Amaryllis

- Должен сказать, приятель, выглядишь ты дерьмово. Гарри медленно просыпается. Это как вынырнуть на поверхность воды после длительного погружения, обволакивающий туман его и поднимает наверх – и мало-помалу рассеивается, пока парень не приходит в себя на жестком бетонном полу. Первое, что он может зафиксировать, – это боль абсолютно по всему телу. Но также уже можно почувствовать, как организм латает себя. Порезы затягиваются, и новая кожа нарастает поверх шрамов, но все тело все равно представляет собой один огромный синяк, и, похоже, волчонок вывихнул себе плечо. Он так устал от всего, что хочет просто лежать вот так и ни о чем не думать какое-то время, но потом вспоминает голос. Его глаза немедленно распахиваются, возможно, слишком быстро, потому что ему требуется несколько секунд, чтобы его глаза привыкли к свету. Боль постепенно отходит, а очертания пустого гаража проступают вокруг него. Поток солнечного света бьет в открытую дверь, и фигурка, сидящая на корточках прямо перед Гарри, кажется, принадлежит не иначе как ангелу-хранителю. Парень яростно моргает, просто чтобы убедиться, что он не галлюцинация. - Найл? И ослепительно яркая улыбка расползается по лицу блондина, заметная даже для затуманенного зрения Стайлса. В следующую секунду, прежде чем рациональное мышление приходит в действие, Гарри, игнорируя кровоточащую рану на предплечье и свою очевидную наготу, бросается на другого парня. Он слегка промахивается и едва не ударяется локтями о грубый пол, но крепкие руки успевают поймать его и оградить от этого. Не может быть никакой ошибки – это Найл, его запах остался неизменным с момента их последней встречи: шоколад, пиво и прочие продукты питания, что-то успокаивающее, вроде свежескошенной травы, и легкий дурманящий аромат дома, что ни один из них, кажется, не в состоянии смыть с себя. Гарри вспоминает о своем любимом месте и надеется, что жизнь там течет нормально и без него. Это похоже на шок – вдруг понять, в какую-то долю секунды, что все мальчики по-прежнему там, существуют в том же времени и в той же реальности, что и он, проживают свои жизни, пока он застрял в подвешенном состоянии. - Привет, - бормочет он в плечо Хорану, не уточняя, почему тот спас его от очередного кровоподтека, и даже не спрашивая, почему он здесь оказался. Его это не заботит, не сейчас, возможно, позже, а пока крепкие объятия Найла дарят комфорт и тепло, лучше, чем горячий шоколад с зефиром и все пушистые одеяла этого мира. Гарри расстался с ним так плохо, что совсем не удивляется, когда его горло сжимается, и он начинает рыдать. - Эй, ну чего ты? - успокаивающе шепчет Найл ему в ухо, впрочем, голос и у него немного дрожит. Он заботливо поглаживает Гарри между лопатками и прижимает к себе ближе. - Что ты здесь делаешь? Блондин хихикает, обдавая волосы на макушке Стайлса порывом теплого дыхания. - Ты действительно громкий, приятель. Пришлось ехать сюда и смотреть, что происходит. – При этом Гарри неловко вздыхает и отстраняется. - Ты слышал меня? - Нет, - легко усмехается Хоран, - друг моего отца позвонил и сообщил, что слышал какого-то, по-видимому, спятившего оборотня поблизости отсюда. Я пообещал, что проверю. Гарри вдруг начинает стесняться своей наготы. К счастью, его одежда, сложенная в углу, осталась нетронутой. Ночь все еще возвращается к нему разрозненными вспышками, но он точно помнит свой вой и гнев, и как бросался на все, и рваные остатки одеяла, запутавшиеся вокруг лодыжек, только подтверждают эти воспоминания. - Как ты узнал, что это я? – бурчит кудрявый, глядя вниз и потирая руки, чтобы согреться. Найл встает, чтобы принести ему вещи, и что-то задумчиво напевает себе под нос. - Не так много осталось оборотней в городе. Плюс, я слышал твой вой раньше. У меня хорошая память на такие вещи, - он почесывает голову. Странно, но Гарри это трогает. Он не гордится тем, что перевернул все окрестности