Тобиас
Когда мы наконец добираемся до конспиративного дома, Трис, держась за боковую стену, опустошает желудок. Я её не виню, хотя мой желудок на удивление спокоен. Бежать по улицам Отречения было нелегко. Я не раз проходил через это, слушая крики и выстрелы, и знал, чего ожидать. Был готов к трупам, валяющимся на улицах. Мне просто хотелось бы, чтобы была возможность подготовить и Трис тоже. Увидеть место, где ты вырос, разнесённое в пух и прах без какой-либо перспективы на восстановление, — это не то, чему каждый должен быть свидетелем. Я протягиваю к ней руку и приближаю её к своей груди, удерживая её крепко в течение нескольких секунд. Я хочу что-нибудь сказать, чтобы утешить её, но все попытки застревают в горле. Что я могу сказать? Простой ответ появляется в голове: «Все хорошо. Все будет хорошо». Только я не уверен в том, что все будет именно таким. Я вздыхаю. — Я с тобой, — шепчу всё-таки, потому что это — единственная правда, которую я могу произнести. Трис поворачивает свою голову на моей груди, делает пару глубоких вздохов, прежде чем отстраниться и посмотреть на меня. — Все эти люди… — Она задыхается, её голос сдавленный. — Мы должны что-то сделать. — Качает головой. — Тобиас, мы должны сделать что-то, — повторяет, когда я не отвечаю. Запускаю руку в её волосы, кивая. — Сделаем. Мы сделаем что-нибудь. Обещаю, — заверяю я её. Я беру её лицо в свои ладони, нежно потирая большим пальцем щёку, стараясь изо всех сил успокоить её, но не выходит. Слёзы неуклонно текут по её щекам, и она учащенно дышит, будто не может набрать достаточно воздуха в лёгкие. — Трис, я очень хочу, чтобы ты успокоилась. Иначе от тебя не будет никакого толка, а ты мне нужна. Знаю, что она прошла через ад и обратно, но это не меняет того факта, что она мне нужна сильной. Она кивает, уткнувшись в мою грудь. Я стучу в дверь три раза и прекращаю, как мне было поручено. Стучу ещё три раза, останавливаюсь и затем снова. На последнем стуке дверь распахивается, и я вижу своего отца. Он выглядит уставшим; былая молодость сошла с его лица — линии и морщины гораздо более заметны. Последние события нескольких часов состарили его. Он берёт на себя сверх меры, но я знаю, что он никогда этого не признает. Маркус быстро окидывает нас взглядом, а затем отходит в сторону, чтобы мы вошли. У него уходит секунда, чтобы захлопнуть дверь за нами и закрыть её на ключ. Комната слабо освещена, и могу сказать, что она заполнена звуком шёпота отовсюду. Менее чем через секунду я вижу Натали, отчаянно преодолевающую расстояние между нами. — Беатрис! Она быстро оказывается рядом с нами, вытаскивает Трис из моих рук и обвивает свои вокруг неё. Я сразу же чувствую холод и пустоту без её тела рядом со мной, но знаю, что Натали необходим этот момент для воссоединения с дочерью. — Мама! — выдыхает Трис, и я слышу облегчение в её голосе. Мы с Маркусом обмениваемся взглядами. Он не испытывает никаких чувств из-за того, что я вернулся, и это взаимно. Если бы я умер в Эрудиции, не знаю, заботило бы это его вообще. Контраст между Натали и Трис и мной и Маркусом очевиден для нас обоих. Натали рассматривает различные раны Трис, а затем смотрит на меня. Мгновение я чувствую себя виноватым, что доставил Трис не такой целой и невредимой, как хотелось бы. — Я в порядке, — мямлит Трис. — Мне не больно. Натали кивает. — Тебя нужно привести в порядок. Идём со мной, — говорит ей Натали. Трис идёт с матерью без колебаний; Натали ведёт её через всю комнату, и они скрываются за дверью справа. Я смотрю на дверь, борясь с желанием последовать за ними. Теперь, когда Трис рядом, я не хочу, чтобы она уходила от меня снова. Но я знаю, что это неосуществимо. Отрываю глаза от двери и встречаюсь взглядом с Маркусом. Он смотрит на меня так, будто понятия не имеет, кто я, — что, в принципе, делал всегда. Я скрещиваю руки на груди. — Что тут происходит? — спрашиваю я у него тихим голосом. Маркус смотрит на меня в течение нескольких секунд перед ответом. — Мы собрали несколько раненых в другой комнате. Натали приглядывает за ними. Мы этого ждали, но, похоже, конец не близок. Они нацелены на членов совета, и, видимо, не желают останавливаться, пока не найдут их, что