Взлёт и падение в Икебукуро

Центральный парк Синдзюку был оживлён этим вечером. — Идиот, — тихо сказал Шизуо, имея в виду то ли себя, то ли блоху. Он докурил последнюю сигарету из пачки Изаи, и подумал, что теперь, по сути, его ничего не должно сдерживать. Но ударить Орихару серьёзно у него не поднялась бы рука. Как можно ударить его теперь? Хейваджима чувствовал не злость, а какую-то жгучую бессильную досаду. Тянущее чувство, не находящее выхода. Шизуо изначально чуял подвох, но не хотел об этом задумываться. Правильно, зачем думать, если всё так хорошо? — Кретин, — тихо сказал он, имея в виду то ли себя, то ли блоху. Хейваджима будто находился в ловушке, в клетке из лжи. Изая поймал и окружил его. Информатор сплел гигантский кокон, задействовав всех его друзей, весь его мир. И теперь, чтобы вырваться наружу, надо было всё это сломать. Нет, это не мыльный пузырь. И никакой не оазис. Это самая настоящая западня. Блондин не мог заставить себя вернуться в Икебукуро. Как посмотреть в глаза Селти? Шинре? Касуке? Почему брат решил подыграть Орихаре? Неужели Шизуо выглядит таким несчастным и неудачливым, что на роль любимого человека подойдет кто угодно желающий этого, пусть даже заклятый враг, заработавший доверие обманным путём? — Ублюдок, — тихо сказал он, имея в виду то ли блоху, то ли Касуку. Дети весело бегали по площадке, догоняя друг друга и хохоча. Эти догонялки напоминали их отношения с Изаей. Вот первый убегает от второго, а вот второй его догоняет, хлопает по плечу и убегает сам. И теперь его догоняет первый, будто так было всегда. Вот Шизуо хочет убить Орихару, бегает за ним, а когда настигает, Орихара сам начинает бегать за ним с хихиканьем: «Шизу-чан, ко мне». Нет ничего удивительного в том, что информатор обращался с ним как с собакой. Только сейчас Шизуо увидел себя со стороны, и ему стало ужасно стыдно. Он так легко позволил Изае сблизиться с собой, так запросто назвал их «любовниками», сам пришел, сам залез в постель, сам стал требовать отношений. Так просто на всё повёлся. — Придурок, — тихо сказал он, имея в виду себя. Хейваджима вдруг вспомнил самое начало, когда после срыва в парке, он уснул на диване информатора. Тогда Орихара напился и сел на него сверху, совершенно безумно улыбаясь. Щёки блондина налились краской. Блохе, наверное, было до дури страшно. Интересно, что бы он сделал тогда? Как бы всё повернулось, если бы Шизуо уже тогда понимал, что секс – это не соревнование «кто кого», а просто крышесносно приятная штука, которую люди делают вдвоем? Хейваджима зарычал. Штука была настолько приятной, что сейчас его дико злил тот факт, что он не может вернуться и заняться ею. В памяти всплыли стеклянные, безжизненные глаза блохи, эти дурацкие эклеры, которые он так крепко держал. Хейваджима заскрипел зубами, добела сжимая кулаки. Он снова стал чувствовать себя виноватым, хотя это Изая – тот, кто врал. Постоянно врал. Шизуо просил его не врать, но он врал и врал, и врал, и врал. — ТВОЮ МАТЬ! — рыкнул блондин, и детишки испуганно замерли, обернувшись на него. — Пойдёмте домой, — засуетились их мамы, обеспокоенно поглядывая на Хейваджиму. — Син, Акира, пора по домам, быстрее. Шизуо прищурился и тихо спросил у самого себя: — Я что, настолько ужасен, что сказать мне правду – такая чёртова проблема? Юкио тяжело дышал, прислонившись лбом к стене. В безвольно опустившейся руке он сжимал телефон. За стеной, в кабинете, из которого он вышел ответить на вызов, сидел его отец, воодушевлённый