Amaryllis

Их дом (у Гарри нет ни сил, ни желания учиться, так что он сошлется на отсутствие лекций и проведет время с мамой) выглядит точно так же, как и выглядел в среду утром. Он не знает, почему ждал, что возникнут какие-то различия, возможно, все дело в том, что он чувствует себя на годы старше после того, как за ночь пережил столько эмоций, что хватило бы на полжизни. Гарри вышел из дома примерно тридцать часов назад, но ему кажется, что он забыл свои ключи вечность назад. Маленькое окошко в двери подмигивает ему теплым желтым светом, когда он стучится. Мама, вероятно, ждет его у порога, потому что она распахивается буквально через две секунды, и парень даже не успевает придумать, что ему сказать. Энн смотрит на него спокойно, положа руку на дверную ручку и пытаясь не выглядеть строго. Она, должно быть, видит в нем что-то: опущенные плечи или опущенные уголки губ, нервно сцепленные пальцы или носки ботинок, выпачканные в земле. Она, должно быть, видит, что с ним что-то не так, потому что первое, что миссис Стайлс делает, – это втягивает его в объятия. - Привет, мам, - успевает Гарри выдохнуть, прежде чем его горло сжимается. – «Я дома», - мысленно добавляет он, мелочь, которую они стали употреблять в речи после ухода отца и до появления Робина, когда они просто существовали втроем в огромном доме. - Привет, детка, - отвечает Энн, и ее голос мягкий, как шелк, и сладкий, как мед, одновременно счастливый и успокаивающий. Ее руки гладят парня по волосам, и он пользуется этим временем, чтобы снова развернуть свои чувства – оглядеться по сторонам и проверить, насколько он может почувствовать себя как дома на данный момент. Его мама пахнет стиральным порошком, которым пользуется, яблочным шампунем, средством для мытья посуды, корицей, ее обычными духами и чем-то, что присуще только ей, что напоминает Гарри об уютных вечерах у камина, Рождестве, когда он помогал ей на кухне, и лете, когда она позволила им с Джеммой ночевать в палатке в саду, а они обнимали ее в благодарность. Парень сразу же закрепляет этот запах в памяти, вырезает его на своем сердце, отчаянно желая не забыть, что бы ни случилось. Мысли Гарри в полном беспорядке, он даже не замечает, что начал плакать, пока свитер его мамы не промокает в том месте, где его лицо прижимается к нему. Мальчик кладет голову ей на плечо, и Энн по-прежнему чуть выше его. В конце концов, он немного отстраняется и вытирает лицо рукавом позаимствованного джемпера – слезы и сопли, – все. - Прости, - хрипит Гарри, и его голос такой хриплый, словно он не пользовался им несколько дней. - Не извиняйся, малыш, - миссис Стайлс берет его за руку и втягивает внутрь, чтобы можно было закрыть дверь. – Ты в порядке? Гарри думает, что было бы не просто объяснить, почему он не в порядке. Ему хочется рассказать маме все, излить душу и, возможно, еще поплакать на ее плече, но он не может, еще не время. У него в ногах лежит целая сумка книг, которые ему нужно изучить все, чтобы понять толком, кто он… что он такое сейчас. - Со мной все хорошо, мам. Я просто, э-э… На самом деле просто очень хотел вернуться домой, - медленно произносит он и знает, что это прозвучало слишком высокопарно, чтобы сойти за достойное оправдание. – Мне жаль, что я пропустил вечер игр. - Все нормально, дорогой, не волнуйся. Тебе надо прилечь на время, ты выглядишь измотанным. Энн проводит пальцами по мешкам под его глазами, неодобрительно на них поглядывая. Парень чувствует себя загнанно: после пяти часов дремы в поезде спать совершенно не хочется. Тем не менее, ему слишком неуютно в ярком свете прихожей, так что он думает, что некоторое время в уединении, подальше от любопытных глаз мамы, были бы кстати. Здесь Гарри весь как на ладони, он не умеет скрывать от Энн никакие секреты, никогда не умел. - Звучит неплохо, - ему удается улыбнуться. Она улыбается в ответ. - Замечательно. Приходи ко мне, как только проснешься, я сделаю тебе гоголь-моголь. Мама смотрит на него с такой любовью и нежностью, как и всегда, но несколько морщинок между бровями, которые появляются всегда, когда она беспокоится, так и не разошлись. Энн целует его щеку и потуже затягивает на себе халат, прежде чем уйти на кухню, шаркая тапочками по полу. Гарри подбирает с пола свои книги и собственное достоинство. Он поднимается по лестнице без остановок, благодаря счастливую звезду, что Робин еще не вернулся с работы. Его комната точно такая же, какой он ее оставил, вплоть до последнего клочка бумаги, скомканного и брошенного на пол после неудачной попытки сделать домашнее задание в среду утром – много веков назад. Едва Стайлс успевает усесться на кровати, как уже знает, что не сможет уснуть сейчас, слишком взвинчен. Вместо этого он стаскивает одеяло, чтобы обернуть его вокруг себя, и достает книги Лиама, аккуратно раскладывая их на прикроватной тумбочке и вздыхая. Парень выбирает одну из них – небольшую и коричневую – Полное руководство по жизни с ликантропией, и таинственную красную книгу тоже берет в кровать. Он слегка успокаивается и открывает томик в мягкой обложке, осторожно касаясь пальцами хрупких пожелтевших страниц. Самая же первая страница заляпана пятнами неопределенного происхождения, но, похоже, что это варенье, а уголки прочих страниц беспорядочно загнуты. Книга выглядит потертой и потрепанной, читанной-перечитанной, но так и должно быть, верно? Гарри изучает первую главу, и ее содержание вводит в легкое уныние, нагружая историческими фактами и датами со времен возникновения оборотней. Вторая описывает то, через что он уже прошел – укус, а также его последствия и первое обращение. Один короткий абзац так и бросается в глаза. Чувство гнева и повышенное восприятие негативных эмоций – очень распространенные симптомы среди новообращенных оборотней. Волку нужно время, чтобы обосноваться