Самоотверженный выбор

Тобиас

      Когда мы переступаем порог, Джанин ждёт нас.       Она стоит посреди комнаты, спокойная и собранная, смотрит на нас с почти весёлой уверенностью. Она без посторонней помощи разорвала мир на части, но, глядя на неё, очевидно, что для неё это обычный день.       Не знаю, чего я ожидал, но не полное отсутствие заботы о хаосе, который она создала. Понятно, что она не думает, что мы будем угрозой.       Желание доказать, что она не права, горит внутри меня.       Диспетчерская заполнена оборудованием — тем, что, я знаю, не было изначально в Бесстрашии. Это выглядит слишком сверхъестественным. И так, как в Эрудиции. Должно быть, его привезли недавно. По всей комнате развешаны экраны, отображающие сектор Отречения со всех сторон. Теперь мы знаем, почему Джанин даже не подумала о том, чтобы находиться там. Зачем быть на месте преступления, когда можно наблюдать за своей грязной работой?       Несколько Бесстрашных стоят в комнате в ожидании приказа. Я надеюсь, что Трис подтвердит то, что я их вижу, но она не смотрит на меня. Её взгляд сосредоточен на Джанин; её кулаки плотно сжаты по бокам, а дыхание выходит резкими вздохами. Вся боль и гнев исходят из неё настолько сильно, что это почти ощутимо. Джанин для Трис является главным источником всего плохого, что случилось с ней в последние пару месяцев.       Джанин смотрит на нас двоих недолго, быстро оценивая каждого из нас индивидуально.       Затем её лицо приобретает нехарактерную ей хмурость. Мгновение она ничего не говорит.       В комнате всё ещё царит тишина, но есть что-то обитающее в воздухе вокруг нас, что говорит мне, что мы на грани хаоса. Молчание длится ещё минуту до того, как голос Джанин наконец-то прорывается сквозь жуткое молчание:       — Избавьтесь от них.       Внезапно комната погружается в беспорядок, как будто он был на паузе и Джанин вдруг нажала на «плэй».       Бесстрашные — марионетки, а Джанин их кукольный мастер.       Один из таких бросается ко мне, и я сталкиваюсь со стеной. Стон боли оставляет мои губы, когда жало бетона распространяется по всему телу. Он сжимает мои руки, удерживая на месте, видимо, зная, что ему со мной не справиться.       Я не обращаю внимания на него с минуту, отчаянно желая увидеть, как справляются другие.       Смотрю, как Эндрю и Трис дерутся со своими солдатами, — у Эндрю больше неприятностей, чем у Трис.       Наклоняю голову назад, а затем резко вперёд, встречаясь с лбом Бесстрашного. Он достаточно ошеломлён, чтобы потерять хватку на моих руках, и я пользуюсь случаем, и наношу удар — приобретённый в Бесстрашии навык. Бью его один раз, прямо в нос, и он отшатывается; его глаза слезятся.       — Тобиас!       Я быстро поднимаю голову, когда слышу безумный голос Трис. Она на земле, Бесстрашный над ней, а его рука сильно сжимает её горло. Пробегаю вдоль комнаты, преодолевая расстояние между нами за секунды. Обхватываю рукой горло охранника и оттаскиваю.       Трис вздыхает, когда охранник отпускает её. Я бью его локтём в подбородок, прежде чем толкнуть к стене и ударить его головой об бетон, как сильно я могу. Он впечатывается в стену с вызывающим отвращение глухим стуком, и, без сознания, соскальзывает на пол.       — Тобиас! — голос Трис снова доходит до меня. — Мой отец!       Я быстро поворачиваю голову и вижу, как Эндрю стоит на коленях, глядя прямо в дуло пистолета Бесстрашного солдата. Я понимаю одним взглядом, что он далеко и до него быстро не доберёшься. Я не смогу сделать это до того, как Бесстрашный нажмёт на курок.       — Эндрю! — Его имя оставляет мои губы в искажённом до неузнаваемости вопле, когда я начинаю бежать. Трис не может потерять двух родителей за одну ночь. Она не оправится от этого. Я не позволю этому случиться, я не позволю…       — Подожди… Остановись! — командующий крик Джанин удивляет меня и останавливает мои мчащиеся мысли. Всё резко останавливается. Бесстрашный целится в Эндрю, а затем сразу отпускает его, поворачиваясь к ней для дальнейших указаний.       Солдат, который до этого нападал на меня, всё ещё держится за свой поврежденный нос, но поворачивается к Джанин, как и предыдущий.       Я перестаю бежать. Почему она вдруг остановила Бесстрашного от убийства Эндрю?       Джанин качает головой, в то время как осматривает ситуацию перед ней, а затем выпускает разочарованный вздох.       — Мятежники, которых я ждала, — начинает она, направляясь к Эндрю. -…но ты, Эндрю? Я думала, тебе лучше знать.       Эндрю смотрит на неё.       — Ты уничтожаешь мою фракцию, Джанин. У меня нет выбора.       — Уничтожаю? Я думаю, это зависит от того, как ты на это смотришь. Должны быть разрушения, чтобы было перерождение. Отречение станет лучше, чем было.       — Ну, это действительно зависит от того, как на это посмотреть, — отвечает Эндрю, качая головой.       Губы Джанин расплываются в улыбке, когда она смотрит на экраны позади неё.       — Ты не видишь это сейчас, — говори она, кивая. — Но всё это… — Она переводит взгляд на нас, но он останавливается на Трис. — Ради всеобщего блага.       — Ради всеобщего блага? — усмехается Трис.       Джанин смотрит на неё, наклоняя голову.       — Беатрис Прайор, — говорит она медленно, убеждаясь, что произнесла имя по слогам. — Такие глупые идеалы власти и так важны для такой маленькой девочки. — Она снова улыбается, но улыбка совсем не касается её глаз. Рука Трис дёргается к пистолету. — Жаль, конечно, — проговаривает она со вздохом. — Ты могла бы преуспеть в Эрудиции.       — И с чего ты это взяла? — цедит Трис.       — Ты похожа на меня. — Слова едва вышли из рта Джанин, как Трис подбежала через комнату к ней. У меня даже не было времени прокричать её имя, прежде чем она добралась до неё, целясь своим пистолетом в лицо Джанин трясущейся слегка рукой.       Это всего лишь вопрос секунды, чтобы Бесстрашные солдаты поняли, что происходит, и поспешили на помощь Джанин — точно так, как они запрограммированы делать. Сцены, представшей передо мной, достаточно, чтобы запаниковать: Трис направляет пистолет на Джанин, в то время как три пушки указывают на неё в ответ.       Было бы смешно, если бы я не был так напуган. Сомневаюсь, что такое возможно.       Я поднимаю пистолет, направляя на охранников, которые целятся в Трис.       — Выключи её, — говорит Трис, её голос дрожит столько, сколько и её рука. — Выключишь программу, сотрёшь её, и я позволю тебе уйти отсюда живой. Это твой единственный выбор.       Джанин смотрит на неё.       — С чего ты взяла, что нажмёшь на курок прежде, чем они это сделают? — Она кивает на солдат.       Трис пожимает плечами.       — Не знаю, но, во-первых, я уверена, что Тобиас стоит за ними, а во-вторых: если что-то случится со мной — ты труп.       Не могу отрицать, что она права. Джанин смотрит на меня, а затем вздыхает.       — Прекрасно быть готовой умереть за то, во что ты веришь, Беатрис. Мы похожи.       Когда представляю тело Трис в крови на полу, меня пробивает дрожь.       Затем она бросает пистолет, и он падает на пол, отражаясь от стен глухим эхом.       Какое-то время они просто смотрят друг на друга; Трис учащённо дышит. И, словно переключатель щёлкает внутри неё, она делает шаг вперёд, протягивает руки и сцепляет их на горле Джанин.       Я не даю солдатам времени отреагировать и начинаю стрелять. Это битва Трис. Она выбрала это, и всё, что я могу сделать сейчас, — это попытаться защитить её так хорошо, как могу.       Я стреляю один раз, два, три, и солдаты падают на землю по очереди. Когда мои глаза наконец-то снова находят Трис, она борется с Джанин, которая, кажется, неплохо выступает против злости Трис, направленной на неё.       Эндрю стоит по другую сторону комнаты, прижимается к стене, одной рукой держась за бок.       Я быстро подбегаю к нему, встаю на колени рядом с ним.       — Тебя ранили?       — Просто царапина, — говорит он тихо.       Мои глаза быстро опускаются, ища его так называемую царапину. И я вижу кровь, сочащуюся через его футболку на его руку.       — Что случилось? — выдыхаю я.       Эндрю качает головой.       — Я в порядке, — говорит он быстро. Я смотрю на него и произношу, что это не так, а потом пытаюсь лучше осмотреть ранение. — Тобиас, я же сказал, — настаивает он. — Сейчас мы должны подумать о другом.       Я поднимаю глаза, чтобы встретить его, а затем медленно киваю.       — Ты прав. Как думаешь, можно ли отключить программу? — спрашиваю я.       Он переводит взгляд к оборудованию, рассматривая его. А потом кивает.       — Я могу попробовать это выяснить, но мне потребуется время.       Я киваю в согласии.       — Тобиас… — Эндрю медленно произносит моё имя, его взгляд по ту сторону комнаты.       