Amaryllis

На следующих выходных Гарри совершенно неожиданно решает поехать в Холмс Чапел. Он нервничает, дрожа от страха, пока покупает билет, и уверяет себя, что не знает причину паники, но это ложь на самом деле. Парень отлично знает, почему сорвался домой – во время последнего телефонного разговора с мамой ее голос был настолько взволнованным, что вот он уже устраивается в мягком кресле поезда после обеда в пятницу, не взяв с собой ничего, кроме телефона и бумажника. У него, наконец, появился номер Лиама, и он отсылает ему короткое: извини :(. Пейн отвечает, что стыдно пропускать ночь фильмов. Гарри и был-то на таком мероприятии только однажды, но тоже думает, что это позор. Он быстро подводит беседу к завершению, во многом из-за прыщавого подростка, заглядывающего ему в телефон через его плечо. Стайлс жует жвачку и слушает Snow Patrol все три часа, пока поезд не останавливается в Холмс Чапеле. Он медленно бредет через пустую площадь и улицы с основательными кирпичными домами, подсознательно стараясь оттянуть разговор, хотя знает, что все равно останется при том, что у него есть сейчас. Гарри думает о последнем разе, когда был здесь, и с удовольствием выясняет, что ощущения отличаются; ему лучше. Он останавливает напротив дома и дает себе минутку на то, чтобы принять тот факт, что пути назад нет, мальчик отказывается это признать, но у него есть сомнения, которые просачиваются в мысли, растворяют его спокойные рассуждения и рациональные объяснения. Он знает, что нет никакой вероятности, что его мама будет испытывать к нему что-то, кроме всепоглощающей любви, но… но. - Гарри? Что ты там встал, love? – неожиданно спрашивает его мама, внимательно глядя на него сквозь открытое окно кухни. Гарри краснеет, проводит рукой по волосам и бежит вниз по садовой дорожке, привычно маневрируя среди цветочных горшков. Миссис Стайлс встречает его у входной двери. Рывком, который пугающе напоминает похожий двухнедельной давности, парень резко падает ей в объятия. Он не чувствует подступающих слез на этот раз, но дрожит от нервного напряжения со страхом и надеждой. - Заходи, - говорит ему Энн, нежно поглаживая по щеке. Она не спрашивает, почему он вернулся домой так скоро, и Гарри уверен, что и не спросит, – уже знает, что часто он переутомляется настолько, что ему необходимо после этого побыть с семьей. Они с Джеммой даже поддразнивают его иногда, но мальчик не сомневается, что они любят его. Не говоря ни слова, Энн протягивает ему чашку чая, только что заваренного именно так, как ему нравится, и усаживает его за кухонным столом. Гарри болтает ложечкой в темной жидкости и обдумывает каждое будущее слово. Вероятно, ему стоит покончить со всем прямо сейчас, если он не хочет заработать инсульт. Если бы только знать, как начать этот разговор. Существует ли во всем мире хоть какой-то вариант сказать «я оборотень» своей маме? С каменным лицом. - Малыш, - мягко говорит Энн, касаясь его лица кончиками пальцев со своего места напротив сына. – Есть что-то, что ты хочешь мне сказать? Гарри обливается чаем, и слишком горячий напиток обжигает горло. - Что? - Я немного волнуюсь, - признается миссис Стайлс, не сводя с него ласкового взгляда. – Казалось, что ты на грани истерики в последний раз, когда ты здесь был, но я не хотела выспрашивать… - Нет, ты права, - прерывает ее Гарри, решая, что лучше сразу обрезать себе все пути отступления. – Я… не в порядке. - Ладно. Что случилось? – Энн слегка хмурится, и складочки на лбу добавляются к крепко сжатой челюсти, без сомнения говорящей о том, что она твердо решила выяснить, что же такое ее ребенок скрывает от нее. - Хм, помнишь, я не вернулся домой после того, как пошел в Кренедж? – путано начинает он. - Да? Парень закрывает глаза и глубоко вздыхает. Возможно, это самое сложное, в чем ему приходилось признаваться, серьезно, даже хуже, чем рассказать о его «пушистой проблеме». – Я солгал. - Дорогой, - глаза Энн полны сочувствия, - я уже знала это. Я же твоя мама. И Гарри понимает, что это так. - Почему тогда ты не рассердилась? - Я уже говорила тебе. Я волновалась. И если сейчас тебя что-то беспокоит, я надеюсь, ты придешь с этим ко мне. Кудрявый кивает и отчаянно тянется к ее руке, а она незамедлительно отвечает ему тем же - Гарри, ты меня пугаешь, - миссис Стайлс пытается улыбнуться, но улыбка получается жалкой. Кажется, он действительно только что испугал ее. - Я, хм… со мной кое-что случилось. Когда я шел к железнодорожной станции. Если честно, я не помню многого… Энн смотрит на него широко раскрытыми глазами, и не случайно. То, что он только что сказал, звучит довольно жутко. - Я проснулся в лесу где-то за окраинами Лондона, когда уже стемнело… Господи, мама, не плачь, я в порядке, клянусь. Его мама вытирает глаза кухонным полотенцем. Гарри старается не представлять, что сейчас происходит в ее голове; он хорошо знает ее, вероятно, она думает, что он валялся полумертвый и прикрытый кучей опавших листьев. - Я… это прозвучит на самом деле странно. Меня укусили. – Вот он. Момент истины. Парень пытается сделать вдох, но воздух не попадает в легкие. – Меня укусил, хм… оборотень. - Гарри, - вздыхает миссис Стайлс и отпускает его руку. Гарри может видеть собственное отражение в ее полных боли глазах, она явно не может поверить, что он так поступает с ней. Его сердце болезненно сжимается, ускоряясь и резко замирая на секунду. - Нет, мам, послушай. Я знаю, как это звучит, но я… - С чего ты взял, что это нормально – шутить о таких вещах? Я так волновалась, а ты… ты… - она говорит спокойно, тихо и как-то потерянно, и это даже хуже, чем если бы она накричала на него. Гарри знает, что у него есть только один выход. Его трясет от ужаса, но он призывает волка, и этот вызов с каждым днем становится все проще и привычнее. Парень приветствует своего внутреннего зверя и фокусируется на том, чтобы его глаза загорелись золотом. Он скользит руками по столу и вытирает вспотевшие ладони о колени, не отрывая полыхающих глаз от матери. Он горит – внутри и снаружи – от страха и эмоций. Его мама смотрит на него в полном шоке, ее лицо застывает. Гарри уже пережил ее недоверие, но он понятия не имеет, что Энн чувствует сейчас. Когда парень больше не может выдержать ее взгляда, а слезы грозятся сорваться из уголков его глаз, он моргает, и волк возвращается на место. - Что… - миссис Стайлс задыхается, - что это было, Гарри, я не понимаю… Гарри понимает, что ему, возможно, придется просто обратиться полностью прямо здесь, посреди кухни. Но ему не нравится получеловек-полуоборотень, в которого он может превратиться, как ему кажется, в таком облике он становится похожим на монстра из сборника сказок. Кудрявый не хочет, чтобы его мама увидела его таким. - Мам, пожалуйста, не бойся? Клянусь, что все нормально, я не собираюсь причинять тебе боль, - говорит он и думает, что уже добился обратного эффекта, только сказав это. Затем парень встает, закрывает глаза и сосредотачивается на движениях костей и хрящей, которые сокращаются и перестраиваются. Он практиковался в обращении всего несколько раз в лесу позади дома, да к тому же под надсмотром Лиама. У него ни разу это не вышло так плавно, как у Луи, например, но и он когда-нибудь добьется чего-то подобного. Тем не менее, медленно, но верно, Гарри чувствует, что его одежда сползает с него вниз, давление на суставы усиливается до тех пор, пока он не падает на четвереньки, и вот он уже волк, сидящий на кучке из мятых джинсов и рубашки на их полированном полу кухни. Мир становится чуть больше монохромным, и мех