в новом теле и стать его частью, борьба с ним приведет только к лишнему волнению и беспокойству. В те смутные, бессонные ночи я счел полезным попытаться разобраться в себе, найти Волка внутри и успокоить его. Очень важно сосредоточиться на положительных сторонах вашей новой сущности и найти людей, которым вы сможете доверить информацию о том, что случилось с вами. Как свидетельствуют многие последние исторические события, описанные в предыдущей главе, каждый из нас может быть орудием добра. Искренне надеюсь, что эта книга будет ступенькой на пути к самопознанию. Держите ее под рукой. Используйте ее. Разорвите ее, если это вас успокоит. Гарри чувствует себя неуютно, пока читает эту жизнеутверждающую психологию книги, но на информации, которую считает полезной и необходимой, он подворачивает страницы. Есть отдельные главы, посвященные обонянию и зрению оборотня, одна подробно рассказывает о возросших силе и мощи и о том, как ими правильно распоряжаться, а в другой сравнивается поведение волков и оборотней. Кудрявый узнает много нового о разграничении территории между оборотнями с помощью запаха и о том, что он может, видимо, легко поднять автомобиль при желании. Это не толстый фолиант, и у Гарри уходит не больше часа на то, чтобы добраться до главы, названной Первое полнолуние. Он замирает, едва завидев эти слова, и выглядывает из окна на темное небо. Сразу же вспоминается лунный календарь, что висел на стене в кухне Луи, – полнолуние ожидается в среду. Среда через шесть дней. Гарри не чувствует, что готов к этому хоть сколько-нибудь. Он читает. Повторяющиеся слова боль и полная трансформация и поверхностные раны плывут перед его затуманившимся зрением. Возможная опасность для людей и животных. Непредсказуемое поведение. Рекомендуется проконсультироваться с опытными оборотнями. Гарри знает, что выжить и проснуться с осознанием того, что не навредил никому, – самая грандиозная задача, и она стоит перед ним прямо сейчас. Книга то рассказывает ему, как сохранить спокойствие и мыслить позитивно, то вдруг советует запереться где-нибудь в уединенном местечке. Желательно при этом использовать металлический ошейник и цепи. Она заканчивается на некоторой ноте ободрения, так же есть пара слов о том, что полная луна практически не влияет на зрелых оборотней, но такие вещи воспринимаются как очень и очень далекое будущее и вообще недостижимое. Стайлс закрывает книгу, бросая на тумбочку к прочим, и трет пальцами виски, затем вцепляясь в волосы. Он испускает низкий звук, похожий на гортанный вой, и он никогда ранее слышал от себя ничего подобного. Отчаяние и страх заполняют все мысли, крася его дальнейшее существование в беспросветный черный цвет, и парню так отчаянно хочется кинуться к маме, вцепиться в ее юбку и рыдать, как он делал, когда был маленьким мальчиком. Гарри сползает вниз по кровати, притягивая уголок одеяла, чтобы вытереть лицо. Он даже не может сосчитать, сколько раз он плакал за последние двадцать четыре часа, и ненавидит тягу к этому. Его эмоции словно катаются на американских горках – в одну минуту он чувствует острое ощущение неизведанной еще власти, новые запахи бьют по обонянию на каждом углу, а кровь стучит в ушах, в другую – он лежит, свернувшись в клубок и обхватив колени, и пытается дышать, несмотря на панику, сдавливающую легкие. На мгновение ему хочется очнуться уже под полной луной. Но Гарри знает наверняка, что тогда его привычная жизнь окончится обычной октябрьской ночью посреди пыльной улицы Холмс Чапела. Ему придется уйти в подполье и превратиться в одного из монстров, о которых дети рассказывают друг дружке шепотом. Медленно, даже сквозь кошмар сновидений, полных его самого с красными глазами и окровавленными руками, Гарри погружается в беспокойный сон. * * * Три часа спустя он сидит на кухне в компании тарелки с тостами с сыром и кружки чая, слишком горячего, чтобы его пить, но парень не чувствует, что ест. Миссис Стайлс пришла разбудить сына и нашла его все еще одетого, полностью укрытого одеялом и беспокойно ворочавшегося из-за кошмара с собственным участием (он в одиночку преследовал в лесу стадо оленей, которые потом оказались группой маленьких детей, которые потом превратились в Лиама, Зейна, Найла и Луи, и все насквозь пропахло кровью). Морщинки из-за беспокойства на ее лице становятся еще глубже, и Гарри чувствует себя из-за этого полным дерьмом. Энн уходит в постель, все еще хмурясь, и наказывает парню подремать потом еще немного, обещая перенести их традиционный вечер игр на завтра. Сейчас в доме стоит полная темнота, свет повсюду выключен, все спят. Гарри сидит на стуле в кухне, видя все в потемках в мельчайших подробностях. Это слишком навязчиво, но он ничего не может с собой поделать, уши машинально напрягаются, прислушиваясь к звукам мягкого дыхания его семьи наверху – источнику спокойствия и уверенности в том, что они живы и ничего плохого с ними не случилось. Несмотря на тьму, перед ним лежит небольшая красная книга, прислоненная к кружке. Парень колеблется, прежде чем открыть ее – цвет обложки еще вызывает из памяти неприятные ассоциации с кровью, которой он никогда не проливал. Однако маленькая серебряная гравюра на лицевой части его все-таки убеждает. Прямо на первой странице крупным шрифтом напечатан заголовок. Товарищи, а чуть ниже еще Руководство для оборотней и их возлюбленных. Стайлс в равной степени потрясен и запутан, но чем больше он читает, тем больше понимает, почему Лиам залился смущенным румянцем, вручая ему это издание. Начальные главы довольно невинны и рассказывают о том, как помочь своему партнеру понять, что быть оборотнем не так уж ужасно, но дальше появляется все больше и больше графических подробностей. В разделе под названием Вязка – мифы и факты Гарри рассматривает сложные рисунки, наклоняя голову