Золотой цыплёнок

Ливень с небес нещадно бил небесной водой зелёный ковёр и крышу домика, укрытого всей зеленью. То ли от этого стрёкота, то ли от того, что из щелей дует, словно здесь буря, просыпается Энви. Расправляя затёкшие мышцы, которые теперь ещё болели от холодного сквозняка (он даже не накрылся), он неприятно морщится и пошёл почти вслепую залатывать дыры. Найдя нужный материал, свежий мох, что натаскал ещё сегодня (до встречи с Эдом), он забил им все щёлки, взяв себе на заметку, что как только настанут сухие дни, найдёт материал более долгожительный и прочный на базаре под другим обликом. Он вернулся к своей лежанке, как увидел золотистую копну, торчащую из-под шали. Это оказалось ему подозрительным... он медленно наклоняется и делает замах... как этот кто-то зашевелился и показал гомункулу обладателя пушистой белобрысой головки. Энви едва сдержался, что не ударить себя о лицу. Надо же было забыть события вчерашней встречи! И что же его сподвигло взять себе мальчишку, ведь те мысли не были совсем уж логичными, но более альтруистичными, а такое такому, как Энви, это несвойственно. Но зеленоволосому сразу же вспомнились слова: "Нету у меня семьи... И дома нету..." - и протезы на месте левой ноги и правой руки, которые причиняли неслабую боль даже во время сна сейчас. А главное - это пустые, блёклые глаза, настолько безразличные. "И что же теперь-то делать?" - рассуждал Зависть, не отрывая взгляда от мальчика. - "Ведь взял же на свою голову... И чего мне только не хватало?.." - вздыхает, запустив в думах руку в свои волосы. - "Ну, не выгонять же его! Хоть он и не входит в мои планы... ему точно делать среди людей нечего. Пути их отрезаны, там ему не место более. А тут хоть... будет жить. Негоже же ребёнку без глазу-то! А ведь и правда, он ещё совсем ребёнок," - юноша опускается на колени перед ложем из шкур, залюбовавшись на малыша. - "Врас выглядит на 13, а этому не более 4-5 дать можно... Эх... скоро он проснётся, будет просить есть. Надо навестить Ласт. Она то-то говорила про запасы, что успела заготовить". Накинув на себя плащ, он глянул на умиротворённое личико и, в мыслях понадеявшись, что успеет до того, как ребёнок проснётся, выскользнул из домика и помчался вглубь чащи.

***

"Не обошлось..." - вынес вердикт Энви, узрев разгром в помещении и звонкие чихи из недра печки, доказательством которых служили клубы золы. То, что он был удивлён... вообще ничего не сказать. А, хотя-я, нет, есть что: он первый раз в жизни удивился. - Апчхи! - снова раздаётся из печки. Это отрезвило гомункула, и он сразу же залез в печку. Немного повозившись, он всё же вытащил мелкого. - Апчхи! - окатил последний золой с себя гомункула. А у того от этого было не понять какое ощущение... - Ох... - вздыхает гомункул, садит на шкуры мальчишку и, достав откуда-то тазик, начал топить печку. Ушло, конечно, времени немало, но всё это время ребёнок сидел смирно и молча наблюдал за Энви. Последнему такое внимание было в новинку. - Ладно, - как только тёплая вода оказалась в тазике, гомункул повернулся к мальчишке, - раздевайся. На эти слова золотоглазый как-то неестественно съёжился, глаза заметались под нахмуренными светлыми бровками, но видно почувствовал, что лучше не перечить Зависти, и начал раздеваться. Скованными движениями грязные рубашка и шорты упали на пол, а сам Эд стоял прямо, прикрывая ладошками пах. Энви усмехнулся на эту картину, взял на руки Эда. В эту секунду распахнулась дверь и резко рвануло сквозняком. - Сгинь, нечисть, сгинь! - провизжал женский голос наравне со свистящим ветром. - Ласт! - крикнул Зависть, узнав обладательницу этого голоса. - Дверь закрой! Ребёнка продует! - Энви?! - дошло наконец-таки до брюнетки, коей и была Ласт, и с трудом закрыла дверь. - Тьфу на тебя, - выдыхает она с трудом. - Напугал, старый чёрт... - На себя посмотри, ведьма, - не остался в долгу темноволосый. Может, 400 лет и чересчур солидный срок, но гомункулы живут вечно, так то такое обращение было абсолютно неуместным. - Вот за ведьму щас получишь! Стоп, а это ещё что такое? - протягивает брюнетка, указывая на ребёнка. - Это не твоего ума дело, женщина, - высокопарно протягивает Энви, усиживая белокурого мальчика в тёплую воду. - То есть как это? - возмущается Ласт. - Хочешь сказать, братец, что не женского ума дело - воспитывать ребёнка? На эти речи "братец" не без удивления прыснул: - А с чего ты взяла, что я тебе его доверю? - юноша намыливает голову мальчику. - А с чего ты должен им заниматься? - сжимает губы его сестра. - Ты же их ненавидишь. - Страсть, - таффеитовые* глаза недобро сверкнули острым бликом. - С чего бы тебе подобным интересоваться? - бледные руки протирают мочалкой детскую кожу. Заодно, чтоб успокоиться, сам вытер с водою лицо от сажи. - А почему нет? Я же волнуюсь... В ответ были лишь молчание и тихие всплески. Через несколько минут купание окончилось, и Эдвард сидел на лежанке, закутанный тёплым полотенцем. А Энви и Ласт сидели по бокам от него в гнетущем молчании. - Слушай, - шепчет Страсть. - Я могу, конечно, закрыть на всё это глаза, но ты? Что ты с этим будешь делать? - Посмотрим, - хмуро отвечает Энви. - Я ближе к обеду принесу ребёнку тёплую одежду и еду, - Ласт встала с лежанки и пошла по направлению к двери. - Пусть он пока побудет в моей шали, - и она ушла. Стало тихо. Энви был немного недоволен такому появлению, а после разговора остался тяжёлый осадок. Он боковым взглядом посмотрел на ребёнка, который сейчас улыбался, глядя на дверь. - Пфф... - вздыхает он. - Ну, хоть кому-то из нас это нравится... - Мама расстроилась?.. - говорит детский голос. Зависть так удивился, что и не сразу понял, то это был Эд. - Мама?! - возмущенно воскликнул гомункул. - Я не мама. - Ну, тогда папа, - невозмутимо и по-детски отвечает малыш. - Я не папа, - недобро качает головой Энви, укладываясь напротив. - Я - гомункул. - Аники, - всплескивает руками ребёнок, - ну, что ты меня так пугаешь? - он сразу подполз к бледному лицу, коснулся губками острой скулы и с улыбкой неловко обнял за шею. Энви на это совсем растерялся. Внутри завибрировала тонкая струна и как будто что-то странным образом исчезло. Он ушёл в себя. И почувствовал, что внутри него что-то зарождается. Какая-то приятная тяжесть, тёплая, светлая. В пустоте, откуда ушла тьма, пришло солнышко в лице этого мальчишки. "Эдвард..." - снова встаёт перед глазами юноши детское улыбающееся ему личико. - "Золотце..." - это чувство затопило его, и он обнял Эда.