Amaryllis

- Ты чертов мудак. - Я знаю… - Нет, серьезно. Ты чем, блять, думал? - Зейн, - пытается его унять Луи. Как и ожидалось, дом полыхал огнями, когда они снова к нему подошли. Зейн и Лиам не спали, сидя за кухонным столом и попивая чай, и стоило Гарри только ступить за порог, как начался ад. Который приводит кудрявого к текущей ситуации, в которой Зейн успел уже примерить все оттенки красного к своему лицу и прямо сейчас примеряется к фиолетовому, крича без остановок и не тратя время на то, чтобы отдышаться. - Луи, - язвит Малик. Его челюсти сжаты, а вены взбухли в гневе. – Что этот пиздюк здесь делает? И где ты был? Луи вздыхает и смещается ближе к Гарри. И тот ему бесконечно благодарен: видеть обычно мягкого и спокойного Зейна по-настоящему разозленным – страшновато. Кудрявый думает, что покровительство Луи и его лояльность к нему совершенно замечательны, но сейчас он бы и сам принял противоположную сторону, ибо возмущение Зейна весьма оправдано. - Он здесь, потому что пришел извиниться, - спокойно говорит Томмо. Стайлс чувствует, что он специально меняет тембр голоса – его тон мягкий и успокаивающий, и голос льется, как жидкий шелк, уменьшая панику Гарри и ярость Зейна и возвращая их к реальности. Даже Лиам, который до этого просто стоял и угрожающе смотрел на вернувшегося волчонка, немного расслабляется. Малик не кажется удивленным, услышав эту новость, но выражение ожесточенности с его лица не исчезает. - И я полагаю, ты простил его. Ну конечно, как иначе. - Да, - просто говорит Луи, но достаточно твердо, чтобы настоять на своем. – И это мое решение, не ваше. - Да что за дерьмо? – выплевывает Зейн. – Ты сделал это и моим решением, когда начал хандрить и вести себя, как ребенок. - Зейн, - тихо подает голос Лиам. - Нет, Ли. Мы все жаловались на него, не смей бросать меня под автобус одного. Томлинсон качает головой, нахмурившись. - Послушайте, я знаю, что я… ну, не самый простой человек, да? И извиняюсь за это. Но Гарри сбежал из-за меня, - Стайлс ощутимо вздрагивает. У него чешутся руки прикоснуться к Луи. – И я тот, кто может принять его обратно. Зейн чуть ослабляет свое наступление. Он выглядит уставшим и печальным под сердитой маской. - Ты знаешь, как я ненавижу видеть, что тебе больно, - говорит он, обращаясь к Луи. Они улыбаются друг другу. – И я не хочу, чтобы это случилось снова, если ты делаешь ошибку, - теперь Малик смотрит на Гарри, и его в его взгляде снова сквозит сталь. Стайлс опускает голову, ковыряя носком ботинка кафельный пол. Щеки горят от стыда, слово «ошибка» раз за разом прокручивается в голове. - Он не… - удается ему выдавить из себя, поднимая голову и робко заглядывая в глаза Зейну, - не совершает ошибку. Малик кажется опешившим. - Ты ужасно не убедителен. - Гарри, - подключается Лиам, ставя кружку в раковину и выдвигаясь вперед, чтобы встать рядом с Зейном, так что недовольному Локи приходится спрыгнуть с его колен. Он тоже выглядит не особенно энергичным, его плечи печально опущены, а под глазами царствуют фиолетовые синяки. – Я уверен, что ты объяснил все Луи. Гарри молча кивает. Луи, стоя за его спиной, поглаживает его запястье. - И если он считает, что ты заслуживаешь прощения, значит, так и есть. Но это было… нам было слишком тяжело снова видеть его таким. Ты же знаешь, как мы оберегаем его. Стайлс снова кивает и пытается справиться с болезненным уколом в самое сердце. Прямо сейчас он не является частью «мы», о котором говорит Лиам, и это его собственная вина, и это больно. - Итак, это просто… займет немного времени. Надеюсь, ты можешь нам его дать. Гарри чуть не падает, торопясь ответить. - Конечно. Спасибо, Ли. Лиам. Пейн награждает его мягкой улыбкой и, поколебавшись секунду, тянется к парню и хлопает его по плечу, но сразу же отстраняется, пока это не становится неловким. Стоящий рядом с ним Зейн недоверчиво склоняет голову, но не препятствует. Глубокая морщина на его лбу разглаживается, когда он смотрит в глаза Гарри, и кажется, что проходит целая вечность, прежде чем он кивает и снова садится. Кудрявый не совсем знает, что ему делать, хочет сбежать в ночь и вернуться в свою комнату, но Луи вздыхает рядом с ним и снова берет его за руку. Это быстро становится необходимостью для Гарри – держаться за руку. Он связывает себя с Луи, это его успокаивает и заставляет чувствовать себя так, будто он и не одинок вовсе. Томлинсон материален, когда он его касается. У Гарри есть еще проблемы с верой в его реальность, но он надеется, что со временем это пройдет. - Не возражаете, если мы присоединимся к вам? – спрашивает Луи, хотя технически это и не требуется, потому что это его дом и его кухня. Зейн и Лиам одновременно кивают. Гарри принимает это в качестве предварительного предложения чувствовать себя снова как дома на кухне. Он ставит чайник, пока Томмо роется в пакетиках с чаем, и они идеально предугадывают движения друг друга, обходясь без всяких слов. В какой-то момент Луи облизывает нос Гарри в качестве альтернативы кубику сахара. К тому времени, когда парни устраиваются за столом, их дыхание уже сбито из-за постоянных тихих смешков, а одежда испачкана молоком. Это чудесное возвращение к прежнему уюту пугающе напоминает выходные, когда Луи вставал вместе с Гарри и смотрел, как он готовит завтрак. Зейн, как и ожидалось, лопает их пузырь счастья, резко выдыхая. - Подожди, - говорит он, и это звучит, ну, немного изумленно. – Ты рассказал ему? Луи хмурится и смотрит в свою кружку, где до этого пытался нарисовать ложкой на нерастворившемся сахаре смайлик. - Да? – говорит он, будто это и без того было очевидно. – А что ты думаешь, мы делали на улице в течение трех часов? - Я… - качает головой Малик, словно пытаясь избавиться от залившейся в уши воды. – Я не знаю. Бегали? Гонялись за кроликами? Откуда мне знать, чем вы занимаетесь наедине? Гарри с растущим беспокойством переводит взгляд с одного на другого, удивляясь возникшей странной напряженности. Он не принял то, что Луи показал ему, как должное и никогда не примет, но все равно не понимал, почему Зейн и Лиам замерли с одинаковыми выражениями шока на лице. - Как ты тогда догадался? – спрашивает Томлинсон. Он рассматривает ложечку, вертя ее в руке, и, кажется, очарован тем, как на ней отражается свет. Но легкая скованность в его плечах наводит Стайлса на мысль, что он не хочет продолжать этот разговор. - Ты, - автоматически отвечает Лиам. – Ты другой. По-другому ведешь себя с Гарри. Гарри должен отчасти согласиться. Он знает, что происходящее еще догонит их и нагрузит в дальнейшем, им еще предстоит серьезный разговор, но сейчас парень чувствует, что