проблематично, так как более половины из них находятся здесь. Я медленно киваю. — Бесстрашные. Они, вероятно, запрограммированы и будут продолжать наступать, пока… — Я вздыхаю. — Мы застряли тут. Они никогда не остановятся. Нам нужен новый план. — Ты не знаешь, о чём… — начинает Маркус. — Ты действительно думаешь, что Джанин просто сдастся? Перестанет бороться? После всего времени планирования? Она гораздо умнее. И не спустит все на самотёк. — Ты не можешь быть в этом так уверен, — говорит Маркус быстро. — Ты не знаешь, что планировала Джанин. Выпускаю смешок. — Я знаю больше, чем ты. За время у афракционеров я многое понял. Они умные. Они знают об этих вещах, потому что стараются быть в курсе всего. Джанин безжалостна. Если мы хотим добраться до Дружелюбия, нам нужен новый план, — вещаю я твёрдо. — Что ты предлагаешь? — огрызается Маркус. Ему не нравится, как я с ним разговариваю, но это не имеет значения. Больше нет. — Я предлагаю быстро думать, — произношу я, раздражение пропитывает мой тон. Я проталкиваюсь мимо него, открываю дверь, за которой исчезли Натали и Трис. Когда распахиваю её, вижу, что комната заполнена светом и большим количеством разговоров. Замечаю кровати, расставленные по комнате, а раненые члены Отречения лежат на них. Мне требуется время, чтобы разыскать Трис с Натали, которая обрабатывает её раны. Эндрю помогает им, задавая Трис вопросы, когда Натали занимается ею. — Стифф! — Голос Зика посылает в меня небольшой шок. Я почти совсем забыл, что отправил его сюда. Я оборачиваюсь на своё Бесстрашное прозвище. Зик сидит на одной из коек; у него повреждено плечо, которое удерживает бандаж. Я подхожу к нему. — Привет! — говорю я с облегчением, но несмотря на это крошечная ухмылка украшает мои губы. Знание, что Зик в порядке, упрощает всё мое существование. — Во-первых, ты должен придумать новое прозвище. По крайней мере, пока мы тут. Во-вторых, что с тобой случилось? Зик качает головой, ухмыляясь. — Я избил тех парней, вот что случилось! — А с плечом что? Он пожимает свои здоровым плечом. — Зацепило. Ничего серьёзного. Натали позаботилась обо мне. — Я сожалею, — тихо говорю я. — Я не должен был оставлять тебя… — Должен был! — настаивает Зик. — Тебе нужно было спасти Трис! Разве не это было самым главным? Я в порядке, Стифф. Это не твоя вина. — Сам знаешь, что меня можно называть Тобиасом. — Ну не-е-ет. — Он качает головой. — Для меня ты всегда останешься Стиффом. Я сажусь на койку рядом с ним, выдыхая. — Тяжёлый день? — шутит он, поднимая брови. Прямо сейчас я очень благодарен ему за его чувство юмора. — Нам нужно выбираться отсюда, — говорю я тихо. — Мы все — лёгкая мишень. Они найдут нас, а мы никак не сможем перевести всех этих людей в Дружелюбие и остаться незамеченными. — Я согласен, но что конкретно ты предлагаешь? Останавливаюсь на секунду, позволяя своим мыслям упорядочиться. — Джанин. Нужно добраться до Джанин. Она где-то всеми управляет. — Как ты это понял? — Потому что её нет в Эрудиции. — После недолгой паузы я добавляю: — И её нет здесь. — Почему ты думаешь, что её нет здесь? — Это слишком рискованно. Слишком грязно. Поэтому ей нужны Бесстрашные. Чтобы они сделали за неё грязную работу. Она не захотела участвовать в этой части. Её здесь нет. Зик медленно кивает. — Итак, если её здесь нет… и нет в Эрудиции, тогда где она? Я пожимаю плечами. Я понятия не имею. В этом-то и вся проблема. Впервые мне хочется думать, как Эрудит. — В Бесстрашии. Мы с Зиком поворачиваемся на звук голоса Трис. Во время моего разговора с Зиком она подобралась к нам. Теперь она выглядит лучше: она сумела успокоиться, и её лицо обрело краски вновь. Она стоит рядом с кроватью; белый марлевый бандаж сдавливает её горло и такой же — руку. — Что? — спрашиваю я. — В Бесстрашии. Она управляет всеми оттуда. Я уверена. — Она прикусывает губу. — Бесстрашие сейчас пустует. Их нет ни здесь, ни в Эрудиции. Лучшее место, где можно управлять людьми прямо сейчас без вмешательства, — Бесстрашие. Мы втроем находимся в тишине; мои глаза устремлены в пол, когда я перевариваю слова Трис. — Что теперь? — Зик наконец задаёт вопрос. — Мы должны остановить её игры. Это единственный способ закончить все