вверх дном или, возможно, навлек на оборотней охотников, но тот факт, что Найл настолько хорошо знает его голос и так небрежно говорит об этом, это просто… ну… Это Найл. Они хранят молчание, пока Гарри одевается, за исключением легкого шипения ирландца, когда потревоженные раны и царапины волчонка вскрываются и начинают кровоточить снова. Стайлс едва чувствует их – он почти полностью онемел от холода. Когда он заканчивает одеваться, то даже не предпринимает попытку встать, просто сидит и смотрит в стену. Он сосредотачивается на том, как участки его кожи снова стараются собрать себя в единое целое, и пытается согласовать мысли. - Как поживаешь теперь? – спрашивает Найл, нарушая ледяную тишину между ними, и его голос настолько теплый, что растапливает легкий морозец вокруг. У Гарри даже нет сил, чтобы солгать. - Ужасно, - отвечает он, безрадостно улыбаясь. - Да ладно, блять, - ворчит Хоран, усаживаясь на бетон и вытягивая ноги перед собой. – Иди сюда. И Гарри идет. Он делает это, не сомневаясь, на самом деле, это ответ самого его тела, инстинктивно двинувшегося к человеческому теплу Найла. Гарри всегда так себя вел с мальчиками, а теперь и вовсе изголодался по их присутствию в своей жизни. Когда он устраивается на коленях Хорана и сворачивается там, как ребенок, наслаждаясь тяжелыми руками, обнимающими его, и слушая, как сильно и устойчиво бьется сердце Найла, то понимает, что чувства медленно возвращаются к кончикам его пальцев. Впервые за последние дни Гарри позволяет себе что-то почувствовать. - Прости, - шепчет парень в плечо другу, тайком вытирая нос о его куртку. - За что? «За все, - хочется сказать Стайлсу. – За причиненную вам боль, за боль Луи, за то, что я запутавшийся мудак, за то, что еще и куртку тебе сейчас испортил». Но он даже не открывает рот, только пожимает плечами вместо этого. Найл гладит его по волосам, убирая пряди со лба, где они перепутались и перемешались с кровью. - Хаз. - Да? - Я действительно не тот, кто нуждается в твоих извинениях. Гарри вздрагивает от одной мысли о встрече с Луи лицом к лицу. После всего, через что они прошли, после кошмаров, после того, что Гарри сделал с ним, после того, как просто бросил его, не сказав ни слова. - Ты тоже злишься на меня. Потому что я причинил боль ему, - бормочет он слабым голосом, почти детским. Но Гарри и чувствует себя сейчас почти ребенком, прямо в этот момент. Он как будто слишком мал для своей кожи, потерян в мире, полном вещей, которые не может понять. - Причинил, - просто говорит Найл, и в его голосе мелькает едва заметная сталь. – Но он думает, что заслужил это. Лиам и Зейн были в ярости, а он просто сидел там, глядя в окно, будто еще надеялся, что ты появишься в нем. Он сказал нам убедиться, что с тобой все будет в порядке. Парень кажется расстроенным, и его сердцебиение поднимается на ступеньку выше. Гарри знает, как сильно Найл любит Луи, да и Зейн и Лиам тоже. А он имел наглость думать, что любит его больше, чем они все. Позволил себе думать, что его любовь как-то отличается от их любви, что он особенный. Теперь же ему будто пощечину отвесили – так или иначе, он не заслужил того, что Луи ему открылся. Конечно, это признание ранило Гарри душу, но сейчас он уверен, что это ничто по сравнению с тем, через что, вероятно, теперь проходит Томлинсон. - Ну, ты точно попробовал убедиться, - подчеркивает Стайлс, вспоминая все звонки и гневные сообщения, которые он почему-то даже и не подумал удалить. - Не думай, что это было легко, - Найл толкает его в плечо, но в его голосе проскальзывают смешки. – Слушай, что скажешь, если мы выберемся отсюда и пойдем погреться в машине, а? Гарри должен признать, что подогрев сидений в Range Rover`е отца Найла кажется манной небесной. Хоран медленно поднимается, помогает ему и собирает обрывки одеяла, чтобы выбросить их за пределами гаража. В это время Стайлс проверяет стены и пол на