***
Драко даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто стоит за его спиной и на кого так испуганно смотрела Астория. Он кожей чувствовал её присутствие, словно каждая клеточка его организма была настроена на неё. И на удивление, он даже не боялся, медленно оборачиваясь ко входу. Напряжение всех последних дней уже давно достигло своего апогея, поэтому Драко просто хотелось побыть где-то в тишине, желательно наедине с Гермионой, чтобы спокойно всё обсудить и поговорить о том, что произошло. Разумеется, он хотел, чтобы о беременности Астории Гермиона узнала не так. Не случайно услышав их разговор. Но судьба вновь вмешалась и сделала всё по-своему. — Тебя можно поздравить? – холодно поинтересовалась Гермиона, проходя мимо Драко и глядя только на Асторию. — Уже придумала имя? И кто же это? Девочка? Мальчик? Голос когтевранки дрожал, она с трудом сохраняла спокойствие, и последние силы уходили лишь на то, чтобы не поддаться соблазну и не взглянуть на Драко. Сейчас ей необходим был трезвый рассудок. Услышанный разговор всё ещё отказывался усваиваться, но девушка понимала, что Гринграсс сделали много чего за всё время. И ребёнок, невинное и не родившееся дитя не виновато в этом. Но вот при мысли о том, что отцом ребёнка мог оказаться Драко, поселило внутри чувство ледяного холода, словно все внутренности заморозили. — Гермиона, послушай, – начала было Астория, но замолкла под взглядом когтевранки. — Нет, Астория, – делая шаг вперёд, оборвала её Грейнджер, – это ты послушай. Я меньше всего на свете хочу сейчас быть здесь и разговаривать с тобой. Ты вообще последний человек, с которым мне хотелось бы вести диалог. Но раз иначе не выходит, лучше сразу расставить все точки над «и». Судить тебя будет Визенгамот, и ты понесёшь соответствующее наказание, а я очень надеюсь, что пребывание в Азкабане поставит на место ту кашу, что творится в твоей голове. Мне лишь жаль твоего ребёнка, он не заслужил такой матери. И дай Мерлин, чтобы его рождение заставило твоё мировоззрение измениться. Не важно, кто его отец, важно лишь то, что ты сможешь дать этому ребёнку, если, разумеется, тебе позволят оставить его. Гермиона замолкла, переводя дыхание. Один Мерлин знал, как она ненавидела эту девушку. Как же ей хотелось, чтобы этот человек заплатил за содеянное. За всю боль, что испытала Гермиона, за боль Рональда, медленно умирающего в больнице Святого Мунго. За Драко, стоявшего сейчас в метре от неё и не понимающего, что происходит. За Драко, нервозность которого она ощущала даже на расстоянии. Она понимала, что им предстоит долгий и тяжелый разговор, и тот факт, что Драко спал с Асторией, совсем не улучшало положение. — Так вот, — продолжила Гермиона, — я даже не буду скрывать того, что ненавижу тебя, Астория. Но ты уже поплатилась. Нет ничего хуже, чем потеря близкого человека, уж я-то знаю. Надеюсь, что там, где ты окажешься после суда, у тебя будет предостаточно времени, чтобы подумать обо всём происходящем. С этим словами Гермиона развернулась и пошла прочь. Ей хотелось оказаться как можно дальше от этого места и девушки, что стояла сейчас посреди Больничного крыла, держа руки на животе. Животе, в котором сейчас зарождалась новая жизнь. Новая жизнь, отцом которой мог быть человек, которого Гермиона любила больше всего на свете. — Мы ещё вернёмся к этому разговору, — произнёс Драко, взглянув на Асторию и бросился вслед за Гермионой. Он догнал её уже на лестнице, схватил за рукав куртки и прижал к себе. Зарываясь в волосы и вдыхая такой знакомый аромат. Разум уже принял тот факт, что Гермиона жива и вернулась, но теперь на самом краю сознания огромной черной дырой начал просыпаться страх. Страх того, что беременность Астории может всё разрушить, что он потеряет её вновь. И уже навсегда. — Драко, – тихо произнесла девушка, выпутываясь из его объятия и отходя на пару шагов. Сейчас нужно было сосредоточиться, а в объятиях слизеринца это было абсолютно невозможно. – Ты спал с Асторией. Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение неоспоримого факта, который был доказан. Доказан хотя бы тем, что Драко допускал возможность быть отцом ребенка, растущего под сердцем Астории Гринграсс. Он молчал, стоя напротив, не зная, что сказать и как объяснить. Оправдываться было бессмысленно, ведь Гермиона не та девушка, которая будет слушать оправдания. В случае с ней лучше говорить правду, какой бы болезненной она не была. Но Драко боялся, как мальчишка, совершивший проступок и вынужденный признаться о нём родителям. Боялся увидеть разочарование в самых любимых глазах. Боялся причинить боль той, которая и так испытала её сполна. — Мне нет оправдания, – голос слизеринца был на удивление спокоен, хотя всё внутри просто пылало от страха и ужаса. – И я не надеюсь на то, что ты сможешь простить меня. Но, клянусь Мерлином, Гермиона, я не ведал, что делаю. Астория воспользовалась моментом, я думал, что это ты. Да, пусть это звучит как бред умалишенного, но если ты сможешь поверить мне, то прошу тебя… Слизеринец замолк на полуслове, понимая, что не в силах сказать что-то ещё, не в силах оправдать себя и объяснить своё поведение. Никакие благие намерения или стечения обстоятельств в ту ночь не могли исправить того факта, что он спал с Гринграсс. И пусть тогда их отношения с Гермионой могли быть лишь счастливой фантазией, он ощущал вину перед ней, ощущал настолько, что готов был упасть перед ней на колени, вымаливая прощение. А она молчала, глядя на него и не мигая, жадно впитывая каждую черточку его лица, словно видела впервые. Смотрела и понимала, что перед ней стоит тот, кому навеки принадлежит её сердце, тот, ради которого она готова на многое. Тот, кого она может потерять из-за одной ошибки, совершенной им ранее. Да, Драко расторгнул помолвку, но оказаться от своего ребенка он не сможет, просто не имеет права. И будет обязан признать его, как и его мать. Даже не смотря на то, что последней придется провести значительный срок в Азкабане. — Я верю тебе, – и она верила, действительно верила, но что это могло изменить? — Но? — Но если это твой ребёнок, что будет дальше? Я не смогу, Драко. Это же ребёнок, — голос дрогнул, как бы она не пыталась сохранить твердость, не получилось. Страх потерять его вновь завладел с новой силой. Но сильнее был страх того, что она не сможет принять его. Не сможет простить этот проступок. Не сможет понять и принять сам факт произошедшего. Пусть это и не было изменой, не было и как таковым предательством, что-то внутри неё подсказывало, что окажись этот ребенок от Драко, они вновь вернуться к этому разговору и его исход может быть крайне негативным для них обоих. — Нет! – слова вырвались из груди, отражаясь эхом от каменных стен коридора. – Нет, Гермиона. Послушай, всё будет хорошо. Если… Если окажется, что это мой ребёнок, я не отвернусь от него. Я сделаю всё, что будет необходимо для этого малыша, но я не обязан жить с Асторией, если ей вообще позволят остаться с ребенком. Я не хочу и не буду с ней даже ради ребёнка, Гермиона. Она кивнула, делая шаг навстречу слизеринцу и