это. Если мы выключим программу, Бесстрашные прекратят боевые действия, — говорю я, вставая. — Но чтобы выключить программу, мы должны разобраться с Джанин. Трис сглатывает, а затем кивает. — Я совру, если скажу, что не думала об этом. — Пожалуй, я в деле. — Вы знаете, что я тоже. Эндрю пересекает комнату по направлению к нам; его глаза устремлены на меня. Могу сказать, что он слышал большую часть нашего разговора, посмотрев ему в лицо. — Вы никогда не убедите Маркуса в этом. Он не согласится вредить ей в любом случае. Он до сих пор считает, что все может закончиться мирно, — говорит отец Трис. В этом случае тяжело не закатить глаза, но я сопротивляюсь. — Его не нужно ни в чем убеждать. За всю свою жизнь он не участвовал ни в чем. Поэтому я смогу совершить это. — Он — лидер Отречения, Тобиас, — напоминает мне Эндрю. — Я не в Отречении, — говорю я быстро. — Я тоже, — проговаривает Трис мягко. — То же самое, — присоединяется Зик. Эндрю смотрит на троих из нас мгновение, а затем медленно кивает. — Очень хорошо. Если ты настаиваешь на этом плане и на том, чтобы взять мою дочь с собой… — Именно так, — прерываю я его. Он вздыхает. — Как я могу помочь? Что вам нужно? — Нам понадобится помощь, — быстро говорю я, а потом обмениваюсь взглядом с ним. — Нам нужна Натали. И, честно говоря, нам нужны и вы. Я не знаю, как выключить программу. Эндрю смотрит на меня, а затем кивает. — Мы с Натали будем сопровождать вас в Бесстрашие, если это то, что тебе нужно, — говорит он. — Нет! — выкрикивает Трис. Все мы переводим глаза на неё. — В чём дело, Беатрис? — спрашивает у неё Эндрю. Она быстро качает головой. — Нет, я не хочу, чтобы вы с мамой участвовали в такой опасной операции! Это слишком. Я этого не сделаю. Вы должны остаться здесь! Вы должны… — Беатрис, — перебивает Эндрю её быстро, — мы с твоей матерью вполне способны позаботиться о себе. В кого, по твоему мнению, ты такая сильная и смелая? Он подходит к ней и касается её плеч. — Я знаю, как это тяжело для тебя. Ты уже столько пережила… Но мы хотим, чтобы все это закончилось, Беатрис. Вот почему мы делаем это. Все пройдёт отлично. Он сжимает её плечи, прежде чем посмотреть на меня. — Мне нужно поговорить с Натали, а потом мы придумаем, где достать оружие. Лучше тебе сообщить Маркусу, что мы уходим, — говорит он перед тем, как пересечь комнату до Натали. Зик встаёт со своей койки. Кажется, он довольно прочно стоит на ногах, и я понимаю, что он травмирован только в плечо. — Я попытаюсь достать ещё одну дозу целебной сыворотки у Натали, прежде чем мы отправимся в путь, — говорит он тихо, до того как последовать за Эндрю. Я остаюсь только с Трис в неловкой тишине. Наконец, я прочищаю горло, и она смотрит на меня. — Ты голодна? Кажется, я видел немного еды в другой комнате. Она качает головой, подходит и садится туда, где сидел Зик. — Ты в порядке? — спрашиваю я. Она смотрит на меня, выражение её лица заполнено недоумением. — Это вопрос? Я качаю головой. — Прости, я… Я просто хочу, чтобы нашёлся способ все изменить. Что я могу сделать, чтобы всё исправить? Она проводит рукой по волосам. — Моя жизнь рушится. Ничего уже не изменить. Она закрывает глаза, морщится, как будто её мозг прокручивает миллион плохих воспоминаний сразу. RAIGN — Raise The Dead — О чём ты думаешь? Трис поднимает глаза, прикусывая нижнюю губу. — О Питере, — говорит она с дрожью в голосе. Образ Трис, наклоняющейся над Питером, пока кровь растекается вокруг него, всплывает в моём мозгу — впервые, как мы покинули Эрудицию. — Трис… — говорю тихо. — Ты оборонялась. Он бы сделал то же самое с тобой. — Не думаю, — проговаривает она. — Я могла просто отпустить его. Он не стал бы стрелять в меня. Он был слишком напуган. Я видела это. Я видела это в его глазах. Она притихает на мгновение, её руки сильно дрожат. Трис сводит их быстро вместе, чтобы остановить. — Я застрелила его, потому что хотела. Не потому, что боялась за свою жизнь. То, что она сказала, тонет в моей груди, заставляя чувствовать холод по всему телу. Любые слова утешения застревают в горле. Она смотрит на меня с грустным и испуганным выражением лица. — Прости, — шепчет она. — Не извиняйся передо мной. Тебе не нужно передо мной