на спине кажется Стайлсу слишком плотным и тяжелым, но ум его остается ясным. Он прямо смотрит на маму, надеясь понять ее. - Боже мой, - все, что Энн говорит, прижимая руку ко рту. Она бледная, ее пошатывает из стороны в сторону, а холод от кафельного пола распространяется по внутренностям Гарри. Он слышит безумный ритм материнского сердца, настолько быстрый, что парню отчаянно хочется снова взять ее за руку, лишь бы успокоить. Когда ничего не происходит в течение нескольких минут, Гарри слегка разминает конечности, сдвигаясь с места. Он дергает свою рубашку зубами из стороны в сторону, пока не избавляется от нее. Из джинсов парень просто выходит, делая шаг по направлению к матери и… Ой. Он чувствует запах ее страха еще издалека. Он лишь только учится распознавать эмоции, но эта ясна для его обоняния, как день. Она сильна настолько, что ошибиться невозможно, и осознание поражает прямо в грудь, сбивая его собственное дыхание. В какой-то мере Гарри понимает, конечно, причину этого, но в нем все равно жила уверенность, что его мама никогда не будет его бояться. Обугленная, черная дыра разрастается в легких парня и высасывает из него весь воздух. Он воет. И если бы он мог заплакать, то заплакал бы. Гарри инстинктивно все равно делает еще шаг ближе, всего один, и его когти скребут по плитке. Дышать по-прежнему сложно из-за высокого напряжения и недосказанности. Он молчит, и все, что ему остается, – это молиться. «Пожалуйста, мама. Пожалуйста». - Кто это сделал с тобой? – наконец спрашивает миссис Стайлс. Она плачет, но вряд ли замечает этого, а ее пальцы так сильно сжимают губы, что они совсем побелели. Гарри качает головой, надеясь, что это похоже на нормальное общение. «Я не знаю». Он пытался вспомнить, думая, что уже готов столкнуться с этим лицом к лицу, но в памяти по-прежнему пустота – только мрак и красные глаза. - Можешь ли ты… можешь превратиться обратно? – шепчет Энн, и парень сразу же подчиняется, неуклюже подхватывая зубами как попало разбросанную одежду и позволяя волку отступить в свой уголок. Она отворачивается, пока Гарри одевается, но он замечает, что ее руки начинают дрожать еще сильнее, и слышит шепот, который не должен бы слышать. – Я не могу смотреть на тебя такого. - Мам, я… - ему приходится откашляться, чтобы голос перестал быть таким хриплым и скрипучим. – Это все еще я. – Он чувствует себя пятилетним мальчишкой, разлившим по кухонному полу банку яблочного пюре. Джемма тогда самодовольно сказала, что скормит его крысам. - Зачем это делать кому-то с человеком? – настаивает Энн, в равной степени опечаленная и разгневанная, и, возможно, Гарри этого не ожидал. - Я не знаю, - честно признается он. Некоторые из нас… - Нас? - зло шипит она. – Гарри, ты не монстр! - Нет, не монстр, - соглашается кудрявый. - Должен быть способ вернуть все на место, это просто смешно… - Мама. - Гарри, подумай об этом с рациональной позиции. То, что ты только что сделал… - Это не нормально, я знаю, - проникновенно говорит Стайлс. – Но мам, я почти пришел к согласию с этим. Я останусь таким на весь остаток своей жизни, и это не так уж и плохо, - он пытается обнадежить мать, даже при том, что его голос безбожно дрожит. - Прошло всего две недели… О, Господи! Там же… было полнолуние… как оно прошло? Гарри опускает голову под ее пристальным взглядом. - Да, было, да. Первые несколько полнолуний, как правило, проходят жестко, пока не научишься управлять этим. - Ты… - миссис Стайлс глотает слезы, рыдая так сильно, что постоянно моргает, - ты никому не причинил вред? – заканчивает она почти шепотом. - Не причинил, - парень слабо улыбается, гордясь тем, что может так сказать, а наибольшая из забот слегка погашена, по крайней мере, на данный момент. Хотя поводов для настоящей гордости у него все равно нет, это Луи протащил его через тот ад, остался с ним и убедился, что он не причинит вред и себе в том числе. - Как ты… как узнал, что тебе делать? Где ты был? – продолжает допрос миссис Стайлс, и огонек в ее глазах снова загорается, мало-помалу превращаясь в искру любопытства, которую унаследовал и Гарри. Женщина хмурится. - Нет, мам, клянусь, они удивительные. Они нашли меня в лесу, накормили, дали место для ночлега и позволяют мне теперь приходить, когда я только захочу. Один из них, Лиам… Он дал мне несколько книг. Так что я мог узнать многое из них. - Ты был с ними все полнолуние? Гарри кивает. - Был заперт в подвале. Нет, не делай такое лицо, это я попросил их. Это заставляет Энн задуматься на минуту, а затем ее взгляд к сыну смягчается. Гарри любит такое выражение на ее лице, с ним она всегда успокаивала его маленького, расцарапавшего себе коленки. - Ох, малыш, - бормочет она, и, наконец, раздражающий его нос запах страха уходит. - Прости, что скрывал это от тебя, - говорит парень голосом, полным слез. – Я просто не… Я не знал, как сказать тебе о чем-то вроде этого. - Ох, нет, милый, все хорошо. Я понимаю, - кивает миссис Стайлс, а затем встает. Она пересекает кухню в два шага, достигая места, где Гарри замер, и обнимает его. Он с облегчением рыдает, уткнувшись в ее блузку, одновременно и счастливый, и опечаленный. – Я так рада, что был кто-то, кто помог тебе. Так рада. - Прости, - снова извиняется он. - Нет, Гарри, это не твоя вина, - спорит Энн, и парень рыдает еще сильнее. Она говорит, что не злится на него за скрытность, и утешает его тихим и спокойным голосом, к которому он привык всегда прислушиваться. - Хорошо, - шепчет он. - Хорошо, - отвечает она. Энн обнимает его так долго, что это кажется маленькой вечностью, хотя ее руки уже, вероятно, устали. Но это именно то, что Гарри нужно, это снимает всю, всю тяжесть с сердца, будто песок в прилив. Это и называется покоем. Позже они устраиваются на диване с чаем и бутербродами. Мать задает вопросы, а сын отвечает на них (и не лжет). Он рассказывает о доме в лесу, о шелесте листьев и старых скрипучих деревьях, о потрепанной мебели, в окружении которой чувствуешь себя как дома. Он рассказывает о Найле и о том, какой он искренний и жизнерадостный. Рассказывает о Лиаме, его неизменной поддержке, спокойной рассудительности и сопереживании. О Зейне, его сверкающих глазах, понимающей улыбке и остроумии. Он рассказывает о Луи гораздо больше, чем должен бы, наверное, но опускает все упоминания о том, как очарован им (одержим, но заткнитесь). И снова говорит о Луи. Рассказывает о том, что тот точно знал, что нужно делать, когда он разрушался в ночь полнолуния, о том, как нежен был с ним, всегда. Упоминает его шутки, и детскую непосредственность, и то, как он будто искрится изнутри, когда кто-нибудь заставляет его рассмеяться. Он рассказывает и о том, какой из Луи волк – ласковый, с очаровательным лохматым хвостом, к которому так легко привязаться. На протяжении всего рассказа его мама мягко улыбается ему. * * * Когда Гарри решает посетить парней на следующей неделе, он находит их всех сидящими на крыльце за разговором, который не выглядит хоть в малейшей степени приятным. Стайлс останавливается, на том месте, где заметил их, прямо по щиколотку в грязи и листьях, и почти роняет бумажный пакет с кексами. - Вот черт, - выдает он, и все головы поворачиваются к нему. – Это не подходящий момент, да? Я просто хотел… - Нет, на самом деле, - Зейн машет ему, чтобы он присоединился к ним, - Ли как раз собирался позвонить тебе. Ты должен знать об этом. Гарри подходит ближе, не совсем уверенный, что хочет знать. Найл хватает его за плечи и усаживает на одной из грязных ступенек. - Так, слушайте, - авторитетно обращается Хоран