Колдовская четверка

Вы когда-нибудь испытывали чувство эйфории? Настолько сильное, что, казалось бы, вы парите, в прямом смысле этого слова. Без метлы, заклинаний и прочих магических атрибутов. Просто так, сами по себе. Когда чувство эйфории дарит вам крылья за спиной и вы можете лететь. Лететь навстречу солнцу, навстречу теплому ветру. И совершенно не бояться упасть. Испытывали? Если да, то тогда вы можете понять, КАК чувствовал себя Драко Малфой. Никогда за всю его жизнь ему не было так легко. И хотелось бы, чтобы это мгновение длилось вечно. А ещё лучше, просто взять и прямо сейчас исчезнуть. Исчезнуть, хотя бы на пару часов. Забыться в теплом омуте шоколадных глаз. Именно об этом думал слизеринец, прижимая к груди любимую девушку, а ещё о том, что теперь он мог с уверенностью сказать, что всё будет хорошо, и не важно, что ждёт их дальше, не важно, какие ещё препятствия им готовит Судьба, ведь они пройдут их вместе. Вместе — это будет новый девиз Малфоя, он в этом не сомневался. Где-то совсем близко раздалось вежливое покашливание, и Драко ощутил, как с грохотом возвращается на землю. Отстранившись от покрасневшей до кончиков волос Грейнджер, он обернулся к директору, который с заинтересованным видом разглядывал свои ногти. — О, вы закончили? — поднимая глаза на студентов, поинтересовался профессор. Драко отчетливо слышал, как за спиной тихо рассмеялся Блейз, но в эту минуту ему было совершенно всё равно. Стоящая рядом Гермиона, потупила взгляд. В отличие от Драко, девушка была безумно смущена тем, что целовалась на глазах у директора, но она была не в состоянии удержать в себе эмоции при виде слизеринца, о котором думала всё это время, находясь в разлуке. — Простите, директор, — пролепетала когтевранка. — Ну что вы, мисс Грейнджер, — улыбнулся старый волшебник, — я прекрасно понимаю ваши чувства. Молодость, страсть, любовь — это же так прекрасно. Гермиона готова была провалиться сквозь землю, казалось бы, что ещё сильнее покраснеть ей не удастся, но она ошибалась. Лицо девушки просто пылало огнем. Девушка почувствовала, как сзади кто-то держит её за мантию, и, обернувшись увидела счастливые лица друзей. Пэнси старательно хлопала глазами, страясаясь унять резь в глазах, а Полумна счастливо улыбалась, сжимая руку Теодора. И только глаза Джинни смотрели с болью и словно о чём-то безвольно молили. — Это правда? — глухо произнесла гриффиндорка, переводя свой взгляд с Гермионы на застывшую в кресле Лаванду и тихо всхлипывающую Асторию, — скажите мне, это правда? Это сделали мои братья? Гермиона нервно сглотнула, когда директор прислал ей письмо, в котором срочно просил вернуться в Хогвартс. Она понимала, что ей придется отвечать на вопросы, но надеялась как можно дольше оттянуть этот момент. Поняв, что отвечать придется именно ей и разбить последние надежды Джинни её обязаность, девушка отпустила руку Малфоя и шагнула к застывшей гриффиндорке. — Джинни, — медленно произнесла когтевранка, — я понимаю, вернее нет, я не представляю, что ты сейчас чувствуешь, но я уверена, что ты знала совершенно других Фреда и Джорджа, нежели я. Когтевранка ощутила, как всё тело пробрала дрожь, когда она назвала имена своих мучителей. И не важно, что фактически насиловал её Рон, его девушка не винила, во всяком случае, не так сильно, как зачинщиков, в лице его братьев. Джинни кивнула головой и опустила полные слёз глаза. — Прости, — едва шевеля губами, вымолвила девушка, — это я виновата. Гермионе потребовалась ровно