они оба перевернули эту страницу. Стены Луи рухнули, если судить по выражению его лица, когда он смотрит на Гарри, и тот чувствует, что ему хочется вывернуться на изнанку, чтобы заставить его рассмеяться. - Как еще по-другому? - Да все не так… - Зейн взмахивает рукой, задевая кухонный стол. – Ты хихикаешь. И то, как вы двигаетесь относительно друг друга. И как ты касаешься его, какие места выбираешь для прикосновения. Не думаю, что когда-либо видел, чтобы тебе нравилось кого-нибудь лапать. Краем глаза Гарри видит, как брови Луи медленно ползут вверх. Он не знает, что заключено в этом намеке, но Зейн, кажется, понимает сразу же. - Оо, - все, что он говорит, и теперь таращится прямо на Стайлса. – Ну ладно. Кудрявый почти решается спросить, что только что произошло, но он знает, что не хотел бы получить прямой ответ ни от одного из них. - Итак, ты… знаешь, - неожиданно говорит Лиам, и, разумеется, последние остатки уюта покидают комнату. - Да, - подтверждает Гарри. - И вот ты здесь. - Да. - Ну ладно, - тянет Пейн с сомнением, будто это вопрос. Гарри молча смотрит на Луи. Тот по-прежнему улыбается так, что веселые искорки танцуют в его глазах, а несколько кристалликов сахара поблескивают из уголка его губ. - И буду здесь, если Луи меня не прогонит, - говорит он, не отрывая от Томлинсона глаз. Взгляд, что он получает взамен, подает ему большие надежды. Лиам покашливает, и Гарри понимает, что слишком уж бесстыдно пялится. – И если вы не прогоните, конечно, - продолжает он с легким намеком на шутку. Конечно, они все важны для него, но сейчас все бледнеет по сравнению с Луи. Он получает улыбку в ответ – всего одну и крошечную, но все же. Гарри дорожит этим: вопреки распространенному мнению, добиться подлинной улыбки Лиама не так-то просто. Позже этой же ночью Гарри пытается выпутаться из конечностей Луи и встать с дивана в гостиной, где они благополучно задремали, когда его задерживает легкая хватка на запястье. - Стой, - тихо бормочет Луи, улыбаясь и щурясь от яркого света телевизора. Надо сказать, что достаточно и меньшего для того, чтобы убедить Гарри, так что на утро он просыпается с затекшими мышцами шеи и пожаром в сердце. * * * Гарри уверен, что весна – это прекрасное время, особенно для человека, живущего в лесу. Есть что-то по-детски захватывающее в том, чтобы находить первые подснежники, освещающие чащу нежной зеленью и белыми цветами, а когда у большинства лесных обитателей появляются детеныши, парню кажется, что он на небесах. День рождения Гарри тихо проходит в компании его любимых мальчиков, отличной попойки, кексов и бенгальских огней, любезно предоставленных Найлом. Зейн вырезает плакат «Happy Birthday», буква за буквой, а Луи притаскивает какие-то сомнительные и не подходящие к мероприятию шляпы. Стены, возникшие между парнями и Гарри, постепенно начинают рушиться. В конце дня они все засыпают на диване за просмотром «Рататуя», и в целом, это одно из лучших празднований на памяти Стайлса. Медленно, но верно, с каждым теплым утром в руках Луи, он исцеляется. Кошмары приходят и уходят, всегда одни и те же, всегда полные холода и крови, но яркое весеннее солнце растапливает страхи и гонит их прочь, когда Гарри сидит на крыльце со своим чаем. Луи шепчет нежные слова в его плечо, уверенно и обнадеживающе, и он все время рядом. Нечто красивое, что зарождается между ними, захватывает все их существование и растет день ото дня. Есть еще много шагов, которые Гарри только предстоит сделать на пути к восстановлению, но он знает, что будет не один. Он даже не замечает за обычной рутиной с вечным недосыпом и отчаянной учебой, как быстро бежит время, и темные моменты остаются позади. Например, Найл привязывается к нему заново и становится мостиком между ним и остальными парнями. Зейн и Лиам начинают оттаивать по отношению к нему, медленно, но очевидно, что они стараются. Это больше, чем Гарри мог бы просить. И Луи. Луи удивительный, удивительный всегда. Они в основном возвращаются к своим прежним отношениям, которые существовали до демарша Гарри. Они обмениваются скрытными улыбками и ухмыляются, когда случайно сталкиваются руками. Но теперь между ними есть доверие, общее счастье, и Луи не держит ничего за спиной, когда смотрит Гарри в глаза. Их прикосновения становятся максимально частыми и комфортными, но они всегда останавливаются в определенной точке, в которой оба чувствуют неловкость. Гарри останавливается, когда ласковый поцелуй Луи в лоб перерастает в лобызание его лица, а тот изображает приступ кашля, когда понимает, что бессознательно пялился на губы Стайлса. А что же касается серьезного разговора, который, по мнению Гарри, им еще предстоит? Как-то не предоставляется случая. Не то чтобы он не хочет затрагивать эту тему, просто не делает этого. Луи кажется таким счастливым большую часть времени, что на это даже немного больно смотреть, потому что есть ощущение, что это не продлится долго. И в результате всего этого беспокойство растет внутри Гарри с каждым днем, и становится все труднее и труднее его игнорировать. Борьба с самим собой – действительно худшая разновидность борьбы. А Стайлс уже неплохо успел запутаться в собственных мыслях. Он по-прежнему хочет отношений с Луи, это факт. Он хочет быть его настоящим парнем, спорить с ним по пустякам, плакать на пару над грустными фильмами о животных и гулять по парку, взявшись за руки. Он хочет целоваться с ним, иногда неловко сталкиваясь носами, и хихикать над звуками, которые будут срываться у них во время этих поцелуев. Он хочет, чтобы Луи прижал его голой задницей ко всем поверхностям в этом доме, чтобы пометить это место. Гарри хочет, чтобы они действительно были вместе, даже тогда, когда он станет бесполезным выпускником университета с бесполезным дипломом бакалавра, а Луи будет по-прежнему работать в своем любимом книжном магазине и третировать босса требованиями о повышении, и даже после этого – в далеком-далеком будущем. Он представляет, как дом будет выглядеть полностью отремонтированным и свежеокрашенным, как они переделают свободные комнаты в пастельных тонах, и как в дальнейшем повсюду будет слышаться дробный топот крошечных ножек. Парень слишком глубоко завяз во всем этом, и ему действительно, действительно пора бы начать распутывать их клубок страстей с Луи. Шаг первый: поговорить обо всем, что им давно пора обсудить. Шаг второй: избавиться уже от неловкости и должным образом предаться поцелуям и объятиям. Шаг третий: узнать, наконец, на что же похож секс между оборотнями. А пока они застряли где-то чуть выше нуля. Луи сам говорил, что хочет того же, его слова