***
Яри Ярвинен Я скоро потеряю способность удивляться. Такое чувство, будто миссис Ди знает чуть не каждого выжившего, мало того — еще и с каждым успела пуд консервов съесть и сотню зомби уложить. Мужик с арбалетом и ирокезом и паренек с лысой, точно коленка, головой моментально вливаются в наш отряд. Только вот никого мы пока так и не нашли. Спаслась ли Розита? Успела ли уйти? И если успела, то куда? Где ее теперь искать? — Мы здесь еще не были! — Берта тычет пальцем в сторону еще одной улочки, и мы дружно сворачиваем в указанном направлении. Первое, что бросается в глаза — наполовину обрушившееся здание и небольшой завал на дороге. А затем из-за этого дома, пошатываясь, показывается мужская фигура. Порванная одежда в пыли и крови, а на руках — безжизненное тело девушки, ее спутанные волосы мерно колышутся при каждом его неровном шаге. — Мля! — емко произносит миссис Ди, и в этот момент я узнаю мужчину. Именно его тогда арестовывали в порту на наших глазах. Личико девушки настолько перепачкано, что ее я идентифицировать не могу. Да и не очень-то я знаком по большому счету с сопротивленцами… так, мельком видел. Машинально подскакиваю к ним и протягиваю руки, чтобы подхватить девчонку — очевидно, что лидер и сам держится из последних сил. — Что с остальными? — бледнея так, что даже веснушки на лице резко выцветают, неожиданно тонким голосом вскрикивает Берта. Бен (вспомнил, именно так его зовут) устало и безнадежно машет рукой куда-то себе за спину.***
Пока Нептун скорбным взором оценивает потери среди своих падаванов, извлекаю из-за пояса выданную кубинцами рацию и докладываю усатому обстановку. — Петер! — трепетно вздыхает Берта, поглаживая по окровавленному плечу светловолосого шкафоподобного варяга. Правда, на фоне Анестезии и он кажется не таким уж и здоровенным. В глазах Берточки столько экспрессии, что я начинаю всерьез опасаться за булки и этого сына Скандинавии. Хороший экземпляр-то. Жалко портить… Тот нервно дергается и шмыгает носом: — Там это… нужно наших упокоить… — Их надо забрать, — шмыгает в ответ смуглая девчонка. — Нельзя их тут оставлять. — Ты это брось, едрит-мадрит, — обрываю я ее сантименты, — водитель катафалка нынче на выходном, а покуда мы допрем их до яхты на своем горбу, сами можем к мертвому полку присоединиться! Лось гребнеголовый вопросительно смотрит на меня. Мотаю головой: — Не, лосяра, каждый сам дырявит головы своим покойникам. А то потом начнется — плохо дырку провертел, до врат рая не проводил… Варяг и бородатый Оби Ван возвращаются быстро. Берта участливо подхватывает объект своей страсти под локоток: — Петер, ты ранен? Я могу нести тебя! Физиономия бедняги принимает оттенок бледной поганки: — Эээ… Спасибо, Берта, но со мной все нормально. Лучше Роджа помоги допереть. На лице Анестезии — огорчение и вселенское разочарование, но она без возражений взваливает на плечо тушку. Лосяра хватается за арбалет, да и я считаю необходимым заметить: — Чуваки, не хочу вас огорчать, да только ваш коллега… кажись, того… уже первостатейный зомбак, елочки трухлявые. — Он всегда так выглядит, — успокаивает нас Берта. Хромое и кособокое Сопротивление переходит к плановой ретираде. Коняга прет полумертвую школярку, Берта — того оленя, что страшней зомби и атомной войны, вместе взятых, остальные кое-как ковыляют сами. Нептун и варяг просто мрачны, словно готы на попсовой вечеринке, смуглая девка то и дело вытирает нос рукавом, мужик неопределенного возраста припадает на одну ногу и приглушенно матерится, благодаря чему я, к своему удивлению, недурно пополняю запас испанских ругательств. Да он виртуоз, ешки-матрешки, даже ни разу не повторился! Шествие замыкают лосяра с арбалетом и бритая *опа без шляпы с битой. По дороге натыкаемся на нескольких зомбарей не первой свежести и пару горожан, которые, точно тараканы, моментально шмыгают при виде нашей процессии куда-то за угол. Как бы не рванули заколачивать свои тридцать серебренников! Прибавляем ходу инвалидному параду и добираемся до яхты почти без приключений, где нас уже поджидает еще одна упряжка безрогой фауны. Хвала яйцам, эта хоть в полном составе. Но моего сатира среди них нет, как нет и мексиканки с ее рыбой-прилипалой, шоколадной самурайки и нашего Люциферыча. Ну и этого… Кожано*опого голубка с писюном 45-го калибра.***
