарушители дисциплины должны быть наказаны. Я прикажу разыскать афинянина, а ты уж объясни сыну Пармениона, как должен вести себя будущий полководец. Обведя всех напоследок холодным взглядом, я вышел. До выхода из гимнасия я изо всех сил пытался идти спокойно, но как только скрылся от глаз мальчишек, тут же сорвался на бег… я несся через внутренний двор, сшибая слуг и рабов и не прекращая вертеть головой в поисках высокой ладной фигуры Гефестиона… Но ни среди разрисованных колон, ни в тени портиков, ни возле старого колодца его не было. Я свернул в сад. Мелкие камешки постоянно попадали в сандалии, но я не хотел останавливаться. Я должен его найти. Он не мог уйти слишком далеко. Метнулся к фонтану, потом в тень беседки, дальше вдоль огромных раскидистых платанов, где стояли скамьи… пусто. Может, он во дворце? Бросился туда, но, расспросив стражу, узнал, что никто, подходящий под мое описание, во дворец не входил, по крайней мере через двери, ведущие от сада и двора во внутренние помещения… Куда дальше? Он может быть где угодно, дворец огромен, и затеряться в нем проще простого. После долгих и бесплодный скитаний я побрел в сад. Мальчишки были уже там – все, кроме Филоты. Должно быть, Клит его хорошо погонял. Если бы еще и Кассандра куда-нибудь пристроить, например, в глотку к Церберу, – я был бы почти счастлив. А то все галдит и галдит… Мы расположились на небольшой тенистой лужайке возле прохладного источника, тонкой змейкой пробегающего через весь сад к фонтану из белого камня. Я часто припадал к нему после изматывающих тренировок – вода там чистая и сладкая. Воздух, напоенный ароматом цветов и трав, навевал приятную истому. Жаркие лучи послеполуденного солнца не так горячи под кронами остролистных олив и раскидистых платанов с резными листьями. Чуть вдалеке виднеются ряды гранатовых деревьев. У самой стены, возле беседки, возвышаются стройные пирамидки кипарисов. Красиво… раньше не замечал… Я улегся на каменную скамью и уставился на небо, проглядывающее сквозь резную листву могучего платана. Голоса друзей доносились словно издалека, приглушенные журчанием воды и трелями цикад. Пару раз со мной пытались заговорить, но я оказался скучным собеседником и вскоре меня оставили наедине с собственными мыслями. …Ну зачем я потащил Гефестиона в гимнасий? Да, рано или поздно познакомить его с друзьями, конечно, все равно бы пришлось… и «поздно» – это завтра. Но если бы этот день мы провели вдвоем, я бы мог подготовить его, рассказать о каждом из ребят, предупредить, чего можно от них ожидать, и мы оба чувствовали бы себя намного увереннее, он бы знал, что я на его стороне… Вместо того чтобы искать его дружбы, я занялся самолюбованием, и случилось то, что случилось. Дурак! Идиот! Остолоп! Вот отец поступил мудрее – что может быть лучше, чем повести друга любоваться лошадьми?! Я бы мог показать Гефестиону Буцефала и, уверен, он был бы в восторге! Я мог бы предложить покататься по окрестностям. Мы бы неслись по полям и холмам наперегонки с ветром... Гефестион сидел бы позади меня, крепко обхватив руками мою талию… Ну чем я раньше думал?! – Тих и задумчив… Здоров ли ты, царевич? Голос Клита вернул меня в реальность. Надо же, я его совсем не заметил. В ответ я приветливо улыбнулся: – Все хорошо. Должно быть, солнцем разморило. Клит тоже улыбнулся и уселся рядом на скамью. Смуглый и черноволосый, он темным пятном выделялся на фоне бушующих красок сада. – А куда подевался твой афинский друг? – Уехал. – А-а, теперь все понятно! Я удивленно уставился