извиняться, — произношу я. — Я просто продолжаю думать… — Она замолкает, качая головой, борясь с собой. — О чём? — О том, что… — Её голос дрожит, и Трис закрывает глаза. — Тебе… тебе так легко уйти от меня сейчас. Я смотрю на неё с широко распахнутыми глазами. — Трис, о чем ты говоришь? Она качает головой. — Ты даже ни разу не посмотрел на меня, после того как мы покинули Эрудицию. Едва ли. На пятно у меня на голове или под подбородком, но не прямо в глаза. — Трис… — Потому что не можешь. А сможешь ли? — она меня быстро перебивает. — Потому что я все испортила. Потом что нельзя ничего вернуть; потому что я все своими же руками разрушила. Я теперь другая, я темная, и как… как ты можешь любить меня такую? Я сделала это, потому что хотела, потому что он смеялся надо мной; он, Джанин и Калеб издевались надо мной несколько дней, и я просто… сорвалась. Я нажала на курок, потому что он сказал, что я этого не сделаю. И я хотела доказать ему, что он не прав. Слезы текут по её лицу сейчас, быстро и горячо. — Как ты можешь любить меня? — заканчивает она дрожащим голосом. Я падаю на колени, поднимаю руки вверх и кладу на её лицо. — Хватит, Трис. Ты знаешь, что я этого не сделаю. Она выпускает крошечный всхлип. — Послушай меня. Все это не имеет значения. Ничего из этого. — Я осторожно поворачиваю её голову к себе так, что наши глаза встречаются. Держу её пристальный взгляд, прежде чем продолжить говорить: — Я не единственный, кто смотрит в сторону, Трис. Ты тоже. Потому что думаешь, что я не должен любить тебя сейчас, что не должен смотреть на тебя, но все это неправда. Ты ещё Трис. Ты все ещё моя Трис. Я не брошу тебя. Я здесь. С тобой. Я притягиваю её к себе, удерживая крепко у своей груди. — Я буду любить тебя, пока мир не взорвется, и даже после этого. Меня не волнует, что ты сделала или что сделаешь. Ты всегда будешь моей, точно так же, как я — твоим. Отстраняюсь на мгновение, удерживая её взгляд. — Это понятно? Она медленно кивает, но её нижняя губа всё ещё дрожит. — Я не буду убеждать тебя в том, что все будет хорошо, — проговариваю я. — Потому что не могу знать этого. Но я скажу тебе одно: когда дело доходит до тебя и меня, абсолютно не о чем волноваться. Трать свою энергию на другие вещи. Ладно? Трис вновь кивает, быстро вытирая слёзы. Я встаю, когда замечаю, что Эндрю и Натали идут к нам, двигая большой деревянный сундук. — Оружие не будет проблемой, — уверяет меня Натали, когда они добираются до нас. Она открывает сундук, показывая груду оружия, которым любой Бесстрашный будет горд владеть. — Откуда всё это взялось? — спрашивает Трис. Натали смотрит на неё с лёгкой улыбкой на губах. — Я не стала расставаться со всем, когда ушла из Бесстрашия. Оставила на всякий случай. Трис открывает рот, когда смотрит на маму, округлив глаза. — Это твоё? Натали кивает. — Было раньше. Трис смотрит на сундук, а затем переводит свой взор на пол. Весь её мир переворачивается, когда она узнаёт что-то новое. Я крепко хватаю её за плечо в какой-то попытке перестраховки, напоминая ей, что я ещё здесь. — Пойду поговорю с Маркусом, — говорю Натали и Эндрю. — Я скоро вернусь, — уверяю я Трис, прежде чем пересечь комнату, двигаясь к выходу. В другой комнате Маркус сидит на ступеньке маленькой лестницы; его глаза сосредоточены на стене перед ним. Я медленно подхожу к нему, и он смотрит на меня, когда я оказываюсь рядом. — Дай угадаю… — говорит он раздражённым тоном. — Вы придумали план, который исключает меня и ставит вас и многих других людей в опасность? — Мы будем рады, если ты соизволишь помочь. Только я не думаю, что захочешь. — Почему? — Это влечет за собой нарушение правил Отречения. — Вы хотите навредить Джанин Мэтьюс? — Если это потребуется. Маркус качает головой. — Если это потребуется. Ты и правда слишком много времени провёл со своей матерью. — Он закатывает глаза. Я скрещиваю руки на груди. — Поясни, — говорю я слабым голосом. Маркус поднимает на меня взгляд. — Как ты можешь действовать таким образом по справедливости, когда привередничаешь, какие правила Отречения относятся к тебе, а какие нет? Я никогда не нарушал правил, Тобиас. — Как я предполагаю, это точно не написано в манифесте, но я