ко всем, преисполненный серьезностью, - есть одна семья охотников, те еще чокнутые фанатики, их фамилия Свифт, и никто не знает, откуда они вообще появились. Они придумали ряд сумасшедших правил для охотников на оборотней пару лет назад, сожгли несколько их логов и тому подобное, а затем исчезли. Мы думали, что избавились от них, но… - Они вернулись в город, - мрачно заключает Лиам. – Здесь осталось не так много оборотней, и если уж они заявились сюда для охоты, то доберутся до нас рано или поздно. Гарри сглатывает. - Н-но… что семья Найла? Они не могут взять нас под свое крыло или что-то в этом роде? Луи сухо смеется. - «Нас» не относится к тебе, щенок, вряд ли они будут разыскивать новых оборотней. Вероятно, просто посмотрят, скольких нам подобных им удастся отловить… И нет, Бобби и без того делает для нас достаточно, никто в здравом уме не пойдет против Свифтов и не станет им рассказывать, какие хорошие оборотни здесь живут. - Так, для справки, моя семья не такая, как их. Мы следуем Кодексу. - Какому? – спрашивает запутавшийся Стайлс. Он пытается вспомнить все, что читал когда-либо об охотниках в книгах Лиама. - Да в принципе, если ты никого не убил, то и живи с миром. Папа вообще подумывает уйти из этого бизнеса, в среде охотников мы сейчас вроде изгоев. Ну и ко всему, это немного, ну знаешь, опасно. Одна лишь мысль, что вечно веселый, бесшабашный Найл может стрелять в оборотней из лука с ледяными глазами, как у солдата, заставляет Гарри вздрогнуть. - Я тоже должен быть начеку, - мрачно бормочет он. - Да, - соглашается Зейн, - возможно, будет лучше, если бы ты какое-то время не приходил сюда. – И это больно слышать, пусть Гарри даже и понимает, что это для его же безопасности. – Очевидно, что так они тебя не заметят. Ну же, Гарри, я уже говорил тебе, что здесь тебе рады всегда, когда ты только пожелаешь прийти, и это по-прежнему в силе… Луи резко смотрит на Зейна, и этот взгляд помогает кудрявому понять, что Альфа такой позиции не разделяет. Это будит в нем желание отступить в какой-нибудь темный уголок, поджав хвост; ему не хочется вторгаться в их дружбу, такую красивую, но сложную. - Он прав, - с сожалением признает Лиам. – Если они выйдут на охоту, то это место будет первым, куда их люди нагрянут. Они придут сюда, помимо нас раньше было четыре стаи только на этой стороне леса. - Четыре? Они убили их всех? – недоверчиво спрашивает Гарри, не совсем способный представить такую жестокость. - Они не играют по-мелкому. Стайлс молча кивает, предпочитая ковырять обтрепанный шов на джинсах. - Я буду скучать по вам, ребята. - Гарри, - стонет Найл с преувеличенно недовольным видом. – И мы будем скучать по твоей уродливой физиономии. И по еде. - Это ведь ненадолго, да? Мы позаботимся о них, - обещает Лиам. - Позаботьтесь о себе в первую очередь, - хмуро зыркает на него Гарри. – Не подвергайте себя опасности. – Лиам слева от него, а Зейн справа – наблюдают за ним с нежностью, а Луи улыбается себе в колени. Найл обнимает Гарри, как особенно цепкая коала, очевидно, пытаясь скрыть свой влюбленный взгляд на его бумажный пакет. Стайлс отдает ему кексы и наслаждается выражением счастья на лице блондина. - Я могу остаться сегодня, верно? У меня нет завтра никаких занятий, - говорит Гарри с надеждой, будто они его родители, и ему нужно от них разрешение, чтобы лечь спать попозже. Зейн приподнимает бровь. - Кексы, - пронзительно кричит Найл, выхватывая три штуки для себя и передавая пакет по кругу. Луи откровенно смеется, всматриваясь в пакет и видя сдобные результаты бессонной ночи Гарри: шоколадные кексы, покрытые розовой глазурью с нарисованными небрежными черными штрижками волками, которых он вывел шпажкой сверху. Этот тихий смех Луи – с морщинками вокруг глаз и блеском мелких острых зубов – такой искренний, что, Боже, Боже, Гарри точно в беде. - Оо, - бормочет очарованный Лиам. – Ты сам их испек? - Да. Найл бурчит что-то про то, что кексы смотрятся сомнительно с таким-то оформлением, но все звучит невнятно, возможно, потому, что из его рта выглядывает половинка полупережеванного куска выпечки. Гарри по-прежнему сосредоточен на Луи. Наверняка это выглядит жутко, но он ничего не может поделать с собой, он всегда концентрируется на чем-то в моменты напряжения, а в том, как оборотень откусывает от кекса, жует его и проглатывает, есть что-то гипнотическое. - Эй, Гарри, - протягивает руку Зейн, - дай мне свой телефон. Парень даже не задает вопросов, просто протягивает аппарат из кармана. Малик проводит по экрану пальцем, быстро перепрыгивает им с кнопки на кнопку, а потом передает телефон Найлу. Хоран задумчиво кивает, копирует все действия Зейна и наклоняется вперед, чтобы отдать мобильный Луи. Тот недоверчиво смотрит на телефон, а потом на Лиама, и чуть хмурится, подобно недовольному ребенку. Между парнями явно происходит безмолвный разговор глазами, в котором, кажется, побеждает Лиам, так что Луи сдается и принимает в руки небольшой аппарат. Когда телефон снова оказывается у владельца, он находит в нем три новых контакта: имя Зейна идет в сочетании с какими-то смайликами, в значении которых он не уверен, есть еще Nialllll, ну и самый оригинальный вариант Louis Tomlinson. Гарри только сейчас понимает, что не знал до этого момента фамилию Луи, но ему кажется, что она такая же красивая, как и человек, которому она принадлежит. Он тихо смеется, лишь на секунду привлекая к себе его внимание. - А теперь, - объявляет Найл, стряхивая крошки с брюк, - кто в FIFA? * * * Принудительное разделение, как Гарри начал его называть на второй неделе расставания с парнями, сводит его с ума. Он внезапно застает себя за усиленной учебой, а потом принимает предложение Эда выбраться в паб. Очевидно, что у него слишком много свободного времени. Найл и Лиам держат его в курсе событий через сообщения и пишут всякую ерунду, вроде «ничего, еще немного осталось, прости. х» и «следил тут за местностью в округе» и «не знаю, как долго это продлится». Гарри спрашивает в ответ, все ли в порядке, и всегда получает один и тот же ответ. Да, Гарри, не волнуйся. Дело в том, что он ничего не может с этим поделать. Это по-настоящему смешно, он знает их меньше месяца. Но кажется, что целая жизнь прошла с той ночи в лесу, и воспоминаний за это время он накопил на целую жизнь. Они обычные парни, но Гарри так привязался к ним, что хочет впитать в себя все их неудачные шутки, и оборотнические мелочи, и тонкости их дружбы. Чтобы убить время, парень соглашается на работу няни. Это не то чтобы вариант дополнительного дохода, не теперь, когда он носится по окружающим лесам и приносит выпечку всякий раз, когда идет куда-то; это лишь на период, пока весь беспорядок со Свифтами не устаканится. Он помогает друзьям друга Эда, семейной паре по имени Лу и Том, это веселые и татуированные ребята, а их дочурка – та еще бунтовщица. Когда Гарри пришел к ним впервые, Люкс немедленно взяла его за руку, усадила на пластмассовый детский стульчик и нарядила, как на чайную вечеринку. Он уже полюбил ее; да и всегда любил детей, всегда задумывался о собственных, и однажды, когда он сможет доверить себе такую ответственность, они у него будут. Когда Стайлс давит на дверной звонок, дожидаясь кого-нибудь, кто подойдет и откроет ему, он замечает бледную луну на небе, и клубок нервов слегка шевелится в его животе. Это разрастается, медленно, но верно, а он по-прежнему не сделал ничего после последнего полнолуния, чтобы узнать, как контролировать себя. Ребята обещали научить его, как только он будет уверен, что освоил