не сопротивлялась, когда его руки крепко прижали её к груди. И что-то внутри оборвалось, напряжение всех последних дней вырвалось наружу сплошным потоком слёз, который было просто невозможно контролировать. Слёзы текли на одежду слизеринца, а беззвучные всхлипы сотрясали её тело. Драко прижимал когтевранку к себе, нежно гладя по спине, мечтая лишь о том, чтобы забрать всю её боль или хотя бы часть себе. Он не понимал, как она могла так долго держаться, как смогла такая хрупкая с виду девушка выдержать такие жестокие испытания судьбы. И восхищался её внутренней силой духа, её волей к жизни и её непоколебимой верой в справедливость. — Всё будет хорошо, – шептал он, целуя Грейнджер в макушку. — Мы со всем справимся, больше ты не будешь одна. — Драко, – сдавленно прошептала Гермиона, поднимая на него заплаканные глаза, – я не смогла, я не смогла дать Рону Прощение. Он умрёт, понимаешь, умрёт потому, что я не силах понять, что виноват не он. Не в силах отпустить злость и обиду. Он умрёт из-за меня. Новый поток слёз заглушил остальные слова, и Драко лишь сильнее прижал когтевранку к груди, не зная, что сказать и как помочь ей. Но прекрасно понимая, что если Гермиона не сможет простить Уизли, то последствия ждут обоих. Магия Прощения слишком древняя и капризная, она карает не только сотворившего зло, но и того, кто пострадал от него. — Мы справимся, – спустя некоторое время наконец произнёс слизеринец, – как бы я его не ненавидел, но Уизли не заслужил смерти. Ты сможешь простить его, мы что-нибудь придумаем, вот увидишь, всё будет хорошо. Девушка всхлипнула, пытаясь вытереть слёзы и молча кивнула, не в силах произнести сейчас хоть что-то. Слабо улыбнувшись Драко, она крепко сжала его ладонь, позволяя увлечь себя вглубь коридора по направлению к лестнице. Им пора было расходиться по гостиным, день был слишком долгий, а ночь, казалось, и вовсе никогда не кончится, а завтрашний сулил новые трудности, которые они просто обязаны были выдержать.***
Они уже вышли к коридору, ведущему к башне Когтеврана, когда услышали позади себя чьи-то шаги, а обернувшись, увидели спешащего к ним Блейза. — Снейп передал записку, на завтра нам отменили занятия, а ещё Дамблдор настоял на том, чтобы все мы ночевали в подземельях. Все уже там, не было только вас, поэтому Снейп отправил меня за вами, – подходя к друзьям, произнёс мулат. – Разумеется, как подчеркнул наш декан, девушки должны ночевать отдельно. Блейз поиграл бровями, многозначительно глядя на двух студентов, Гермиона улыбнулась, ощущая, как тепло разливается внутри. Словно это был обычный вечер, наполненный шутками Блейза в их небольшой компании, и им ничего не угрожало. Стоило лишь вспомнить о грядущем, как улыбка исчезла с губ Гермионы, и она молча последовала за двумя слизеринцами. — Почему вдруг Дамблдор решил, чтобы все были в подземельях? – по дороге к гостиной поинтересовался Драко у Забини. — Видимо, чтобы мы не натворили чего-то, в одном месте за нами следить проще, – пожал плечами Блейз. — Да и Тео нужна поддержка всех, я так думаю. — Что случилось с Тео? – удивленно поинтересовалась Гермиона. Драко переглянулся с Блейзом, понимая, что Гермиона не в курсе о произошедшем. Тяжело вздохнув, он начал рассказывать девушке о смерти отца Тео и о том, что их друг узнал от отца перед его кончиной. Одинокая слезинка скатилась по щеке когтевранки, и Драко смахнул её пальцем. — Какой кошмар, – произнесла Грейнджер, когда они уже подошли ко входу в гостиную Слизерина. – Мне так жаль Теодора. — Ты сможешь сама