уверен, что большинство семей Отречения не украшают тела сыновей синяками и ушибами каждую вторую ночь. Маркус резко поднимает на меня свои глаза, встречаясь с моими, но не отвечает. — Мы — Бесстрашные, и остановим Джанин, чего бы это нам ни стоило. Сделаем всё, что потребуется. Это и есть план. Я просто хотел, чтобы ты знал. — Неужели ты думаешь, что ты, Дивергент, беглый Отречённый и бывший афракционер, можешь взять на себя самую умную женщину из всех, когда никогда не был Эрудитом? Я пожимаю плечами. — Может быть, и нет. Но я не собираюсь сидеть здесь и продолжать смотреть, как погибают невинные люди. — Все закончится, Тобиас. В какой-то момент должно, и мы направимся в Дружелюбие… — Я устал ждать. Я хочу закончить это сейчас. — Иди, — говорит Маркус. — Поиграй в героя. Дай мне знать, как все закончится для тебя. Некоторое время я смотрю на него, прежде чем преодолеть комнату двумя большими шагами, толкнуть дверь и исчезнуть за ней.Трис
Такое ощущение, что меня скоро стошнит, хотя это случалось однажды. Мы снова в поезде, подальше от Отречения и ближе к Бесстрашию. Я стою, прижимаясь спиной к стене, наблюдая за родителями, беседующими приглушёнными голосами. Они выглядят в точности как мои мама и папа, которых я оставила в Отречении, но теперь я знаю, что это не так. Я не ведала, кем они действительно являлись, так же, как не ведала, кем являлся Калеб. Перевожу глаза в угол поезда, где сидят Зик и Тобиас. Зик вертит блестящий чёрный пистолет в руке, в то время как Тобиас играет с ножом. Мы — странная компания, но, видимо, те, кто готов попробовать и исправить то, что происходит. Тобиас ловит мой взгляд и улыбается уголками губ. Я стараюсь ответить ему той же улыбкой, но это почти невозможно. Мышцы на моём лице, кажется, совершенно забыли, как это делается. Через мгновение Тобиас поднимается и подходит ко мне. Он берёт меня за руку, и я сжимаю его легонько, чтобы он знал, что я ценю это. — О чём ты думаешь? — спрашивает он меня тихо. — О Джанин, — говорю я, прикусывая губу. — Я просто не могу понять, какова её конечная цель. — Власть, — проговаривает он с кивком. — Это борьба за влияние. Устранение Отречения — первый шаг к её правлению. Следующими, от кого она решит избавиться, будут Дивергенты, и тогда она создаст идеальный мир. Я вздыхаю. — Мы не можем позволить этому случиться. Тобиас кивает. — Мы не позволим. Он притягивает меня к своей груди, крепко обнимая меня своими руками, пытаясь заставить меня чувствовать себя лучше. — Я в порядке… — мямлю я. — Я знаю, — говорит он, не выпуская меня из кольца своих рук. И вдруг я понимаю, что он нуждается во мне так же, как я нуждаюсь в нём. Мы стоим так какое-то время: моя голова прислоняется к его груди, а его подбородок на моей макушке. Я почти забыла, как идеально мы подходим друг к другу. Моё место здесь, с ним, и каждый дюйм меня согласен с этим определением. — Пора, — голос Зика заставляет меня оторваться от Тобиаса. Он стоит у открытой двери, любуясь проносящимся пейзажем. Делает шаг назад, оглядываясь на нас. — Воспользуемся входом для инициированных. Сомневаюсь, что он охраняется. Тобиас кивает. — Хороший план. — Он смотрит на моих родителей. — Натали и Эндрю, вы пойдёте первыми. Мой отец подходит к двери и останавливается. Мама приближается к нему, кладя руку на его плечо. — Будет легче, если об этом не думать. — Слова с трудом выходят из её рта, прежде чем он прыгает в открытую дверь поезда. Мама за ним следом — более изящно, чем я могла когда-либо представить. Зик поворачивается к нам двоим, кивает и затем так же прыгает. Тобиас берёт меня за руку. — Вместе? — спрашивает он. Я медленно киваю. Он сильно сжимает мою ладонь, и мы прыгаем, приземляясь на бетонную крышу. Мой отец лежит на крыше, как будто это было самое сложное для него испытание, что он проходил в последние годы. Мама подходит к нему, протягивает руку, помогая ему подняться. Зик подходит к выступу и смотрит вниз. — Увидимся там. — Эй! — Тобиас выпускает мою руку и подбегает к нему. — Что, если ты столкнёшься там с проблемами? Возможно, это плохая идея. Мы пойдём все вместе… Зик качает головой. — Если услышишь крик, поймёшь, что мне нужна помощь, и будешь знать, чего