о том, что он планирует посвятить много времени поцелуям с ним, звучали весьма перспективно, но было бы лучше перейти от слов к делу. И все же миновать разговор нельзя, ну не может Гарри просто начать целоваться с Луи и не останавливаться, как ему на самом деле хочется. Нужно устранить все, что может отвратить их друг от друга. И он решает поработать над этим. Через пару недель марта, в дождливую, мокрую и унылую субботу Найл предлагает всем вместе пойти на пикник. Неудивительно, что никто не хочет. Неудивительно, что они все равно идут, потому что никто не может отказать в чем-то Найлу. Гарри поручают бутерброды, и он вполне наслаждается их приготовлением и прислушивается к шорохам и стукам на чердаке, поглядывая на нечто, что много лет назад, вероятно, было корзиной для пикника. Через некоторое время Луи присоединяется к нему и улыбается, запрыгивая на столешницу. Гарри автоматически начинает ходить вокруг него в походы до холодильника и обратно. - Что за деликатесы ты готовишь для нас, а? – спрашивает Томмо, приподнимая пальцем кусочек хлеба и заглядывая внутрь. Гарри шлепает его по руке вполсилы. - Бутерброды, Лу. Луи взволнованно хлопает в ладоши, будто это на самом деле новость. - Тунец? - У меня есть парочка и с тунцом, да, - отвечает кудрявый, улыбаясь, когда Томлинсон загорается. В этом доме есть только один человек, который любит сэндвичи с тунцом. - Замечательно. Думаю, это будет весело! Стайлс приподнимает бровь (навык, который он, возможно, приобрел, наблюдая, как Луи смотрит Project Runway*) и многозначительно поглядывает за окно. - О, пожалуйста. Я не против немного измочиться. Именно в этот момент снаружи воет ветер, и Гарри замечает, что он только что с корнями вырвал из земли цветочный куст. - Я не буду ухаживать за тобой, когда ты заболеешь, - угрожает он, опираясь на бедра Луи, когда наклоняется в противоположную сторону от него, чтобы достать масло. Гарри не совсем осознает, в какой позе замер, пока не выпрямляется снова и чувствует жар кожи Луи под ладонями. - Да пожалуйста, - фыркает Томлинсон. – Не собираюсь болеть. У меня иммунитет оборотня. И я уверен, что отец Найла одолжит ему какой-нибудь разработанный по сверхсекретной технологии сверхзвуковой зонтик, который будет создавать вокруг нас силовое поле и защищать от дождя. Кудрявый ничего не отвечает. Он размазывает майонез по кусочку хлеба, раскладывает по обоим половинкам кружки колбасы и решительно отказывается реагировать на невероятно странное чувство юмора Луи. Он улыбается совсем по другому поводу. Как выясняется, у Найла нет гигантского сверхзвукового зонтика. Они тратят некоторое время на сборы и гомон, и Зейн становится настоящей звездой их компании, когда появляется внизу в шлейфе легкого голубого дождевика. Гарри дает каждому из парней хороший совет, а именно – прихватить резиновые сапоги, но никто не слушает, все принюхиваются к заготовленному провианту. Выясняется, что в доме есть еще одна корзинка для пикника, тоже старомодная, тяжелая и с тканевой подкладкой. Стайлс чувствует себя заправской домохозяйкой, когда несет ее к машине. Наконец, когда все необходимое благополучно оказывается в багажнике, а печка включена (они снова берут Range Rover, и Гарри думает, что ему действительно пора бы уже познакомиться с Бобби Хораном и поблагодарить), они выдвигаются навстречу своему приключению. Найл заверяет, что у него врожденный опыт вождения, и само по себе забавно смотреть, как он кричит на опасных водителей, но Гарри все равно радуется (тайно, конечно), что сидит на заднем сидении с Луи, Зейном и Локи. В дополнение к близости Томлинсона и соприкосновению их бедер сама атмосфера в салоне способствует возбуждению Гарри. Никто из них давненько не выбирался из дома, и даже теперь, когда льет как из ведра, и все это мероприятие, вероятно, – ужасная идея, парням не терпится увидеть, куда Найл их везет. По большей части события развиваются в предсказуемом ключе, и они в конечном итоге оказываются в Гайд-парке. Гарри не может себе представить более традиционного места. Но он думает, что это идеально. - Ну ничего себе, - говорит Луи, вылезая из машины и сразу же начиная дрожать в своей рубашке с коротким рукавом. – Вот уж не думал, что люди приходят сюда за чем-то другим, кроме претенциозного вдохновения и публичного секса. - Заткнись, - предлагает Найл, выгружая свои вещи. - У меня назрел вопрос, - встревает Зейн, натягивая пластиковый капюшон на голову. Он выглядит так, будто только что вышел из дешевого российского плагиата «Телепузиков». Хоран многострадально вздыхает. - Да, Зейн. - Где мы собираемся расстелить пледы? Вижу, что ты не в курсе, что земля отвратительно влажная. - Не возле тех столов? – хмурится Лиам. - О, Ли, - стонет Луи. Гарри стоит достаточно близко к нему, чтобы рассмотреть, как мурашки галопируют по его рукам. - Я профессионал, приятель, - гордо провозглашает Найл. – У меня есть брезент. Или мы могли бы воспользоваться попонкой, которую ты натянул, видимо, на случай непредвиденной ситуации. Зейн с оскорбленным видом прикладывает руку к сердцу и отказывается идти ему помогать. Гарри тычет Луи в руку. - Эй, Лу, - Томлинсон смотрит на него вопросительно. – Где твоя куртка? Он пожимает плечами. - Я оставил ее. Не думал, что будет так холодно. Гарри мысленно жалеет бедного, бедного Луи, который не думает, что в середине марта после обеда в Южной Англии до безумия мокро и прохладно. - Хочешь мою? Стоящий рядом с Гарри Зейн заметно закатывает глаза. Стайлс пинает его в голень. Когда он поворачивается к Луи, тот смотрит на него немного удивленно и немного озорно, но на самом деле, большую часть его лица занимает ослепительная улыбка. - Как мило с твоей стороны, Хаз. А ты сам-то не замерзнешь? Гарри качает головой. - Нет, мне уже жарко. Я надел еще свитер в отличие от кого-то. Луи ухмыляется и протягивает руки, напоминая ребенка. Гарри легко выскальзывает из куртки, но отказывается передать ее Луи и просто встает за его спиной, держа одежду позади него, пока тот не догадается сунуть руки в рукава. - О, да ты горяч, - сообщает Луи полным удивления голосом, кутаясь в тепло, оставленное телом Гарри, но тот практически может слышать под этим усмешку. Когда он отступает, чтобы восхититься своей работой, его глаза снова наталкиваются на Зейна и его жуткий плащ. В отличие от него Луи выглядит – ох, ладно... Луи выглядит невероятным всегда, вне зависимости от того прихорашивался ли он битый час или просто скатился с кровати, но сейчас это уже совершенно новый уровень. Синий деним отлично гармонирует с его глазами, а шерстяная подкладка куртки