Привычно обходя дозором свои унылые владения, внезапно резко останавливаюсь, словно налетев на стену, и принюхиваюсь. Как всегда, смердит непроходящим зомбячьим амбре (ну вот что за место для лагеря, ядрен батон, оно для этих тухлоголовых точно медом намазано, никогда эта ср*ная народная тропа не зарастает, хоть бы разок увидеть фиговы заборы без облепившей их мертвечины), на этом фоне слабенько благоухает дворовый сортир, откуда-то несет ароматом человечьих тушек, забывших, что такое регулярные омовения в горячей воде с мылом, но мой нос безошибочно выделяет из мешанины запахов новый, которому тут совершенно не место и не время.
Иду на этот запашок, словно отлично выдрессированная ищейка. Впрочем, я нашла бы их и без запаха, по одному только придурковатому хихиканью. Так я и знала! Какому оленю пришла в его безрогую голову эта тупая мысль — курить косяк, укрывшись
в тени помидоров за корпусом?
— Едрит-мадрит, вы чем это тут занимаетесь, шпана подзаборная?
На меня вытаращиваются две пары очумевших глаз. Ну ладно, Саша, но что бы и лосяра с ней на пару? Ну и на кой-было косяк топтать с видом школоты, застуканной за курением в толчке колледжа?
— Вы что, ядрен батон, с тюремной вышки рухнули… дуть тут… без меня?
Лосяра аж пополам перегибается от хохота, а его шоколадная напарница издает нервный смешок:
— Миссис Ди, я в вас не сомневалась! Но нам уже совсем нечем поделиться… надо ж было так напугать… ядрен батон… — произнеся последние слова, она снова начинает безудержно ржать.
Школота и есть школота. Достаю из лифчика самокрутку. На черный день держала. Хотя куда уж чернее, елочки трухлявые.
— Запас *опу не дерет, сама поделиться могу, етишки-кочерыжки. Лосяра… Дэрил то бишь… поджигай!
Лосяра, продолжая подхихикивать, подносит мне зажигалку. Неторопливо затягиваюсь под ошарашенными взглядами молодого поколения.
— Чего зенки вылупили, точно кот, который гадит в хозяйские тапки? Вы, поди, думали, что и финтифлюхаться вы первые придумали, хах?
Ух, торкнуло неслабо. Давно этой дрянью не баловалась. В последний раз еще до замужества, как и каждый первый в нашем квартале, но опыт-то в клозет не спустишь. Однако молодежь чего-то вообще развезло, помидоры вон прям с куста глодать начали, троглодиты. А лосяра-то, лосяра! Чуть шоколадную девчонку там же в помидорах не завалил, скромник, ядрен батон. Даже зомби у забора, кажись, заторчали, их лица перекосились в ухмылках, а гыргырканье подозрительно напоминает обдолбанный смех.
— Хорошенького понемножку! — гаркаю я. — Ну-ка, подобрали свои ягодицы и вчистили отсюда! Спиногрызы сейчас сюда с Хершем припрутся, нечего тут идиотическими улыбками светить, а то им тоже захочется
, на всех косяков не напасешься. И укуренных мертвяков упокойте на хрен, больно ржут противно.
***
Мне охренительно надоел этот оружейный ниггер-маньяк. Вечно он нудит. То есть подайте, то пить, то, видите ли, сидеть взаперти он не может… Да вашу ж мать, а как я-то не могу уже тут сидеть, тоже поорать, что ли. И какого лешего конопатой *опе понадобилось его сюда тащить? Аха-ха, он когда-то спас папу, а сейчас его черная крыша усвистала в неизвестном направлении и не обещала вернуться, так давайте тут филиал дурдома организуем и снимем римейк «Пролетая над гнездом кукушки», етишкины пряники.
Выхожу подышать свежим воздухом, который теперь всегда, похоже, будет отдавать тухлятиной: эти дохлые засранцы воняют на солнце так, что глаза режет. На спортплощадке какое-то оживление. Некоторое время стою, наблюдаю. Ниндзя малолетние, ядрен батон, резвятся. Надо бы на досуге им пару отличных колющих приемов показать, техники у спиногрызов никакой, конечно.
Куда ж олени-то наши сгинули? Как-то нехорошо свербит у меня в одном месте. Верный признак грядущих гребаных приключений, мой *опный барометр никогда не подводит.
***
Поскольку моя верная мадам Сижу в последние дни упорно намекает, что веселье, етишки-кочерыжки, не за горами (да и без ее сигналов наблюдаю нездоровую исчезательную тенденцию в отношении наших оленей), внутренний голос оживляется и подсказывает мне: самое время припахать ниггера строить ловушки. Хватит ему свои черные ягодицы на параше даром просиживать. А то как бы вместо пропавших товарищей кто другой не пожаловал, природа-то пустоты ведь не терпит.
Иду к нашему оружейному маньяку и решительно отпираю камеру.
— Вот что, олень, есть у меня к тебе дело. Укрепления ты у себя в городке сооружал зачетные, но они все больше от мертвяков. Как насчет аналогичных сюрпризов для живых? Что-нибудь типа хороших растяжек на подходах к этому богом проклятому местечку?
— Бабуля, ловушку сделать — как два пальца… то есть без проблем, но чего именно вы хотите? Я не знаю, на что у вас хватит материалов, и не знаю, какой вам нужен эффект. Без понятия, где ее ставить и вообще, мне нужен план тюрьмы и оружейный склад — тогда, может, что и смастерю толкового.
— Я те дам бабулю, бобер бритый! — прикрикиваю я. — Я женщина в самом расцвете сил, етишкина избушка! Короче, так — все, что мы приперли — в твоем распоряжении, эффект нужен убойный, чтобы задницы всем поотрывало, ставить будем вокруг периметра. А теперь пошли, план тюрьмы я тебе добуду и пару руко*опов на подсобные работы подгоню.
— А как вас звать-то хоть? — вякает ниггер.
— Можешь звать меня запросто —
ваше превосходительство миссис Ди, и на этом церемонию знакомства закончим. Давай-ка ноги в руки — и за работу, а я пойду, пригоню двух балбесов в помощь.
Зову Шелдона и юную обесшляпенную *опу, которая уже закончила тренировки своего
гитлер-югенда детсадовского батальона на спортплощадке.
— Пора нам, олени мои безрогие, всерьез озаботиться обороной. Этот олень черной масти будет в силу своих ярко выраженных наклонностей вредителя руководителем организации нашего квеста для незваных гостей.