секунда, чтобы осознать слова, произнесенные девушкой и она рванула вперед, сжимая гриффиндорку в своих объятиях. — Никогда, — горячо зашептала Грейнджер, — никогда не смей винить себя в этом, слышишь меня, никогда! Директор, наблюдавший за всей это сценой, вновь восхитился тем, насколько чистой и доброй была душа у Гермионы Грейнджер. И от этого понимания становилось ещё больнее за то, что девушке пришлось пережить. — Кхм, кхм, — прокашлялся профессор, привлекая к себе внимание. Кабинет вновь погрузился в молчание, даже Астория перестала всхлипывать и подняла опухшие глаза на директора. — Я понимаю, что вам многое нужно обсудить, но есть более важные дела, мисс Грейнджер, — глядя в глаза студентки произнёс директор, — я даю вам ровно час на объяснения с вашими друзьями, а потом жду вас здесь. Гермиона кивнула и, взяв Драко за руку, попятилась к двери. — Мисс Гринграсс, — продолжил Альбус Дамблдор, — к сожалению вас я вынужден поместить под стражу, а после передать Министерству Магии. Астория молча выслушала директора. Казалось, её вообще не интересовала её дальнейшая судьба. — Мисс Браун, вам я рекомендую отправиться к мадам Помфри, а уже после, вместе с мисс Уизли и мисс Грейнджер вернуться сюда, — заключил директор и, встав из-за стола, направился к камину. Драко уже намеревался покинуть кабинет, пока его не осенила мысль, что он забыл кое-что важное. Засунув руку в карман и найдя там смятый пергамент, он обернулся к друзьям и помахал запиской. Оказалось, что не только он забыл о её существовании. Поттер стукнул себя по лбу, а Блейз тихонько выругался, Тео округлил глаза и перевёл их на Джинни, которая в свою очередь, с непониманием смотрела на остальных. — Как я мог забыть, — сердито буркнул Малфой и повернулся к директору, — профессор Дамблдор, я думаю, что это должно быть у вас. Я нашёл это в Визжащей хижине, но не успел отдать из-за некоторых событий. Астория вскинула голову, услышав упоминание о хижине, её глаза широко распахнулись, что не укрылось от всеобщего внимания. — Что, узнаешь вещичку, — гневно прошипела Пэнси, отчего Астория резко побледнела и опустила глаза вниз. — Прошу вас, мисс Паркинсон, — строго произнёс директор и, развернув пергамент, вслух прочёл содержимое. — В полночь в Визжащей хижине. Мы вас заберём. С любовью, Д. Уизли. Гарри почувствовал, как стоящая рядом Джинни напряглась и хотел было взять её за руку, но гриффиндорку одернула свою руку и в два шага оказалась возле директора. — Можно, — протягивая ладонь, поинтересовалась она. Директор молча отдал пергамент, после чего гриффиндорка внимательно изучила письмо и вернула его обратно. — Это почерк Джорджа, я уверена, — горько подтвердила девушка, её глаза, только недавно сияющие от не пролитых слёз, сейчас горели холодной яростью. Директор кивнул. Ему и не нужно было подтверждения, он узнал всё ещё со слов мисс Браун. — Прошу вас, идите, — обратился к студентам профессор, — я жду вас здесь, ровно через час. Ученики поспешили покинуть кабинет директора, и лишь Астория осталась неподвижной. Сидя на полу и глядя напротив себя, девушка выглядела настолько подавленной и убитой своим горем, что проходящая мимо Гермиона ощутила укол жалости где-то внутри. Но Драко, крепко державший девушку за руку, словно почувствовав это, ускорил шаг и они молча вышли на лестницу. Тео с Полумной выходили из кабинета самыми последними. Девушка почти переступила порог комнаты, как услышала оклик директора. — Мистер Нотт, — обратился волшебник к