делает его похожим на человеческое воплощение теплых объятий. Вещь немного великовата ему, а рукава длинны и прикрывают кисти, но Гарри сводит с ума сам факт того, что вещь принадлежит ему, а Луи в ней смотрится так замечательно и заключен сейчас в его аромат. Да будут прокляты мысли в его голове. Возможно, он думает о том, что Томлинсону стоит носить эту куртку и в помещении. В своей спальне, если точнее. Возможно, без какой-либо еще одежды на теле. Когда Гарри удается подавить желание погладить себя через джинсы, он понимает, что пялится. Луи ухмыляется ему, будто точно знает, о чем он думал, а трое остальных парней заметно балансируют между нежной раздраженностью (Лиам) и абсолютной радостью (Найл). Как и следовало ожидать в такой день, парк был по большей части пустынным. Разве что несколько полуголых людей каталось по мокрой траве – видимо, их чувства слишком сильны, да пара ребятишек гонялась за запущенным воздушным змеем, но это не сравнимо с временами, проведенными Гарри здесь раньше. Он любил это место. Найл внезапно останавливается. - Здесь! – счастливо объявляет он, раскидывая руки и очерчивая ими круг на совершенно неприметной лужайке. Но никто с ним не спорит, и парни быстро делают свою работу, расстилая брезент и пледы. По какому-то подозрительному, но удачному стечению обстоятельств, дождь прекращается, изредка возвращаясь в виде легкой мороси, но, по крайней мере, с кудрей Гарри больше не стекают капли. Как выясняется, сочетание плетеной корзинки для пикника и дождя – не самая светлая из их идей. Все внутри в сохранности, но Гарри все же не поклонник сырых бутербродов. - Ладно, ребята, у меня есть тост, - слишком громко возвещает Найл, после того как расставили перед собой все тарелки. И начинает выгружать бутылки пива из мешка, что до сих пор скромно лежал у него под боком. Гарри с благодарностью принимает свою порцию. - Зачем вообще тосты? – спрашивает Луи с любопытством. - Затем, - парирует Хоран. – Это неотъемлемая часть дружбы. Сегодня великий день, мы отмечаем тот факт, что у нас есть настоящие друзья. – Он звучит оптимистично и счастливо, словом, как обычно, но от Гарри не укрывается подозрительный взгляд, которым блондин обменивается с Томлинсоном. - Ла-адно, - медленно соглашается Лиам. - Это не может быть как-то связано со мной, Лиамом и Гарри, а? – таким же медленным и низким голосом с примесью легкой подозрительности интересуется Зейн. Найл смотрит на него честными глазами. - Нет. «Оо, - думает Гарри, - ну точно». - Ни… - Я не хочу это слышать, - смотрит на него Найл. – У нас назревает тост, мы на гребаном пикнике, и почему бы троим из нас не разрешить вместе все свое дерьмо. Стайлс сглатывает. - И как мы это сделаем? – он рассеянно отмечает, что руки Луи ползут вверх по его шее, запутываясь в волосах и утешительно их поглаживая. Гарри любит его. - Я не знаю. Еще раз извинись. Обнимитесь. Поговорите, как нормальные, блять, люди. Зейн глубоко вздыхает и тянется к Найлу, проводя рукой по блондинистой макушке и сжимая его плечо. Гарри нравится смотреть, как он утешает людей, которых любит. Кудрявый и сам получал такие утешительные прикосновения даже больше раз, чем заслуживал. Лиам, сидящий сбоку от Гарри, глубоко вздыхает и поворачивается к нему. - Слушай, Гарри. Прости меня… - Подожди, нет. Что? Нет, я… - Нет, серьезно, мы не должны были… - Да я был полным ублю… - Но это и понятно, ты был… - Лиам… - Хватит, - обрывает их Малик. Их рты сразу же захлопываются, а Зейн смотрит прямо в глаза Гарри. Это странно, все равно, что заглядывать в стакан виски. - Гарри, мы сожалеем, - он выставляет руку, когда видит, что кудрявый хочет что-то вставить. – Ты извинился, ты все объяснил, и если этого достаточно для Луи и Найла, то должно быть достаточно и для нас. Мы доверяем их суждениям. Мы доверяем тебе. – Лиам кивает, не протестуя. Гарри слегка задыхается. Только рука Луи, ненавязчиво поглаживающая его голову, шею, спину и плечи, позволяет ему расслабиться и помогает дышать. - Спасибо, - подчеркивает парень, пристально глядя на Зейна. – И тебе тоже, - он улыбается Лиаму. – Но вам не за что извиняться. Вы защищали его, и это замечательно. Не давайте этому легко сойти мне с рук только потому, что это я. Рядом с ним Луи хмыкает достаточно громко, чтобы услышали все, и странная атмосфера разбивается. - И я… - откашливается Стайлс, не желая отпускать пока эту тему. – Я знаю, что вы пытались дать мне почувствовать себя уютно, даже если и не особенно-то хотели видеть мое лицо каждый день, так что… Спасибо. Малик усмехается радостной, озорной улыбкой, что полностью преображает его лицо. - Нас плакат на день рождения выдал? Гарри улыбается в ответ. - Немного. - Что ж, и снова добро пожаловать, приятель. - Все хорошо, Гарри, - Лиам тоже улыбается. – Но если ты выкинешь что-то подобное еще раз, помни, что я живу посреди леса и у меня есть лопата. - Принято к сведению, - хмыкает Гарри. – Можем мы обняться, да? – спрашивает он, и спустя пару секунд Лиам и Зейн обрушиваются на него сверху, обдавая запахами мокрой псины и дешевой пластмассы. Луи и Найл присоединяются к ним, и это становится серьезным испытанием для Гарри, сплющенного на самом дне. Но он любит обниматься и любит свою стаю щенков – свою принадлежность к ней. Локи – единственный настоящий щенок в округе – прерывает свой перекус помидорами и лает с энтузиазмом, будто показывая свое одобрение. После того как все разрешается, они едят, пьют, и Гарри с удовольствием отмечает, что он на самом деле голоден. Его осыпают похвалами со всех сторон, но его глаза все чаще и чаще обращаются к Луи и наблюдают, как он наслаждается своими бутербродами с тунцом (Томлинсон сопровождает трапезу большим количество стонов, что кажутся совершенно ненужными, хотя…) Наконец, они ложатся в различных позах, глядя на медленно плывущие облака и, как выразился Найл, переваривая потребленное. Гарри потягивает пиво и делает вид, что лежит под лучами солнца, впрочем, он чувствует себя вполне ослепленным счастьем. - Я прихватил с собой фрисби, - слабо говорит Найл спустя двадцать минут или около того, а затем зевает. Локи, дремлющий на его груди, просыпается и скатывается на землю. Его маленькие глазенки заинтересованно поблескивают – а возможно, это просто блики – но тем не менее. Лиам, по-видимому, поклонник такого времяпрепровождения. - О, сыграем? – интересуется он воодушевленно. Гарри смотрит на него, чтобы подтвердить свою готовность, но все же он слишком занят дремотой, положив голову на грудь Луи и слушая его сердцебиение. Найл поднимается, пыхтя и отдуваясь. Гарри ждет, что его пригласят