ожидать. Понял? Тобиас вздыхает, но так или иначе кивает. Зик не тратит напрасно время — быстро прыгает в отверстие. Крик не следует. Папа подходит ближе и смотрит в огромную дыру. — Куда она ведёт? — спрашивает он с любопытством. — В Бесстрашие, — отвечает Тобиас. — Не волнуйтесь, они не совсем спятили. Внизу сетка. Отец немного успокаивается. Мама прыгает. Затем папа. Потом Тобиас. Мысль, что я могу повернуться, убежать отсюда и никогда не возвращаться, отдаётся эхом в моей голове, но сердце болит оттого, что я буду вдали от Тобиаса, и я не могу это сделать. Я просто очень его люблю. Это так, хочу я этого или нет. Я должна быть там, где он; мне нужно. Наше сердцебиение слишком привыкло соответствовать друг другу. Я делаю глубокий вздох, а затем прыгаю. Свободное падение в воздухе заставляет меня вспомнить, что мне нравится быть Бессрашной. Это чувство в животе, вперемешку со страхом и радостью… Страх для Бесстрашного является чем-то, что он не должен испытывать, но я провела большую часть своего времени здесь в этом чувстве. Это было скорее сумасшествием. Тем, что освобождает нервы и разжигает адреналин. Когда я наконец приземляюсь в сеть, меня встречает Тобиас. — Я уже начал думать, что ты не прыгнешь. Что ты там делала? — спрашивает он, протягивая мне руку. Я беру её и выбираюсь из сети. — Ничего. Просто… готовилась к прыжку, вот и все. — Мой голос выходит странным, когда озираюсь в огромном и пустом пространстве. Я знала, что Бесстрашие заброшено сейчас, — я просто не понимала, каким холодным и пустым оно будет. — Так тихо, — мямлю я в основном для себя. Тобиас смотрит на Зика, а потом обратно на меня. — Как ты думаешь, где именно Джанин всеми управляет? Зик пожимает плечами. — Самым легким местом, наверное, была бы диспетчерская. Там настроены компьютеры, и это просто вопрос времени — ввести нужную информацию и ещё несколько необходимых деталей. Тобиас кивает. — Диспетчерская… — Его прерывает громкий выстрел из пистолета. Тобиас хватает меня и прячет за собой за стеной. Зик взводит пистолет, направляя в левую сторону комнаты. И затем я вижу трёх Бесстрашных солдат, продвигающихся к нам. Откуда они взялись, я понятия не имею. Глухой звук заставляет меня повернуть голову влево. Как только мои глаза приспосабливаются к тому, что я вижу, все моё тело немеет. — Мама! — слова слетают с моего языка, прежде чем я могу реально оценить происходящее. — Мама! — снова кричу я. Всё как будто происходит в замедленной съёмке, будто я двигаюсь сквозь туман. Я пытаюсь протиснуться мимо Тобиаса, но он держит меня. — Трис! Нет! Он толкает меня в сторону, когда один из солдат пытается броситься на меня. Он легко вырубает его ударом головой и коленом в живот. Я чувствую, что весь воздух высосан из меня. Всё, о чем я могу думать, это о маме. — Мама! — не унимаюсь я, но прежде, чем могу сделать шаг к ней, очередной Бесстрашный нападает на меня, припечатывая меня к стене. Тянусь в карман за ножом и прижимаю его к горлу Бесстрашного. Он испускает крик боли, отпускает меня, и я бью его локтём в висок. Когда смотрю вверх, вижу, что Зик пытается противостоять загипнотизированному парню, и даже одной рукой он прекрасно справляется. Тобиас пытается помочь отцу вывести из строя других. Я спешу к маме, падаю на пол и быстро кладу её голову к себе на колени. Здесь столько крови, что трудно поверить, что она всё ещё дышит, хотя грудь поднимается и опускается. — Мама… Мамочка, все будет хорошо. Ты будешь в порядке. — Слёзы текут по моему лицу, и я не в состоянии остановить их. Она смотрит на меня, небольшая улыбка украшает её губы. — Беатрис… — говорит она, тяжело дыша. — Я так горжусь тобой. Плачу и качаю головой. — Молчи… Не трать свои силы. Мы вытащим тебя отсюда, мы вытащим… — Беатрис… — хрипит она вновь. — Вам нужно продолжать. — Нет… нет… — Я качаю головой. — Я останусь здесь… Я… Солдат, которого я полоснула ножом, подбирается ко мне сзади, оборачивает руки вокруг моей шеи и тянет на себя. Я наклоняю голову назад и бью своим затылком ему в подбородок. Он отпускает меня, и я быстро тянусь за своим ножом, на этот раз целясь в живот. Он падает, и я, даже не задумываясь о том, что сделала, поворачиваюсь к маме, опускаясь на колени. Снова поднимаю её голову, но вижу, что её глаза закрыты. — Мам… — выдыхаю я, ожидая её взволнованного взгляда, адресованного мне, но его не следует. — Мама! Мама! — я кричу, сотрясая её, умоляя очнуться. Она должна очнуться. Она моя мама, и она должна… — Мам! Я чувствую, как кто-то присаживается рядом со мной на колени, а потом теплые руки обвиваются вокруг меня. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что это тепло принадлежит моему отцу. Я рыдаю ему в плечо, едва дыша. Затем смотрю вверх сквозь пелену слёз и вижу, что трое парней, которые напали на нас, лежат на земле с различными ранами; они выведены из строя, и у нас есть немного времени, чтобы осознать то, что только произошло. — Все хорошо, Беатрис, — шепчет мне папа на ухо. — Всё будет хорошо. Мы должны идти. Нам нужно покончить с этим, Беатрис. Ради неё. Через какое-то время рыданий я заставляю себя успокоиться. — Диспетчерская, — говорит Тобиас. — Мы должны добраться до диспетчерской. Папа осторожно поднимает меня на ноги, но мои глаза по-прежнему смотрят на маму. — Я не хочу оставлять её… — говорю я дрожащим голосом. Тобиас вздыхает. — Мы сейчас ничего не сможем сделать для неё, Трис. В помещении снова воцарилась тишина, когда я прикусываю нижнюю губу, чтобы не заплакать снова. — Я… Я не могу… Я не могу… — Отстраняюсь от отца и падаю обратно на колени, наклоняясь, чтобы обнять свою маму. — Я люблю тебя… — шепчу я, едва дыша из-за постоянных всхлипов. — Беатрис. — Это голос Эндрю, крепкий и сильный. К которому я привыкла с детства. — Беатрис, ты должна быть сильной. Я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на него. — Как ты можешь быть таким спокойным сейчас? Ты любил её! — Мой голос разносится по пустому помещению. — Да, — говорит отец. — Я любил её, и я знаю, что она не захотела бы, чтобы мы оставались здесь, оплакивая её, когда есть работа, которую нужно сделать. — Трис, он прав. Мы должны продолжать двигаться. Мы больше ничего не можем для неё сделать, — повторяет Тобиас. Почему никто не понимает, что мне наплевать на Джанин или на что-либо ещё прямо сейчас? Моя мать мертва. Я видела, как это случилось. — Я не хочу оставлять её, — говорю я сквозь зубы. Тобиас опускается на колени рядом со мной, протягивает руку и кладёт на моё плечо. — Трис, я клянусь, что мы вернёмся за ней, но прямо сейчас нам нужно сосредоточиться на другом. Если мы останемся здесь, у всех на виду, как сейчас, мы никогда не доберёмся до комнаты управления. Мы никогда не доберёмся до Юрайи, Шоны и кого-то ещё, кто нам дорог. Я хочу сделать это с тобой. Мне нужно, чтобы ты сделала это со мной. Я смотрю на него мгновение, а затем медленно качаю головой. — Её больше нет, — шепчу. — Я знаю… И я знаю, как это несправедливо, и я сожалею. Я наклоняюсь, упираясь лбом в его грудь, делая глубокий вдох. Потом медленно встаю, вытираю лицо тыльной стороной руки. — Пойдёмте, — говорю я, мой голос дрожит. Тобиас крепко хватает меня за руку, и мы начинаем идти по Бесстрашию. Наши шаги отдаются эхом в коридорах, которые мы минуем, и здесь так пусто, что я с трудом могу вспомнить, когда они были заполнены взволнованной Бесстрашной жизнью. Когда мы доходим до прихожей, где расположена диспетчерская, нас встречает ещё одна группа Бесстрашных под контролем разума. Смерти, разрушения… У меня почти трясутся колени при мысли, что нам придется оплакивать ещё кого-то. — Шона… — Потрясённый голос Зика вынуждает оглянуться. Охраняют вход в диспетчерскую два Бесстрашных солдата. Я узнаю их обоих. Шона и Эрик. Зик пытается сделать шаг вперед, но Тобиас тянет его обратно. — Ты с ума сошёл? Это не Шона сейчас там стоит, и Эрик быстро пристрелит тебя. Мы должны разработать стратегию. Нам нужен план, — шепчет Тобиас. — Я планирую взять этого сукина сына Эрика и затащить Шону в Дружелюбие, даже если она будет сопротивляться. — Или как-то попроще. — Тобиас закатывает глаза, прежде чем посмотреть на меня. — Что думаешь? Смотрю на него, достаю оружие из заднего кармана брюк, беру его в руки и заряжаю. Затем выхожу на видное место в коридор. — Трис! Какого чёрта ты делаешь? Я слышу его, но не возвращаюсь обратно. Вместо этого пересекаю