Бабуля летального действия

      Мы с Дэрилом утомленно тащимся по продуваемой всеми ветрами дороге и вяло переругиваемся на гастрономическую тему: зажарить единственную попавшуюся в наши руки белку или сварить из нее суп. Грозный окрик: «Стоять!» из сгущающихся сумерек едва не заставляет меня из собственных штанов с перепугу выпрыгнуть. Мой спутник моментально вскидывает арбалет, но в кого целиться — совершенно непонятно.       Следующий приказ повергает нас в растерянность: «Леж-а-ать!». Голос звучит весьма агрессивно и нервно. Возможно, на душе у его обладателя изрядно накипело, и лучше бы его не раздражать… На всякий случай мы послушно плюхаемся наземь, дабы усыпить бдительность невидимого психопата.       — Ползти! — утробно ревет незнакомец, и мы с Дэрилом сумрачно переглядываемся. Кажется, вот это уже слишком! Но когда над моим ухом хлопает выстрел, я живо начинаю полировать брюхом дорогу, позабыв о возмущенной гордости.       — Командир, тут какие-то ушлепки ползут! — вдруг бодро докладывает совершенно другой голос.       — Б…ть! И вот так каждый раз, как только я соберусь с этой тупой псиной разучить наконец команды… — бухтит первый голос, и в глаза нам бьет свет фонаря. — Ну-ка, г*нюки, оружие на землю!       Дэрил и не думает подчиняться окрику и без замешательства посылает прямиком в голову громогласного незнакомца арбалетный болт, но тот лишь звонко звякает, сплющившись о сплошную кость черепа ударившись о каску времен второй мировой… если не первой. Кусты с шорохом раздвигаются, и из них на нас строго взирает черное дуло хрен знает какого калибра, но если ЭТО стрельнет — наши ошметки разметает по лесу, и где наши клочки, где — многострадальной белки, даже черти в аду уже не рассортируют.       — Думаете, вы тут самые прыткие, вонючие дезертиры? — презрительно фыркает противник, орошая наши физиономии небольшим ниагарским водопадом слюней. На поводке у него скулит пуделек с обритой, как у новобранца, головой. — Дранкель, на гауптвахту эти два куска г*вна, завтра с утра — военно-полевой суд!       — Есть, командир! — берет под козырек придурковатого вида чувак в обтрепанной до неузнаваемости военной форме образца годов правления незабвенного царя Гороха. Когда он связывает нас и заталкивает в недра какой-то воняющей лежалой тушенкой и грязными портянками боевой машины, по лицу его блуждает ухмылка клинического дебила. Впрочем, его начальник тоже ухмыляется, отчего его слегка выбритую физиономию перекашивает, словно при инсульте. Иисусе, к каким очередным маньякам нам посчастливилось угодить?       Ночь мы коротаем, лежа в виде двух на совесть упакованных коконов на чертовски жестком и холодном полу нашей импровизированной военной тюрьмы. Трупик белки добросовестный Дранкель скрутил не менее старательно, чем наши тушки. Первые несколько часов Дэрил пытается перегрызть или перетереть скрутившие его в батон любительской колбасы веревки, однако в конце концов и он сдается, и остаток ночи только угрюмо сплевывает застрявшие меж зубов нитки.       На рассвете кто-то из подчиненных ненормального начальника играет подъем на губной гармошке, и нас торжественно выносят на военно-полевой суд. При свете дня я опознаю в прикиде пленившего нас психа форму сержанта, но, черт побери, какой армии! После этого надежды на то, что недоразумение прояснится, и нас отпустят, тают на глазах.       — Военное командование в лице сержанта Винтерхальтера требует немедленного расстрела этих дезертиров! — без обиняков объявляет психопат. — Дранкель, Ратценбергер, Фон Фейербах есть возражения?       — Никак нет! — орут, выпучив глаза, два полудурка в касках. Пуделек издает «гафф» с немецким акцентом, тряся бритой головой.       — Отлично. Единогласно!       — Эй, у меня есть возражения! — в ужасе от простоты этого суда воплю я. — Мы мирное население, между прочим!       Сержант смотрит на меня с таким искренним изумлением, словно затрапезный табурет вдруг заговорил и принялся доказывать теорему Пифагора.       — Какое, на х*р, мирное население в годы тотальной войны?       — А с кем война-то? — как-то очень спокойно интересуется Дэрил, продолжая плеваться волокнами раздербаненной веревки.       — Как с кем? С проклятыми китайцами и коммунистами! Разве не они атакуют нас армией гребаной нежити?       — Мы американцы! — кричу я. — Мы не китайцы и даже не коммунисты!       — Непохожи вы что-то на янки, — морщится сержант. — Но так и быть, дам вам шанс. Готовы вступить в доблестную армию под моим командованием?       — Ага! — радостно восклицаю я с зарождающейся надеждой на спасение.       — Х*р тебе в глотку, рядовой! Так точно, твою мать! Надо отвечать: «так точно»!       — Так точно! — хором орем мы с Дэрилом, и Дранкель по знаку сержанта начинает разматывать веревки.       Пока мы валяемся и пытаемся двинуть хоть одной затекшей конечностью, ненормальный военный изучает нас с отвращением на совершенно не арийской краснощекой физиономии:       — Что это за гребаные джунгли для размножения вшей вы развели на своих головах! Разве так надлежит выглядеть солдату доблестной армии освобождения нации от китайско-коммунистических захватчиков, мать вашу? У меня даже Фон Фейербах обрит под ноль! Ибо нех*й! Служебный пес не должен выглядеть, словно гребаный хиппи! Рядовой Ратценбергер, обрить этих ср*ных сыновей цветов!       — Есть, сэр! — орет второй придурок, браво щелкая каблуками ботинок. Господи, и как их тут всех давно не сожрали зомби, с такими-то лужеными глотками?       — Эээ… кстати, как ваши фамилии, рядовые? Мне нужно поставить вас на довольствие, — спохватывается сумасшедший сержант.       — Граймс, сэр!       — Диксон, сэр!       — Вашу мать, где вы берете такие мудреные фамилии, рядовые? Хрен их запомнишь. Отныне вас будут звать Катценелленбоген и Оттовордемгентшенфельд!       — Сэр, я такое не запомню! — пугаюсь я.       — Отставить возражения, рядовой Оттовордемгентшенфельд! — гаркает сержант. — И шагом марш в парикмахерскую! Шире ша-аг! Почему *опа не поет?       Меня машинка для стрижки бравого рядового Ратценбергера с завидной быстротой причисляет к лику бритоголового воинства ненормального сержанта, а вот с Дэрилом находит коса на камень… точнее, лезвие на отращиваемые с доапокалиптических времен космы. Когда машинка в последний раз протестующе взвизгивает и замирает, забуксовав на середине реднековой головы, посреди его черепа остается в аккурат одна полоска этого тщательно взрощенного газончика.       — Что это за гребаный панковский гребень, ты, плевок в душу человечества?! — ревет сержант Винтер-кто-то там, увидав это произведение парикмахерского искусства. — Добрить немедленно! Что значит — машинка сломалась? Пох*й! Зубами выгрызи, если понадобится, но чтобы я этой оскверняющей каждую строчку устава похабщины не видел!       — Ты каску пока надень, — участливо шепчет Дранкель Дэрилу, когда мрачный командир удаляется. — Потом какую-нибудь бритву найдем, закончим…       — А вы что здесь вообще делаете, посреди лесов? — рискую полюбопытствовать я.       — Как что? Двигаемся в столицу.       — На чем?       — Как на чем? — искренне удивляется рядовой. — На новейшей секретной модели танка, вы ж и дуло его видели, и ночь в нем провели.       — И где вы для него горючее берете? — приподнимает бровь Дэрил (да, теперь у него видно — о чудо! — даже брови!).       — Он недоработан, поэтому сам не ездит, — опасливо оглядевшись по сторонам, просвещает нас Дранкель. — Только, чур, никому. Сержант его прям из секретного института какого-то украл… то есть экспроприировал на военные нужды!       — Отставить разговорчики! — орет сержант. — На строевую подготовку марш!       — Интересно, насколько именно этот танк недоработан? — шепчу я своему спутнику. — Стрелять-то он может?       — Будь у меня граната, мы бы это проверили, — задумчиво отзывается Дэрил. — Но чего нет — того нет. В общем, ты того… будь готов, *опа конопатая… рвать когти отсюда надо, покуда нас в этот вермахт окончательно не завербовали.       — Трое в танке, не считая собаки, — истерически хихикаю я. Реднек бросает на меня непонимающий взгляд:       — Трое придурков в танке с такой же придурковатой собакой, ты хотел сказать.       — Да нет, просто вспомнил… Джером написал такое…       — Что, прям про эту секту дула и бритой головы?       — Да нет. «Трое в лодке, не считая собаки». Повесть такая, — поясняю я.       — Чего-то ты мне мозг паришь, конопатый. Причем тут лодка вообще?       — Всем заткнуть хавальники и рассчитаться на «первый-второй»! — голосит сержант, и тему литературы приходится оставить. Или, выражаясь языком нашего нового командира, отставить.       Строевые учения под чутким руководством сержанта мы вынуждены незапланированно прервать на борьбу с мертвыми добровольцами, явившимися на трубный глас нашего сумасшедшего командира. Дэрил методично всаживает болты в гнилые черепушки, ворча, что этот гребаный начальник танкового корпуса не иначе как каждый вечер местные грибы собирает и не выныривает из своих галлюцинаций, где тому и видится тотальная война с китайцами.       — Почему ж он начальник танкового корпуса, Дэрил? — спрашиваю я, втаптывая выданным мне древним армейским сапогом в грязь то, что секунду назад было головой зомби. — У него ж один неисправный танк да двое пациентов психбольницы в подчинении… ну, считая нас, уже четверо.       — И еще собачка дебильная, — напоминает мой спутник, вытаскивая болт из головы упокоенного мертвяка с таким звуком, словно кто-то затычку из ванны выдернул. — У него вместо танка — один корпус, кто ж он еще как не начальник этого ржавого корпуса, мать его?       Затем звучит сигнал к обеду. Сержант пробует свою порцию и гневно требует к себе повара. Дранкель вытягивается перед ним в струнку, подтягивая небольшое пузцо и выпучивая глаза:       — По вашему приказанию рядовой Дранкель прибыл, господин сержант!       — И чем же это ты решил накормить своего командира, каракатица ты облезлая?! — ревет сержант, потрясая своей тарелкой. — Что за за г*вно?!       — Консервы из неприкосновенного запаса, сэр!       — Это же жрать невозможно! По-твоему, мне невелика разница — пасть в бою от зубов коммунистической нежити за свободу нации или сыграть в ящик от отравления гребаными консервами, удристав всю униформу вплоть до сержантских нашивок?!       Дранкель молчит и только все больше таращит испуганные глаза без проблеска интеллекта. Ратценбергер флегматично двигает челюстями, перемалывая свою порцию без всякого выражения на одутловатом лице. И тут гнев сержанта неожиданно выплескивается на всех нас, включая икающего над миской в приступе неудержимой рвоты пуделька:       — Вы, кретины! Это вообще-то шутка была! По-вашему, у сержанта Винтерхальтера нет чувства юмора?!       Ратценбергер давится и начинает гоготать, причем, на его физиономии так и не появляется никаких эмоций. Мы с Дэрилом сдавленно хихикаем. Пудель величайшим собачьим усилием воли преодолевает тошноту и заливисто лает. Сержант успокаивается, и обед дальше идет своим чередом.       — Сегодня мы сменим место дислокации! — торжественно объявляет Винтерхальтер после того, как несъедобные куски так или иначе запиханы во все глотки. — Надо найти бензин для нашего тягача.       Он кивает на потрепанную легковушку. Мы с Дэрилом в величайшем сомнении смотрим на нее и на громаду танка. Сержант точно больной. Как автомобильчик попрет эту многотонную хреновину? Впрочем, бензина нигде в окрестностях все равно найти не удается, и тогда сержант выдвигает новую идею: толкать танк своими силами. Я не успеваю окончательно офигеть, как Дранкель и Ратценбергер привычно впрягаются в какое-то ярмо и даже Фон Фейербах дисциплинированно переквалифицируется в ездовую собаку, влезая в упряжь.       — Живо, живо, ленивые задницы! — покрикивает на нас начальник. Он совсем долбанулся. Может, они тут уже полгода таким манером к столице двигаются? Потопчутся на месте — и на привал? Однако, впрягшись вместе с остальными, вскоре убеждаюсь, что везти так танк вполне реально — он поскрипывает, но катится следом, особенно, когда дорога начинает идти под горку.       — Эта дрянь, похоже, вообще фанерная какая-то, — пыхтит Дэрил, когда танк, бодро громыхая несется за нами. — Остался муляж от каких-нибудь ср*ных ролевых игр, а эти маньяки гнездо в нем свили…       Тут нам удается высвободиться из веревочной сбруи, и мы задаем стрекача в кусты. Танк несется дальше, нагоняя своих незадачливых бурлаков. Крики сержанта постепенно стихают вдали.