в игру, но парни молчат, разве что шорох их кроссовок по влажной траве раздается уже в отдалении. - Лу? – шепчет кудрявый, когда вокруг вновь воцаряется тишина. - Хм? – гудит Луи, хрипло и с придыханием. - Ты спишь? - Да, Гарри, - его почти не слышно. – Сплю. - Хорошо, - говорит Гарри, откидываясь назад. Он раздумывает над тем, чтобы тоже вздремнуть, пока Найл с Лиамом не вернулись, но этот спокойный ритм сердца Луи не дает ему уснуть. Он хочет бодрствовать, чтобы его слушать. Через несколько минут, проведенных в тишине, Томлинсон вздыхает и подталкивает его свободной рукой. - Чего ты хочешь? Гарри сопит, глубже зарываясь носом в слегка влажную ткань куртки (что сейчас на Луи, поэтому технически это куртка Луи, и Гарри честно рассматривает возможность предоставления вещи ему навсегда, потому что Томлинсон выглядит в ней преступно хорошо) и не отвечает. - Гаррииии, - Луи тычет его снова. - Ничего, Лу, - бормочет кудрявый. И это правда, как ему кажется, - ему не хочется ничего конкретного, просто… услышать голос Луи. С грохотом, который отражается внутри черепа Стайлса, тот смеется. Луи так близко, что Гарри слышит издаваемые им звуки еще до того, как они покидают его рот. Это так интимно. - Давай, Хаз, - бормочет Томмо, проводя рукой по его волосам. – Давай прогуляемся. – Он приподнимается на локтях, и голова Гарри скользит ниже. Парень чувствует, как под его щекой перекатываются мышцы, и окончательно теряет желание идти куда-то. - Эй, - не унимается Луи, мягко бодая голову Гарри собственной. И тот как и всегда подчиняется, как забавный дурачок, который не может отказать Томлинсону ни в чем. - Хорошо, - бормочет он, медленно садясь и потягиваясь. Луи встает рядом с ним, отряхивая брюки, и протягивает ему руку. - Куда мы идем? – интересуется кудрявый. Не то чтобы это имело значение – он, наверное, последовал бы за Луи куда угодно: на небеса, в ад, в спальню, к алтарю. - Это секрет, - шепчет Томлинсон и роется на дне корзины. Шум, который он воспроизводит, ужасен, и Стайлс с тревогой поглядывает на спящих, свернувшись калачиками, Зейна и Локи, но им, кажется, наплевать. В нескольких метрах к тому же носятся, крича друг на друга, Найл и Лиам. - Ладно, - Луи возвращается назад к Гарри и сразу же хватает его за руку. В другой он держит пакетик, похоже, замороженного горошка. - Идем, - говорит он, прежде чем кудрявый может задать вопрос о его вменяемости, и Гарри молча идет за ним. Пока они идут по все больше и больше петляющей маленькой тропинке, Стайлс начинает понимать, насколько все-таки парк большой. Живые изгороди, деревья, блестящая зеленая трава, кажется, тянутся до самого горизонта, где проступают силуэты зданий и откуда доносятся звуки городской жизни. Он чувствует себя здесь в какой-то мере анонимом – его никто не знает, да и плевать всем на то, кто он такой. Гарри может преспокойно бродить по мокрой траве в таком великолепном месте рука об руку с красивым парнем. - Ну а сейчас-то ты скажешь? – спрашивает он, когда они идут уже в течение нескольких минут. Луи не говорит, а просто сжимает его руку в ответ. Наконец, они, кажется, достигают своей цели. Луи замедляется, когда они пересекают линию деревьев перед открытым пространством, которое Гарри еще не может толком рассмотреть, и поворачивается к нему с возбужденной улыбкой. - Мы на месте, Гарольд, - ухмыляется он, сжимая крепче ладонь Стайлса, тянет его вперед и срывается на бег. Перед ними сияет (даже под пасмурным небом) небольшое зелено-голубое озерцо. Пруд, если уж точнее, но Гарри думает, что это звучит менее романтично. Вокруг нет ни души, да и не выглядит это место часто посещаемым. Лишь на самом берегу есть одинокая скамейка, испещренная трещинами и заросшая зеленью, но в остальном антураж напоминает истинное святилище природы, что-то, в некотором смысле не тронутое еще рукой человека. Тут нет ничего особенного, но Гарри находит местечко великолепным. - Вау, - шепчет он, осматривая высокие деревья, окружающие их. – Откуда ты узнал об этом месте? - Я был здесь несколько раз, - улыбается Луи. Его рука все еще сжимает руку Гарри, липкая и потная и, вероятно, не особо приятная на ощупь, но тот и не думает ее отпускать, пока его не заставят. - Свидания? – Стайлс приподнимает бровь и делает вид, что на самом деле ответ его не интересует вообще. - О, заткнись, - Томлинсон тычет его в бок. – Нет. Сюда хорошо прийти, когда тебе необходимо тихое местечко, чтобы подумать, но ничего больше, - его голос становится мягче. Он, очевидно, вспоминает что-то с легкой, любящей улыбкой на лице, и Гарри даже не особо волнует, что конкретно он вспомнил, важно лишь, что это место пробуждает что-то приятное в памяти Луи. - Давай подойдем поближе, - парень нежно подталкивает Гарри. Поближе, как выясняется, это вплоть до самого края берега, до точки, где они хихикают и цепляются за одежду друг друга, стараясь не упасть в воду. Они осторожно садятся, несмотря на влагу, которая сразу же впитывается в их джинсы. Луи вторгается в личное пространство Гарри значительно больше необходимого, указывая то на небольшую группку первоцветов, то на странный гриб, растущий возле одной из ножек скамьи. - Так зачем тебе горох? – неожиданно спрашивает Стайлс, вспомнив, что пластиковый пакетик все еще шуршит где-то в куртке Луи (Гарри). - Оо, - смеется Томлинсон, и это звучит немного смущенно. Его щеки заливаются румянцем. – Хм. Медленно он вынимает пакет и открывает. Горох кажется уже мягким и подтаявшим, но Луи не обращает на это внимания, зачерпывая горсть и бросая в воду. Поверхность слегка подается ряби. - Что… - начинает Гарри, но слова застревают в горле, когда он видит. Из-под ближайшего, поросшего травой выступа возникает утиная голова. Она похожа на любую другую утку, которую Гарри когда-либо видел раньше: коричневые перья, яркий клюв и глаза-бусинки, но только потому, что птицы изначально не было, а появилась она лишь из-за действий Луи, утка кажется странно захватывающей. Она медленно шлепает к воде, где скользит куда изящней. Утка проходит так близко от Гарри, что он мог бы коснуться ее пестрых перьев, и начинает ловко гоняться за болтающимися на поверхности озерца зернами. Гарри наблюдает за тем, как птица плещется и крякает, с чувством удивления. Вскоре к утке присоединяется селезень, и его зеленая голова кажется блестящим всплеском цвета на мутной воде. - Оо, - выдыхает кудрявый, - пожалуйста, скажи мне, что у них есть утята. Луи смеется. Он предлагает пакетик Гарри, и тот вооружается своей порцией гороха, чтобы его запустить. - Прости, приятель. Думаю, сейчас еще слишком рано. - Но уже почти