на Клита. Что это ему вдруг стало понятно?! Он лукаво прищурился. – Помнится, лет десять назад я уже наблюдал нечто подобное. Правда, обычно перед таким вот задумчивым затишьем была настоящая буря. Теперь, видимо, обходитесь без нее, или я просто пропустил все самое интересное? – О чем ты? – А ты не помнишь? Каждый раз, когда Гефестиона уводили или когда тебе пора было возвращаться во дворец, ты устраивал настоящий бунт, кричал, топал ножками и норовил укусить того, кто тебя держал! – Клит засмеялся. – А потом обижался и молчал, и еще неизвестно, что было хуже. – Нет, друг мой, тут ты ошибся. Время все изменило, и нас, и нашу дружбу. Признаться, я и забыл о ней. – Вы очень изменились, это точно. Почти взрослыми стали. Но я когда увидел Гефестиона – сразу узнал. Обрадовался, думал, вы воскресили дружбу. – Нет, я ничего не помню… думаю, он тоже. Мне только утром отец сказал, что мы виделись раньше. – Виделись? Виделись! Сколько же крови вы попили Хелланике! Да и мне тоже! Маленькие крикливые чудовища! – и Клит захохотал во все горло. – Вы постоянно спорили, кто из вас будет Гераклом, а кто Иолаем. До драк доходило. Я усмехнулся: выходит, ничего толком и не изменилось. – Но стоило вас растащить и попытаться закрыть в разных комнатах, начинался такой вой, что стены тряслись! Когда же вас выпускали, вы гордо брали друг друга за руки, кидали на всех недовольные взгляды, словно вокруг одни враги, и демонстративно убегали придумывать новые пакости. Сейчас, когда я слушал рассказ Клита, бледная тень воспоминаний всколыхнула память. Вспомнилась кудрявая голова мальчишки, на которую я пытался нахлобучить шлем одного из стражей, и как он постоянно сползал на горящие восторгом глаза... – А еще был случай в саду Аминтора, – продолжал Черный. – За вами тогда присматривала Хелланика. Вы вели себя на удивление тихо, все сидели, шушукались о чем-то своем, и сестра расслабилась и уснула. Тогда Протей как раз приболел и она ночами с ним сидела, вот и притомилась… а когда проснулась, глядь – а вас и след простыл! О боги! Что тут началось! Она подняла такой крик, что у меня сердце в пятки ушло. Собрали всех слуг и рабов Аминтора и отправили на поиски по округе. Перевернули дом, обыскали сад и окрестности – нет, словно Аид вас поглотил! Оставался только лес. Мы прочесывали его до поздней ночи, но так ничего и не нашли. Пора было сообщать царю. В тот вечер Филипп принимал посольство из Иллирии, вечером устраивали грандиозный симпосиум, и Аминтор тоже там был – ему царь и поручил переговоры с послами. Ночевать мы должны были тут, в доме афинянина, так что во дворце нас не ждали и с извещением царя мы тянули до последнего. Оставив людей дальше прочесывать лес, я вернулся в дом полководца. Две женщины посмотрели на меня заплаканными глазами, и я отрицательно покачал головой. Хелланика тут же заревела в голос. Мать Гефестиона, почтенная Елена, тоже не отставала. От этого бабского плача мне стало совсем дурно, захотелось поскорее убраться в Пеллу. Уж лучше попасть под руку разгневанного царя, чем слушать эти завывания. Я было развернулся, чтобы пойти в конюшню, как тут слышу: «Перестаньте шуметь, глупые женщины! Эфетиона разбудите!» Я ушам своим не поверил! Обернулся, а ты, царевич, стоишь босой и сонный на лестнице, брови грозно свел, руки в бока упираются – ну точно маленький царь Филипп. Женщины тоже обернулись. Настала тишина. Мы все втроем уставились на тебя, а ты, сменив гнев на милость, произнес: «Так-то лучше! И не шумите больше! Эфетион устал, ему