Взлёт и падение в Икебукуро

Майкл старался не привлекать к себе внимания. Но его сложно было не заметить. Один из официантов бодро разговаривал на английском с иностранными клиентами и постоянно поглядывал на него с улыбкой. Он был с виду восемнадцати лет. Агент устроился в самом дальнем углу ресторана с бутылкой виски и угрюмо смотрел в окно. — Что-нибудь ещё? — раздался вежливый голос подошедшего парня. — Нет, благодарю, — ответил Майкл не глядя. Парень забрал его пепельницу, полную окурков, и поставил чистую. Но не ушел. — А вы... случайно не Майкл Сэлвидж? Майкл готов был провалиться сквозь землю, лишь бы не отвечать. Но он коротко кивнул. — Я преклоняюсь перед вашей работой, Сэлвидж-сама, — в голосе юноши слышалась улыбка, — огромная радость видеть вас в Японии. Майкл снова кивнул. Но парень остался стоять. — На самом деле, моя смена уже закончилась... «Да вы издеваетесь...» — подумал агент. — Мне не интересно, — Майкл наконец посмотрел в глаза официанту. Тот оробел и, казалось, был готов заплакать. — Простите… — пролепетал перень и молниеносно ретировался. Агент размял шею и поднялся из-за столика. Пора было возвращаться в номер. Джеки не понимал, откуда это взялось. После порки на него нашло какое-то странное чувство покоя. В этом не было ощущения настоящей радости или счастья. Голова налилась тяжестью, но эта тяжесть была мягкой и какой-то воздушной, будто сахарная вата. Когда проходят боль и слезы, на их место приходит что-то противоположное. Белый, тоже как сахарная вата, Джереми, сколько Джеки его не разглядывал, был дотошно красив. Он, полулёжа сидевший рядом, откинувшись спиной на вертикально поставленную подушку, молчал в глубокой задумчивости. В коридоре послышались шаги, и они оба поняли, что это идет Майкл. И действительно, дверь номера открылась, и мужчина спокойно вошел внутрь, будто ничего не случилось. Он сел в кресло напротив кровати и закурил, периодически поглядывая на них, то на одного, то на другого, будто провинились именно они, и теперь он ждал, что они скажут в свое оправдание. Где-то внутри Джеки поднялось неприятное ощущение страха, но оно не смогло выбраться наружу из-под толстого слоя ваты. Сработал детский защитный механизм, и от нервного напряжения Джеки прыснул и захихикал. Джереми тоже невольно засмелся. Они оба стали пытаться потушить смешок, но от этого он становился ещё сильнее и непобедимее. Каждый раз, когда им, наконец, удавалось затихнуть, они напряженно смотрели в одну точку, крепко сжав расплывающиеся в улыбке губы, а потом кто-то из них не выдерживал, и второй моментально сдавался. Майкл молчал, и молчание мужчины будто выворачивало ситуацию наизнанку, делало её абсурдной. Каждый из них ощущал беспомощность, глупость своего положения. Каждому из них некуда было идти, и никто не хотел уходить, хотя Майкл их не держал. Джереми, будучи старше, осознавал, что это психологическое насилие. Это капкан, ловушка, опасная, жуткая, ядовитая сетка беспринципного и аморального хищника. Джеки, в свою очередь, повернул голову и увидел, что Джереми не смеётся. И тоже перестал. Медленно, на глазах у мальчишки стали появляться слезы. Юное сознание не выдержало и сломалось. — Ну Майкл! Сделай что нибудь, скажи что-нибудь, не будь таким! Мужчина молчал. Тьма продолжала нависать тяжелым клубящимся дымом. Джереми понял, что этого он и добивался. — Ну Майкл! Ну Майкл! — заплакал Джеки. И тогда мужчина, наконец, сделал подзывающий жест и встал. Не задумываясь ни на секунду, с огромным облегчением и радостью, мальчишка выскочил из своего укрытия и рванул к хищнику, падая в его объятия. — Майки! Майки... — блаженно всхлипывал Джеки, — прости меня, прости... Я больше так не буду... Я люблю тебя... Я поеду с тобой в США... Джереми был поражен до глубины души. Такой нечеловеческой, невероятной манипуляции он еще не видел. — Ничего, малыш, — говорил Майкл, прижимая мальчишку к себе и целуя его в макушку. Джереми смотрел на него, он смотрел на Джереми, и они прекрасно понимали друг друга. Чем дольше это длилось, тем чувственней становились их объятия. Джеки напрочь забыл о существовании Джереми. Майкл сел обратно в кресло и мальчишка безропотно последовал за ним, усаживаясь на мужчину сверху. Они стали целоваться. Джереми казалось, что он сходит с ума. Возбуждение было неестественным, неправильным, невозможным. Но когда он ловил взгляд Майкла, на котором скулил и терся Джеки, Джереми вспыхивал. Руки сами тянулись к молнии на брюках, и это было ужасно. Он не хотел делать этого при япошке, он не хотел делать это вообще. Но мысли уйти у него не возникало. Уйти значило выйти из гонки, отказаться от Майкла, а Джереми не собирался сдаваться. Желание к агенту захлестывало его с головой, как штормовые волны. И самое страшное – не оставляло выбора. Парень сильно закусил губу. Ладонь, ослушиваясь хозяина, тёрла напрягшийся член под натянутой тканью. «Ты этого добиваешься? — мысленно спрашивал он у Майкла, — Ты этого хочешь от меня?» Агент улыбнулся ему уголком губ. Джереми застонал и, сдавшись, расстегнул свою ширинку. Раздвинув ноги, он стал дрочить, уже не при Майкле, а для него. Неудивительно, что спустя полчаса он обнаружил себя уже целующимся с Джеки. Майкл перенес мальчишку на кровать и все это дело плавно превратилось в тройничок, в котором у Джереми была роль помощника в ублажении мальчишки. Наверное, такой секс был чем-то вроде интенсивной программы развращения. Одна ночь. Всего одна ночь. Но завтра Джеки проснется уже взрослым. Джереми делал всё это из одной лишь надежды, что среди текучих взаимных ласк, где-то в переменах поз, в мареве сексуальной жажды, Майкл поцелует его. Но этого не случилось.