в разные стороны и заглядывая под разными углами, и ну да, вау. Дойдя до конца главы, парень все же узнает, что это такое, по большей части это все-таки миф, и кажется, он никогда раньше не чувствовал большего облегчения. Не то чтобы у Гарри был регулярный секс, по крайней мере, не тот его вид, что ему хотелось бы иметь. Он не понимает, зачем Лиам вообще дал эту книгу кому-то вроде него, тем более теперь, когда он стал оборотнем. Причем очевидно, что Пейну до глубины души было неловко это делать. Потом Стайлс задумывается о том, что у него есть привычка начинать активно флиртовать, если ему комфортно в чьей-то компании, но это никогда не заходит так далеко, чтобы привести к чему-то большему. Он ужасен в отношениях, вечно пытаясь угодить во всем партнеру, и это превращается в чистый ад, стоит ему только выйти за рамки. Нет, Гарри – не девственник, просто отношения не для него. У него много раз был секс: и с долгосрочными подружками, и со случайными незнакомцами, но ему никогда это не нравилось. Он никогда не чувствовал себя комфортно, забываясь и наслаждаясь сам, ему всегда надо было постараться сделать все приятным для другого человека. Гарри вообще не хотел об этом говорить. Возможно, ему слегка неловко на самом деле, потому что у него только начался второй год обучения в университете, и если бы не его новоприобретенная волчья сущность, он вполне мог бы проснуться в чьей-нибудь чужой постели, а не в собственной или своего друга Эда. Кудрявый читает дальше, грызя тост и пытаясь отвлечься от описания секса между оборотнями, чтобы сосредоточиться на том, что он успел узнать. Не так много, кстати. Его несколько разочаровывает осознание, что даже обращение в оборотня не сделает его лучше в искусстве любовных ласк. Все, что ему остается, – это взять то, что он может получить. Последние несколько страниц, как и обещало название книги, посвящены товарищам. Это глупо, конечно, но Гарри действительно интересует данный вопрос, и он решает оставить его до поры, пока его мысли разлягутся по полочкам. Он наблюдает за фарами проезжающих машин, подсвечивающих размытые фотографии в рамках на стенах кухни. Тишина в доме утешает, и парень счастлив побыть один, ну разве что в компании своих недавно вылупившихся демонов. Когда Гарри поднимает глаза на грязную посуду, выстроенную в раковине для последующего мытья, он смутно вспоминает, что обещал маме купить вина. Даже если все, чего ему хотелось всего несколько часов назад, – это тепла его родного дома, то теперь идея оказаться на свежем воздухе тоже кажется привлекательной. Парень встает, надевает ботинки и решает идти в Tesco`s. Путь только в одну сторону составит четыре мили, но он использует это время, чтобы подумать. * * * Возвращение в университет проходит менее сюрреалистично, чем Гарри предполагал. Кампус нисколько не изменился за ту неделю, что его не было: кофе в местной кофейне по-прежнему слишком дорогой, а магазинчик-типография, закрывшийся месяц назад, так и не открылся. Он словно и не уезжал. Только листья на деревьях поредели, стали желтыми и падали на землю, устилая дорогу перед ним. Едва он заходит в их квартирку, его сразу же одолевает запах травки, сильнее, чем когда-либо раньше. Эд высунулся из окна кухни, болтая с кем-то с нижнего этажа и лениво потягивая косяк. Он машет Гарри, когда замечает, что тот вошел в комнату. Гарри машет в ответ. Они никогда не использовали много слов для общения, и это было одним из лучших моментов в их дружбе. Его комната тоже осталась без изменений. Он не знает, почему ждал, что она будет перевернута, будто маленький торнадо промчался через нее, подражая тому, что случилось с его жизнью. Стайлс не может поверить, что в действительности всего неделю назад оставил студенческую жизнь, чтобы побыть с семьей, и уже завтра у него лекция в восемь утра. Это пиздец как рано. Его обычная жизнь продолжается, вот только среда становится все ближе. Он старается не думать об этом, так что идет на кухню, чтобы обследовать содержимое своей полки в холодильнике. В понедельник Гарри встает и идет на занятия, сидит два часа на теории социологии, заходит в магазин, чтобы купить некоторые продукты, звонит маме, звонит Джемме и прочитывает одну из книг Лиама от корки до корки. Он почти не ест и отвергает приглашение Джорджа пропустить пару пинт пива в пабе вечером. Опасения переполняют его, и воздух, который он вдыхает, будто сгущается, цементируясь и превращаясь в кирпичи, оседающие в его животе и отягощающие его. А луна спокойно светит на него, такая прохладная и далекая. Если бы Гарри мог, он бы добрался до нее и сорвал ее с неба. * * * В среду он просыпается в четыре утра, и уже знает, что ему будет плохо. Гарри чувствует себя уставшим, а тупая боль поселилась во всем теле вплоть до костного мозга. Когда он встает и ползет в душ, его суставы ноют так сильно, что он шипит на каждом шагу, а горячая вода никак не облегчает его страдания. Парень чуть не плачет, пока моет голову шампунем, – кожа так зудит, что он готов снять с себя скальп. Никто еще не проснулся, на этаже темно и тихо, даже с учетом обостренных чувств Гарри, и он хромает на кухню, чтобы сделать себе чай. Чайник свистит так громко, что он этого свиста у Стайлса едва не трещат кости, а звон кружек в шкафу отзывается в голове как звук гонга. Чай слишком крепкий, тусклый абажур слишком яркий, а сигаретный пепел в пепельнице раздражает нос так сильно, что парень начинает чихать и никак не может остановиться. Когда он возвращается в кровать, его желудок перекатывается внутри, так что Гарри знает наверняка, что ему больше не уснуть, но все-таки старается. Если накрыться одеялом до подбородка, то в комнате становится невыносимо жарко, но так он чувствует себя немного безопаснее – все монстры далеко, он от них спрятался. После семи Гарри