слизеринцу, — я чуть было не забыл, задержитесь на пару минут, пожалуйста. — Подожди меня внизу, — глядя на растерянное лицо девушки, произнёс юноша. Полумна кивнула и вышла за дверь. — Мисс Гринграсс, — директор внимательно посмотрел на съежившуюся в уголке Асторию, — подождите меня в другой комнате. Слизеринка встала и на негнущихся ногах прошла во вторую часть директорского кабинета. Девушка находилась в прострации, не отдавая отчёта своим действиям, она лишь выполняла то, что ей говорили. Седовласый волшебник, с горечью в глазах, проводил взглядом слизеринку и повернулся к застывшему около двери Теодору. — Я не буду надолго вас задерживать, мистер Нотт, — тихо произнёс директор Хогвартса, — у меня есть для вас новости и, боюсь, весьма неприятные. Я думаю, вы вкурсе, что перед балом ваш отец навещал меня. И я не надеялся, что мне придется выполнять его просьбу так скоро, но, к сожалению, время всё решает за нас. Вот, возьмите, оно ответит на все ваши вопросы. С этими словами директор протянул юноше конверт, запечатанный фамильной печатью Ноттов. — Карета будет подана в течении получаса, — добавил директор и направился к двери, за которой скрылась Астория, — мне очень жаль, Тео. Слизеринец с непониманием смотрел в голубые глаза Альбуса Дамблдора, но директор лишь грустно улыбнулся юноше и вышел, скрывшись за массивной дубовой дверью. Теодор, не теряя ни минуты, сломал печать и углубился в текст письма, написанный аккуратным, каллиграфическим почерком отца. Дочитав до конца, юноша ощутил, как внутри что-то рухнуло, сердце сдавило невыносимой болью, а в глазах потемнело. Смяв письмо, он бросился к дверям. У него действительно не было больше времени. Время неумолимо тикало, а счет шёл буквально на минуты. Вылетев в коридор, слизеринец заметил одинокую фигуру Полумны, стоящую возле окна. Когтевранка, почувствовав присутствие юноши, обернулась. Её голубые глаза широко распахнулись, когда она заметила, в каком состоянии находился слизеринец. — Что произошло? — вопросительно воскликнула девушка. Нотт покачал головой и молча протянул ей смятый пергамент. Выхватив письмо, девушка быстро пробежалась глазами по строчкам. Её лицо побледнело, а глаза наполнились слезами. — Тео, — протягивая руку к слизеринцу, прошептала она. Нотт лишь вновь помотал головой и, развернувшись на каблуках, быстрой походкой отправился к выходу из школы, оставляя за спиной одинокую фигурку всхлипывающей когтевранки.

***

Юноша сидел в глубоком кресле возле камина, потягивая янтарную жидкость из пузатого бокала. За окном не на шутку разыгралась метель. Стёкла дребезжали под особо сильными порывами ветра, а снежная вьюга, завывая, металась по земле, оставляя после себя толстый белоснежный покров. В коридоре послышались шаги, а следом скрипнула дверь кабинета. Юноша, скосив глаза, увидел, как в соседнее кресло опустилась мужская фигура. — Я знал, что ты вернешься, — медленно протянул Джордж, делая небольшой глоток и смакуя губами напиток, — не желаешь выпить в столь чудную ночь? Фред недовольно покосился на брата и молча призвал из бара ещё один бокал. Наполнив его огневиски, юноша осушил его одним глотком, а затем перевёл взгляд на то место, где ещё недавно лежало тело Дафны. — Семья важнее, — глухо протянул он и опустил пустой бокал на столик, — да, и у меня есть новости. Ты был прав, Астория сдала нас, хотя, если бы ты не убил её сестру, возможно, она бы молчала. Джордж хмыкнул и уставился на пляшущий в камине огонь. Он был совершенно не