отдохнуть надо!» Что было дальше, я и описать не смогу. Помню, как схватил тебя на руки и встряхнул в воздухе, не понимая, что хочу сделать – всыпать тебе хорошенько или расцеловать. Затем вместе с Еленой и Хелланикой мы кинулись наверх, в детскую, и еще раз облегченно выдохнули: в своей кроватке сидел заспанный и недовольный Гефестион. «Куда ты подевался, Але? И почему так шумно?» Ты мигом вырвался из моих рук и залез к нему под одеяло, погладил его по волосам, как тебе часто Ланика гладила, и ласково так сказал: «Я им уже приказал вести себя тихо, мой Эфетион, не волнуйся, спи». «А ты не уйдешь?» – «Не-а.» И вы тут же обнялись и засопели носами. Ох! Была б моя воля, я бы вас мигом растолкал и выпорол как следует. Но женщины решили вас не будить и отложить расспросы до утра. Меня же отослали объявить остальным, что дети нашлись. – А что было утром? – Утром вы, паршивцы, встали как ни в чем не бывало. Но вам быстро втолковали, какой переполох вызвало ваше исчезновение, и потребовали объяснений. Оказалось, что вы искали тучку. – Как это?! – Вот так! Когда Ланика заснула, вам стало совсем скучно. Время близилось к полудню, началась жара, солнце тогда действительно сильно припекало. И тут Гефестион заметил на небе небольшую дождевую тучу. Вы решили, что это подарок Зевса, и с нетерпением стали ждать дождя. Но туча прошла мимо. Тогда вы решили, что догоните ее, а так как бежать надо было, скорее всего, далеко, то вы сначала забрались на кухню, стащили оттуда медовые печенья в качестве провизии, и уж потом пустились в погоню. Как далеко вы зашли, мы так и не узнали – до вас наконец дошло, что вы крупно провинились, и отвечать вы стали с неохотой. В общем, брели вы, пока не устали и не заметили, что вечереет. Тучку догнать не удалось, и вы решили, что на сегодня погоня окончена. Тогда вы пошли домой с твердым решением завтра возобновить поиски и дойти до самого края Ойкумены, если понадобится. Дома вы никого не встретили, поднялись в детскую, поужинали своим печеньем, уснули и продолжали спать, пока ты, Александр, не услышал шум внизу. Ты мигом решил, что это безобразие надо прекратить, иначе шум разбудит Эфетиона и тот не сможет хорошенечко отдохнуть перед завтрашним походом. Вот так мы тебя и обнаружили. Царь и полководец Аминтор об этой истории так и не узнали, а если и узнали, то не от меня. – Нас наказали? – Еще как! Обоим розгами перепало. Но это оказалось ерундой, главное – вам неделю запретили видеться. Хотя это скорее было наказанием для Ланики. – Бедная моя Ланика! – Да, натерпелась она… О, помню еще один случай! Как-то раз захожу в твою комнату, а вы с Гефестионом целуетесь! – Чтооо?! – я аж подпрыгнул на скамье; щеки запылали, в голову полезли странные картинки, из-за которых меня обдало жаром и стало трудно вздохнуть. – Ну, не в прямом смысле… просто обхватили друг друга ручонками и губами в лицо друг дружке тычетесь. Я обомлел. Начал вас растаскивать. А ты как заорешь: «А ну не трогай моего мужа!» Я аж рот раскрыл. Думаю: всё, доигрались, если кто узнает – попадет Хелланике, не объяснила царскому отроку, что царевичи замуж не выходят! На крик сестра прибежала. Я давай ей рассказывать, что к чему, а она смеется. Оказывается, вы играли в Адмета и Алкесту, спасенную Гераклом. Я как раз застал сцену воссоединения любящих супругов. Причем и Адметом, и Алкестой, и Гераклом вы были по очереди, чтобы никому обидно не было. Я смеялся. Хохотал во все горло. Кажется, на меня даже начали странно коситься, но остановиться я не мог. В голове