прислушивается к звукам за его дверью. Эд и Джеси орут друг на друга из-за чашки кофе, как и всегда они делают, Перри гремит на кухне, вероятно, пытаясь приготовить завтрак на всех. Это, как правило, его работа, но он слишком плохо себя чувствует, чтобы встать, увидеть всех и пожелать им хорошего дня. В восемь часов дверь в квартире захлопывается в последний раз, и Гарри остается в тишине. С его плеч словно груз падает – он может сходить с ума сколько угодно, никого здесь не будет до конца дня. Чем меньше людей, тем меньше он сможет покалечить. В 9:30 Гарри не выдерживает. Его лекция по государству и обществу в самом разгаре – если слегка напрячь слух, то он может слышать голос профессора из соседнего здания даже сквозь стены. В конце концов, парень встает, надеясь, что после пяти часов неподвижной лежки в кровати и бессмысленного сверления потолка взглядом, ему стало легче, но первые же шаги доказывают, насколько он неправ. Конечности будто огнем объяты, и жар, сжигающий внутренности, облизывает и его предплечья, стекая по спине к бедрам. Гарри сжимает зубы, чтобы не закричать, и снова идет в ванную, чтобы принять очередной душ. Он кусает себя раз за разом, и это отвлекает от боли, что поселилась глубже. Затем Стайлс тащит себя на кухню, садится за стол и шипит, когда прохлада деревянной поверхности стула касается ног. Стрелки на часах движутся в темпе улитки, время до восхода луны тянется так медленно, что парень готов рвать на себе волосы. Это слишком жестокий вид пыток, все в нем сгорает, и давление медленно, но неумолимо нарастает. Гарри с самого утра на грани слез, и в глазах пульсирует давление, которое неумолимо поднимается. Наконец, он сдается и позволяет слезам свободно вытекать, тяжко всхлипывая и падая головой на стол. Его блестящая поверхность охлаждает его на некоторое время, замедляя бешеную гонку мыслей и даря ему минутку на рациональные раздумья. Он не может сделать это в одиночку; он не может. Он был так решительно настроен проснуться пораньше, продолжить свой поиск подходящего места. Он хотел уйти подальше и сковать себя цепями перед тем, как весь этот кошмар начнется. Просто сделать это, пройти через свое первое полнолуние и доказать самому себе, что может, что ничего не потеряно. Ничего ему не удалось, да он и не удивлен. Со стоном парень встает. Находит свитер и пару старых тренировочных штанов, на исходе сил распихивает по карманам телефон, ключи и бумажник и уходит, задерживаясь на пороге и провожая квартиру долгим взглядом на случай, если никогда больше ее не увидит. Небо серое и мрачное, предвещающее дождь. Поначалу Гарри пытается повторить собственный путь: доезжает на автобусе до Юстонского вокзала и старается сориентироваться по памяти, но ноги отказываются его нести. Он оседает на землю в каком-то переулке, низко надвигая капюшон на лицо, а дюжины прохожих равнодушно скользят мимо. Многие случайно спотыкаются об него, пинают ногами, но ни один из них не приносит извинений. Сдавшись, Стайлс вызывает такси. Водитель подозрительно смотрит на него, но это не останавливает дрожащего парня, и, морщась от боли, он заползает на переднее сидение. Он не уверен, что знает, куда именно едет, но, тем не менее, дает указания. Они едут, цифры в окошке счетчика растут, а Гарри почему-то чувствует себя преступником в шпионском фильме. Радио играет, а таксист не пытается навязать ему разговор. Но именно сейчас Стайлс не отказался бы от чего-то, что могло бы отвлечь его. Наконец, когда движение вокруг них становится менее оживленным, и кудрявый уже думает, что они, вероятно, двинулись в неправильном направлении, знакомый лес помахивает голыми ветвями за окном. В принципе выглядит это, как и любое другое скопление деревьев за городом, так что он вполне может ошибаться. В любом случае Гарри оплачивает проезд и выходит. Как только спутанные тени зарослей падают на него, он знает, чувствует, что находится в нужном месте. Парень едва волочит ноги и обливается ледяным потом. У него нет ни малейшего представления о том, куда надо идти – нет никаких следов, никаких знаков на деревьях, ничего, что могло бы ему запомниться в дороге с Лиамом на прошлой неделе. Он думает, что может свободно завыть сейчас, но из легких вырывается только сдавленный кашель и тяжелое дыхание. На данный момент его единственной надеждой остается запах, но это настолько слабая надежда, что Гарри на мгновение парализует панический страх. Он не должен был приходить сюда, только не в таком состоянии, не полностью потерянным. Что делать, если он не сможет найти их? Что будет, если он не выберется отсюда к тому времени, когда луна поднимется? Стайлс пытается сосредоточить всю свою энергию, все силы, что у него остались, на том, чтобы вспомнить запах дома и его жителей. Он надеется уловить следы их присутствия в воздухе, низко склоняясь к земле и прислоняясь к коре деревьев. Это скорее инстинкты – он охотник, выслеживающий свою добычу, только от успеха поисков зависит его собственное выживание. Возможно, ему удастся. Гарри с превеликим трудом пробирается вперед и в конце концов падает на четвереньки, чтобы быть ближе к лесной подстилке. Огонь, красный огонь разгорается внутри него, распространяясь вплоть до кончиков пальцев, и парень понимает, что волк захватывает его, принимая боль на себя. Гарри может сказать наверняка, чего зверь хочет от него – быть свободным, править его телом, а не быть притесненным и подавленным; быть животным. Он отказывается подчиняться этому призыву. Парень концентрируется на всем, что может ему помочь сохранить связь со своей человеческой стороной, на всем, что может дать надежду, что Гарри не будет потерян навсегда. Он струится по земле, подобно жидкости или ртути, перетекает, как воды реки, торопящиеся добраться до моря. Его контроль над собой ослабевает