присутствие следов крови и весьма радуется, когда ничего подобного не находит. Новый день еще ярче, чем Гарри думал изначально: бледное солнце стоит слишком высоко в небе для конца января, а подтаивающий снег влажно поблескивает. Rover неприметно припаркован через две улочки среди кучки небольших автомобильчиков. Кожаные сидения внутри совершенно ледяные, но они становятся блаженно теплыми уже через пару минут после того, как Найл запускает двигатель. - Ладно, слушай, - оживает блондин, когда Гарри начинает оттаивать в кресле и готовится вздремнуть. – Мне нужно знать, что ты думаешь. Насчет того, о чем ты узнал. Гарри знал, что об этом зайдет разговор с того самого момента, как открыл глаза, а над ним в это время нависал силуэт Найла. Это возвращает его обратно на землю. - Я знаю, что Луи не стал бы убивать никого из-за простой прихоти, - говорит он, наконец. Он немного удивлен своей собственной уверенностью. - Очевидно, - бросает Найл, хмурясь, но при этом его лицо освещается слабой улыбкой. – Приятно это слышать. А то уж мы, блять, и не знали, что думать. - Я… я не… Не думал ничего плохого, понимаешь? Я просто растерялся, не понимал, как Луи мог… - Ты должен был пойти и спросить его, - обрывает его Найл. - Я знаю, - к своему ужасу снова чувствует знакомые подступающие слезы. – Я знаю. - Я просто думал, - бормочет блондин, поворачиваясь и потирая плечо Гарри легкими, утешающими движениями, - что вы с ним уже готовы ко всему, ну, знаешь? Думал, что вы, ребята, наконец, на правильном пути, что он твой якорь… - Что? – шепчет кудрявый. Вдруг кажется, что температура в машине падает ниже нуля. - Что? Ты думал, мы не знали? - Что Луи – мой якорь? – тупо спрашивает Гарри, и его мысли окончательно выходят из-под контроля. На самом деле, в этом был смысл, но и пугало это до смерти. Его первое полнолуние не было таким ужасным, как волчонок ожидал. Да, он не позволял себе обратиться до тех пор, пока Луи не пришел и не позаботился о нем, так что его память о той ночи полнится воспоминаниями об играх в догонялки и дружеских легких покусываниях, о том, как они бегали и веселились вместе. Все, что сохранилось от второго полнолуния, – почти исключительно один Луи: его аромат, нос Гарри, спрятанный в его мягком мехе, их совместное любование звездами, обращение в волков и обратно, марафоны по саду, когда ветер свистел в ушах. Парень и не задумывался раньше, почему ему было так легко тогда пережить полнолуние даже в человеческой форме, несмотря на такое сильное притяжение Луны. - Ну да. В смысле, ничего, что мы об этом говорим? Это ведь ни для кого не секрет. Гарри моргает. - Я не… я думал… - он покашливает, пытаясь заставить свои голосовые связки снова работать. – Я не знал. - Чего ты не знал? - Я не знал, что он мой якорь. Я никогда этого не понимал, - тихо говорит Стайлс. Хоран смотрит на него так, будто не может ему поверить. - Гарри. Как ты можешь не понимать? Ты должен был сознательно выбрать якорь! - Должен? - Да. - Ну, так я этого не сделал, - Гарри скрещивает руки на груди. Доводы Найла – не лучшая альтернатива всем его былым представлениям. Все, что он знал до этого, разваливается прямо у него на глазах. - Итак, ты говоришь мне, что присутствие Луи в твоей жизни/мыслях/сознании настолько сильно, что ты просто зацепился за него и даже никогда не задумывался об этом? Стайлс пожимает плечами. - Это было просто… просто он всегда был со мной. Я думал, что это естественно. Разве не лучше, когда с тобой есть другой оборотень, который может тебя успокоить? - Вообще-то нет, - Найл потирает лоб. – Люди пытались раньше приставлять новичков к опытным оборотням, ну, знаешь, чтобы помочь, но это, как правило, заканчивалось кровавой бойней. Да меня почти удар хватил, когда Лиам позвонил и сказал, что Луи заперся с тобой в подвале. - Оо, - бормочет Стайлс. Ох. Похоже, Луи рисковал быть разорванным в клочья новообращенным, когда