Секс-машина Такого выплеска адреналина в кровь и мочи в голову я не испытывал со дня чертовой Игры! Своего дружка я пронес сквозь толпу народа без малейших подозрений, даже самый злобный легионер не рискнул сунуться в недра моих знаменитых кожаных штанов, и когда бабахнул оговоренный взрыв, моя милитаристская эрекция, словно чеку, сорвала молнию с ширинки. Какого? Щурясь сквозь застилающий глаза дым, различаю покачивающийся на веревке силуэт. Ну, натуралы, держитесь! Когда мой ствол начинает яростно плеваться свинцом, народ визжит. Прицелиться, конечно, мне не светит, но мои счастливые штаны никогда не подводят, и палач с дыркой в пузе кувыркается со своего рабочего места (ну, а что, достойный конец карьеры… и сразивший его конец тоже вполне такой достойный). Повешенный исчезает без следа, словно его корова языком слизнула. Да я ковбой! Не иначе как перебил веревку! Гордясь собой, перебегаю на другое место. Откуда-то со стороны порта рокочет новый взрыв, а затем начинается бодрая канонада. Неужто Конфетка с кошаками на борту в Черные Бороды подалась? На площади паника, крики, визги, давка и ожесточенная пальба. Кажется, повешенье решили заменить расстрелом? Мой дружок аж разогревается от ответных залпов. Какая-то шишка из руководства городишки трусливо удирает, и мы бьем по самой широкой мишени в его организме. В яблочко! Донельзя довольный и гордый собой и своим верным стволом, собираюсь уже благоразумно ретироваться, потому как погоду изрядно портят свинцовые осадки. Однако, хоть и не без труда, различаю в дыму смутно знакомые ягодицы. Не Джек, конечно, нет… Джековы ягодицы — это лишь несбыточная голубая мечта. Но на эти дела у меня глаз — алмаз. Соратник. Надо бы спасти, а то так и останется валяться тут, не повесят — так затопчут. Пробиваюсь к тушке, проверяю ее жизнеспособность (как-то не улыбается мне потенциального зомбаря на закорках возить) и взваливаю на плечо. Куда бежать, даже вопросов не возникает. Конфетка наверняка увела уже яхту вглубь бухты, когда надо — соображалка у этой проститутины бородатой работает на ура. Тело самурайки подпрыгивает, когда я лихо несусь по задымленным улицам. Таскал я, ясен пень, ягодицы и посексапильнее, но товарищ или там товарка по оружию — это святое. Несмотря на прохладную погоду, моя задница под штанами взопрела так, что яйца варятся практически вкрутую. Надо не забыть подкачаться в тренажерке или подрядиться в баре велогенератор крутить. Один из наших сконструировал, отличная вещь, электроэнергия в наше время из ниоткуда не берется, а тут польза и телу, и делу… — Эй, сын мой, погоди, — пыхтит кто-то за спиной. Оборачиваюсь: это несется святой отец с сатанинской физиономией. — Ну ты и силен бегать. Каким-то спортом раньше занимался? — Танцы, — лаконично отвечаю я. — По большей части — танцы. Поднажмем, ваше преосвященство, уже почти на месте! — Сын мой, но простых священников так не называют, это обращение к епископу, — возражает его дьявольское преподобие. — Произвожу вас вне очереди в епископы, думаю, Римский Папа, где бы они ни был, возражать не станет, — скороговоркой отвечаю я. Задыхаясь, мы добегаем до условленного места сбора. Оттуда уже доносится назидательный голос: — …ты не забыл про соски, Билли? — Нет, дедушка! — Так вот запомни еще… не пытайся при поцелуе, словно удав, заглотить партнершу… и не пихай ей язык в рот, точно бур в мерзлую землю… представь, будто ты облизываешь мороженое… о, наконец-то приперлись, — прерывает лекцию при виде наших потных тушек дедушка, а внучок украдкой корчит гримасу отвращения. — А остальные-то где? — Я уверен, что Конфетка уже пасется в самом безопасном месте в глубине бухты, — пытаясь отдышаться, говорю я. — У нее редкостный инстинкт сохранения своих булок. Когда началась вся эта шняга с восстанием живых мертвецов, она должна была ехать на какую-то конференцию, но в последний момент передумала и поменяла билет, так и оказалась тут, на нашем островке… — Веди нас, Билл, — говорит святой отец. — И да пребудет с нами***