коридор, пристально глядя на Эрика. Я даже не проделываю и половину пути, когда начинаю стрелять. Пули вылетают из пистолета с громким хлопком, но я не перестаю нажимать на курок. Даже когда Бесстрашных становится больше, я продолжаю идти. Я использую оружие в качестве дополнительной силы, когда бью им в нос Бесстрашному и другому по виску. Мне даже становится хорошо, и я не собираюсь прекращать. — Что, черт возьми… — Голос Эрика доходит до меня, когда я оказываюсь с ним лицом к лицу. Он усмехается, когда узнаёт меня. — Ты, должно быть, шутишь. — Он издаёт громкий смех. — Кто выпустил тебя из Эрудиции? Держу пистолет перед собой, целясь ему в голову. Он смеётся снова. — Она здесь? — спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более устойчиво. — Кто? — спрашивает он, наклоняя голову, симулируя невежество. — Не играй со мной. — Тебе следует меньше волноваться, кто стоит за этой дверью, когда твои друзья в беде. Я поворачиваюсь и вижу Зика, лежащего на земле, предположительно без сознания. — Зик… — выдыхаю я. Замечаю, что его грудь ещё поднимается и опускается. Облегчение проходит по моим венам, когда я пытаюсь найти остальных. Мой отец и Тобиас работают как команда, обороняясь от солдат. Они в меньшинстве, но, похоже, справляются. — Не двигайся или, клянусь, я убью тебя. Эрик издаёт ещё один смешок. — Нет. Ты меня не убьёшь. Шона? Почему бы тебе не показать своей подруге, что мы делаем с нарушителями? Весь наш разговор с Эриком Шона ничего не делала, безучастно смотря вперёд. По команде Эрика она поворачивается ко мне; её глаза пустые, а движения резкие. Она толкает меня к стене, поднимает руку и прижимает к моему горлу. — Шона! — мне удаётся выдавить. — Это я! Трис! — Она не показывает никакого признания вообще. Взамен поднимает другую руку и пытается меня задушить. Я чувствую, что мои дыхательные пути перекрыты, и её руки все крепче и крепче сдавливают моё горло. Слышу пронзительный смех Эрика, как будто через закупоренную трубу. Громкий трескучий звук, и Шона отпускает меня, когда я задыхаюсь от нехватки кислорода. Шона падает на землю, её взгляд сосредотачивается на потолке. Когда поднимаю глаза, я вижу Тобиаса, смотрящего на меня, а его пистолет направлен на Шону. Всё, что я понимаю, — Тобиас остановил Шону. Он выстрелил в неё. Чтобы спасти меня. Я все ещё задыхаюсь, когда смотрю на него. — Ты в порядке? — спрашивает он меня, когда пистолет дрожит в его руке. Я медленно киваю, наклоняюсь, пытаясь набрать в легкие достаточно воздуха, чтобы они перестали гореть. — Эндрю! — кричит Тобиас. Перевожу взгляд и вижу, что мой отец борется с Эриком. Эрик больше, быстрее и сильнее. Паника просачивается в меня. — Тобиас! — удаётся выпалить, но он пересекает комнату, чтобы помочь моему отцу. Эрик держит Эндрю у стены одной рукой, другой пытается достать оружие, но Тобиас добирается до них вовремя. Он заламывает ему руку за спину, чтобы он освободил моего отца, бьет его один раз, второй, третий, пока тот не растягивается на полу. — Спасибо, — говорит папа Тобиасу. — Не стоит. Подхожу к Шоне, наклоняюсь к ней, нежно прижимая два пальца к пульсу на шее. Есть пульс. Слабый, но есть. Она жива. Я смотрю на Тобиаса. — Она ещё жива, — говорю быстро. Облегчение заполняет его. Я встаю. — Мы должны действовать быстро. Её нужно доставить к врачу. — Я смотрю на Зика и понимаю, что он по-прежнему дышит. — Им обоим нужен врач. Тобиас кивает. — Согласен, но нельзя уходить отсюда, пока не отключим программу, и думаю, что Шона и Зик это не оценят. Я знаю, что он прав, но хочу, чтобы они выжили и были в безопасности, а не оставались лежать без сознания. Тобиас поворачивается к отцу. — Мы займёмся Джанин. Сосредоточьтесь на выключении программы, хорошо? Папа кивает, и они подходят ко мне. Мы смотрим на закрытую дверь комнаты управления, а затем Тобиас направляет свой пистолет на замок. — Больше никаких внезапных выпадов, понятно? Если хочешь что-то сделать, сообщай мне. Это не самоубийство. Тебе ясно? Я киваю. Вина мгновенно проходит через меня из-за того, как я повела себя ранее. Он поворачивается к двери. Затем стреляет в замок. Второй раз в петли. В третий раз — в ручку, и дверь широко открывается.