Я поднимаю глаза и вижу Трис, возвышающуюся над Джанин с пистолетом в руке. Я знаю, что она уже победила её, и, вероятно, нашла ещё одно оружие в какой-то момент борьбы. Никогда раньше Джанин не выглядела такой отчаянной. Она смотрит на Трис: в её глазах безнадёжная мольба сохранить ей жизнь.       — Ты никогда не выключишь программу без меня. Я разработала её, и она безупречна, и невозможно…       — Готова поспорить, что мы найдём способ. Ты не единственная из Эрудиции в комнате, — говорит Трис сквозь зубы.       Джанин суетится, ища что-то — что угодно — что ей сможет помочь.       Она закрывает глаза на мгновение и трясёт головой.       — Если ты думаешь, что у меня нет страховки в Эрудиции, то ты сильно ошибаешься. Я уже говорила тебе, что готова умереть за это. Ты правда думаешь, что у меня нет планов для достижения этой цели?        — Нет, — она усмехается. — Я уверена, что у тебя есть много планов. Меня просто это не заботит на данный момент. Я выключу эту программу и </i>продолжу останавливать любой план, который ты введёшь в действие.       Джанин вздыхает.       — Почему ты так полна решимости видеть зло и разрушения там, где просто необходимо восстановление? Чтобы начать всё сначала?       — Без Дивергентов. Я права?       — Для создания и поддержания идеального общества нужно чем-то жертвовать, Беатрис. Ты бы поняла меня, если бы просто…       — Ты заставила меня чувствовать себя никем! — Голос Трис отражается от стен. — …Но это неправда, не так ли? — Джанин смотрит на неё, дыша очень тяжело. — Я думаю, что ты знала и боялась меня, поскольку правда в том… что совсем скоро всё… — Она выпрямляет руки, усиливая хватку на пистолете. — Я — Дивергент. Я принимаю решения сама, и прежде, чем я нажму на этот курок, я хочу, чтобы ты знала, откуда это взялось. Это произошло от меня.       Я вижу, как двигается её палец и ложится на спусковой крючок; на её лице решимость.       — Трис, стой! — слова быстро выходят из моего рта.       Она не поворачивается ко мне, но её палец колеблется над курком.       Мой желудок скручивается в узел и горло настолько сухое, что я едва могу сглотнуть. Мысли крутятся в моём мозгу, и я не понимаю ни одну из них.       Я знаю только одно. <i>Я не позволю её сделать это снова. Только не снова. Внезапно перед глазами предстаёт картинка того, как она возвышается над Питером и смотрит на него. И я слышу то, как она называла его по имени, то, что она сказала мне, когда мы были в Искренности…       Нельзя ничего вернуть. Я всё своими руками разрушила. Я теперь другая, я тёмная, и как… как ты можешь любить меня такую?       Убийство Питера было самообороной. Но это? Убийство Джанин? Это месть, и я не могу позволить ей сделать это. Я не могу позволить ей иметь это на её совести — всё страшное, что произошло сегодня вечером. Это разрушит её, и я знаю это каждой клеточкой себя.       — Трис, стой! — повторяю я.       Её рука начинает дрожать, но она по-прежнему не поворачивается ко мне лицом.       Но Джанин смотрит на меня.       — Тобиас… — проговаривает она, её голос приобрёл странное мягкое звучание. — Ты знаешь, что с ней будет… Не позволяй этому случиться.       Мне требуется секунда, чтобы понять, что причиной смены тона является отчаянье. Она умоляет меня спасти ей жизнь, опасаясь, что Трис зайдёт слишком далеко. Впервые мы с Джанин боимся одного и того же, и она права.       Она права. Я знаю. Я знаю, что это сделает с ней. Я также знаю, что, так или иначе, Джанин Мэтьюс должна умереть.       Сегодня мы совершили столько грехов… Могу ли я позволить Трис совершить ещё один ради всеобщего блага?       Я медленно подбираюсь к ним. Одна моя рука тянется к пистолету, который находится в трясущейся ладони Трис.       — Трис, — проговариваю я, — отдай пистолет.       Она качает головой.       — Нет, — твёрдо говорит она.       — Трис… я не позволю тебе сделать это. Только не снова. — Глаза Джанин мечутся от меня, к Трис и обратно. — Пожалуйста, Трис. Просто отдай мне пистолет.       Она краем глаза смотрит на меня и снова качает головой.       — Всё должно закончиться, — выдыхает она. — М-м-мы должны покончить с ней.       — Я знаю, — говорю я, кивая. — Я знаю. Но ты не сделаешь это, и это не произойдёт сейчас. Ты меня понимаешь? Трис, отдай мне пистолет.       — Я не могу.       Я понимаю. Она боялась Джанин в течение многих лет так же, как я никогда не знал этого. Она прожила всю свою жизнь в страхе быть другой, и теперь у неё есть шанс закончить это для себя и для других.       Она хочет покончить с этим. Только я не могу позволить ей.       