— Идут! — орет мой новый трансвеститный старпом, и сразу же несколько человек едва не переваливаются через борт, высматривая остатки нашей группы. Но если я и Конфетка остаемся более чем удовлетворены увиденным, то финн понуро отходит прочь. Ну да, его зазнобы среди бегущих нет. Мой старый конь, Омен, кожанозадый здоровяк с самурайкиными ягодицами через плечо и наш бесоподобный отче. Ни докторицы Сифолю, ни любителя дикобразов. Впрочем, отсутствие последнего вряд ли бы хоть на йоту опечалило господина Ярвинена, будь тут мексиканочка. — Ну что, все в сборе? — осведомляется Конфетка. — Рози нет… Может, я попытаюсь еще вернуться в город? — жалобно спрашивает финн. — Вдруг ей нужна помощь? — В городе сейчас полный хаос, — отвечает запыхавшийся священник. — Положись на господа, сын мой. — А если она ранена? Что, мы вот так просто уйдем и даже не узнаем, что с ней? — не унимается коняга. — С ней Стивен… — Кто-о? — Стивен, — повторяет святой отец. — Это Снук, что ли? — Ну, вы его называете так. — И что с того? Толку-то от этого… Стивена, — расстроенно буркает финн. — Он позаботится о ней. — Ага, как он это виртуозно умеет… У него только с голой задницей скакать ловко выходит, а все остальное он делает через то самое тыльное место! На бога и то больше надежды при таком раскладе! — Он ее любит, — просто произносит святой отец. Яри вытаращивает глаза: — Да вы шутите, что ли? Откуда ему вообще знать, что такое любовь? Похотливое животное… — Мне так показалось. Разве не ради нее он добровольно пошел в тюрьму? Коняга безнадежно машет рукой. — Я все-таки хочу рискнуть… Мне нужен еще час. Хотя бы час. — Нет у нас часа, — очень тихо говорит местная докторица, поднимаясь на палубу. — Родж совсем плох… да и Рика тоже. Переливание нужно бы… на Капри у нас все-таки вполне приличная больница организована, а что я могу тут? Едва смолкает плач одной Ярославны, как начинается еще одна сольная партия. Заводит ее морской конек, вопрошающий всех и вся, где его некоронованная принцесса. — Да уймитесь вы уже, паникеры, едрит-матрит! С усатым фиделепоклонником твоя акулья дрессировщица! А он чувак с принципами, так что ее невинности ничто не грозит… сексуален, как черт, конечно, елочки трухлявые, но, думаю, один денек она уж как-нибудь продержится, глотая пригоршнями «антивиагру» или там «контрасекс«… — ворчливо отвечаю я и спешу поприветствовать как следует своего сатира. Ну и неплохо было бы послушать рассказ лосяры и *опы об их приключениях. Давненько не виделись. С того самого дня, как я свалила на разведку, а королевство параши в мое отсутствие позорно пало. Морской конек вот только нынче нервный какой-то. Орет, что его сегодня практически повесили, поэтому он ребусы разгадывать не в настроении. Чего ж так психовать-то? Приходится разъяснить подоступнее. Специально для оленей с гипоксией. Тут вдруг при поминании кликухи волкоакульей укротительницы оживляется и Диксон: — Блу? — с внезапной заинтересованностью влазит в разговор он. Теперь морской конек и на лосяру моего волком смотрит, набычившись, будто забодать собрался, хотя пока вроде нечем. Альваро сейчас все равно занят, весь его тестостерон на другое расходуется. — А, так ты еще не забыл объект своих поллюций, — ехидно замечаю я, — наша любительница устраивать барбекю из чумных сограждан запарилась, поди, чьи-то портки стирать после каждого твоего одиночного ночного дежурства на вышке. Чего зенки-то выкатил, едрит-мадрит? Ты всерьез думал, никто не догадывается? Елочки трухлявые, если это был страшный секрет, хули ж ты тогда все стенки сортира Джоэля, да не захлопнутся пред ним ни одни врата клозета на небесах, ее именем исчеркал и сиськами четвертого размера изукрасил? Лосяра сдавленно рычит и наступает мне на ногу. Морской конек принимает приятный оттенок молодой зелени: — Хватит тут невесту мою обсуждать! — злобно сипит он. — Конь ты мой океанический, что-то не припомню я, чтобы твоя невеста связала себя клятвой верности навек… а усы у Сапаты и впрямь секси-секси, так что я на твоем месте не ловила бы ворон своей хлеборезкой. Кстати, совсем запамятовала на волне новых впечатлений… — спохватываюсь я, снова выуживая рацию. Надо бы еще с Джей-Би связаться. На радостях мы тут всем стадом на яхту втиснулись, а она, ядрен-батон, не изобретение полковника Кондома, чтобы до бесконечности тянуться. Недурно бы узнать, где та посудина ошивается, которая всех нас сюда доставила. Я, признаться, о ней почти и забыла на радостях от воссоединения с моей малышкой. Да и не было смысла дергать за пределы городка, покудова мы снятых с виселицы оленей да прочих свободовольцев доморощенных не собрали. За ними все-таки как никак приперлись. — Эй, Джей, мать тебя за ягодицу, Би, прием! Ты где там со своим корытом? Его даже не разнесло в щепки случайным снарядом? Ядрен батон, вот это удача. Знаешь, народ-то дохнет, а на яхте уже пернуть негде. Давай-ка состыкуемся, пока сыны острова Свободы порт дербанят, перегрузим к тебе часть оленей, да вчешем отсюда, чтобы яйца сверкали! Прием, прием, едрит-мадрит!