высказать ему свои соболезнования, – произнес Блейз, а затем подошёл к стене и тихо произнёс пароль. Стена отодвинулась, открывая вид на гостиную, в которой в такой час находилось лишь пятеро студентов с разных факультетов Хогвартса. У каждого в руке было по стакану с янтарной жидкостью, которая явно была ничем иным как огневиски. Теодор сидел на диване между Полумной и Пэнси, сжимая в руках бокал и невидящим взглядом глядя перед собой. Сердце Гермионы сжалось от горя, глядя на Нотта. Несмотря на их тяжелые отношения в прошлом, девушка сопереживала слизеринцу, понимая, какое горе он сейчас испытывал. Тео уже потерял свою мать, а теперь потерял и отца. Когтевранка выпустила ладонь Драко и подошла к дивану, на котором сидел Нотт. Присев на колени, девушка убрала из рук Теодора стакан и сжала его ладони. — Тео, я даже представить себе не могу, каково тебе сейчас, но если тебе будет нужна какая-то помощь, обращайся, я сделаю всё, что в моих силах. Нотт ухмыльнулся, глядя на сидящую перед ним Грейнджер. Кто бы мог подумать раньше, что все они станут друзьями и именно она, Гермиона, приложит руку к их воссоединению с Полумной. — Я подозревал, что ты ненормальная, Грейнджер, – освобождая руку, произнес слизеринец, а затем потрепал подругу по волосам. – Спасибо тебе. И прости меня, за то, что называл тебя грязнокровкой, ведь в итоге я сам оказался полукровкой. Ирония судьбы, не иначе. Гермиона улыбнулась другу, понимая, что уже давно не держит на него зла, да и вряд ли когда-либо держала. — Тео, ты в норме? Когда похороны? – подходя спросил Драко. — Через три дня, – ответил слизеринец и, взяв свой бокал, осушил его парой глотков. Драко кивнул и взял со столика два стакана, передавая один Гермионе. — За Канта, – подняв бокал, произнёс он и пригубил напиток. Все последовали его примеру, отдавая дань памяти отцу Нотта. Гермиона присела возле Пэнси, кладя голову на плечо подруги. — Мне столько нужно тебе рассказать, – произнесла Паркинсон, изучая содержимое бокала. — Я не сомневаюсь, – улыбнулась Грейнджер, сжимая руки подруги. – Я многое знаю, Дамблдор рассказывал мне. Мне так жаль, Пэнс. Гойл, он… У меня нет слов, чтобы выразить это. Пэнси хмыкнула, делая очередной глоток, и слегка скривилась, когда жидкость обожгла горло. — Главное, что всё кончилось, и больше никто не будет убивать студенток, а всё остальное я как-нибудь переживу. — Ты же знаешь, что я всегда рядом, – отчаянно борясь с зевотой произнесла Грейнджер. Паркинсон кивнула, улыбаясь подруге. — Кажется, нашим дамам пора спать, – раздался голос Поттера. Его взгляд был направлен на Джинни, почти уснувшую в кресле. — Пэнс, проводишь их? — Разумеется, – отставляя в сторону недопитый стакан, слизеринка поднялась с места, поцеловала в щёку Блейза и, поманив за собой подруг, направилась к одной из лестниц. — Дамблдор любезно отдал нам спальню старост, там мы вчетвером поместимся. — Спокойной ночи, – подходя к Драко, произнесла Гермиона и, приподнявшись на цыпочки, нежно коснулась его губ своими. Драко нежно улыбнулся девушке, проведя ладонью по её щеке. — До завтра. Гермиона направилась к Пэнси, а за нами последовали Джинни и Полумна. Последняя отказывалась оставлять Тео, но тот настоял на том, чтобы девушка выспалась. Стоило им исчезнуть на лестнице, как улыбка исчезла с лица Малфоя и, повернувшись к друзьям, он взглянул в глаза каждого из низ. — Через три дня похороны отца Нотта, до этого времени мы ничего предпринимать не будем, похороним Канта и после этого покончим с близнецами. Они дали нам неделю, но в этот раз игра будет по нашим правилам. — Ты обещал рассказать нам про свой план, – многозначительно произнёс Нотт, выпрямляясь на диване. — Разумеется, я думаю, вы его оцените, — ухмыльнулся Драко. — Но для этого нам понадобятся люди, готовые пойти против Аврората и слов Дамблдора. — Думаю, я знаю, где найти таких, — улыбнулся Поттер. — Отлично, это начинает мне нравиться, – потирая руки, хмыкнул Блейз. — Игра началась.***