решил, что ему не нужно проходить через первое полнолуние в одиночестве. Если бы не это, Гарри, вероятно, убил бы себя, отказываясь принять своего волка. Почему-то это открытие даже не кажется удивительным, кудрявый только в очередной раз понимает, как сильно ему не хватает Луи, и его грудь сдавливает отчаянием. – Ладно. - Да уж, Гарри. Ты очень важен для него, ладно? Я ненавижу все это дерьмо с объяснениями, потому что меня всегда учили контактировать со своими чувствами. И я знаю, что с людьми нужно разговаривать, но ты, очевидно, нет. Должно быть, он любит тебя, а ты так облажался, что будь уж добр это исправить поскорее, потому что он сейчас невыносим. - Ты о чем? – спрашивает Гарри с легким любопытством и огромным отчаянием. - Он взрывается по любому поводу, ничего не ест, командует нами, будто мы его слуги, но при этом настаивает, что с ним все просто прекрасно. Я имею в виду, что мы тоже по тебе скучаем, но Луи отказывается жить нормальной человеческой жизнью без тебя. И дело в том, что Гарри очень ярко может представить, как Луи слоняется вокруг дома раздражительный и язвительный, но такой уязвимый. Ему отчаянно хочется его обнять, и парень может лишь надеяться, что проебал все не настолько безвозвратно, что шанса все вернуть ему никогда уже не получить. - Но как он может просто… Как любой из вас примет меня обратно после этого? - Хаз, - Найл смотрит на него с мольбой, и его ярко-голубые глаза заглядывают, кажется, в самую душу Гарри. – Мы все чертовски любим тебя. Ты один из любимейших моих людей в мире. И мы все замешаны в прошлом Луи, мы все время от времени лажаем, но всегда снова собираемся вместе, потому что мы семья. Понял? Гарри сглатывает. - Да, сэр. Так что Хоран ему солнечно улыбается и поворачивает ключ зажигания. Он жмет на газ и рулит вниз по улице. - Куда мы едем? – спрашивает Гарри, хлопая себя по щекам, потому что кровь все еще не желает отливать от них, но у него такое чувство, что он уже знает ответ. - Домой, конечно, - усмехается Найл и едва успевает вывернуть руль и не въехать в почтовый ящик. Гарри столько глупостей натворил за последнее время. Пока они едут на повышенной скорости по солнечным улочкам пригорода Лондона, он подставляет лицо лучам, чтобы они его согрели, и думает о втором шансе. И о том, что готов бороться за все, что у него есть. * * * Как и ожидалось, дом нисколько не изменился. Черепица на крыше по-прежнему сложена криво, а разбитое окно на чердаке все еще воет на ветру. Когда они входят в парадную дверь, Гарри, помимо знакомого запаха дома, встречает и резкий запах крови. Острый, приторный, и им можно задохнуться, особенно если задуматься, откуда он взялся. Гарри начинает немного паниковать. Найл хмурится рядом с ним, оглядывая холл. - Парни? – зовет он, но ответа нет. Нос Гарри приводит их в гостиную, где, как и всегда после полнолуния, Зейн и Лиам спят на полу в куче одеял, а Локи свернулся калачиком у них в ногах. Они выглядят так мирно, их сердца бьются сильно и быстро, а дыхание ровное. На кухне, прямо напротив, раздается какой-то шум, вроде звона тарелок, и Гарри с Найлом мгновенно понимают, кого здесь не хватает. - Где Луи? – шепчет Хоран, вытягивая Стайлса из комнаты вслед за собой и тихо прикрывая за ними дверь. Это риторический вопрос на самом деле, видит Бог, Гарри давно просрал право и возможность постоянно знать о местонахождении Луи. Тем не менее, он принюхивается к воздуху, чтобы проверить, сможет ли уловить знакомый запах. И запах ударяет в нос, как только задняя дверь закрывается со щелчком, так что у него есть лишь несколько секунд, чтобы собраться. - Найл? – кричит Луи с задней части дома, медленно приближаясь. – Что ты… ох. – Он останавливается на первой ступеньке крыльца, глядя на них обоих. А потом только на Гарри, и его глаза… Их невозможно описать на самом деле, в них столько эмоций, что Стайлс не может выбрать какую-то конкретную