удивлен новостям брата и продолжал потягивать алкоголь из бокала. Пару минут Фред хранил молчание, наблюдая за братом, но вскоре ему это порядком надоело. — Ты так и будешь сидеть и спокойно напиваться? — воскликнул он. — Нам нужно что-то делать. Теперь, когда они знают, что это мы, нам стоит выступить в открытую, либо бежать. Джордж, со звоном, опустил свой бокал на стол и резко повернулся к брату. — Бежать, — гневно прошипел бывший гриффиндорец, — ты предлагаешь нам бежать? Вот уж не ожидал от тебя такого, братец. — Тогда нам нужно бороться в открытую, — повторил ранее сказанные слова Фред. Джордж вновь хмыкнул и наполнил бокал очередной порцией огневиски. — Ещё не время, — тихонько произнёс он. — А когда будет время? Джордж, взглянув на окно, за которым всё также бушевала метель, и вновь повернулся к брату. В свете камина его голубые глаза полыхнули льдом, от которого у Фреда мурашки поползли по телу. — Грейнджер сдохла, — глядя своему близнецу в глаза проговорил он, — а следом за ней отправится наш малыш Ронни. Ждать осталось недолго, поверь мне. И вновь пригубив из бокала, Джордж принялся что-то напевать себе под нос, поглядывая на пламя камина. Фред встал со своего места и направился к выходу из комнаты. Ему нужно было побыть одному, попытаться осмыслить, когда его брат превратился в столь равнодушного убийцу. — Не пропадай, — раздался голос за спиной. Юноша кивнул, не заботясь о том, увидел ли его жест Джордж, и вышел из помещения. Несмотря на вьюгу, ему нужно было срочно оказаться на улице, чтобы морозный воздух отрезвил его и помог мыслям вновь собраться воедино.

***

Дамблдор внимательным взглядом изучал сидящую напротив девушку, которая, как могло показаться, совершенно не замечала его взгляда, изучая собственные руки. Вот только внутри студентки змеиного факультета, Астории Гринграсс, все кричало и металось, в страхе ожидая, когда директор озвучит её дальнейшую судьбу. — Не мне решать, что делать с вами, мисс Гринграсс, — словно прочитав её мысли, проговорил директор, — но мне, несомненно, хотелось бы услышать всю правду из ваших уст. Девушка испуганно взглянула на директора. Разве она уже не достаточно сказала, что же ещё он ждал от неё? — В ваших же интересах поведать мне все, что может помочь для восстановления полноты картины, — директор словно сканировал девушку насквозь, не моргая и не отводя глаз от растерянного лица. — Я ведь всё сказала, — тихо пробормотала слизеринка. — Так уж и всё, мисс Гринрасс? — задумчиво проговорил старый волшебник. И тут Асторию словно прорвало. Что-то внутри неё окончательно рухнуло, и слова, бурным потоком, полились из её уст. Она поведала директору обо всём. Начиная с дня знакомства с близнецами, их тайных встреч, планов и заканчивая тем, как всё резко изменилось. Как оказалось, что у Фреда и Джорджа огромный долг, и нет средств на его выплату, и то, как они предложили этот, казалось бы, безумный план с вытягиванием денег из Малфоя и Поттера. И рассказывая всё это, слизеринка поняла, какими же дурами они с сестрой были всё это время. Ведь кто они, по сути? Обыкновенные пешки, которые нужны были лишь для выполнения приказов. Слёзы сами выступили на глазах и мокрыми дорожками сбежали по щекам девушки. Открывая свою душу и выпуская наружу все свои грязные тайны, девушка начала осознавать, какое зло они причинили ни в чём неповинным людям. А затем она поведала директору, как в их планы, сама того не желая, вклинилась Гермиона Грейнджер. Как занервничали