обращение по своему желанию, но с их нынешними проблемами Гарри может только гадать найдется ли где-нибудь местечко, чтобы запереть его. Мысль пугает его так же, как и в прошлый раз: остаться одному в каком-нибудь темном подвале, где нет никого, кто мог бы принять его волчье негодование на себя. - Хаз! – вопит тоненький голосок, как только открывается дверь, и свет проливается на парадную лестницу. Люкс счастливо хлопает в ладоши, сидя на руках у отца, и тянет крошечные ручки к Гарри. - Привет, принцесса, - улыбается он ей, делая шаг вперед, чтобы позволить малышке устроиться уже на его руках и обернуться вокруг него, как обезьянке. – Хей, Том. Том кивает ему, улыбаясь, и отходит к зеркалу, чтобы поправить галстук. - Это не Том, - нежно укоряет Люкс, поглаживая щеку Гарри со всем снисхождением, на которое только может быть способна трехлетка. – Это же папа. - Конечно, - торжественно кивает парень, пытаясь стянуть с себя обувь. – Прости. - Ладно. Лу спускается по лестнице, на ней надето впечатляющее коктейльное платье, лодочки на высоком каблуке, а на ресницах можно рассмотреть блестки. - Мама! – взволнованно визжит Люкс, карабкаясь с рук Стайлса, и кидается к матери, быстро перебирая своими короткими ножками. – Ты такая красивая! – воркует она, сжимая пальчиками мерцающую ткань платья. Лу приветствует Гарри, наклоняется, чтобы поцеловать дочь в волосы, и через несколько минут они уезжают – какой-то шикарный ужин с друзьями, только вернувшимися из Китая. Люкс слегка хлюпает носом, но обещает кудрявому вести себя хорошо и примерить на него много-много красивых диадем. Они устраиваются внизу в гостиной, с большим одеялом, игрушечными пони, складной коляской и всеми куклами Люкс – всеми. У девочки случаются дни, когда ей хочется играть с машинками и роботами, но не сегодня – такие игрушки так и остаются в коробке. - Хорошо, - она хлопает в ладоши, когда они разложили все на полу, усыпав его от одного конца гостиной до другого. – Выбери себе пони. Она выстраивает коллекцию своих My Little Ponies в ряд, и Гарри понимает, что вряд ли сможет назвать их всех по именам. - Я бы хотел Рарити, пожалуйста, - говорит он, усаживаясь со скрещенными ногами. Все, путь обратно заказан. Люкс дуется. - Я хотела Рарити. - Хорошо, - сразу же отступает парень. – Можно мне тогда Радугу Дэш? - Хорошо, что ты спросил, - оценивает малышка. – Можно. – Она выбирает самый большой вариант Радуги Дэш из всех, что у нее есть, – здоровенную пластмассовую лошадь, и вручает ему ее вместе с расческой в форме сердца. – Она идет на бал. Она должна выглядеть красиво, - Люкс поднимает пальчик, чтобы подчеркнуть всю важность момента. Гарри кивает, выбирая из гривы пони какие-то ниточки, и принимается ее расчесывать. Напротив него Люкс делает то же самое со своей пони, тихонько что-то напевая. Когда Стайлс переходит к хвосту, а его черные джинсы уже покрыты пластиковыми волосками всех цветов радуги, его телефон начинает вибрировать в заднем кармане. - Хм, Люкс? – осторожно спрашивает парень. Она не любит, когда их прерывают. - Да? - Мне нужно, хм, отлучиться в ванную на секунду, ладно? Девочка склоняет головку на бок. - Собираешься сходить пи-пи? - Точно, - улыбается он. После ее кивка Стайлс вылетает из комнаты, выхватывая телефон и хмуро взирая на экран, на котором мерцает Лиам. Никто их парней не звонил ему раньше, так что Гарри приходится прислониться к стене, чтобы не паниковать. «Дыши, - напоминает он себе. – Дыши». - Лиам? – спрашивает кудрявый, отвечая. Его дыхание такое тяжелое, будто он только что пробежал милю. - Привет! – голос Пейна сухой и сдержанный, но довольно бодрый. Гарри кажется, что странное жжение в глазах вполне может оказаться слезами облегчения. – Слушай, у нас есть новости, надо поговорить о полнолунии, но, вероятно, это лучше сделать при личной встрече. Ну ладно. Прямо к делу. - Хм, конечно, когда… - Мы можем прийти к тебе? Прямо сейчас? - Я не дома, - хмурится Гарри. - О, а где ты? - Приглядываю за ребенком. - Ты – что? Аа, неважно. Ладно, ладно, возможно, тогда один из нас заглянет туда, где ты находишься? Гарри готов почти сразу согласиться, потому что отчаянно хочет увидеть их и узнать, что происходит. Но Люкс по-прежнему невинно играет на ковре в гостиной, сталкивая пони лбами, и парень вспоминает, что это не его дом, а ни Лу, ни Том ему разрешений на приглашение друзей не давали. - Может не надо? В смысле, Лиам, я действительно хочу знать, что происходит, но если есть риск какой-нибудь опасности, я не могу позволить вам прийти сюда. - Риска нет, - сразу же отвечает Пейн извиняющимся тоном. – Мы на самом деле думаем, что они ушли, и каждый из нас способен убедиться, что его никто не преследует. - Я не знаю, - Гарри прикусывает губу. – Раз они ушли, не могу я сам просто прийти к… - Дом не в лучшем состоянии, - застенчиво признается Лиам. - Лиам. Что случилось? - Ничего особенного. С нами все в порядке, перестань беспокоиться. – Ирония в том, что Лиам и есть – самый беспокоящийся по любому поводу человек, которого Гарри знает. - Господи, - Стайлс сжимает пальцами переносицу. – Хорошо, да. Кто из вас придет? - Пока не уверен. Гарри тяжко вздыхает и диктует Лиаму адрес, наказывая, чтобы кто бы ни пришел, стряхнул со своего хвоста всех потенциальных сталкеров, прежде чем даже подумает стучаться в дверь. Пейн вешает трубку, бросив веселое «пока». Гарри возвращается в гостиную, уже чувствуя себя плохо из-за того, что оставил Люкс так надолго. - Я не хочу больше играть с пони, - заявляет она сразу же, как только он садится. – Я хочу сделать макияж, как у принцессы. Парень вздыхает. Он должен был предвидеть это. Вместе они поднимаются по лестнице в ее комнату, и он достает малышке с самой высокой полки детские лак для ногтей и помаду, пока она сама собирает свои диадемы, ленты для волос и пластмассовые украшения. Первый пункт программы неизменен – они красят ногти. У Люкс по-прежнему есть остатки какого-то лака на большинстве пальцев, но она приказывает Гарри покрыть их новым слоем в любом случае. - Мимо красишь! – негодующе кричит малышка, прежде чем парень успевает покончить хоть с одним пальчиком. - Терпение, принцесса, - говорит он своим самым шикарным тоном. – Всему свое время. – Она хихикает. Гарри прикусывает кончик языка, и двигает крошечной кисточкой вверх и вниз, хмурясь от концентрации. Ему действительно удается большую часть бледно-фиолетового лака положить именно на ноготочки Люкс, а не вокруг них, так что у него есть повод немного гордиться собой. - Теперь твоя очередь, - в восторге кричит малышка, когда он заканчивает. Она раздвигает пальцы и укладывает ладошки на бедрах, иногда дуя на них. Парня одолевают сомнения, и лишь на мгновение он отвлекается на то, как этот ребенок очарователен. - Не уверен, что смогу накрасить ногти себе, - грустно говорит Стайлс. - Не будь дурачком, - она протягивает ему флакончик с лаком и, ладно. Ладно. Гарри откручивает крышечку, вдыхает резкий запах и принимается за дело. В процессе он понимает, что ощущение холода на ногтях, пожалуй, единственное неприятное ощущение. Покрыв лаком все ногти, парень повторяет позу Люкс. - Эй, Люкси? Она смотрит на него и улыбается прозвищу. У нее пухлые щечки и ямочка на одной из них, и она невероятно очаровательна, и Гарри действительно любит детей, заткнитесь. - Да, Хавви? - Э-э, ничего, если мой друг зайдет ненадолго? - А твой друг поиграет с нами? Гарри задумывается на некоторое время, но на самом деле, кто бы там ни пришел, у него не будет выбора. - Конечно. - Тогда все