для анализа. Гарри не совсем знает, каким ожидал увидеть Луи после двух недель, но не таким. Томлинсон замер в удивлении, на нем свободные штаны и свитер (тот, что он ему подарил, его разум кричит), волосы взъерошены, а на щеке есть длинная рана, видимо, он все еще медленно исцеляется. И он по-прежнему выглядит потрясающе, так что сердце Гарри распухает в груди и бьется с удвоенной скоростью, будто нагоняя все то время, что они провели порознь. Это укладывается в пять секунд, Гарри еще стоит на месте, но уже понимает, что любит Луи со всем, что у него есть в прошлом, как небо любит солнце, и хочет забрать его боль, исцелить его, успокоить его и держать его, пока мир не сгорит вокруг них. У него чешутся руки, чтобы дотронуться до него, притянуть ближе к себе и, наконец, снова почувствовать его тепло. Он хочет поцеловать его, оставить на его губах обещания, вроде «никогда», «так долго, как ты будешь хотеть меня» и «навсегда». - Привет, - хрипит он, чувствуя себя застигнутым врасплох. Видимо, он полное дерьмо в извинениях, особенно тех, что имеют большое значение. Луи выглядит таким испуганным и уязвимым, когда отвечает: - Привет. Найл бесшумно придвигается, чтобы сжать плечо Гарри разок, и ускользает на кухню, закрыв за собой дверь. Теперь они одни, лишь их дыхание настолько громкое, что отражается от деревянных полов и узорчатых обоев. Ни один из них не заговаривает. - Что ты здесь делаешь? – наконец спрашивает Луи. Его голос пробивается через мрачную атмосферу помещения, впитывается в сердце и заставляет желудок взволнованно сжаться, будто ощутив единовременное прикосновение тысячи крыльев бабочек. - Я… эм… - Гарри подходит немного ближе, шаркая по снегу. – Я пришел извиниться. - Гарри. Я же говорил, что тебе не за что извиняться, - Томлинсон смотрит на него почти сочувственно. - Нет, серьезно. То, что я сделал… У меня нет слов, чтобы объяснить это, я просто не знаю. Они все ближе подходят друг к другу, шаг за шагом, медленно и нерешительно. С каждым дюймом, сокращающим расстояние между ними, Гарри все больше пристального внимания обращает на лицо Луи, ему открываются мешки под глазами и печальные морщинки в уголках рта. Больно видеть, что эти губы больше не изгибаются в светлой улыбке, которую Луи приберегал только для него. - Ты был испуган, - предполагает Томмо. Гарри опускает голову, застенчиво краснея. Он не хочет признаваться в этом, но истово ненавидит себя за все свои мысли о Луи-злодее, и краснеет еще ярче. - Был. - Это естественно. - Может быть, - грустно смеется кудрявый, - но хорошего в этом ничего нет. - Хаз, послушай меня, - сердце Гарри проскакивает в горло, заслышав прозвище. Теперь они так близко, так близко, что он почти чувствует тепло Луи, и ему достаточно просто поднять руку, чтобы можно было коснуться кончиками пальцев его изящного носа. – Я сказал тебе, что не буду винить тебя, если ты не вернешься. Ты узнал… что я сделал, это испугало тебя, и ты сбежал. Я понимаю все. Я монстр. Я сделал ужасные вещи. Я держал все в тайне от тебя слишком долго, а ты должен был знать, с кем имеешь дело с самого начала. Все это изначально было ужасно плохой идеей, – он слегка улыбается, но никакой радости за этим нет. Гарри резко качает головой и покрывает оставшееся расстояние между ними. Он смотрит на Луи, пересчитывая каждую его бледную веснушку и каждую ресничку, каждый сантиметр парня, которого любит. - Ты не монстр, Лу. Ты оборотень, как и я. Как и Лиам с Зейном. Но это не делает из нас монстров. Это то, что мы делаем, то, что мы чувствуем, и я знаю, - он останавливается и откашливается, отводя взгляд от Луи. Он не может смотреть на него слишком долго. – Я знаю, что, независимо от обстоятельств, когда ты… - вздох, - кого-то убил, это случилось не потому, что тебе нравится убивать, не потому, что ты хотел этого. Я сказал тебе, что знаю о тебе все, что должен знать. Ты самый добрый