каждые несколько секунд, и в эти краткие мгновения он чувствует себя непокорным и свободным, что совершенно опьяняет. Весь мир находится на его ладони. Наконец, наконец, ему удается. Он отталкивается руками от земли, набирает скорость и улавливает запах, который безошибочно принадлежит Зейну. Гарри даже не сосредотачивался на том, чтобы запомнить ароматы оборотней в те несколько часов, что он провел вместе с ними, но этот запах кажется таким знакомым, будто вычерченным внутри него. Влекомый им парень следует по тропе, и по мере движения аромат становится то сильнее, то ослабевает, то снова заполняет его полностью, особенно, когда к нему примешивается запах Луи. Постепенно окружающий ландшафт начинает казаться знакомым, и даже в том, как деревья клонятся от ветра, чудится указание верной дороги. Стайлс полностью исчерпан, не зная, сколько пробежал, сколько времени прошло, и когда он снова возвращается к своей человеческой форме, загоняя сущность волка подальше, его колени подламываются. Парень валится под ближайшее дерево, но это не умаляет его решимости. Когда он действительно видит дом, его сердце взмывает ввысь, а горло сжимается от подступивших слез недоверия. Он все-таки сделал это, так можно же позволить себе немного надежды, что все теперь будет хорошо. Окна горят, как маяк на берегу темного моря. Сделать последние несколько шагов до двери так же легко, как дышать. Наконец, Гарри стучит и прислоняется к косяку плечом. С одной стороны он чувствует странную легкость, с другой же усталость тянет его вниз, и веки закрываются по собственной воле. Струйки пота стекают вниз по спине, но ничуть не охлаждают его горящую кожу. - Гарри, - дверь открывается, и руки Зейна едва успевают подхватить его, когда он спотыкается на пороге. – Ух ты, приятель, выглядишь дерьмово. Гарри кашляет, пытаясь вздохнуть поглубже, впрочем, это нисколько не помогает ему почувствовать, что он больше не тонет. - Да… - Луи! – кричит Зейн, но подбегает Лиам, поддерживая кудрявого дополнительной парой рук. Гарри чувствует крепкую хватку на своих плечах и погружается в комфорт от прикосновений тех, кого он уже знает и кому уже безоговорочно доверяет. Напряжение и боль постепенно оставляют его, и парень закрывает глаза. - Эй-эй, ты в порядке, - руки Малика успокаивающе поглаживают его лицо, и приятно почувствовать прохладные пальцы на разгоряченных щеках. - На самом деле, нет, - хрипло посмеивается Стайлс. - Что здесь... ох. Блять. Гарри немедленно признает его. Даже когда он до смерти вымотан, его сердце взволнованно подпрыгивает. - Привет, Луи, - шепчет он. - Привет, Гарри, - отвечает Луи тем же нежным тоном, что у него изредка проскальзывал в разговорах с Гарри ночью их знакомства. Не то чтобы у оборотня был мягкий голос, хриплый вообще-то, но он как мед для ушей Стайлса. – Давай-ка, давай ложись. Они, спотыкаясь, движутся в направлении, где, по смутным воспоминаниям Гарри, должна быть гостиная. Здесь есть диван, который кажется мягким, как облако, когда две пары рук кладут кудрявого на него сверху. Он чувствует прикосновение нежных пальцев ко лбу. Проверяют его температуру, вероятно. - Ну дерьмо, - бормочет кто-то. Гарри думает, что это может быть Луи. – Охуеть. Стайлс не совсем понимает происходящее. Парни открывают окно и сбивают пламя в камине. Ему на шею кладут прохладное влажное полотенце, а Лиам садится подле и заставляет выпить горячего чаю. Гарри не протестует, когда его перекладывают, как куклу, он просто расслабляется после дней, проведенных на нервах. Даже боль, которая все еще прокладывает свой путь на поверхность, успокаивается немного. Парень чувствует, как к нему подходит Зейн и присаживается на пол рядом с ним. Его запах до сих пор кажется болезненно знакомым. Этот запах – та нить, что привела его к этому месту, и он не собирается ее обрывать. Гарри улыбается. - Зейн хороший, - внезапно выдает его рот без всякого повода и вообще одобрения этого заявления мозгом. – Мне нравится Зейн. - Ты тоже мне нравишься, приятель, - хихикает тот, кладя руку ему на плечо. Язык Гарри кажется таким тяжелым во рту. - Вы дали мне наркотики? Вы не должны были этого делать. - Тебе нужно немного поспать, - отвечает Зейн, умело уходя от его вопроса. – Это будет бурная ночь. Кудрявый не видит ничего плохого в этом плане. Сон на данный момент кажется замечательной идеей. - Верно. Спокойной ночи, Зейни, - бормочет Стайлс, потягиваясь. Через несколько секунд свет гаснет. * * * - Ты накачал меня наркотиками. - Да не делал я ничего подобного. - Ты что-то подмешал в чай, который дал мне выпить. Не лги мне, Лиам. Луи фыркает, и Гарри только сейчас замечает его на подоконнике. Зейн тоже хихикает, и Лиам посылает в их сторону взгляды, потенциально способные заставить цветы увянуть. Все они снова оказались на кухне, и Стайлс, поднявшийся после трех часов дремоты, был просто зверски голоден. Его структура сна определенно сбилась, но все, что его заботило на данный момент, – это бутерброд с ветчиной, крошками от которого он усыпает колени. - Это был обычный чай, Гарри. - Ты хотел сказать успокаивающий чай? – ухмыляется Томмо, и очевидно, что вся ситуация его забавляет. Гарри с трудом подавляет искушение бросить в него салфетку, видимо, потому, что это Луи, и ему может не хватить целой жизни, чтобы научиться понимать его. Или потому, что салфетки просто не способны летать на дальние расстояния. - И он называл меня Зейни, - услужливо напоминает всем Зейн, в пятый раз за последние пятнадцать минут. Стайлс зверски его ненавидит. - Честно, Гарри, - снова начинает Лиам, поднимая на него свои честные щенячьи глазки. – Это просто травы. Возможно, на тебя они довольно крепко подействовали, но это только потому, что ты оборотень. - Или возможно, это были наркотики. - Иди ты, никто не дал бы тебе наркоту. - Нет? Луи