замелькали новые обрывки воспоминаний. Вот я клянчу у Ланики украшения, чтобы больше походить на Алкесту. Вот возмущаюсь, когда все та же Ланика выдирает из моих рук здоровенную палку: я кричу что так нельзя, что Геракл должен быть с дубиной. Вот Гефестион возмущенно топает ногой, когда я пытаюсь намазать ему щеки раздавленной вишней, потому что его очередь быть Алкестой, а у женщин всегда щеки и губы яркие... Образы были настолько живыми... Как я мог все это забыть? Успокоившись, я почувствовал в себе новые силы. Мы будем друзьями, я добьюсь этого, мой строптивец! Добьюсь!.. Клит с удивлением наблюдал за мной. – Спасибо тебе, – наконец произнес я. – Да за что же? Я ничего не сделал, чтобы заслужить твою благодарность, Александр. – Ты сделал намного больше, чем думаешь. У меня был друг. Ты напомнил мне об этом. – У тебя много друзей. – Я юн, но не наивен, Клит, – произнес я, глядя на развалившихся в траве юных аристократов. – Цена их дружбы мне хорошо известна. Но я не осуждаю их – ни они, ни я себе не принадлежим, у всех у нас есть свои обязанности. Дружба – одна из них. Клит хотел возразить, но промолчал. – Твой рассказ напомнил мне о тех временах, когда я мог дружить просто потому, что хотел, потому, что мне было весело, а не потому, что должен. Жаль, что эти времена остались в далеком прошлом. Сын Дропида молчал. Он знал, что я прав. При дворе нет места искренности и симпатиям, а наш кружок – это не что иное, как пеллийский двор в миниатюре. На какое-то время мы оба погрузились каждый в свои мысли. – Ты мудр не по годам, царевич, – наконец произнес Клит, – но не торопись разочаровываться в дружбе… и в людях. Они тебя еще удивят. С этими словами он поднялся и ушел. Какое-то время я еще продолжал сидеть на скамье, обдумывая все услышанное, потом поднялся и побрел в свои покои. Видеть никого не хотелось. Ближе к вечеру пришла служанка с приглашением от моей матери навестить ее. Я заранее знал, что она будет обижена – вот уже второй день я не появлялся в ее покоях. Но чему удивляться: каков день, таков и вечер. Когда же он закончится! … Пряди шелковистых волос распались по моим плечам и спине… сильные руки, обхватив сзади, гладят по груди, спускаясь все ниже… одна уже гладит подтянутый живот… вторая ласкает бедра и слегка касается ягодиц… дыхание перехватило, и я боюсь застонать – за дверями охрана, услышат!.. губы… нежные, но властные покрывают поцелуями шею и плечи… легкий укус в ключицу, и первый стон разрывает тишину комнаты… я не вижу того, кто меня ласкает, но знаю, что это ОН… знаю… Я чувствую жар его бедер, крепко прижатых ко мне… чувствую его дыхание… чувствую касания его рук все ниже и ни…жеее… О, Афродита! Как же хорошо!.. Тонкие длинные пальцы дарят неизведанное доселе наслаждение… тихий шепот, но я не могу разобрать слов; все, что сейчас важно – это чувствовать его прикосновения… хочу обхватить руками его бедра, но не могу дотянуться, он словно ускользает… Пальцы сжались сильнее… я более не сдерживаю стонов, задыхаюсь, захлебываюсь собственным дыханием, звуками своего голоса… я запрокидываю голову, хочу увидеть его, поцеловать… он ловит губами мои стоны… я тянусь к ним, жажду почувствовать их вкус… Пальцы… пальцы двигаются все быстрее, я подаюсь им навстречу, выгибаюсь, снова откидываюсь назад, горячие губы накрывают мои уста страстным глубоким поцелуем… и я… больше… не могуууу…. Пустая комната, темнота, смятые влажные простыни, под животом что-то горячее и мокрое… Сон. Ну ты и сволочь, Морфей... До рассвета еще далеко.