близнецы, которые поняли из рассказа сестёр Гринграсс, что Малфой не на шутку увлекся новенькой. Астория лишь вспоминала, как отмахнулась тогда рукой, считая, что близнецы зря переживают. А потом произошла та история в магазине братьев Уизли, и к их долгу ещё прибавился огромный штраф за то, что в магазине не было антимагического барьера. Но последней каплей стал разрыв помолвки с Драко, и Дафна, не придумав ничего лучше, наложила Империус на Нарциссу, считая, что этим решит проблему. Но всё пошло прахом. Астория не знала, откуда слизеринец узнал о причастности сестры, но он был непоколебим и обещал расправиться с Дафной, если та не оставит его в покое. И вот тогда-то, Джордж и предложил свой план, позволяющий одним махом избавиться от путающейся на пути когтевранки и заодно отомстить ненавистному младшему брату. За что Джордж так ненавидел Рона, Астория не знала, а Фред отмалчивался, стоило лишь поднять эту тему. Тогда слизеринка не думала, что всё зайдёт так далеко. Для неё это было чем-то вроде игры, ведь она и предположить не могла, что Джордж настолько хладнокровно сможет подойди к своей задумке. Да и любовь к Фреду, мешала девушке трезво оценивать свои поступки. Единственное, чего ей хотелось, это перестать прятаться и показать всему миру, что она любит и что её так же сильно любят в ответ. Слизеринка считала, что помогает своему любимому. Думала, что как только им удастся расплатиться с долгами, они уедут куда-нибудь далеко, где будут лишь они вдвоем. Но, столь радужным планам не дано было сбыться. И теперь, сидя в кабинете директора и рассказывая свою историю, Астория Гринграсс чётко осознала, насколько сильно она была глупа. Профессор Дамблдор молча выслушал душевные излияния студентки и, поднявшись из кресла, подошёл к окну. Он долго смотрел в непроглядную темноту ночи за окном и на вьюгу, чьи порывы заставляли дрожать узорчатые стекла в окнах кабинета. Казалось бы, директор что-то обдумывал и взвешивал, и когда он вновь обернулся, в его глазах читалась стальная уверенность. Астория поняла, что её судьба решена. И не важно, что приговор провозгласят судьи Визенгамота, он будет именно такой, каким его сделает великий волшебник Альбус Дамблдор. —Что же, мисс Гринграсс, — в тишине, царившей в комнате, голос директора прозвучал как гром среди ясного неба, — сказать, что вы меня разочаровали, я не могу ибо то, как вы поступили, достойно большего, чем обычное разочарование. Но, делая акцент на ваше положение, я думаю, что вам удастся избежать Азкабана, но не радуйтесь, поверьте, заключение в стенах родового замка не доставит вам должного удовольствия. — На моё положение? — непонимающе переспросила слизеринка, игнорируя слова о её заключении, — я вас не понимаю, профессор. И вот, уже в который раз, Астория ощутила, как её пронзает изучающий взгляд директора. Альбус Дамблдор что-то прошептал и вокруг девушки засветились бледные голубые лучи. Директор удовлетворенно хмыкнул, и лучи тут же исчезли. — Как я и думал, — довольно проговорил старый волшебник, — вы беременны, мисс Гринграсс. И я только что это доказал. Звон. Оглушающий, разрывающий барабанные перепонки звон, наполнил голову юной слизеринки. Астория вцепилась в подлокотники кресла, стараясь остаться в сознании, хотя, маячившая перед глазами темнота, была более привлекательной. Девушка не слышала, что ещё говорил профессор, так как помимо звона, который, как она считала, никогда не исчезнет из головы, просочилось одно единственное слово: беременна.