вздыхает. - Господи Боже мой, просто добавил каплю лаванды в чай. Это был я. Гарри хмурится. - Лаванду? - Помогает заснуть, - подтверждает Томлинсон, спрыгивая с подоконника, чтобы снова наполнить свою кружку чаем. – На самом деле, это маленькая особенность оборотней. Кудрявый уже собирается ответить ему чем-то очень грубым, но внезапно плечи сильно сводит судорогой, и он забывает, как дышать. Автоматически парень выглядывает наружу. Небо отсвечивает слабым оранжевым светом. Гарри знает, что луна должна взойти около пяти, но он надеялся, что свое влияние на него она будет оказывать только после того, как станет видимой. - Оо, - вздыхает Лиам, - уже? - Мои суставы маленько хрустят, - замечает Зейн, покручивая рукой в разные стороны. А у Гарри яростно пульсирует и дергается мышца на ноге. - У вас, ребята, есть какое-нибудь местечко, где я мог бы переждать все? – спрашивает он. Ему удалось бы, вероятно, продержаться еще несколько часов, игнорируя случайную боль, но и никакого вреда в том, чтобы запереться пораньше, не было. - Тебе не нужно, Гарри, - поворачивается к нему Лиам. – Среди нас троих ты не представляешь опасности, мы сможем удержать тебя от неприятностей. - Нет, я хочу, так есть у вас такое место или нет? - Конечно, - Зейн успокаивающе кладет руку на его плечо. – У нас есть подвал, все в порядке, но это будет намного более болезненным, если сдерживаться в стенах. Ты уверен, что не хочешь… - Я уверен, - обрывает его Стайлс. – Можете показать мне, куда идти? Не говоря ни слова, Лиам и Зейн встают, выводя его из кухни. Они открывают одну из дверей, за которой Гарри еще не приходилось бывать, в самом конце комнаты. Холодный воздух охватывает их, пока они спускаются по чреде влажных скользких ступенек, и у Стайлса волосы на затылке встают дыбом. Стены сложены из такого же ледяного камня, и на них нет ничего похожего на перила или выступы, за которые он мог бы схватиться в отчаянной попытке не сломать себе шею и не свалиться в темноту. После того как пол выравнивается, Гарри фокусируется на активации зрения, но пока все вокруг него скрывается в тени. В конце концов, он различает одинокую дверь на другом конце маленькой квадратной комнатки и шаткий стол, прислоненный к стене. Все остальное – голый камень. - Мда. Малик смеется. - Точно, совсем не Хилтон*. Но нам не сюда, давай проходи. За дверью еще комната, чуть больше размерами. Гарри здесь не по себе, потому что она чертовски сильно напоминает камеру пыток – небольшое зарешеченное окошко под потолком и куча ржавых цепей в углу. От стен исходят волны холода, и парень покачивается. Тупая, пульсирующая боль в правой голени напоминает ему, что в ближайшее время все случится. - Гарри, ты уверен в этом? – Лиам оглядывается вокруг, и его неодобрительный взгляд путешествует по аккуратно сложенной каменной кладке. Гарри понимает, что раз уж весь этот цирк начался с ним, то он абсолютно точно уверен. Это то немногое, что он может сделать, чтобы доказать себе свою небесполезность. - Да. Просто… Скажите мне, если есть что-то особенное, что мне нужно сделать. Он едва замечает руку Зейна, обнявшую его за плечи. Парень чувствует тепло, исходящее от другого оборотня, и оно настолько интенсивно, что согревает его буквально до костей и успокаивает безумную гонку сердца. - Есть цепи, но в них действительно нет необходимости. А свою одежду тебе лучше оставить снаружи. Гарри кивает. - Вы запрете меня? - Мы не… - На двери есть замок? Плечи Лиама опускаются, и он хмурит брови. - Да. - Отлично. Пожалуйста, тогда заприте его, ладно? Лиам и Зейн молча смотрят, как он избавляется от одежды. Гарри делает это медленно, потому что задеревеневшие мышцы неохотно приходят в движение. К счастью, он потерял скромность годы назад, и ему действительно плевать, что парни видят его голым, но его не отпускает желание согреться, так что парень был бы не против провести в своих мешковатых трениках и толстом свитере побольше времени. Гарри также снимает и свои цепочки с кулонами, аккуратно складывая их в карман, чтобы не потерялись. Он сваливает все это на стол в первой комнате, не утруждая себя тем, чтобы сложить вещи. Парни вежливо отводят от него взгляды, когда он идет назад. Это заставляет Стайлса слегка улыбнуться. Как только он садится в углу напротив цепей – на всякий случай – сразу же чувствует, как кожа пристает к ледяному влажному камню, и щипы холода проникают под нее. Кажется, что суставы и мышцы цепенеют еще больше от контакта с холодной поверхностью, и парень воображает, что с головы до ног покрыт кристалликами льда. Зубы начинают стучать спустя несколько секунд, и Гарри обнимает свои дрожащие колени, чтобы сохранить хоть немного тепла. - Не хочу оставлять тебя вот так, - говорит Лиам несчастным голосом. Гарри пытается улыбнуться ему, но выходит гримаса. - С-со мной все будет х-хорошо. - Что бы ты ни говорил. Пейн выходит из комнаты и возвращается с рваным куском ткани. Давным-давно это, вероятно, было одеялом. Несмотря на протесты Гарри, Лиам оборачивает тряпицу вокруг его плеч, пряча края между спиной парня и стеной, и сжимает его в руках. - Клянусь, можешь разорвать его в клочья. Стайлс кивает, закрыв глаза. Головная боль возвращается медленно, но верно. Странно, что он вообще о чем-то вспоминает, глядя в торжественные глаза Лиама. - Я н-не принес твои к-книги обратно. Извини, - шепчет он, стуча зубами. - Не беспокойся, - отвечает ему Зейн. – Можешь в следующий раз их вернуть. Это еще одно приглашение, его снова готовы принять, и Гарри немного хочется плакать от благодарности. Но у него нет ни времени, ни возможности выразить ее сейчас. Парни оставляют его, погладив напоследок по плечу и оставив искренние «удачи» и «увидимся утром». Стайлс пытается услышать их шаги за закрытой дверью, но ничего не различает, пока не улавливает