нормально, - малышка дует на ногти еще раз. – А теперь диадемы! Кудрявый берет свою любимую – серебристую с одним розовым камушком в форме сердца и пушистыми розовыми перышками; Люкс говорит, что он выглядит как настоящий сказочный король в ней. Гарри помогает закрепить в волосах три выбранных ею ярких цветка, которые выглядят такими же живыми, как и сама маленькая девчушка. Это не так уж и сложно, а когда он заканчивает облачать ее в платье принцессы, дребезжит дверной звонок. Гарри замирает на секунду, не зная, стоит ли открывать и что сказать, если это пришли к Лу или Тому, а их нет дома. - Твой друг здесь! – Люкс взволнованно хлопает в ладошки, и только тогда парень вспоминает. Гарри встает и быстро идет к двери, надеясь, что никто из соседей не увидит, что кто-то пришел к нему. Он уже слышит в доме напротив лай собак, почуявших оборотня. Улыбка почти готова расцвести на его лице, когда он начинает открывать дверь, радуясь, что сейчас увидит кого-то из мальчиков. Кроме него. Ох. Из всех людей, которых Гарри не ожидал увидеть, Луи был первым номером в списке. Но именно он прислонился к дверному косяку, одетый в черные брюки и джинсовку и выглядящий, как мужская модель. Хотя вряд ли стоит ему об этом говорить, если не хочешь, чтобы он искупал тебя в яме с акулами. - Оо, - тянет Гарри, как всегда красноречиво. – Привет. Луи поднимает глаза, с сомнением изгибая брови, и его взгляд быстро пробегает сверху вниз по телу Гарри. Он так делал и раньше, но Стайлс все равно вспыхивает жаром под внимательным осмотром. - На тебе диадема, - говорит Луи вместо приветствия и проходит внутрь. – И лак на ногтях, - добавляет он, глядя на руки Гарри, пока тот закрывает дверь. - Нет ничего плохого в том, чтобы красить ногти лаком, - кудрявый сразу же пытается защитить себя, хмуро поворачиваясь к Томлинсону, когда происходит это. А Гарри еще гордился тем, что в большинстве случаев он в состоянии контролировать свое самообладание. Он переживает все моменты внутри себя и больше не кричит в подушку по ночам, поддаваясь эмоциям, но к такому он просто не был готов. Дело в том, что когда Гарри отворачивается от двери, готовый пуститься в спор с Луи о таких серьезных вещах, как гендерные нормы, тот замечает Люкс и… Иисус Христос. Блять. Черт. Лицо Луи сейчас – самое волшебное, самое красивое, что Гарри когда-либо имел удовольствие наблюдать. Немного напряженное выражение, которое почти всегда на нем присутствует, полностью исчезает, складки на лбу разглаживаются, парень широко улыбается, а морщинки взрываются вокруг глаз фейерверком. Он наклоняет голову на бок, приподнимая брови, и, кажется, полностью преображается. Он выглядит великолепно. Гарри не может дышать. - Привет, - первой говорит Люкс, и кудрявый во многом ей благодарен, потому что его способность образовывать слова уже серьезно скомпрометирована. Луи, сияющий и напоминающий воплощение самого счастья, приседает. - Здравствуйте, Ваше Высочество, - отвечает он таким голосом, которого Гарри от него никогда не слышал. – Как вас зовут? Люкс хихикает и прижимает ручку к лицу, довольная обращением, которым ее удостоили. - Я Люкс, - представляется она, пытаясь говорить серьезно, и Гарри чувствует привкус чего-то сахарного во рту. Когда Луи улыбается еще шире, кладет руку на грудь и опускает голову в имитации поклона, Гарри понимает, что у него тяжелые, серьезные неприятности. Он не может изгнать со своего мысленного взора картинку, где Луи вот так же улыбается собственным детям, играя с ними. А вот маленькие детки катаются по траве, и довольный Гарри рядом с ними, и счастливый Луи наклоняется к нему, чтобы… Господи. - Очень приятно, - ухмыляется Томлинсон. – Я Луи. - Луви, - взволнованно повторяет Люкс, выбегая вперед и хватая его за руку. – Ты знаешь, как играть с Барби, Луви? - Ну, конечно, - подтверждает Луи, позволяя завести себя в гостиную. Гарри остается в холле, прислонясь к стене и просто глубоко дыша в течение минуты. Он следует за ними только тогда, когда его ноги перестают быть похожими на желе. Всего на минуту оставшись без контроля, Луи и Люкс успевают стащить все подушки с дивана, превратив их в кровати для Барби, где куклы как раз и лежат в это время раздетые. Гарри знает, что именно ему придется собирать микроскопическую одежку обратно, и парень с трудом подавляет обиженный вздох. - Ладно, - возвещает малышка, размахивая обнаженной Барби в воздухе. – Тереза пришла, чтобы пожаловаться на ночной кошмар. Ты ее мамочка и должна сказать ей, что все в порядке. Луи поднимает Барби, на которую Люкс снисходительно указывает, а широченная улыбка словно приросла к нему. Челка спадает ему на глаза и скрывает лицо, когда он наклоняется, чтобы поговорить за куклу. Гарри хочется прикоснуться к нему, запустить пальцы в его волосы и просто… дышать им. - Здесь, здесь, Тереза, - говорит Томмо голосом, который, вероятно, может стать для Стайлса его личным криптонитом, судя по тому, как сжимается его сердце. – Мамочка здесь, и нет ничего, чего стоило бы бояться. Люкс критически осматривает парня сверху вниз и кивает в знак одобрения. Она начинает переставлять кукол, планируя различные сцены, в которых Луи придется поучаствовать, чтобы не лишать ее удовольствия. В то же время Томлинсон подбирает одну из брошенных диадем и с улыбкой проводит пальцем по пластиковым алмазам. Люкс замечает это и немедленно выхватывает у него вещь. - Люкс, - укоряет Гарри, и Луи слегка вздрагивает, будто уже успел позабыть о его присутствии в комнате. – Нехорошо так делать. Луи просто смотрел. Не говори ему, - он понижает голос и продолжает совершенно фальшивым шепотом, - но, думаю, что он немного завидует, потому что у тебя так много красивых вещей. - Оо, - медленно кивает девочка, словно все понимая. Затем она поворачивается и подпрыгивает к Луи, торжественно водружая диадему ему на голову. – Мне так жаль, что у тебя нет красивых вещей. Ты можешь взять что-то из моих, - так же торжественно разрешает малышка. Сердце Гарри тает, а Луи сияет. - Спасибо, - благодарит он, искренне выглядя довольным. Люкс целует его в щеку, а затем начинает хихикать. - Ты колючий! - Ох, думаю, что так оно и есть. Прости, love, - хихикает Луи в ответ. Хихикает. Луи Томлинсон хихикает в пределах диапазона слышимости Гарри, и это так безнадежно мило. А еще Стайлс и сам бы не отказался узнать, какая на ощупь щетина Луи. Но он сразу же обрывает себя на последней мысли, потому что нет. Нет таким мыслям в присутствии ребенка в комнате. Люкс возвращается к устройству нескольких голых Барби в кукольном автомобильчике и куда-то везет их. Гарри же наблюдает, как Луи осторожно касается диадемы на своей голове, но не снимает ее. Кудрявый придвигается поближе, да что ж такое; если бы он был какой-нибудь планетой в Солнечной системе, а Луи Солнцем, то он мечтал бы остаться на его орбите навсегда. - А ты действительно хорошо справляешься с детьми, - замечает парень, несмотря на стойкое желание забраться на Луи, как на дерево. Томлинсон снова вздрагивает, отводя взгляд от того, как девчушка, по-видимому, откручивает крошечный руль у машинки. Его глаза кажутся немного удивленными, когда останавливаются на Гарри, но открытыми и искренними, без привычных заслонов. - Да, - мягко отвечает он, опуская взгляд. – Сестры. - Оо, - реагирует Стайлс, возможно, слишком возбужденно – это что-то новое, чего он не знал. – Сколько? - Четыре, - улыбается Луи. – Все младшие. Я нечасто их вижу в последнее время, - выдыхает он, и это выглядит так, будто разговор уже окончен, прежде чем Гарри успевает