Бабуля летального действия

      Злогребучий вечерок перетекает в долбогребнутую ночку. Лосяра амбарный, который предпочитает, чтобы его называли Дэрилом Диксоном, возвращается с новостями о грядущей войне. Ну вообще зашибись веслом! И чего мы со своим воинством руко*опов и спиногрызов навоюем? Хоть зомби топай вербуй, ядрен батон! Вот ведь Машку Мэри за ляжку, привалило счастья!       И как будто всего этого мало — стоило мне вернуться на свои хреновы нары в надежде хоть до рассвета вздремнуть и увидеть сон, где я загораю на Гавайях, а не взрываю себе мозг, думая, как защитить сие королевство Параши, явился этот Гирд… пенис, что ли?.. и принялся нести какую-то шнягу о своем пылающем сердце.       — Если ты сейчас не уберешь свои тощие ягодицы с моих нар, запылают уже они, причем, буквально, а не фигурально. Упомянутый же тобою орган вообще никак непричастен ко всей хреновасии, которую любят затевать самцы под предлогом бурной любви. Кстати, прислушайся, слышишь — звенит?       — Что звенит? Не слышу, — вякает дедок.       — Странно, что не слышишь. Когда будешь в темпе выходить отсюда, прислушайся получше, м*дозвон писькоименный!       Захлопываю за ним решетчатую дверь. Кому, етишки-кочерыжки, война, а кому — бес в ребро, сперма в голову!       Утро добрым не бывает. Только открываю глаза — и вспоминаю о надвигающейся войне. А не послать ли нам на все буквы алфавита этот казенный дом и не свалить ли отсюда? Какой смысл сражаться за это место, которое вызывает у меня нервную почесуху? То зомби, то маньяки, то война. Оно нам нужно вообще?       Младенец у четы латиносов опять чего-то разорался. У нас тут цельный, ядрен батон, букет этих сопливых цветов жизни, а бойцов — как птичка накакала. Шансов удержать эту шарагу — почти никаких. Только разве ж я кого уговорю подорваться отсюда, все начнут стонать об убежище и поспевающих помидорах и плантации травки, едрит-мадрит. То ли дело свежий воздух, простор, леса, мертвяки… Хорош был последний медовый денек на природе с моим трехлапым кролем. Успели хоть порезвиться напоследок, пока гребаный маньяк не оставил меня дважды вдовой, вот ведь ср*нь господня, а не жизнь.       Что-то там мой лосяра-любимчик ревет, как бык на случке… Вроде как поймал кого-то? Пойду-ка и я полюбуюсь, кто там пожаловал в наше королевство Решетки и Параши… Подхожу — какая-то деваха, довольно грязная и потрепанная.       — Лосярушка… то бишь, Дэрил, свет очей моих, чего ты так орешь? Шпионка, говоришь? Етишкина избушка, этот ср*ный Губернатор нас вообще не уважает, каких-то люмпенов посылает в разведку…       На пару с лосярой разгоняем лишних зрителей.       — Ну, теперь выкладывай все по порядку. Не понравится нам твой рассказ — скормим мертвякам, мы тут уже так развлекались, ага, — мрачно буркает Диксон. Девица несколько картинно закатывает глаза:       — Похоже, бесполезно вам что-то объяснять… Да, я вам могу рассказать о каждом охраннике Вудбери, да и вообще о каждом его жителе и даже о чертовой собаке-пустолайке! Но моя информация устарела не меньше, чем на месяц. Я понятия не имею, что там происходит сейчас. Я ведь уже говорила, что сбежала оттуда. Со мной была подруга… Потом к ней дружок приезжал однорукий. В Вудбери я была убеждена, что он последний м*дак, но он помог нам, а затем мы с ним вполне так мирно общались. Потом на нас бандиты напали. Подругу они захватили, скорее всего, она уже мертва. С тех пор я одна. Сюда вышла случайно. Не веришь? Да и не верь, дело твое. Но если уж возьмешься скармливать ходячим, то хотя бы грохни перед этим. Неохота как-то к ним в гнилые пасти живьем…       — Смотри-ка, Диксон, она как будто твоего единоутробного родственничка описывает — однорукий м*дак, прям в точку, как мне кажется, — хмыкаю я.

***

      Фигову амазонку после допроса отправляем в камеру. Едрит-мадрит, такими темпами мы и казенный дом, глядишь, возродим — нет-нет да и посадим кого в КПЗ. Особо караулить ее некому, поэтому просто заглядываем туда по очереди. И это дает, естественно, свой побочный эффект — туда же может припереться каждый, кому не лень. Сегодня это малолетняя защитница прав зомбей.       — Какими ветрами, интенсивно веющими тут после бобового супа, тебя сюда занесло, юный зомбовед, елочки трухлявые?       Девчонка начинает доказывать мне, что эта мадам не врет, приводя в качестве аргумента просто-таки железобетонный довод — она, мать ее за ягодицу, так чувствует! Не вступая в лишние споры, выпроваживаю спиногрызку. Амазонка сверлит меня угрюмым взглядом:       — Ну и?..       — Дедку раком, мля, нагнули! — рявкаю я. — Вот хрен знает, что с тобой делать. У нас тут война на носу, лишний рот и потенциальный шпион нам нужны как гвоздь в заднице, а просто так в расход пускать мы еще не приучились, добрые мы, едрит-мадрит! С лосярой одним мне нужно потолковать, а уж потом будет тебе «ну и».       Но от проблем новоявленной Зены, королевы без воинов, меня вскоре отвлекают вернувшиеся олени. И их новости что-то совсем не внушают энтузиазма, етишки-кочерыжки. Моего бородатого оленя с бензопилой замочил какой-то м*день одноглазый? Нет, это вообще беспредел. Подайте мне этот выкидыш рода человеческого, и я ему оставшийся глаз вырву и в *опу вставлю, чтобы заглянул, едрит-мадрит, вглубь себя!       Шоколадного зайца только подпортили малость, но он, по крайней мере, живой, и китаец, который кореец, тоже, все-таки какое никакое пополнение к нашему хилому отряду…       — Кругом одни гуманисты да пацифисты, етишкина избушка, — раздраженно ворчу я, когда все наши с лосярой здравые идеи общество отвергает. Да в конце концов — спиногрызов по машинам и в тыл, а самим подождать в лесочке, пока войско одноглазого г*внюка сюда причешет и по *опам им, по *опам! Чего тут трудного?       Надо бы с лосярой все же насчет этой недоделанной шпионки посоветоваться, главное, не забывать его Дэрилом звать… но на «лосяру» он напрасно обижается, это ж я любя. Это, можно сказать, высшее звание в моей иерархии, а вот моржи и их интимные части тела — в самом низу этого табеля о рангах.       — Слышь, Дэрил, надо бы определиться нам, что с амазонкой луковой решим. Кормить и сторожить только для того, чтобы замочить потом, как-то нерентабельно выходит, етишкины пряники.       Лосяра чешет тыковку:       — Я б ее еще подержал под замком. Как-то не улыбается мне, чтоб она ноченькой потемнее ворота Губеру отворила. Не верю я что-то ее песням. Ну да наш источник доброты вернулся — выпустит ведь, поди… А вот засадой я все же займусь. Зря я, что ль, корячился, воронье гнездо сооружал?       Почти нежно улыбаюсь лосяре. Да ты мой луч света… в темной *опе… Приятно, когда в черепушке что-то есть, а то у многих там словно катышек навоза побрякивает лишь, если щелкнуть.       — А я бы ее под конвой — и помидоры собирать, рабы — двигатель средневекового прогресса. А то кормим-поим, а отдачи ноль.