завтрашней встречей со своими сыновьями и внуками. На улице в жёлтом кабриолете ждал Йори, отпросившийся у родителей на месяц пожить в Наха. Им с Тигром предстояло провести тридцать дней только вдвоём, в роскошной съёмной квартире в центре города. Жизнь Ямагучи Юкио, буквально пять минут назад походившая на сбывшуюся мечту, перевернулась, когда он услышал в трубке голос Орихары Изаи. — Юки. Сердце пропустило удар от этой интонации. Информатор впервые говорил открыто, без игр, без жеманства. Так искренне. Так по-настоящему. — Ты прилетишь ко мне? Вдохи давались с трудом, потому что голос Изаи был миксером, который взбивал внутренности в густую однородную кашу. Орихара просил его. Впервые на его памяти этот циничный самовлюблённый манипулятор просил о чём-то. — Сейчас. Пожалуйста. Он понимал, зачем он понадобился Изае. Он понимал, что будет этой ночью. Знал, во что ему это обойдётся. Но он не нашел в себе сил сказать «нет». И поэтому ответил катастрофически неправильно. — Да. Юкио вошел в кабинет, не осмеливаясь взглянуть отцу в глаза. — Я прошу разрешения немедленно улететь в Токио. Кумитё молчал долгую минуту. — Не помню, чтобы у тебя там были какие-то дела, — в его голосе послышалось подозрение. — Это личное, отец, — тихо сказал Юкио, всё ещё не в силах поднять глаза. Послышался тяжелый вздох. — Ты же вернёшься к съезду? Пауза. — Не знаю. Глава клана Ямагучи нахмурился, пристально вглядываясь в побледневшее лицо сына. Красивого, длинноволосого сына. — Это связано, — старик помедлил, — с тем информатором? Сердце пропустило удар. — Да, отец. Кумитё чуть поднял брови. Он говорил очень медленно. — То есть... ты хочешь повидаться с информатором другого клана... в ночь перед съездом, на котором, сам, вероятно, не будешь присутствовать? Ты соображаешь... что ты сейчас сказал? Юкио сглотнул. — Это никаким образом не связано с кланом, клянусь. Старик нехорошо прищурился. — А с чем же это связано, не объяснишь мне? Напряжение в воздухе стало практически материально ощутимой субстанцией. — Это... личное. Кумитё тяжело вздохнул, снимая очки. — Ты знаешь, как я люблю тебя, — голос главы был болезненно ласков. — Скажи мне, ты ведь не бежишь к этому информаторишке по первому зову, Юки? В кабинете повисло долгое молчание. Кулак отца с грохотом ударил по столу. — Старый дурак! Шатен вздрогнул. — И ведь я поверил, что у тебя с твоим мальчишкой, Йори, что-то достойное! Юкио сокрушённо закрыл глаза. Кумитё поднялся с кресла и подошёл вплотную. — Я думал, что ты мужчина со своими слабостями, а ты... Течная сука! Резкая пощёчина обожгла лицо Юкио. Волосы взметнулись, будто испуганная стая птиц. Глава был в ярости. — Назови мне хотя бы одну мужскую причину лететь к нему! Одну мужскую причину! Юкио судорожно сглотнул. — Позорище, — процедил старик с нескрываемой злостью. — Я дал свою фамилию обыкновенной шлюхе. Это было больно. — Прости меня, папа, — еле слышно прошептал шатен. Кумитё вернулся за свой стол и, опустившись в кресло, прикрыл глаза рукой. — Ты всё равно улетишь? Юкио неровно выдохнул. — Да. Несколько минут его отец хмуро смотрел в окно. — Если ты хочешь остаться Ямагучи, ты вернёшься на рассвете, острижёшь волосы и женишься в течение двух месяцев. Тон главы не предполагал пререканий. Ресницы Юкио предательски задрожали. Сердце разрывалось на части. — Я понял. Низко поклонившись, он быстро вышел из кабинета, боясь, что на глазах вот-вот выступят слёзы. Видимо, «мужчина» из него был действительно дерьмовый.