***

Карета неспеша ехала по ухабистой дороге. Одинокий пассажир задвинул штору, чтобы внутрь не просачивался лунный свет от вышедшей из-за туч луны. Вьюга успокоилась, оставив после себя лишь плотный ковёр из пушистого снега. Юноша откинулся на спинку сиденья и ослабил узел галстука, несмотря на морозную ночь за окном, от которой не спасали даже согревающие чары в карете, ему было невыносимо душно. Этот день казался просто бесконечным. Стоило лишь расслабиться, подумать, что всё закончилось, как очередная беда постучалась в двери. Дорога до Нотт-Холл занимала не так много времени, особенно, если пользоваться магическим транспортом, но сейчас Теодору казалось, что ей ни конца, ни края. Нервы были натянуты до предела. А в купе с жутким страхом, что охватывал слизеринца, стоило ему лишь подумать о том, что он опоздает, лишь усугубляло положение. Минуты тянулись подобно густому сиропу, а знакомых мест в окне до сих пор не появлялось. Хотелось кричать. Выбраться из душной коробки, вдохнуть морозный ночной воздух, чтобы он проветрил воспалённый мозг, унося со своими ветрами все мрачные мысли. Тео старался не думать о том, что его ожидает по прибытии домой, но мысли, подобно ядовитым щупальцам охватывали усталый разум и подсовывали картинки, одна хуже другой. Пошарив по карманам, слизеринец хотел ещё раз перечитать письмо отца, но не обнаружил его. Решив, что оно могло выпасть, Нотт внимательно оглядел пол кареты, но также не обнаружил своей пропажи. Задумавшись, юноша вспомнил, как ушёл, оставив в коридоре Полумну, в руках которой так и осталось его письмо. Как только перед внутренним взором слизеринца предстала хрупкая фигурка когтевранки, Тео почувствовал, как к страху прибавилось всепоглощающее чувство стыда за столь позорное бегство. А ведь, по сути, так и было. Полумна хотела помочь, поддержать, а он просто сбежал, побоялся показать свою слабость перед девушкой. И вот теперь он едет в этой душной карете один, изводя себя безумными догадками и мрачными думами. Мысли сами собой переместились в школу, к девушке, которую он оставил одну, без объяснений. — Какой же я болван, — выругался Тео. В ту же секунду карета остановилась, с улицы послышалась возня, а следом распахнулась дверь , впуская морозный воздух, о котором так мечтал Теодор. — С возвращением, молодой хозяин, — прогнусавил домовой эльф, одетый в чистую, накрахмаленную наволочку. — Привет, Никс, — Тео потрепал эльфа по голове и направился ко входу в Нотт-Холл. Эльф засеменил вслед за своим хозяином, что-то бормоча себе под нос. Войдя в холл старинного особняка, Тео удивился, что всегда ярко освещенный дом, был полностью погружен в мрак. — В чём дело, — вопросительно проговорил слизеринец, — почему в доме нет света. — Хозяин запретил зажигать свечи, — опуская глаза, прошептал Никс, — хозяину больно смотреть на яркое пламя. Тео мрачно кивнул и направился к лестнице, ведущей на верхние этажи. Идя быстрым шагом по знакомым с детства коридорам, юноша старался настроиться на позитивный лад, но стоило впереди показаться двери, ведущей в отцовскую спальню, как юноша ускорил шаг, почти перейдя на бег. Достигнув своей цели, Нотт затормозил и осторожно взялся за ручку. Старые петли протяжно заскрипели. Перед глазами предстала такая знакомая комната, но только что-то в ней неотвратимо изменилось. И этими изменениями был его отец. Кантакерус Нотт лежал на огромной двуспальной кровати в окружении множества подушек. Освещением комнаты служил небольшой огарок свечи, стоящий на тумбочке в углу комнаты. На негнущихся ногах слизеринец подошёл к ложу и присел на самый край, взяв отца за ладонь, отмечая, насколько та была холодна. — Отец, — хрипло пробормотал юноша. Мистер Нотт приоткрыл глаза и разразился жутким кашлем. — Сынок, — прошептал мужчина, сжимая руку сына, — ты приехал. — Как же я мог не приехать, — горько ухмыльнулся Теодор, — скажи мне, что с тобой? Ведь, мы только виделись на балу, ты ни словом не обмолвился о том, что болен. Кантакерус вновь закашлял, и махнул рукой в сторону тумбочки. Проследив за движением отца, Тео увидел лежащий платок и передал его отцу. Мужчина приложил ткань ко рту, и в то же мгновение, ткань окрасилась в красный. — Мерлин, — выдохнул слизеринец, глядя на окровавленный кусок материи, — отец, что происходит? — Я умираю, сынок, — раздался хриплый голос. И всё. Конец. Оглушающий взрыв в мозгу. Все, что он видел, глаза отца, с маленькими морщинками в углу, улыбающиеся ему так же, как и в детстве.