человек, которого я когда-либо встречал, ты любишь друзей больше, чем самого себя. Ты отдаешь им все и не оставляешь себе ничего. Разве это то, что делают монстры, Лу? Я доверяю тебе, а все, что ты сделал… Я вижу, как это причиняет тебе боль до сих пор, каждый день. Это делает тебя еще человечнее. Когда он заставляет себя поднять подбородок вверх, Луи смотрит ему прямо в глаза. Он кажется голым – стены разрушены, маски сброшены, а он излучает эмоции. Гарри может различить их запах, разливающийся вокруг них до тех пор, пока не заключает их в общем пузыре. Преобладают ароматы грусти и печали Луи, и это пугает. Его глаза взрываются, как две маленькие голубые галактики, рассеивающие звезды вокруг, и Гарри видит всего Луи как на ладони, видит, что он самый драгоценный дар из всех возможных. - Я… - начинает Луи, закашливаясь и вытирая глаза. С его ресниц срывается одна слезинка, сбегая по носу и теряясь в уголке губ. Гарри автоматически задумывается, как много они плакали, будучи в разлуке. – Как ты так можешь, как это? Стайлс не понимает. - Как что? - Я не знаю, - Томмо качает головой и чуть дрожит, обнимая себя. Гарри почти бросается вперед, но сдерживает себя в последнюю секунду. Он не имеет права, пока нет. - Можешь ли ты… Есть ли вероятность, что ты простишь меня? Луи снова смотрит на него, ярко сверкая глазами. - Да не за что тебя прощать, Хаз. Никто… никто и никогда не возвращался ко мне, знаешь ли. После того, как меня бросали, никто уже не возвращался. А ты… - Я не заслуживаю прощения только потому, что у меня есть капля человеческой порядочности, - подчеркивает Стайлс. - Ты заслуживаешь прощения, потому что ты – это ты, - тихо говорит ему Томлинсон и улыбается. Кажется, это солнце встает после недели дождей. Гарри не может справиться со жжением в глазах и отказывается от попыток остановить слезы, стекающие по его лицу. Он счастлив и опечален одновременно, но Луи сейчас здесь, перед ним, и это все, что ему нужно. Когда Луи перекрывает последние миллиметры между ними и бросается на него, это неожиданно и совершенно удивительно. Его руки крепко оборачиваются вокруг шеи Гарри, и он кладет голову ему на плечо, едва касаясь пальцами пола. Стайлс держит его, прижимаясь грудью к его груди, пока их сердцебиения не совпадают, превращаясь в одно, и утыкается носом в его волосы. - Я все для тебя сделаю, - бормочет он в ухо Луи с горячностью и решительностью. Тот шмыгает носом и притягивает его ближе. Гарри знает, что они стоят так, покачиваясь, в течение очень долгого времени, но не может найти в себе силы отступить от Луи, прежде чем тот сам его попросит. Слишком много и одновременно мало обрушилось разом: аромат Луи, его судорожно вздымающаяся грудь прямо под ладонями Гарри. - Я так сильно скучал по тебе, - шепчет Луи во влажную кожу на его шее, вновь слабо всхлипывая. Это разбивает сердце Гарри снова и снова – видеть, как он разваливается у него в руках, и кудрявый, не колеблясь, приподнимает Луи, позволяя ему обернуть ноги вокруг своей талии, чтобы крепче его держать. Пусть он знает, что в любом случае может задержаться здесь, да хоть остаться навсегда. Знание того, что он нужен Луи, оседает глубоко в животе теплом и тяжестью. - Я тоже по тебе скучал, Лу, - мягко говорит Гарри сквозь слезы. – Прости. Луи похлопывает его по плечу, все еще пряча лицо. Его голос пронизан нежностью, когда он бормочет: - Не надо. Тепло распространяется по всему телу Гарри, он почти горит. Тепло кожи Луи просачивается через всю одежду и оседает вокруг его ноющих суставов, заботясь об их сохранности, и отгоняет холод прочь. Даже когда они оба успокаиваются, их слезы высыхают, а дыхание выравнивается, Гарри все равно не отпускает Луи, а тот продолжает держаться за него. Он висит на Стайлсе, как коала, цепляясь руками и ногами, и это наполнено такой близостью и счастьем. Гарри плевать на окружающий мир, ему не интересно, чем занимаются