— Гермиона, ты спишь? В тишине комнаты раздавалось тихое дыхание спящих девушек. Рыжая гриффиндорка приподнялась на кровати, вглядываясь в темноту, где стояла кровать Грейнджер. — Нет, – раздался ответный шепот, и когтевранка соскользнула с постели, почти бесшумно ступая по скрипучим половицам. Подойдя к кровати Уизли, девушка залезла на неё, прижимаясь к подруге. – Прости меня, я знаю, что ты хочешь мне сказать. Джинни обняла подругу, незаметно утирая слёзы и осознавая, что за последняя время она плакала намного чаще, чем за всю свою жизнь. — На самом деле я просто хотела спросить, как ты, но раз ты сама начала этот разговор, я хочу тебя попросить. Я понимаю, что заставлять тебя бесполезно, да и просить тоже, но всё же. Я знаю, что поступок Рона ужасен, и даже не смотря на то, что делал он это не по своей воле, оправдания его деяниям нет. Но он мой брат и я не хочу, чтобы он страдал. Я очень надеюсь, что ты сможешь простить его. По-настоящему простить и подарить покой не только ему, но и себе. Я буду благодарна тебе, Гермиона, до конца своих дней. Девушка молча выслушала подругу, понимая, насколько тяжело ей дались эти слова. Она весь вечер думала о Роне и о том, как простить его. У неё были мысли на этот счёт, но для начала нужно было посоветоваться с Дамблдором. — Джинни, я даю тебе слово, что сделаю всё, что будет в моих силах, – горячо прошептала Гермиона. — Правда, Джинн. Всё будет хорошо. Джинни улыбнулась, но была ещё одна вещь, которая терзала сердце гриффиндорки. Видя, как Гермиона целует Драко, Джинни думала лишь о том, сказал ли слизеринец её подруге о беременности Астории. И пусть она обещала Гарри молчать, не могла так поступать с той, что так доверяла ей. — Есть ещё кое-что, — замявшись, произнесла гриффиндорка, – я обещала Гарри, что ничего не скажу тебе, но я не могу молчать. Понимаешь, Пэнси рассказала, что когда она была в Больничном крыле… — Дай угадаю, – Грейнджер перебила подругу, – она узнала, что Астория беременна? — Значит, Драко рассказал тебе. — Что-то вроде того. Я сама услышала их разговор, когда пошла в Больничное крыло, но, как я поняла, он и не собирался скрывать этого. — Ох, Гермиона, – Джинни закусила губу, представляя, что чувствует сейчас подруга. Гермиона лишь пожала плечами. Она сама не особо понимала, что чувствует в связи со сложившейся ситуацией. Злость? Ярость? Обиду? Все эмоции были перемешаны внутри, не давая выделить одну из них. Но что-то подсказывало, что эта ситуация должна разрешиться. Пока не известно, как, но Гермиона приняла для себя решение. Она не откажется от Драко и будет с ним. Будет с ним несмотря ни на что, это решение созрело в ней, и теперь она трепетно лелеяла его внутри, позволяя ему разгореться подобно жаркому костру. — Будем надеяться, что отцом окажется Фред, – прошептала Джинни. – Это больше похоже на правду. Я не хочу верить, что это Драко. — Я тоже, Джинни, я тоже, – спустя несколько минут ответила Гермиона. Девушки лежали молча, держа друг друга за руку и думая каждая о своём, пока их дыхание не выровнялось, а сон окончательно не сморил их.