***

Выручай — комната была залита светом от пылающего камина, а группа студентов сидела возле него на разномастных подушках. А куда ещё было отправиться им, учащимся на разных факультетах и имеющих лишь час на то, чтобы обсудить произошедшие события, да ещё и после отбоя. Гермиона чувствовала взгляд всех собравшихся, который буквально прожигал её. Девушка посмотрела на каждого из друзей по очереди, задержавшись на Лаванде, которая также пошла с ними. Собравшись с духом и открыв было рот, чтобы начать свой рассказ, девушка вынужденно замолчала. Так как в проёме, где находился вход в комнату, возникла Полумна. Девушка выглядела очень расстроенной, а опухшие глаза без слов говорили о том, что их хозяйка только перестала плакать. — Луна, — воскликнула Джинни, вскакивая со своего места и подбегая к подруге. — Что произошло? Где Теодор? Когтевранка промолчала, и, выбравшись из объятий подруги, подошла к камину и уселась позади всех. — Не сейчас, — поняв, что её действия вызвали недоумение проговорила когтерванка и перевела свой взгляд на Гермиону. — Сначала мы должны выслушать Гермиону. Грейнджер сглотнула, ощутив, как напряглась каждая клеточка внутри неё. Руки мелко задрожали, но она старательно пыталась унять свой страх. — Я знаю, — тихо промолвила когтевранка, — вы ждёте моих объяснений... — Да уж, потрудись объяснить, каким мотивами ты руководствовалась, когда решила заставить твоих, к слову, лучших друзей, считать себя мертвой. Да и не только нас! — прервала девушку Пэнси. — Не дави на неё, — осадила слизеринку Полумна. Пэнси замолчала, но сердито уставилась на Гермиону. — Я понимаю, — стала оправдываться Гермиона, — понимаю, что сейчас вы злы, но так было нужно. Когда Джордж усыпил меня, воспользовавшись хлороформом... — А это что такое? — девушку вновь прервали, но на этот раз это был Блейз. — Это такая магловская жидкость, — принялась объяснять Гермиона, — что-то вроде зелья сна. — Ублюдок, — жестко выругалась младшая Уизли. Гермиона взглянула на подругу. Та сидела с идеально ровной спиной и во все глаза смотрела на неё. — Так вот, — продолжила Грейнджер, — когда я очнулась, то оказалась запертой в каком-то старом кабинете вместе с Роном, а дальше... — голос девушки предательски задрожал, — Дальше вы знаете, что произошло. Всё было как в тумане, я пришла в себя уже в Мунго, и все колдомедики твердили, что я чудом осталась жива. Потом пришли родители и Дамблдор. Он сказал, что мне опасно возвращаться в школу, что те, кто это сделал, узнав, что я осталась жива, попробуют закончить начатое, чтобы я не смогла назвать их имена. И что будет лучше, если все посчитают меня умершей. — Даже я, — подал голос Драко. После слов девушки, он ощутил, как внутри него разрастается чувство обиды за то, что они не посчитали нужным сообщить ему правду. Гермиона боялась этого вопроса, она знала, что именно это и скажет Драко, но у неё был готов ответ, который, как она надеялась, заставит слизеринца простить её. — Родители согласились, — глядя в глаза слизеринцу, ответила Гермиона, — по правде, они готовы были тут же отправить меня во Францию, но Дамблдор отговорил их. Я хотела, чтобы ты знал правду, поверь мне, Драко, но профессор, – девушка вдохнула побольше воздуха, прежде чем продолжить, – он сказал, что никто не должен знать. Он сказал, что если ты будешь в курсе того, что я осталась жива, ты не сможешь показать нужные эмоции. Вы все должны были поверить в мою смерть. Девушка опустила глаза, беззвучно заплакав. Она знала, что этим решением