остальные парни, если они уже проснулись, и он напрочь позабыл все свои заранее сложенные в голове извинения. Когда они, наконец, отпускают друг друга по какой-то негласной взаимной договоренности, руки Гарри приятно побаливают, а глубокая рана на лице Луи полностью исцеляется и исчезает без следа. - Тяжело пришлось? – спрашивает Гарри, прежде чем может остановить себя, автоматически протягивая руку и нежно скользя пальцами по щеке Луи. - Прошлой ночью? – слабо улыбается Томлинсон, подставляя щеку его прикосновениям. – Она не войдет в число моих лучших. Стайлсу хочется ударить себя. Он понимает, что упивался завышенным чувством собственной значимости, думая, что волк Луи был так жесток с ним только потому, что он ушел, но… Инстинкты подсказывают ему, что на самом деле все просто и ясно. Этого никогда не должно было случиться. - А что у тебя? – Томмо озабоченно хмурится, приспуская куртку с его плеч и проводя ладонями по рукам. Царапины Гарри тоже прошли, даже те, что еще кровоточили, пока он шел к дому. - Да, хм. Это было дерьмово, - честно признается парень. Он считает, что рассказать Луи о том, что он и сам только узнал, – плохая идея, но скрывать это от него, кажется еще худшей. – Видимо, ты мой якорь. Луи замирает на месте. Его глаза большие, круглые, блестящие и удивленные, и ему требуется несколько предварительных попыток, чтобы издать хоть какой-то звук. - Я? – спрашивает он, и его голос ломается, становясь грубым и хриплым, будто оборотень только что проснулся после полнолуния на кухне полуголым и сонным. - Я не знаю, - честно говорит Гарри. – Я не выбирал тебя для этого, не сосредотачивался конкретно на тебе, но ты просто… думаю, ты просто всегда был со мной, - он смотрит в пол, не уверенный, что сможет справиться с взглядом Луи. - Ох. Гарри, я… я не знаю, что сказать. Ты не хочешь выбрать что-нибудь другое? Несмотря на всю ситуацию, Стайлс не может сдержать смешок, и это не ускользает от второго парня. - Нет, Лу, - это одна из тех вещей в его жизни, в которых он абсолютно уверен. - Что, если со мной что-то случится? Если ты разозлишься на меня? Волк этого не поймет, тебя разорвет на части, - шепчет Луи, снова придвигаясь к нему, и медленно проводит рукой по его груди, будто проверяя, бьется ли сердце. - Он не понимал уже этой ночью, - говорит Гарри, вспоминая глубокое, тревожное, подавляющее чувство растерянности. – И я чувствовал себя так неправильно, когда проснулся. Все, о чем я мог думать до того, как понял, что там Найл, – так это о том, как все исправить. Луи слегка улыбается. - Ты исправил, но я действительно не самый лучший выбор. Я знаю, что ты невыносимый оптимист, но все может пойти не так, Хаз. Гарри качает головой. - Мне просто нужно убедиться, что я не испортил чего-то еще. Они смотрят какое-то время друг на друга, и все решается. Гарри краснеет в основном от удовольствия, потому что Луи беспокоится о нем и улыбается сейчас, качая головой, будто не может поверить, что кудрявый реален. - Есть ли вероятность, что ты позволишь мне поцеловать тебя? – спрашивает Гарри, слишком рассмелевший и восторженный, прежде чем понимает, насколько эта идея его пугает. К его удивлению Луи колеблется и кусает губу не больше нескольких секунд. А затем невидимая нить натягивается между ними, что-то, для чего Гарри до сих пор не смог бы найти названия и объяснения, даже если бы постарался. Их тянет друг к другу, грудь к груди. На личике Луи разглаживаются все морщинки от переживаний, и он улыбается Гарри, прекрасно и тепло. Поначалу поцелуи не заходят далеко, парни ограничиваются легким, целомудренным и едва заметным прикосновением губ. Но когда Гарри чувствует, как пальцы Луи вцепляются в его плечи, и тот приподнимается на цыпочки, он, наконец, снова получает вкус его рта сполна. Это похоже на искрящийся сидр и фейерверк, на тост-обещание, который он дал себе на Новый год – к новым начинаниям.