приняться за вопросы, как любопытный идиот. Он не такой уж и чуткий в подобных вопросах, но очевидно, что это больная тема, так что парень торопится прикусить язык до того, как сделает что-нибудь, что послужит Луи поводом вести себя с ним еще холоднее. Все еще. - Извини, - говорит он, не совсем понимая, за что извиняется. К его удивлению, Томлинсон смотрит на него, и один уголок его рта приподнимается, что похоже на понимание. - Готово! – объявляет Люкс и тянет Гарри с дивана, усаживая в круг с ними, чтобы было видно машинку Барби, затерявшуюся в туннеле из двух подушек, подпирающих друг друга. Луи делает вид, что наблюдает за событиями реальной жизни, задерживая дыхание в нужных местах, изображая подступившие слезы, когда автомобильчик не вписывается в поворот, и хлопая в ладоши, когда Люкс доезжает до места назначения и спасает кукол от монстров, скрывающихся в темноте. Гарри не способен ни на что большее, чем сидеть на насыпи подушек, смотреть на него с восхищением, замечая искорки в голубых глазах, и слушать его смех, подобный музыке ветра весенним утром. Незадолго до сна Люкс надувает губки, пока Луи не обещает рассказать ей сказку, прежде чем она заснет. Гарри даже не задумывается дважды, когда оставляет их вместе в гостиной, вытряхнув малышку из ее платья, а сам идет наверх, чтобы приготовить ванну. Пока парень возится с кранами и читает этикетки, пытаясь определить, какие из пяти различных пен для ванны ему следует добавить, раскаты смеха, долетающие до него, согревают его больше, чем пар, поднимающийся от воды. После того, как ванна полна почти до краев, а горы пузырей растут вверх, он спускается, чтобы разведать ситуацию. К его удивлению все игрушки убраны, диадемы разложены на столе, а аккуратно свернутое пополам платье лежит на диване. Они включили мультики, и Луи сидит, откинувшись в кресле, а малышка Люкс устроилась у него на коленях, щебеча о чем-то, пока парень отпускает комментарии к Спанч Бобу. На мгновение Гарри прислоняется к косяку и позволяет себе насладиться видом настоящего Луи и видом довольной Люкс, которой явно хорошо и комфортно. В конце концов, он прочищает горло. Два улыбающихся лица поворачиваются, чтобы посмотреть на него, и кудрявый почти ослеплен. - Ванна готова. - Оо, - девочка хмурится, очевидно, не желая уходить. - Давай, принцесса, - Луи поднимает ее и аккуратно ставит на ноги. – Ты ведь не можешь отправиться в постель грязной? Люкс качает головой, не утрачивая, тем не менее, недовольного вида. - Ты можешь пойти со мной, Луви? Парень неуверенно поднимает глаза на Гарри. Тот усмехается, выдерживая его взгляд и надеясь, что именно Луи отвернется первым. - Конечно, он может. И они идут. Луи и Люкс топают по лестнице, как маленькое стадо слонов, хихикая и издавая забавные звуки. В ванной комнате они визжат почти одинаково, когда видят пузырьковый апокалипсис. Малышка даже не прыгает в ванну, пытаясь выплеснуть воду за ее пределы, как она обычно делает. Луи берет ее под руки и сажает в воду, и едва ли не курлыкает от счастья, так что на данный момент это самая очаровательная вещь, которую Гарри когда-либо видел. После того, как Люкс удобно устраивается на детском сиденье внутри ванны, Стайлс протягивает ей руку на случай, если она поскользнется, и малышка начинает бормотать о том, как прошел ее день в детском саду. Гарри на данный момент уже знает имена всех воспитателей, знает, что Оливер всегда дергает ее за волосы, а Сьюзен никогда не спит после обеда. Для Луи все эти сведения в новинку, и он кажется искренне заинтересованным, что заставляет сердце Гарри в очередной раз сжиматься от нежности. - А что скажешь о вечере, милая? – спрашивает Стайлс, когда девочка замолкает. Она поворачивает голову, чтобы посмотреть на него, и проводит влажной рукой по челке Луи, оставляя на ней след из пузырьков, похожих на блестящие снежинки. - Ну, кое-что! – улыбается Люкс, а ее щечки совсем раскраснелись из-за горячей воды. – Мне нравится Луви, - объявляет она, похлопывая его по щеке. Гарри чувствует, что на его лице расплывается беспомощная улыбка, а все его силы уходят на то, чтобы не приняться ворковать от умиления. Лично он считает, что Луи мог бы заходить, чтобы услышать что-то подобное, намного чаще. - А как же я? – он задыхается, прикладывая руку к сердцу, будто смертельно ранен. Если бы ей было не три года, Гарри может поклясться, Люкс бы закатила глаза. - Тебя я тоже люблю, - уступает ему малышка, - но ты не такой забавный. Луи хохочет, и это похоже на громкий лай (почти волчий), так что он сразу же захлопывает рот ладонью. Если бы Гарри спросил его прямо сейчас, Луи, вероятно, списал бы свой яркий румянец на щеках на жаркий пар в помещении. - Ну ладно, - бормочет кудрявый, делая вид, что опечален, хотя по ощущениям в его груди сейчас взрывается сверхновая звезда. - Ты в порядке? – слегка снисходительно поглядывает на него Люкс. – Луви может научить тебя, как быть забавным. Гарри ничего не может с собой поделать, таращась на Луи, ну действительно не может. Томмо не оглядывается на него, но улыбка, грозящая разрастись на его лице, безошибочно угадывается по приподнятым уголкам губ и морщинкам вокруг глаз. - Я не уверен, что он может, - спорит Гарри. Когда со всеми банными процедурами покончено, в их распоряжении остается полная ванна пузырьков. Неудивительно, что Люкс начинает собирать ее в ладошки и дуть Гарри прямо в лицо. Вскоре к ней присоединяется и Луи, и к тому моменту, когда вода спущена, островки пены покрывают всю их одежду и комнату. Малышка сидит на краю ванны и хлопает в ладоши в восторге. Гарри роется в шкафчике под раковиной в поисках сухих полотенец, а распаренный Луи стоит позади него, видимо, в ожидании хоть чего-нибудь, чтобы вытереться. Наконец, Стайлс находит два аккуратно сложенных красных полотенца и, выпрямившись, протягивает один из них Томмо. Тот стоит ближе, чем кудрявый ожидал – так близко, что ему приходится откинуть голову назад, чтобы заглянуть Гарри в глаза. - Вот, - бормочет Стайлс, пытаясь быть дружелюбным. Почти в замедленном движении Луи тянется к нему, а тонкие пальцы цепляются за полотенце, которое Гарри все еще не отпускает. В последний миг он убирает руку, и их пальцы соприкасаются. Стайлс молится, чтобы быть не единственным, кто почувствовал треск проходящего через них электрического тока. Это немного смешно, на самом деле, пытаться коснуться кого-то рукой, когда этот кто-то лежал на нем, пока он был совершенно голым, но многое изменилось с тех пор. Гарри доволен и этим крошечным шажкам и уверен, что в конечном итоге, они к чему-нибудь придут. Повернувшись к зеркалу, кудрявый несколько раз взъерошивает волосы, пытаясь избавиться от остатков влаги. Кудри вьются сейчас еще сильнее, щекочут шею и уши, и парень напоминает пуделя. У него такой же беспорядок на голове, который был лет в семнадцать. Он слышит, как Луи вытирается у него за спиной, но когда оборачивается, видит, что полотенце уже отложено, а оборотень легко подхватывает Люкс, чуть поднимая ее над головой и заставляя счастливо хихикать. Томлинсон корчит малышке рожицы, слишком сильно скрещивая глаза и вытягивая губы. Ага, Гарри слегка влюблен. Когда они все немного подсыхают, Гарри помогает Люкс почистить зубы. Затем он берет ее на руки и несет в комнату, где пытается обрядить в пижаму с Рапунцель. Это бесполезная задача, на самом деле, потому что Луи ее в это время щекочет, да и в принципе пытается вызвать смех девчушки любым способом. Наконец, когда она все-таки укутана в одеяло, а ночник в форме звездочки подключен