причинит боль своим друзьям, но у неё не было другого выхода. Слишком многое, в тот момент, было поставлено на карту. Драко молчал. Он знал, что Гермиона была права, но это не мешало ему ощущать безумную злость, которая, казалось, поглощала его изнутри. Злость на Дамблдора, злость на Уизли, злость на всех, кто был виновен в случившемся. Он ощутил, как к его руке кто-то притронулся и, подняв глаза, увидел заплаканное лицо Грейнджер. — Прости, — почти беззвучно прошептали её губы. Драко сжал её ладонь и, поднеся к губам, поцеловал. — Это уже не важно, — горько проговорил он, — теперь ты здесь. И я больше никуда тебя не отпущу. — Где же ты была всё это время? — раздался голос Лаванды, которая до этого времени молча слушала рассказ. Гермиона вздрогнула, услышав вопрос гриффиндорки и повернулась к друзьям. — Я была у крёстного Гарри, — ответила когтевранка и улыбнулась, увидев как расширились глаза у Поттера. — У Сириуса, — воскликнул мальчик-который-выжил. Гермиона кивнула, наблюдая, как герой Британии ошеломленно открывает и закрывает рот. — Вполне логично, — хмыкнул Блейз, — это самый надёжный дом из всех ныне существующих. Не зря же , в своё время, там хотели сделать штаб Ордена Феникса. Все согласно закивали на слова мулата, а Гермиона ощутила как из груди пропадает мерзкое ощущение, что не покидало её все дни. — Я думаю теперь нужно послушать Браун, ей тоже многое известно, — холодно глядя на девушку, протянул Малфой. Гриффиндорка вздрогнула и поежилась под взглядом блондина, но через секунду начала свой рассказ. Поведав обо всём, что ей стало известно, в том числе и про Непреложный Обет из-за которого она была не в силах попросить о помощи. — Но ведь сейчас ты всё рассказала нам, а до этого Дамблдору и осталась жива, — резонно заметила Уизли. Гермиона поняла к чему клонит подруга и так же поняла, почему Лаванда смогла всё рассказать. Видя замешательство девушки, когтевранка поспешила ей на помощь. — Потому, что заклятие спало, — тихо проговорила она, — они запретили говорить Лаванде, пока не провернут всё, а после Обет просто утратил свою силу, ведь всё задуманное сбылось. — За одним исключением, — подметил Драко, и увидев удивление на глазах друзей, продолжил, — Гермиона не умерла, да и Уизли вроде как ещё жив. От этого «ещё», сказанного таким небрежным тоном, Гермиона почувствовала, как внутри всё съёжилось и задрожала, ведь она ещё не сказала зачем именно её попросил вернуться Дамблдор. И словно подслушав её мысли, раздался тот самый вопрос, которого Гермиона страшилась больше всего. — Интересно, — задумчиво проговорила Полумна, — а почему директор попросил вас вернуться? И вот он. Тот момент, которого она ждала с тех пор, как они вышли из кабинета директора. В помещении возникла тишина. Все смотрели на когтевранку, а она старательно отводила глаза, пока не встретилась с голубыми глазами Лаванды. И глядя на девушку, она поняла, что Браун знает, зачем она тут. Иначе чем ещё можно было объяснить её взгляд, полный немого крика и мольбы. Надежду, проскользнувшую в её голубых, как у Рональда Уизли, глазах. И Гермиона, словно услышала, как Лаванда кричит. Умоляет её спасти то единственное, что ей дорого. Едва заметно кивнув девушке, Гермиона открыто посмотрела в глаза того, чьей реакции боялась больше всего. — Я. Должна. Спасти. Рональда. Уизли, – чётко, почти по слогам произнесла девушка и внутренне сжалась, ожидая, когда разразится адская буря, что уже всколыхнулась в глазах, цвета жидкой стали, принадлежащих Драко Малфою.