весна! - Почти, - улыбается Томмо. – Кроме того, я не уверен, что эти двое подходят на роль родителей. Они были здесь в полном одиночестве, насколько я помню. Гарри бросает свой горох и наблюдает за красочным шквалом крыльев, пока утки гоняются за теми горошинами, что еще не успели упасть в воду. - Они образуют пары на всю жизнь? – спрашивает он. - Я не эксперт по птицам, Хаз, - с нежностью в голосе отвечает Луи. - Они называются орнитологами, - нахально вставляет Гарри, уклоняясь от горошины, которую Луи пытается забросить ему в ухо. - Да, Гарольд, спасибо. Как я уже говорил, - ухмыляется он, - я не эксперт по птицам, но я не верю в это. Селезни вообще довольно жестокие, как мне кажется. Гарри хмурится, глядя на мерцающую воду и живописно переливающиеся на свету перья селезня. Они выглядят как сокровище или дорогая ткань – красиво и обманчиво одновременно. - Почему? - Не знаю точно. Они же вроде гоняют уток**? Нападают на них, могут причинить боль, после такого утки остаются, ну, знаешь, горбатыми. Кудрявый давится воздухом. - Горбатыми? - Заткнись, - говорит Луи, глядя на озеро, а не на Гарри, но уголок его рта дергается вверх. Стайлс невольно улыбается в ответ. - Это печально, - заключает он. Парень вытряхивает горох из пакета, часть его забрасывает себе в рот, а остальное раздает еще нескольким подоспевшим уткам. Луи вытягивается рядом с ним, откинувшись на руки. Это почти незаметно, но Гарри чувствует, что он придвигается чуть ближе. Сейчас их разделяет не больше дюйма свободного пространства. - Что? - То, что ты только что сказал мне, - тянет кудрявый. – Что они… ну, знаешь. Это не кажется естественным. Луи фыркает, выпуская тонкую струйку белого пара, который растворяется в воздухе вокруг них. - Это то, что они все делают. И поколения уток делали это до них, другого они не знают. Гарри гудит, тихо соглашаясь, но когда он смотрит на птиц, то понимает, что его взгляды на них несколько изменились. Мама всегда рассказывала ему истории (когда он был малышом и просил ее пойти в парк, чтобы кормить голубей) о том, что утки-мальчики – яркие и с роскошными перьями, а утки-девочки – серенькие и с простеньким опереньем, но ни для кого из них это не имеет значения, потому что они любят друг друга. А утята растут под крылышками любящих родителей, а потом оставляют их, чтобы создать свои собственные семьи. Это жизненный цикл. Парень думает, что ему не стоило спрашивать об этом сейчас. Он не хотел разрушать какие-то иллюзии, оставшиеся с детства. - А почему ты не кормишь их хлебом? – вдруг спрашивает Гарри, выбирая еще одну горошинку из пакета. - Это не хорошо для них, - поясняет Луи. – Это нездоровая пища для уток. Хотя мы не должны кормить их вообще, но это, знаешь ли… - он машет рукой перед собой, ища подходящие слова, - ностальгия. - Ты часто приходил сюда, когда был маленьким? - Да, - просто говорит Томлинсон. Улыбка медленно растет на его лице, а в глазах зажигаются искры. – Это было давно, я приходил с сестрами. Стайлс едва сдерживает дрожь. Он разрывается всякий раз, когда разговор случайно касается семьи Луи: с одной стороны, очевидно, что тот любит их и полон хороших воспоминаний, связанных с ними, но с другой – Гарри видит, что ему больно, и это совсем не то, о чем он хотел бы, чтобы Луи помнил. Сейчас это хорошие воспоминания, как Гарри может определить по лицу Томмо – оно смягчилось, а его глаза полны нежности, когда он смотрит на воду, погружаясь в далекое прошлое. Гарри чувствует постоянный зуд под кожей и кладет руку на опущенную ладонью вниз руку Луи. Тот удивленно моргает, но поворачивается к нему с улыбкой, мягко заглядывая ему в глаза. Они ничего не говорят, просто смотрят, как утки машут крыльями и качают головами. Поднимается небольшой ветерок, сгибая длинные травинки вдоль берега и приятно растрепывая кудри Гарри. Они собирались вернуться в ближайшее время, но Стайлс знает, что не сможет заставить себя встать. Есть что-то мирное, что-то захватывающее в посиделках с Луи, кормлении птиц и электричестве, что искрит в пространстве между ними. - Эй, Гарри? – спрашивает Луи, шурша полупустым пластиковым пакетиком. Его руки дрожат. - Да? – ласково отвечает Гарри. Он не может точно распознать тон Луи, но может сказать наверняка, что тот тревожится, беспокоится и волнуется о чем-то прямо сейчас. Кудрявый садится прямее, отбрасывая все мысли об утках, его маме и пруде в парке Холмс Чапела. Он чувствует, что все в нем сужается до Луи и, честно сказать, это слишком знакомое чувство. - Я… Господи, я ужасен в этом, - бормочет Томлинсон. Он срывает травинку и начинает рвать ее на кусочки. - Не спеши, - успокаивающе говорит Стайлс, будто знает, как ему нужно действовать, но в глубине души, он действительно знает. Он не спорит и не пытается угадать вслух, что у Луи на уме, ему важно дождаться, чтобы он сам все сказал. - Ладно, - выдыхает Томмо. – Итак, слушай. Я слишком тороплюсь с этим, должно быть, но… Я не большой мастер в этом. Ну, знаешь, в разговорах. А вот Гарри думает, что Луи как раз-таки подкован в разговорах: он замечательно умеет раздавать советы, отпускать шутки и делать так, чтобы все вокруг него чувствовали себя любимыми, потому что он невероятно убедителен во всем, что говорит. Ему невероятно хорошо удается заставить Гарри почувствовать себя особенным. Но он не говорит ничего из этого вслух. Вместо этого кудрявый просто кивает Луи, чтобы тот продолжал. - И я… Я пытался придумать что-то красноречивое последние две недели, но мой листок так и остался чистым, и все это, это… это сводит меня с ума. Гарри гладит пальцами по тыльной стороне его руки. Он знает, что его прикосновение передает все, что он хочет сказать. - Я имею в виду, ты сказал, что мы поговорим об этом, так ведь? – говорит Луи и закусывает губу, глядя на Гарри. Тот еще не привык к тому, что Томлинсон может выглядеть так неуверенно и уязвимо, и одно это наполняет его желанием быть искренним. - Да, - соглашается Стайлс. – И я пытался выяснить, как. Луи смеется дрожащим голосом. - Ну, по крайней мере, мы в одной лодке. - Ты уверен… - Да, Гарри, - прерывает его Томмо. В этот раз он звучит увереннее. – Я хочу быть уверенным в таких вещах. - Хорошо. Луи слегка поворачивается к нему, оскальзываясь обувью на мокрой траве. У него влажные отпечатки и на нижней стороне бедер, и на коленях, и на всех джинсах, а в волосах затерялась шальная травинка. Он похож на поразительного лесного духа. - Итак. Прошло время с тех пор, как я рассказал тебе – показал тебе – все, что случилось со мной. И сейчас я бы хотел сказать, что это на самом деле в прошлом, но ты знаешь лучше меня