Бабуля летального действия

      День открытых дверей в казенном доме, надеюсь, не будет иметь продолжения в форме визита гребаного Лиха Одноглазого. А то вон сегодня уже парочка потерянных одногруппников, мать их за левую ягодицу, прибрела. И один из этой парочки — прямиком из Вудбери, етишкина избушка. Ко всему прочему, он оказывается тем самым утерянным родственничком лосяры. Откровенно говоря, я бы такую родню тоже потеряла. И даже искать, едрит-мадрит, не стала. Не нравится мне его продувная рожа.       Правда, среди восторженных слюней и соплей мне удается выцепить и полезную информацию: блондинистая подружка краба одноклешневого предположительно знакома с нашей луковой амазонкой и выражает вполне такое горячее желание с той встретиться. Хвала помидорам, похоже, мы наконец-то решим, что делать с этой Зеной, посеявшей всех своих воинов!       — Она в соседнем блоке. Если сейчас в темпе пошевелим копытами, телепортируемся туда за пару минут, едрит-мадрит.       — Прошу прощения, а в какую конкретно сторону следует шевелить копытами, дабы телепортация успешно осуществилась в заданную точку?       Тьфу ты, ешкин-матрешкин, не иначе, как она из той же крючкотворной породы, что и мой Омен хитрозадый.       — Сегодня я ваш копытоводитель, ядрен батон. Двигаем ягодицами, а то скоро обед, если опоздаем — эта прорва Шелдон все оприходует. Жрет быстрее мысли, етишки-кочерыжки, пингвин степной.       Опознание проходит удачно. Ну что ж, и на лосюху бывает проруха. Ошибся внутренний голос моего лосярушки, ну и ладно, зато все живы-здоровы. Держали бы мы изначально маньяческого выпердыша Тома взаперти — глядишь, трехлапый кроль еще бы порезвился со мною на летней травке.       — Сплошной Болливуд нынче тут, ядрен батон, — бурчу я, отпирая камеру. — Ну теперь по кляксе на лоб — и можете плясать свой танец воссоединения утерянных близнецов, етишкины пряники.       — А где я лук свой могу назад получить? — вякает амазонка, — я без него, как без рук.       Шустрая Зена-то, вон уже и лук ей подавай.       — Лук — это не ко мне, хоть лук, хоть чеснок — по части Дэрила Диксона. Будь с ним милой и лосярой не называй — это моя прерогатива — и у вас будет шанс договориться.       Возвращаюсь к остальным, все еще ведущим разговоры со вторым подкидышем. Рожа у единоутробного родственничка лосяры откровенно бандитская, я таких, как он, навидалась, и в нашем нищем квартале в годы веселой юности, и когда мой сынуля, выкормыш гремучей змеи, в адвокаты двинул. Язык у него, конечно, подвешен был правильно, со знанием дела, в отличие от рук, поэтому таких заср*нцев отмазывал от теплого местечка на нарах, что я сама диву давалась. Такое ощущение, что уж этому-то нары точно бы не повредили. По адресу, короче, он пришел в наше парашное царство. А уж приглядывать я за ним буду, тут лосяра может не волноваться. Хватит с нас сюрпризов, ядрен-батон.       — Бабуля, закурить не найдется? — подмигивает мне наглец, когда я по просьбе лосяры остаюсь стеречь бандитское семя: кровные узы нынче не так сильны, как дух гребаного Вудбери, от которого еще не отмылся этот хрен с горы.       — В аду от сковородки прикуришь, если чего выкинуть вздумаешь, ядрен батон, — мрачно предупреждаю я. — А если еще раз меня бабулей назовешь, я тебе покажу искусство вязания морских узлов из подручных предметов навроде всяких никчемных висюлек между ног.       — Тьфу на тебя, старая, — выкатывает на меня зенки мой поднадзорный, — я ж к тебе по-доброму, а ты яйца сразу грозишься в узлы позавязывать. Коли уж не хочешь упоминания своего бальзаковского возраста, так назвалась бы уже чин по чину. Нет бы поступить со мной, как в сказках раньше писали — «в баньке попарить, ужином накормить да спать уложить»… Кстати, как насчет для начала дать мне чего пожрать?       Вот ведь какой олень непонятливый, опять «бабуся»!       — Ты на свой бальзаковский, едрит-мадрит, возраст посмотри, намного ли ты меня моложе, тюлень ты небритый! В сказках раньше еще всяких языкастых приблудышей в печку самих сажали, поди, уже был прецедент, ручку-то на холодец кто оттяпал? Я миссис Ди и не «бабуля», не «старая» и не «старушка», это последнее устное предупреждение, следующее сделает мой дробовик, елочки трухлявые! Все вопросы насчет обедов и помывок к лося… к Дэрилу, етишки-кочерыжки.       — Эх, да вы мне дайте только бритву в руки — я еще на лет на двадцать помолодею, ба… пардон, миссис Ди, — гогочет этот сгусток борзоты. — А полностью-то как величать? Да я гляжу, вы тоже за словом в карман не лезете — может, мы договоримся полюбовно?       Ишь ведь какой неугомонный, понятно теперь, отчего лосяра мой так скуп на слова — этот трепливый хавальник, наверно, просто никогда раньше не закрывался, и у того, бедняги, и практики-то разговорной не было.       — Полностью — ваше высокоблагородие, управляющий королевства ЗамкА и Параши, етишкины пряники! А если мне эпилятор, фен, лифчик «пуш-ап» и косметичку дать в руки — я вообще девочкой-целочкой сделаюсь, ядрен батон! Тебе точно лучше пожрать чего найти, едрит-мадрит, иначе-то ты, видать, не умолкнешь?       Приблудыш ржет, как жеребец:       — Ну тогда я — Верховный жрец Бухла, Князь травки и наркоты, Повелитель всех легкодоступных девочек Америки, идол всех одноруких терминаторов… Но ради вас — зовите просто Мерлом. Вы, мэм, уж не на Бродвее ли свою бурную молодость промотали? А насчет пожрать — весьма здравая мысль, хотя пять минут смеха и заменяют стакан молока, но, ей-богу, охота закусить уже этот набежавший литр молока чем-то посущественнее.       Давно не было у меня плодотворного диалога, остальные тут не рискуют особо выступать, а этот олень борзой породы, сразу видно.       — Моя бурная молодость только начинается, етишкина избушка! С каждым днем молодею, бл*ха-муха, когда смотрю на своих загнивающих конкуренток за забором! Можешь считать, что мне 21, пить, курить и финтифлюхаться уже можно, а остальное — стаж! Среди таких м*дозвонов, как ты, у меня веселые юные годы прошли, от папочки до братьев и соседей, тудыть меня в качель. Пошли уже жрать, наркобарон моржовый!       — О, и мыслей не было усомниться в вашей молодости… это типа как в истории Бена Баттона, что ли? Тогда я, пожалуй, пару годков еще подожду, чтоб вы еще аппетитнее стали, — беззастенчиво продолжает рыготать однорукий.       — Типа опа… Когда стану младенцем, чур, дробовик погремушкой не подменять и поверх стрингов памперс не нахреначивать, ядрен батон. Двигай уже своими ягодицами, а то Шелдон все там приговорит. Когда этот тюлень бесхвостый встает из-за стола — после него остается, едрит-мадрит, только стол.