тяжелый щелчок замка. Ну и ладно. * * * Спустя два часа Гарри понимает, что с ним определенно что-то не так. Солнце сейчас уже село, а небо за окошком чернильно-синее, темное и непроницаемое. Особенность комнаты состоит в том, что чем больше в ней сгущаются тени, тем больше она как бы сжимается в размерах, и парень чувствует, как тонет в темноте, захлебывается этим негативным пространством, и все вокруг кажется нереальным. Он дрожит от боли и холода и впивается отросшими ногтями в кожу на икрах. Время от времени все его тело содрогается от судорог, от чего на глазах помимо воли выступают слезы. Волчонок весь заледенел и едва может почувствовать, где оборванное одеяло касается его плеч, пальцы немеют и поджимаются. Когда луна, наконец, поднимается, так ярко светя на небе и освещая его жалкое существование, Гарри ощущает, как ее воздействие пробирает до самых костей. Они приходят в движение, со скрипом и болью, и беспокойно перемещаются под кожей. Шум крови в венах снова переполняет его, а сердце интенсивно бьется о грудную клетку. Стайлс практически не помнит, что испытывал в свою первую трансформацию, но те ощущения кажутся почти приятными по сравнению с нынешними, тогда он чувствовал разве что мягкое покалывание под кожей и открыл целый новый мир перед собой. Теперь же кожа горит и зудит так сильно, что Гарри мечтает уже выпустить когти и рвать ее, пока все это не прекратится. Глубоко дыша, он укладывается головой к стене и слегка покачивается взад и вперед, бессознательно реагируя так на натиск боли. Парень держится за себя всеми силами, отказываясь позволить волку взять над ним власть раньше, чем он уже не сможет сопротивляться. Возможно, именно поэтому его будто разрывает на части. Ему плевать. Это помещение давит на него, но в то же время давление действует и изнутри, словно он слишком велик для собственной кожи. Гарри тихо рычит, что звучит почти как мурлыканье какого-то странного, гигантского кота. Это вызывает гнев, потому что его рык должен отражать его злость. Он уже не понимает, где он, зачем, а главное – как долго будет продолжаться это мучение? Стайлс клацает зубами, длинными и острыми, пропуская сквозь них холодный воздух. Он чувствует, как когти растут, и глубже и глубже погружает их в свою плоть. Гарри фокусируется на боли – она будто становится основой его существования, удерживает его, дарит странное удовлетворение. Ему так одиноко здесь. Он отослал всех подальше от себя, сказал оставить его в покое – зачем он это сделал? Он так одинок, так одинок, где бы он ни был. У него даже нет стаи, нет Альфы, потому что его Альфа не захотел его. Все, что у него есть, – это три незнакомца, хороших, добрых незнакомца, которые хотят помочь ему, но что, если их усилий недостаточно, что, если их слишком много, и они слишком сильные, что, если убить их, что, если… Гарри моргает, его лицо потное, а дыхание неровное. У него явные проблемы с формированием связных мыслей, которые бы не вращались вокруг добычи или охоты или стаи. Его когти все еще растут, длинные и бледные. И такие совершенно нечеловеческие. Он знает, если ему посмотреться в зеркало, его глаза окажутся желтыми. Парень не совсем понимает, зачем он это делает – это потребность не его как Гарри, это исходит от него как волка. Это какая-то внутренняя необходимость, что-то, засевшее глубоко во внутренностях, поселившееся там и не желающее уходить, а он просто слишком устал, чтобы сопротивляться. Он спокойно и ровно поднимает голову, хрустит шеей и воет. Звук отражается внутри черепа: страшный вой, словно сошедший со страниц сказок братьев Гримм, жуткий вой, будто предшествующий нападению волчьей стаи, которая яростно разорвет человека на мерзлой земле. Он воет и воет, надеясь распознать хоть что-нибудь человеческое в этом вое; он выражает через него боль, холод, усталость, – все, и как ни странно, это немного помогает. Гарри снова воет. Волк все ближе, он уже здесь, в его подсознании, готовый вырваться и проложить себе путь через каменные стены подвала. Парень поражается, что такой грубый, дикий, настоящий вой может исходить из его рта. Он воет еще очень долго, обжигая горло всем тем, что он не мог сказать раньше. Он воет о маме, и о том, как это больно – скрывать от нее все. Он воет о Лиаме, Зейне и Найле, и даже о Луи, воет все свои слова благодарности для них и прощается с ними перед тем, как выйдет из-под собственного контроля. Он воет о себе, о жизни, что у него была, и о другой жизни, на пороге которой он стоит и вступит в нее, если выживет этой ночью. Он едва слышит, как открывается дверной затвор, не замечая ничего из ближнего окружения. Все, что Гарри видит перед своим мысленным взором, – это луна, круглая и зловещая, соблазняющая его выбраться за пределы этой комнатушки, чтобы свободно пробежаться по лесу наперегонки с ветром. Волк жаждет свободы. Гарри думает, что понимает его, но в то же время мстительно радуется, что настоял на том, чтобы его заперли. Он хочет выступить против волка, загнать его в самый уголок сознания, ему не нравится его присутствие. Парень хочет выкурить его, задушить и заставить чувствовать себя в ловушке, сделать его подчиненным. Но это невозможно, и Гарри это знает. У него просто болит все, все и везде, и ему так плохо. Хочется спать, забиться куда-нибудь и умереть. - Гарри, - говорит кто-то внезапно. Он узнает этот голос, конечно, он узнает. Теплые руки прикасаются к его лицу, расправляют спутанные волосы, и это так мило и успокаивающе. Гарри тянется к рукам и приоткрывает глаза. - Эй, love, эй, - шепчет Луи. – Ты должен остановиться. Ты должен позволить этому случиться. – Его собственные глаза полыхают синим огнем, клыки длинные и острые, а когти кажутся почти изящными, пока он поглаживает ими запястья Гарри и переплетает их пальцы. Стайлс вяло отмечает, что это