самого, что… - он делает паузу и напряженно сглатывает, - что это не так. Я ношу это с собой повсюду и всегда буду. Но я никогда не буду тем девятнадцатилетним идиотом, которого ты видел в моей памяти. Гарри боится вздохнуть, чтобы не нарушить медленные, продуманные слова Луи. «Мне он и не нужен, - хочется сказать ему, - я даже не знаю его. Но зато я знаю тебя. Все хорошо». - Но я… я не жил последние несколько лет. Ты даже не знаешь, потому что никогда не видел меня таким, но я уверен, что ребята тебе говорили. Я был просто… я был пустой оболочкой. Я потратил столько времени впустую. - Но теперь ты здесь, - тихо говорит Гарри, прежде чем успевает одернуть себя. – Ты прошел через все это, и у тебя есть серьезный повод для гордости. Луи молча смотрит на него, и парень сразу же пугается того, что прервал его сейчас. Вдруг Томлинсон так и не дойдет до сути разговора, и он так и не узнает всего, и они так и будут кружиться вокруг до около, пока не сведут друг друга с ума. Но… - Пожалуйста, разреши мне быть с тобой, - проговаривается Луи, а затем фактически зажимает себе рот рукой. Разум Гарри сваливает на время в отпуск, и он просто замирает, потеряв дар речи. – Я говорю, что… бля-я-ть. Да я же речь подготовил, собирался все объяснить тебе, показать, что изменился, и еще много всего, а ты просто такой… черт возьми, Гарри! Стайлс моргает. - Что ты имеешь в виду? - Что? - То, что ты сейчас сказал. Что ты имел в виду? – Орда бабочек поднимается в его животе – прекрасное, невинное чувство, которое осталось, как он думал, в далеком прошлом. Его руки немного трясутся, и он не совсем понимает, что происходит, но надеется на лучшее. «Пожалуйста, пусть это будет именно то». Луи долго смотрит на Гарри – просто смотрит, как его глаза наполняются слезами. Он медленно наклоняется вперед, перенося свой вес на одну руку, а свободную протягивает ему. Когда парень снова начинает говорить, он уже не может выдержать пристальный взгляд Стайлса. - Разве это не очевидно? Я имел в виду, что мы… мы сближались некоторое время, но я чувствовал себя неправильно, потому что ты не знал такую важную часть меня, но я всегда… Я всегда хотел этого. С тобой я в первый раз вышел из-под контроля. Ты делаешь меня таким счастливым, Хазза. Гарри слегка всхлипывает, не делая ничего, чтобы остановить слезы. Он знает, что они подступят снова. В любом случае, это слезы гордости за этого парня. «Ты тоже делаешь меня счастливым», - он сжимает руку Луи, и тот сжимает его пальцы в ответ. - И после того, что ты видел, я просто продолжал надеяться, я не знаю, надеяться, что ты нормально это воспримешь. Что все еще будешь хотеть меня поцеловать и прикоснуться ко мне, что будешь по-прежнему смотреть на меня так, будто не веришь в мою реальность, - он грустно улыбается. – И ты просто… ты такой Гарри. Ты держал меня, когда смотрел, как моя младшая версия истекает кровью, и ты держал меня после, и я не мог перестать надеяться, я не мог. Гарри чувствует холод с осознанием того, что на самом деле Луи ждал, что он будет кричать, или назовет его монстром, или уйдет из его жизни и никогда не вернется. Он не принимает это на свой счет, это не заставляет его злиться. По большей части это заставляет его грустить. - Ты сказал, что мы поговорим об этом, но время шло, а мы просто… никогда не возвращались к этому? И я ждал тебя, чтобы сделать первый шаг, потому что именно тебе нужно было время обдумать все это, но я не могу молчать больше, понимаешь? Пространство между нами просто… оно разбивает мне сердце. Я не хочу, чтобы это тянуло нас назад, но чувствую, что одними поцелуями вопрос не решить. Гарри выдыхает. Долго и дрожащее выпускает то дыхание, что он задерживал все время, пока Луи говорил. Его зрение размыто, и парень то и дело пытается сморгнуть слезы. - Итак, - он прочищает горло, - ты хочешь быть со мной, но… Просишь разрешения на это? - По сути, - признает Луи, отряхивает потрепанные джинсы. Руки Гарри все еще дрожат. – Потому что я хочу быть с тобой больше, чем когда-либо раньше. Но это все зависит от тебя, - он пожимает плечами. - Лу, - тихо говорит Стайлс и придвигается ближе. – Лу, я… я не ожидал этого. Томлинсон грустно усмехается. - Извини. - Нет, не в этом дело. Я не знаю. Думаю, что я, возможно… возможно, сказал себе, что если нам и нужно поговорить, то это должно случиться тогда, когда все не будет таким сложным? - О чем ты? – спрашивает Луи, наконец, поднимая голову. Его глаза ясные, но Гарри может заметить в них отражение каких-то опасений. - Что тебе было нужно от меня? Когда мы вернулись в лес, после того, как вышли из твоей памяти, на что ты надеялся? Луи моргает. Между ними все так шатко и напряженно. Но его рука в объятиях из ладоней Гарри, не дрожит, просто лежит, а кудрявый борется с желанием поднести ее ко рту и поцеловать. - Я… прежде всего я хотел прощения, но думаю, не в твоих силах его дать, - говорит Томлинсон тихо. – Я хотел, чтобы ты остался. И я хотел, чтобы ты признал сделанное мною, но попытался понять все обстоятельства. Я надеялся, что ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы понять, что я сам в ужасе от совершенного и не поступлю так никогда больше, и ты просто… ты… Ты так добр ко мне всегда, - он улыбается Гарри почти незаметно, но все же. Его лицо пугающе бледное, даже в теплом свете конца дня. – И да. Я просто… Просто бы ты остался – все, на что я надеялся. Гарри протягивает свободную руку, осторожно прикасаясь кончиками пальцев к колену Луи – просто для контакта, ну, и надеясь, что это хоть немного утешит. - Я же обещал тебе, верно? И я здесь, Лу. Я буду здесь так долго, как ты захочешь. Томмо слегка шмыгает носом и тянется вперед, будто собирается взять и вторую руку Гарри в свою. Тот любовно отмечает весь беспорядок в образе Луи: растрепанные волосы, дрожащие руки и разливающийся пятнами румянец на щеках. Но он по-прежнему держит себя в руках гораздо лучше, чем смог бы сам Гарри в такой ситуации. - Ты остаешься, - медленно проговаривает Луи свой наполовину вопрос, и Гарри кажется, что слышит за ним другое, что парень пытается спросить. «Ты не боишься?» и «Как ты думаешь, я заслуживаю прощения?» и «Будешь ли ты рядом, чтобы остановить меня в следующий раз, если понадобится?» - Да, - просто говорит Стайлс, отвечая на все сразу. Он должен чувствовать себя величественно, наверное, потому что возлагает на себя огромные обязательства, но кудрявый думает, что все было предрешено давным-давно. Луи смотрит на него и, кажется, что теперь он тоже немного всплакнул, но он все равно самое удивительное создание на планете Земля во всех смыслах. Гарри