к розетке, малышка нежно похлопывает Гарри по щеке, целует его и успокаивает: «Луви лучше тебя мне расскажет сказку на ночь». Это вполне может оказаться правдой, Стайлс знает очень немного людей, которым требуется столько же времени, чтобы продумать свои фразы, как ему. Он уже давно пытается доказать всем, что на самом деле довольно умен, и медлительность эта из-за того, что слишком много слов вертится в его голове, так что выбрать правильные и сложить из них предложения – непростая задача. Прикрыв за собой дверь, Гарри борется с соблазном остаться и тоже послушать сказку на ночь от Луи. Но он по себе знает, какими личными такие сказки могут быть. Он не будет вторгаться. Парень улыбается и спускается вниз, чтобы поставить чайник. Их еще ждет серьезный разговор. * * * Двадцать минут спустя Луи спускается по лестнице довольный и тихий. На его лице мягкая улыбка, а воздух вокруг него насыщен чувством удовлетворенности. Все его острые углы притупляются, а резкие цвета его восприятия превращаются в нежные, пастельные. И что удивительно, когда он замечает Гарри, смотрящего на него из кухни, обычная резкость его облика не возвращается. - Она спит, - тихо докладывает он, подворачивая рукава открытой футболки, видимо, его куртка все еще сушится в ванной. Гарри улыбается в знак признательности и кивает в сторону горячего чайника. - Чаю? - Да. С молоком, но без сахара, спасибо. После того, как исходящие паром кружки согревают их обоих в холодном доме, они возвращаются в гостиную. На экране телевизора Спанч Боб уже сменился на Ох уж эти детки. Воздух между ними накаляется, как перед бурей, и сразу вспоминается, что на самом деле Луи приехал сюда для серьезного разговора, но Гарри все же надеется, что гром так и не грянет. Это должно было быть хорошей новостью, но вечер внезапно сгустился вокруг них мраком, так что на лице Луи проступают тени, и Гарри может видеть всю усталость, накопившуюся в нем за последние дни. - Итак, - деловитым голосом начинает Томлинсон, снова заворачиваясь в свой непробиваемый кокон, - к теме охотников. - Да, - Стайлс выпрямляется и поворачивается к нему, предоставляя все свое внимание. - Мы считаем, что на данный момент они ушли. Они приходили к дому пару дней назад, и мы преследовали их на протяжении всего пути из леса. - Как думаете, они не собираются возвращаться? – хмурится Гарри, и беспокойство снова селится в его желудке. - Мы этого не знаем, - пожимает плечами Луи и делает глоток чая. Его верхняя губа соблазнительно поблескивает влагой. – Мы слышали от других стай из окрестностей Лондона, что они не пытались подобраться ни к кому из них, а их дом снова пуст. - Это бессмысленно. - Да, я знаю. Когда они в последний раз были здесь, они задержались надолго и пытались избавиться от всех нас, но теперь… Мы понятия не имеем, в чем дело. Бобби тоже пытается что-то узнать, расспрашивает народ. Гарри задумчиво кивает. - Как думаешь, они могли уже добиться какого-то результата? Ну, знаешь, проследить, как вы реагируете на вторжение, какого распорядка дня придерживаетесь, и все такого рода вещи? - Честно говоря, - Томлинсон подтягивает ноги вверх, сворачиваясь в клубок, - сейчас это наша теория номер один. И мы поймем, если ты не захочешь больше приходить, потому что это представляет потенциальную опасность, но мы не можем позволить себе жить в постоянном страхе. Это звучит отрепетировано, почти так же, как он разговаривал с Гарри в самом начале, но лед из его голоса ушел. - Нет, - резко реагирует Стайлс, - я с ума схожу от тоски по вам и беспокойства, очевидно, что я готов показаться в вашем обществе и никуда не уйду. Легко и почти незаметно в темноте уголок губ Луи дергается. - Кто-нибудь пострадал? – теперь, когда большую из забот они уже обсудили, Гарри вспоминает, о чем еще жаждал спросить. Томмо пожимает плечами. - Мы быстро восстанавливаемся. - Это не то, что я спросил, - парирует Стайлс, подпитываемый печалью больше, чем чем-либо еще. Глубокой печалью из-за того, что Луи и, вероятно, остальным парням пришлось прийти через ранения и увечья только потому, что их непосредственное доказательство – царапины, кровь – исчезают на них неестественно быстро. Отец Гарри, прежде чем оставить их, схватил его за запястье так сильно, что сломал его, и кости тогда не могли срастись три месяца, а теперь такая травма не оставит после себя следов спустя мгновенье. - Ничего особенно страшного, - не уступает Луи вызову в голосе Гарри. – Зейн получил стрелу в плечо, Лиам ослеп на полчаса. Я сломал позвоночник. Ничего особенно страшного, - говорит он. Гарри чувствует себя настолько разозленным, что мог бы раздавить чашку в руках, так сильно он ее сжимает, а в ушах слышится знакомый звук стремительно несущейся крови. Он тяжело выдыхает, напоминая себе, что сейчас неподходящий момент для демонстрации собственного эгоизма: он, возможно, и сидел, грызя ногти и тревожась, но, по крайней мере, был в безопасности, потому что они его предупредили. Самая большая боль, которая выпала на его долю, – недавний ожог от плиты, а в это время его друзей рвали на куски вооруженные люди. - Ты… нет, извини. Очевидно, что с тобой все в порядке, - кудрявый заикается, и ложечка в его кружке звенит, потому что руки у парня дрожат. - Да, щенок, у меня все отлично, - Луи впервые смотрит прямо на него, и голубые языки пламени танцуют в его глазах. – Почему ты так беспокоишься? – он склоняет голову на бок в искреннем любопытстве. Гарри недоверчиво смотрит на него. Похоже, он имеет дело с самым очевидным идиотом на планете. - Я волнуюсь за тебя, - говорит парень, и быстро добавляет. – За всех вас. Это же очевидно. Несколько секунд, которые тянутся, как часы, Луи смотрит на него, просто – смотрит. Изучает его. Заглядывает в него так глубоко, что Гарри может почувствовать его в своей душе. Его глаза загораются синим огнем, будто поверхность моря под лунным светом. - Достаточно честно, - говорит он, в конце концов, переводя взгляд обратно на пар от бокала с чаем. – Теперь о полнолунии. - Могу я прийти? – Гарри немедленно задает единственный вопрос, о котором может думать. Он должен научиться контролировать свои обращения независимо от того, в каком положении находится Луна, и чтобы у него было время на это обучение, он должен выжить на следующей неделе. - Можешь, да. - Покажешь мне, как управлять этим, пока я буду там? Луи моргает, рассматривая потолок. - Не уверен, что это легко получится. Но да, конечно, мы тебе покажем. Хочешь снова оказаться в подвале? - Разве так не будет безопаснее? С охотниками поблизости и всем остальным? - Мы могли бы просто остаться в доме, - пожимает плечами Луи. – Кроме того, созерцание моего горячего обращения тебе досталось бонусом в прошлом месяце. Гарри краснеет. - Да, - хрипит он, и Луи посмеивается. Ну замечательно. - Посмотрим, как остальные парни будут себя чувствовать в пятницу, что скажешь? Некоторые полнолуния переносятся хуже, чем другие. - Оо, - тянет Стайлс. – Что ты имеешь в виду? - Бывают болезненными иногда, - пожимает плечами Томлинсон. – Или если притяжение Луны сильнее, твой контроль может теряться. О, не выгляди таким испуганным, я, возможно, один из тех, чья карьера в качестве оборотня наиболее удалась. - Сколько… как долго? – спрашивает Гарри немного испуганно, немного отважно. Луи закатывает глаза. - Восемь лет. Гарри не знает, чего он ожидал на самом деле. Часть его была уверена, что Луи родился оборотнем из-за изящества, с которым он вел себя, будучи волком, из-за тщательного контроля, который исходил, кажется, из каждого