***

      Все наши небогатые припасы достались ненормальному экипажу проклятого танка, в качестве компенсации же мы получили лишь по каске да по комплекту доисторической военной формы. Ну и, разумеется, сапоги, благодаря которым на каждой моей ступне образовалась отлично подобранная коллекция мозолей. Вслед нам долго неслись вопли ударенного на голову командира: «Держи шпионов! Лови дезертиров! На них казенное имущество!».       Входим в небольшой городок, чтобы разжиться хоть чем-то съестным. От консервов из неприкосновенного запаса рядового Жранкеля… то есть Дранкеля… до сих пор желудок закручивается в морской узел. Лучше бы этого запаса и впредь не касалась ничья рука.       — Ну что, рядовой Отто-хренпоймикакой-то-фельд, теперь тебе валькирия новое бы прозвище придумала, — веселится мой товарищ. — *опа в каске — неплохо так звучит, а?       — А как бы она тебя назвала? — не без ехидцы интересуюсь я. — Панк-поганка? Лосяра гребенчатый?       — Но-но, ты это брось! Мы с ней договорились, что с кликухами покончено! Дэрил! Дэрил Диксон, бешеного опоссума тебе в равиоли!       — Эй, вы, стоять! — раздается откуда-то сверху раздраженный голос. Как, опять?! Вскидываем головы и любуемся на уютно пристроенный на подоконнике второго этажа ствол пулемета. — Кто такие, что здесь делаете?       — Просто мимо проходили! — огрызается мой спутник. — Нам до тебя и дела нет, вот и ты бы к нам не прискребался!       — Вы уверены, что именно так следует начинать диалог с вооруженным человеком? — строго спрашивает еще более раздраженный голос. — Где вас, идиотов, этому учат? Кого ни встречу — одна и та же история. Сразу дерзят, хамят, пистолетами в меня тычут…       — Лично я арбалетом в тебя потычу, если ты высунешься, — бурчит Дэрил. В окне появляется бледная физиономия в очках, заросшая клочкастой щетиной:       — Вы на прямо поставленный вопрос отвечать умеете? Я, кажется, спросил, кто вы.       — И что тебе дадут наши имена? Сам-то ты не представился.       — Я Джулиан Сент-Андре, — с пафосом произносит очкастый незнакомец. Мы тоже неохотно называем себя.       — Можете подняться ко мне, — милостиво разрешает очередной психопат.       — Спасибо, но, может, как-нибудь обойдемся без чайных церемоний, дела, знаешь ли…       — Ребят, не сердите меня и мой пулемет.       Да что за напасть такая! Один маньяк за другим!       — На лестнице аккуратнее, там мои сторожа привязаны, — безмятежно сообщает этот Джулиан. Может, следовало бы попробовать метнуться под прикрытие других домов, но после недолгой службы у сержанта Винтерхальтера наши ноги — один сплошной кровавый волдырь, и мы угрюмо ковыляем по вонючему подъезду, где от каждой двери рычат и скалятся привязанные зомбаки.       Хозяин встречает нас на пороге. Он довольно-таки молод, плюгав, кучерявые лохмы много месяцев не стрижены (попал бы он в руки к сержанту!), и вообще по виду — типичный ботаник или закостенелый компьютерный задрот, который ничего, кроме мышки, в руках отродясь не держал. Он торжественно пропускает нас в запакощенную донельзя квартиру. Пизанскими башнями высятся грязные тарелки с грозно топорщащимися усами плесени, тут же — какие-то диски, книжки, штабеля комиксов про супергероев, спасающих мир одним суперплевком, целые ящики батареек, продукты разной степени испорченности… Ботаник не без изрядной доли презрения окидывает нас взглядом.       — И вы до сих пор живы? — с нарочитым удивлением спрашивает он. — Что это за наряд для выживания? В таких сапогах только по болотам марш-броски совершать. И каски… что за бред? Вы пересмотрели каких-то фильмов про живых мертвецов, которые выедали свежие мозги? Лучше бы какие-никакие кожаные куртки напялили. Арбалет… выпендреж один, ей-богу. Тоже в каком-нибудь сериале увидали мачо с арбалетом и самим захотелось? Где фляжка с водой? Где минимальный запас медикаментов? Где хоть одна книга? Перед вами расстилается целый мир, полный ценных вещей, а вы влачите жалкое убогое существование… Нет, это поразительно, — он качает головой. — Такое чувство, что выжили одни дегенераты… А с какой стати вы…       Но на этом его тирада резко обрывается, потому как потерявший терпение Дэрил с размаху въезжает ему в сопелку валявшейся тут же среди прочего хлама битой.       — Нудный, прям не могу, — извиняющимся тоном замечает он. — Всегда бесили такие умники. Пошли уже, что ли, пока не очухался. Да, и у пулемета давай чего-нибудь открутим на хрен. Опасно таким оружие в руки давать.       Впрочем, пулемет и так оказывается в совершенно нерабочем состоянии. Похоже, ботаник упер его из какого-то музея. Неизвестно, как это хилое существо доперло до дома сей раритет, где с тех пор его неумолимо пожирала коррозия, но факт остается фактом — последний раз эта хреновина стреляла в прошлом веке.       В квартире ботаника такой невероятный бардак, что специально что-то найти тут невозможно, зато у выхода мой взгляд совершенно случайно натыкается на связку ключиков. А вот нам судьба уже и тачку подогнала! Машину на улице находим почти сразу. Только задрот мог припарковаться по диагонали.       — След ведет на юг, — говорит Дэрил, когда мы, мало-мальски затарившись нормальным шмотьем и едой, покидаем негостеприимный городишко. — Почему-то я уверен, что и валькирия там. Ее не могла не привлечь перспектива позагорать топлесс среди очумелых зомбарей. Она всегда мыслила чертовски практично. Ее бы точно не восхитила идея надрывать пупок на заготовке дров на зиму, бегая наперегонки с волками и медведями.       По дороге к следующему городку нам просто-таки неприлично везет: мы натыкаемся на очередного психа-одиночку, но только уже мумифицировавшегося среди своих запасенных для долгих лет зомборобинзонады сокровищ. Тут мы разживаемся и оружием, и жратвой. Даже первоклассная травка есть, но, конечно, не крепче той, что выращивали мы в тюрьме какая-то наркота находится, я хочу ее бросить, но Дэрил прибирает, заметив, что случаи разные бывают может и пригодиться как минимум для экстренной анестезии. Еда, разумеется — все те же консервы… Такими темпами и цингу можно заработать. Вся надежда на юг, где все растет и цветет круглый год. Должны ж там быть хоть какие-то адекватные общины?       И мы и впрямь натыкаемся на фантастически большое по нынешним временам поселение. Правда, не успеваем мы там хорошенько осмотреться, как начинается конфискация огнестрела. Хорошо, что мы ученые, сразу все припрятали. А потом Дэрил меняет часть пакетиков с белым порошочком на местные деньги и покупает мне в подарок бритву, буркнув, что пора бы уже завязывать трамплин для м*ндовошек над губой отращивать. А заодно он бормочет, что батьки у меня нет… учить некому… надо бы как-то иначе, да он теоретически про бабочек и цветочки с тычинками и пестиками не умеет. Так что оплатит мне визит к профессионалу…       И мы идем ни много ни мало — в бордель! Глаза разбегаются, молния на ширинке расползается… Девочки приветливо улыбаются мне.       — Выбирай, угощаю! — щедрым жестом Дэрил бросает золотые монеты на стойку… как его тут обозвать-то? бордель-рецепшена, что ли? Рыженькая красотка оплетает меня, точно лиана, и в каком-то тумане я поднимаюсь вместе с ней наверх.       — Сегодня совсем нет клиентов, ты первый, — шепчет она мне, щекотя жарким дыханием обритый под ноль череп.       — А что так? — с трудом выговариваю я.       — Там суд на площади… и казнь вроде бы… все собрались смотреть…       — Какая еще казнь? — непонимающе смотрю на нее я. Возможно, если бы я поменьше дрых, отсыпаясь за все предыдущие месяцы, то тоже бы не пропустил такую новость. И как-то она мне не по душе…       — Не забивай голову, милый, — мурлычет девушка.       — Эээ… а как тебя зовут?       — А как тебе нравится?       Ловкие пальчики легко преодолевают незначительную преграду в виде одежды, и мы оказываемся на широкой кровати. Но в тот самый миг, когда я готов распрощаться с девственностью и невинностью, на городок обрушивается чудовищный грохот канонады. Девчонка визжит, а я спешно натягиваю штаны и лечу вниз. Нет, такое могло случиться только со мной — покинуть публичный дом, так и не став мужчиной!