необычно, но у него не хватает присутствия духа, выяснить, почему. Все, что он знает, – это то, что прикосновения Луи возвращают его обратно из тех дебрей, куда унеслось его сознание. Парень все еще медлителен, расфокусирован, и весь мир плавает вокруг него; он хочет спать. Он сжимает руку Луи. - Просто дай волку выйти на время, давай. Тебе же больно. Гарри замечает, какой приятный у Луи голос. Он думает, что было бы неплохо, если бы тот спел для него колыбельную. Но Стайлс еще боится, ему по-прежнему страшно, что он больше не увидит мир человеческими глазами. Мощь волка непредсказуема, – так сказано в книге Лиама. Сильная дрожь сотрясает Гарри, и боль стирает все мысли. - Давай, sweetheart, я с тобой, клянусь, я держу тебя. Перестань бороться, пожалуйста, прекрати, - убеждает Луи. Его голос кажется одновременно высоким и хриплым, и он слегка дрожит – Томлинсону явно недостает его обычного спокойствия. Возможно, он и сам чувствует себя не намного лучше Гарри, которого будто что-то разрывает на части по швам. - Д-дверь, - удается ему выдавить. Его зрение довольно размыто, но он все-таки видит, как Луи оборачивается через плечо, и точно, на пороге стоит Лиам, полностью в человеческом обличии, держащийся за дверную ручку. Сверкнувшие глаза Луи, кажется, говорят о том, что решение им уже принято. Воздух накаляется от воздействия его силы, направленной на Лиама. Даже волк Гарри оживляется, переключая внимание на это и на секунду прекращая попытки расчистить себе когтями путь в его голову. - Закрой, - рявкает Луи. Лиам, похоже, собирается поспорить, но никакие слова возражения так и не сходят с его губ. Полыхнув ярко-желтыми глазами, он уходит, повернув за собой ключ. - Сейчас. Здесь только ты и я, щенок, - Томлинсон поворачивается к парню, все еще источая невидимые нити власти, но уже как-то мягче. У него добрые глаза. Луи может оказаться самым добрым человеком, которого Гарри когда-либо встречал. – Как насчет того, чтобы забыть обо всем на время? Устроить конкурс на самый красивый мех? Хочешь немного развлечься? Стайлс слегка улыбается. Он чувствует, как будто бы поскальзывается, и знает, что еще немного, и он отпустит себя. Но с Луи рядом он чувствует себя в безопасности, защищенным от всего. Ничего плохого ведь не может случиться, верно? - Нет, не может, - качает тот головой. И Гарри понимает, что сказал это вслух. – Я здесь, с тобой, и я силен. Кроме того, в доме есть еще два оборотня. В большей безопасности ты и быть не можешь. Кудрявый кивает и закрывает глаза, прислоняясь головой к стене. «Он прав, - говорит он себе, - Луи прав». - Хорошо. - Хорошо, - улыбается Луи, беря его вторую руку в свою. Все их пальцы переплетены, как листья ядовитого плюща. – Давай сделаем это. Гарри тяжело дышит, крепко сжимая руки Луи. Он сосредотачивается на напряжении, сковывающем каждую мышцу его существа, и отпускает себя, выдыхая. На это не уходит много времени: кожа начинает зудеть снова, кости хрустят и перестраиваются, а внутри нарастает пустота. Как ни странно, парень не чувствует никакой боли. - Вот так, love, ты делаешь все правильно, - тихо и откуда-то издалека бормочет Томмо. Гарри сдается. Руки Луи исчезают, когда пальцы Гарри сжимаются. Короткие клочки меха вырастают на них, а острые когти поблескивают на кончиках, как драгоценные камни. Лопатки парня, кажется, смещаются немного назад, приближаясь к стыку с шеей, и когда он опускает голову, он замечает, что его колени выворачиваются наизнанку. Зрение становится монохромным, и волчонок может видеть мех на себе повсюду, темно-коричневые и светло-серые пятна смешиваются в густой целостный покров. Углы комнаты кажутся темнее, пол под лапами сырее, ощущения сменяются так быстро, что он не совсем понимает, что конкретно происходит, но чувствует себя внезапно свободным. Гарри перестает думать, постепенно все заботы и опасения отходят в сторону, и он сосредотачивает свое внимание на том, что прижимается носом к полу и принюхивается, потому что есть так много всего, что он может обнаружить. Волчонок улавливает шорох мыши, сорвавшейся из угла, но когда он прыгает за ней, лапы скользят, и он заваливается на бок, упуская добычу. Какая-то щепка впивается ему в лапу, и он отвлекается, сердито вылизывая ее. На другом конце комнаты сидит здоровенный светло-серый волк, и он выглядит очень знакомым, но Гарри совсем не может сообразить, откуда его знает. Все его нутро звенит от призыва играть играть играть, и кто он такой, чтобы отказывать странному волку с голубыми глазами. Взъерошенные и взбудораженные они гоняются друг за другом, чиркая когтями по камню. Волк ловит Гарри за загривок и трепет его, кусая несколько раз (или слишком много раз), но тот и не возражает, не чувствуя ничего похожего на враждебность или гнев или боль, или что там еще можно почувствовать, когда кто-то таким странным способом пытается стать твоим Альфой. Они перетягивают ржавую цепь, вытащенную из жуткой груды в углу, и таскают ее повсюду, наслаждаясь ее гремом. Это так беззаботно, и комфортно, и замечательно, и безопасно. Гарри может уловить запахи животных в лесу, людей за пределами их запертого мирка, но все, чего он хочет, так это пригласить их сюда, чтобы поиграть, а также показать их своему странному другу, который безостановочно прыгает вокруг, будто ужаленный пчелой. Волк Гарри тосковал по свободе, а теперь он не понимает, как лес, полный деревьев, может быть лучше этого. Через некоторое время Стайлсу надоедает гоняться, и он оборачивается. Случайно он сталкивается нос к носу с другим волком, и тот забавно чихает. А затем они снова тянут друг друга за хвосты и носятся по пятам бесконечными кругами. Луна, медленно совершающая свой променад по небосводу, совершенно забыта. *крупная сеть отелей по всему миру, принадлежащая корпорации Hilton Worldwide.