Бабуля летального действия

      Деревенский лось вернулся в таком виде, будто его на тушенку пытались живьем пустить. Без братца, зато конечности все на месте — и то по нашим временам неплохо. Припер с собой каких-то латиносов, еще и с младенцем, етишкина избушка! На отличный аттракцион в качестве бонуса за помощь реднеку им подфартило попасть — как раз грядет обещанный неизвестным долбозвоном третий день. Подзываю Шелдона и велю ему глаз не спускать с мексикашек, а особенно — с их потомства. Плодятся они, как кролики, конечно, но не те нынче времена, чтобы спиногрызами разбрасываться, теперь они в дефиците.       Хорошо, что я все детство провела в трущобах, там у нас латиносов всяких навалом было, поэтому я даже понимаю, что они лопочут. Не всё, правда — мои сверстники, отпрыски нелегалов и иммигрантов из Южной и Центральной Америки, трещали на какой-то невообразимой смеси английского, испанского и португальского, поэтому мое представление о двух последних языках в оригинале весьма смутное.       Сдав семейку на попечение Джонни, иду обратно. Чертовски интересно, куда сгинул Сильвер — уж не добрался ли маньячина и до него, пока тот улики искал, Эркюль Пуаро одноногий, блин-гоблин! И с реднеком недурно было бы потолковать: у него, в отличие, от многих обитателей нашего лепрозория, и глаза, и руки на правильных местах, а не на многострадальной *опе. Признаться, даже обрадовалась возвращению этого оленя, от него польза хоть есть, а то некоторые типа Шелдона в голову только едят, едрит-мадрит.       Пока остальные без толку шарахаются по столовой, отзываю лосяру в сторонку и излагаю ему свои соображения. Поскоблив в макушке, тот соглашается, что маньячина скорее мужик, чем девка, все-таки физическая сила, чтобы вздернуть другого мужика к потолку, нужна. Либо подельники и подельницы, но это уж вообще будет перебор, едрит-мадрит, питомник психов в границах одного лагеря.       — Я бы к хрену с бензопилой присмотрелся, миссис Ди. Шарики с роликами у него давно уже уехали без прощальной записки.       — Хрен с бензопилой? Неужели? Чувак, так преданно кричавший мне «зиг хайль» и построивший такую добротную ср*льню… да быть того не может? — я задумчиво прищуриваюсь. — А не ревность ли в тебе говорит, сын мой? Ну, мозги-то у нас у многих слегка набекрень сейчас… А я бы вообще присмотрелась еще к нашему носителю вселенского добра. Пардон за каламбур, но столько добра — это не к добру! А еще тот хирург, что зомбям в округе аппендиксы режет, меня как-то беспокоит, етишкины пряники.       Пока мы с реднеком прикидывали, где подвесим за яйца нашего тюрьморощенного маньяка шарились по столовой и размышляли, у кого из группы больше шифера съехало, народ, задолбавшийся ждать обличительной речи усвиставшего уже с час назад Сильвера в ожидании Дейла бродил тут же и всячески нам мешал.       Сосуд вселенской доброты изгораздился не только Сильвера на одной ноге не догнать, но и не найти ни в коридорах, ни в камерах и ни в каких иных углах и закоулках казенного дома. Высказав все, что я думаю о футболистах, которых перец на деревянной ноге оставляет глотать миазмы параши пыль на первых же метрах дистанции, собираюсь идти искать трехлапого кроля сама.       Но тут за мной прискакал Шелдон с орущим мексиканским младенцем в охапке в основательно испакощенной срыгиваниями рубашке, еще двое тащились за ним, ухватившись за ремень и кобуру пистолета (он настолько близко к сердцу принял распоряжение не спускать глаз со спиногрызов) и сказал, что ни шиша не понимает, что там лопочут чертовы латиносы. Ругнувшись, пошла выяснять, в чем дело, а когда с моей работой переводчика было покончено, примчался ниггер с квадратными глазами и заорал, что Дейла замочили.       — Вашу ж мать! — рявкнула я и хотела было бежать за ним, но притормозила на полпути, вернулась в свою камеру и выволокла из-под койки на свет божий чехол с моей старой шпагой. Ну, с*чоныш крякнутый, погоди у меня! Мой трехногий жеребец пал! Мой похотливый руко*оп склеил ласты! Ах ты, ондатра ощипанная, злыдень писюнчатый маньяк *опоголовый, ну попадись ты мне!       Я прибегаю в злополучную душевую одной из последних. Слышны ахи, всхлипывания и чьи-то отрывистые ругательства. Кудряшка шериф говорит что-то насчет дежурств. Я мрачно провожу кончиком шпаги по кафелю. На отвратный скрип оборачиваются почти все.       — В общем, так, — говорю я, — пора уже вздрючить одного п…раса, который решил, мать его, что тут у нас гребаный триллер. Сейчас я хочу увидеть каждое рыло, обитающее в этой долбаной обители зла и услышать, где оно, это самое рыло, шаталось в последние пару часов. И если объяснение покажется мне неудовлетворительным, я отрежу кому-нибудь некие незначительные части тела.       Едрит-мадрит, теперь я уже дважды вдова практически.