таращится на его печальные глаза, взлохмаченную челку и потрескавшиеся губы и думает: «Я хочу все это навсегда». - Хорошо, - выдыхает Томмо и, наконец, улыбается Стайлсу – широко и искренне. – Хорошо, спасибо. – Тот сжимает его руку. – Так мы, э-э… это? – он указывает на себя, потом на него, потом снова на себя. Гарри так сильно, так сильно любит его. - Ну, ты говорил, что хочешь потратить много времени на поцелуи со мной в будущем, - ухмыляется он. Луи стремительно краснеет, и Гарри не перестает очаровываться им. Это совершенно опьяняющее чувство, а всему причина он. - Так и есть, - признает Томлинсон, и Стайлс приходит в удивление, потому что часть его ждала какой-нибудь незрелой шуточки или очередной недосказанности, но ничего подобного. – Но у меня нет большого опыта в этом, хотя я хочу сделать все правильно. Так, возможно, мы должны, я не знаю, вернуться к тому, чтобы быть лучшими друзьями, а потом медленно начать встречаться, или как надо? Гарри не может ничего сделать с головокружением, которое настигает его при слове «встречаться». Оно врезается в его грудь, как маленький товарняк счастья, груженный лучами солнца, котятами и улыбками Луи, и взрывается вместе с ним от столкновения. - А можем мы пропустить часть с дружбой? – спрашивает кудрявый, пытаясь сохранить серьезное выражение на лице. Беспокойство Луи настолько ощутимо, что Гарри по-настоящему боится спугнуть его еще до того, как они официально вступят в отношения. Томлинсон слегка расслабляется. - Но мне же нужно время, чтобы добиться тебя и сделать своим, о, грациозный Гарольд. Стайлс сияет. Его ладонь потеет в руке Луи – влажная и слегка липкая, но вполне возможно, что это даже лучшая часть момента. Парень чувствует непреодолимое желание смеяться, просто потому, что может это сделать, потому, что счастлив, но он сдерживается. Он, наконец, хватает вторую руку Луи и тянет к себе, пока они не усаживаются точно друг напротив друга, как дети на игровой площадке. Гарри неожиданно становится серьезным и шепчет, не отрывая глаз от Луи. - Я уже давно был твоим, Лу. Тот расцветает такой широкой улыбкой, которую Гарри никогда не видел на его лице, и остатки влаги срываются с его ресниц, теряясь в морщинках вокруг глаз. Дрожь пробегает по всему телу Стайлса, он чувствует ее в своих руках и трясущихся коленках, и он очень надеется, что со стороны это выглядит как чистое счастье, а не как судороги. - Ты прав, - говорит Луи тихо, почти благоговейно и все еще улыбается. – Мы должны пропустить это. Гарри не думает, что стоит говорить еще что-нибудь, и просто тянет Луи к себе на колени, и тот, кажется, не против. Он удобно устраивается, раскидывая ноги по обе стороны от Стайлса, и не перестает улыбаться. Луи светится так ярко, что Гарри готов поклясться, что может на самом деле видеть испускаемый им свет. Руки Луи немедленно скользят ему под свитер и останавливаются на спине, леденяще холодные и возбуждающие. - Ты такой теплый, - удивленно шепчет парень, и кудрявый смеется, потому что может, наконец, себе это позволить, потому что нет больше на его сердце тяжести. - Ты - нет? - Ты отдал мне свою куртку, - напоминает Томмо, улыбаясь. - Точно, - соглашается Гарри, скользя пальцами по бледно-синему дениму вдоль линии плеча Луи, прижимая к его шее мягкий воротник. – И она тебе так к лицу. Томмо изгибает бровь. От Гарри не укрывается то, как нежно смотрит на него Луи, прежде чем тот наклоняется и мягко целует его, медленно и грязно. Его язык сразу же проскальзывает в рот Стайлса, нежно и глубоко, и тот отвечает тем же. Интенсивность их поцелуев поднимает температуру внутри, и приятный пожар желания разгорается в животах парней. Гарри готов сгорать так заживо сколько угодно, лишь бы потом ему не пришлось остужать себя самостоятельно. Когда они разрывают поцелуй, губы Луи влажно-гладкие, блестящие и красные, потому что Гарри не постеснялся прикусить их (много-много раз). Зрачки Луи расширены, волосы перепутаны из-за неугомонных пальцев Гарри. Который понимает, что сам выглядит не лучше. - Вау, - комментирует происходящее Луи, тут же хватая Гарри за свитер и притягивая его назад. На этот раз поцелуй еще жарче, подпитываемый топливом неконтролируемого желания, что они оба испытывают, если судить по их запахам. Они сами чувствуют ароматы друг друга – и это смешение различных оттенков похоти, только, кажется, на долю Гарри выпадает все-таки больше, по крайней мере, именно на его бедрах Луи ерзает задницей. Томлинсон, сидя на нем, задыхается от удивления и отстраняется. В его глазах тот самый блеск, что возникает всякий раз, когда он замыслил что-то недоброе. - Так-так, Гарри, мы же только начали встречаться, не так ли? Стайлс стонет. - Луи, клянусь Богом… Его прерывает очередной поцелуй, на сей раз довольно сдержанный и целомудренный. Луи хихикает, выдыхая короткие залпы воздуха в лицо Гарри. - Я шучу, love. Но все равно особо не фантазируй, что мы трахнемся на россыпи гороха посреди Гайд-парка. Если честно, все, что Стайлс слышит в действительности, – это «мы трахнемся», и тон, с которым Томлинсон это говорит, заставляет его чувствовать себя довольно приятно. Луи был движущей силой его разума неделю за неделей с его чрезвычайно узкими джинсами, колючей щетиной и их гонками в чем мать родила по лесу, так что мысль о том, что у него будет возможность самостоятельно лишить его одежды, заставляет Гарри стонать. Это хорошо. Это очень хорошо. - Почему нет? – дуется он, но только чтобы подразнить Луи. – Здесь просто немного влажно. И ты же упоминал что-то о публичном сексе, когда мы приехали сюда? - Всему свое время, - ухмыляется Томлинсон. – Мы можем вернуться к этому позже. А сейчас я хочу, чтобы ты был дома, - он наклоняется, прижимаясь щекой к щеке Гарри, и шепчет ему на ухо, касаясь его губами. – В моей кровати. Гарри хочется вскочить, закинуть Луи на плечо и рвануть бегом через весь Лондон к дому. Но он лишь закусывает губу и тяжело дышит, упиваясь самодовольным выражением на лице Томмо, когда тот вновь тянет его к себе. Они снова целуются, снова и снова – мягко и сладко, давая безмолвные обещания. Впервые нет никакой тьмы на горизонте, никакой тяжести на сердце и невысказанных слов. Они просто делают то, что им удается лучше всего – растворяются друг в друге. *американское реалити-шоу о дизайне одежды. **Луи говорит о «весеннем буйстве» или «буйстве самцов». Весной селезни бросаются в погоню за всякой уткой, которая попадается им на пути. Такое поведение объясняется стремлением прогнать чужих самок от выбранного для гнезда места, но часто селезни действительно приносят уткам большой урон.