его движения, из-за того, как он использовал свою сущность в своих интересах. Он источает такую мощь, такую уверенность в себе, что это в любом случае, видимо, притягивает положительный результат. - Ничего себе. А я даже восемь недель не волк, - робко замечает Стайлс. Томмо смотрит на него добрыми глазами. - Не волнуйся, щенок. Ты всему научишься. Думаю, в конечном итоге ты превзойдешь меня во всем. Необъяснимо, но Гарри снова краснеет. Он вспоминает, как Найл говорил ему, что он может быть очень сильным, но не уверен, сколько правды было в его словах. (Это также может быть из-за того, что по существу Луи отпустил комплимент в его адрес, но Гарри отказывается придерживаться этой мысли). - Почему твое сердце бьется так быстро? – весело спрашивает Луи. Гарри совершенно подавлен. Все дело в том, что он внедряет свои обостренные чувства в повседневную жизнь медленно, стараясь понемногу привыкать к тому, что слышит шум воды в трубах и запах кофе, что распивают люди в квартире по соседству в пять утра. Парень пытается забыть обо всем этом при личном общении, в том числе не прислушивается и к сердцебиению окружающих; разные детали, ароматы чувств и эмоций, часть из которых слишком сложна, вызывают у него головную боль. - Я не знаю, - отвечает Стайлс, и это даже не полностью ложь. - Глупости, - Луи почти ухмыляется, ухмыляется, - ты точно будешь на уровень выше. Гарри делает глубокий вдох и молится о терпении. - Не думаю, но спасибо за комплимент, - искренне благодарит он, выдерживая взгляд Луи. На лице Томлинсона замирает улыбка, а затем исчезает, сменяясь легкой полуулыбкой, которая кажется личной, нежной и предназначенной только для Гарри. Тот едва смеет дышать из-за страха нарушить этот момент и просто таращится на Луи, надеясь, что он больше не вернется к своему холодному тону, едва признавая его после этого дня. Луи также не сводит с него глаз, не произнося ни слова, и воздух в комнате вдруг уплотняется. Гарри покашливает, пытаясь выдохнуть из своего разума образы ленивых вечеров на выходных, которые он проводит, развалившись на диване с Луи. - И, э-э, спасибо за помощь. С Люкс, - кудрявый кивает в сторону второго этажа. – Ты не обязан был этого делать. - Ой, да ладно, - поддразнивает его Томмо. – И это не было проблемой. Она фантастическая. - Верно, - улыбается Гарри. – И она согласилась на твое присутствие только на условии, что ты с ней поиграешь, так что у тебя не было выбора в любом случае. Луи смеется. Гарри все еще не может привыкнуть к этому. - Кстати, почему парни прислали тебя? – незаметно вворачивает интересующий его вопрос Стайлс, стараясь при этом, чтобы его голос звучал непринужденно, и равномерно дыша, чтобы замедлить биение сердца. Он не может не спросить об этом, но мысль о том, что Луи мог согласиться на встречу с ним добровольно, даже допустить страшно. Томлинсон приподнимает брови в удивлении, но никак не комментирует внезапный допрос. - Хм, там осталось много уборки. А я не поклонник этого. Гарри пытается успокоить себя – по крайней мере, он лучшая альтернатива уборке. - И мне надоело торчать в лесу. А это неплохой райончик, - добавляет Луи, одобрительно кивая на вид из окна. Гарри слегка напрягает уши и сквозь звук их совместного дыхания улавливает, что стук сердца Луи тоже участился. - Ну, спасибо, что пришел. Еще раз. Томлинсон неловко покашливает, осторожно устанавливая кружку на журнальный столик и обводя пальцами ободок. Господи, почему Гарри раньше не заметил, какие у него изящные руки? - На самом деле, мне пора идти. Наша гостиная, вероятно, уже в порядке, и я смогу посмотреть футбол. У Стайлса на кончике языка вертится: «Останься, у Лу и Тома не меньше трехсот каналов, уверен, что можно найти матч любой существующей лиги». Но его рот так и остается закрытым. Напряжение испаряется из воздуха, заменяясь неловкостью между ними, и ее липкие потоки опутывают парней. Луи выходит в холл и обувается, пока Гарри в три шага добегает до верхнего этажа, чтобы захватить его куртку. Она уже сухая сейчас, теплая и пахнет совершенно, как ее владелец. Стайлс всерьез рассматривает вариант ее похищения – утащить джинсовку к себе домой и хранить ее вечно. - Вот, - он протягивает руку еще до того, как полностью спустился с лестницы, и передает объект вожделения Луи, теряя возможность зарыться лицом в мягкую подкладку. - Спасибо, - отвечает Томмо, натягивая куртку и похлопывая себя по карманам. Он смотрится в зеркало, пару раз взлохмачивая волосы, и поворачивается к Гарри. – Я, хм… Я пойду, - говорит он – запинается – и показывает пальцем на дверь. Кудрявый почти спотыкается о собственные ноги, торопясь открыть ее для него и не желая, чтобы Луи ждал. - Увидимся на следующей неделе? – прощается Гарри, и это звучит как вопрос. - Да, - отвечает Луи, рассеянно глядя ему куда-то за плечо. Он тянется к комоду, берет что-то и, прежде чем Гарри понимает, что происходит, он чувствует его пальцы в своих волосах. Боже Боже Боже. Луи придвигается, становясь на цыпочки, и он сущее олицетворение всего восхитительно милого и несправедливо сексуального, что Гарри когда-либо видел, пока сосредоточенно прикусывает кончик языка и устраивает что-то прохладное в кудрях Стайлса. Тепло, исходящее от его рук, так близко к щекам Гарри, и ему хочется лишь, чтобы Луи просто схватил его лицо и потянул к себе. Пусть это и бессмысленно, но что взять с него, Гарри всего-навсего человек. Хотя, нет – оборотень. Хотя, неважно. Чуть отступив и оглядев свою работу, Томлинсон ухмыляется. Одним пальцем он подталкивает это что-то – диадему – подальше и удовлетворенно улыбается. Господи, такая улыбка может завоевывать города. - Вот. Так лучше, - говорит Луи, тихо и мягко. Он смотрит на Гарри с расстояния не более десяти дюймов с такой любовью и нежностью, с которой никто к нему раньше не обращался. Колени парня почти подгибаются. - Спасибо, - шепчет он достаточно громко, чтобы быть услышанным в том крохотном пространстве, что осталось между ними. Это похоже больше на выдох, чем на слово. Луи так близко, что если он просто… Он снова приподнимается на пальчиках, подносит руку к лицу Гарри и целует его. В щеку. Мир взрывается, а самого кудрявого парня, будто током ударяет, поджаривая до хрустящей корочки. - Пока, - тихо говорит Луи, и в его голосе сквозят озорные нотки. Он уже успевает исчезнуть за дверью, прежде чем ошеломленный Гарри бормочет свое «пока» в ответ. Стайлс на автопилоте закрывает дверь и поворачивается к зеркалу. Диадема, что он носил раньше, гордо водружена на макушку, кудряшки вокруг нее картинно раскиданы, а щеки горят. Он выглядит, как чья-то грязная фантазия, или словно его только что жестко отымели. А все, что с ним случилось, – обычный поцелуй в щеку. Иисус. Гарри по-прежнему чувствует все места, где пальцы Луи его коснулись – в уголок губ, высоко на скуле, чуть ниже челюсти. Они горят порочным огнем, съедают его живьем, а отпечаток губ Луи, вероятно, оставил неизгладимый след. У них даже секса не было, а Стайлс уже задыхается от жара. Осознавая, что находится не в своем доме, парень медленно возвращается в гостиную, укутывается в одеяло, устраиваясь именно в том углублении на диване, что оставило великолепное тело Луи. Его запах по-прежнему сильно чувствуется на вельветовой ткани. Гарри садится и откидывается на спинку, диадема все еще запутана в его кудрях, а мысли несутся с такой скоростью, что нет никакой надежды понять в них хоть что-то. Гарри оставляет все зачатки потенциального экзистенциального кризиса на завтра и просто тупо смотрит новости.