Я протягиваю руку к своему пистолету, который всё ещё на своём месте.       Мы оба знаем, что Джанин должна умереть сегодня, но я отказываюсь позволять причинять вред Трис даже после её смерти.       Мне нужно всего лишь мгновение, чтобы вытащить пистолет из кобуры и направить ствол в лоб Джанин.       Джанин смотрит на меня с шоком на своём лице. Она в шоке, потому что я не убедил Трис мирно всё разрешить; в шоке, потому что я из Отречения, а оно не допускает этого.       Я не жду. Нажимаю на курок.       Комната наполняется оглушительным треском от пули. Свет так быстро покидает глаза, что кажется, будто его вообще никогда не было.       Я бросаю пистолет, когда грохочущий звук отдаётся эхом в моём мозгу, даже после того, как он прекращается. Sam Ninnesz — Hold On For Your Life       Трис смотрит на меня с широкими глазами, а её пистолет всё ещё трясётся в руке.       — Эй, — шепчу я, покачивая головой. — Всё хорошо. Всё кончено. Всё хорошо. — Я протягиваю к ней руку, сжимая её холодную ладонь, когда вынимаю из другой пистолет.       Я притягиваю её к себе, кладя руку на затылок, а лицо прижимаю к груди.       — Всё будет хорошо. — Вздыхаю. — Всё будет хорошо.       Я смотрю на экраны и вижу, как улицы Отречения стали ещё более суетящимися, а Бесстрашные больше не под действием сыворотки внушения.       — Ты стёр программу?       Эндрю кивает.       — Её больше нет.       Какое-то время мы стоим в молчании. Втроём думаем о важнейших событиях последних нескольких часов. После, как мне кажется, вечности, я наконец-то нарушаю тишину:       — Нам нужно уходить, — говорю я охрипшим голосом. — Думаю, Джанин рассказала о своих планах. Она ни за что бы не пошла на все эти неприятности, просто чтобы всё это было разрушено её смертью. Она умнее этого.       Эндрю кивает.       — Я с тобой согласен. Поедем в Дружелюбие, как и планировали. Маркус будет руководить остальной частью Отречения.       Я киваю, опуская глаза в пол.       Это когда-нибудь закончится?       — Папа! — Я быстро смотрю на Трис, когда слышу её мучительный крик.       Эндрю падает на землю, держится за ту же рану на боку, что и раньше. Трис кидается к нему, едва успевая его удержать. Она смотрит на меня: страдание и страх видны на её лице.       — Нужно помочь ему. Мы должны отвезти его в больницу. — Она сейчас в панике, и я вижу это в ее глазах. Её слова заставляют меня вспомнить о выстреле в коридоре.       Шона. Зик. Им всем нужен медик.       — Хорошо… Я знаю. — Я вздыхаю, кивая, как будто у меня есть план. — Просто… дай подумать.       Я закрываю глаза, желая, чтобы план пришёл мне в голову, но ничего не приходит. Когда я снова открываю глаза, я вижу кучку чёрных одежд в помещении. Я понимаю, что они — Бесстрашные. Их немного, может быть, четверо или пятеро человек, но я узнаю только одного.       — Юрайя!       — Тобиас? — говорит он в очевидном недоумении.       Я быстро киваю.       — Да.       На данный момент мне всё равно, откуда они и почему. Единственное, что меня волнует, — это как оказать медицинскую помощь Эндрю, Шоне и Зику, и оказать быстро.       — Юрайя, ты мне доверяешь?       — Тебе…       — Я знаю, что ты в миллион раз запутан сейчас, но мне нужна твоя помощь, и мне нужно, чтобы ты доверился мне. Сможешь это сделать?       Он смотрит то на меня, то на Трис, а затем медленно кивает.       — Нам нужно попасть в Дружелюбие. Каждому из нас.       — В Дружелюбие? Сейчас? А зачем?       — Ты просто должен доверять мне, — настаиваю я. — Хорошо? От этого может зависеть жизнь твоего брата.       Он кивает.       — Хорошо. Да. Что нужно сделать?       — Нужно, чтобы ты помог Трис довести Эндрю до поезда. И, может быть, твои друзья помогут мне перенести мне Шону и Зика.       — Да, конечно, — говорит он быстро, пересекая комнату, чтобы добраться до Трис.       Я веду остальных Бесстрашных в коридор, отправляю двух к Шоне, а одного оставляю с собой, чтобы он помог мне с Зиком.       Не знаю, как долго это заняло, потому что я потерял чувство времени, но в какой-то момент мы добираемся до железнодорожных путей и, кажется, чудом. Мы садимся в поезд вместе со странной компанией испуганных людей.       Я прижимаюсь к стене; мои глаза не покидают Зика без сознания. Я никогда не хотел, чтобы он был здесь и был частью всего этого, как сейчас.       На другом конце поезда Трис тихо разговаривает со своим отцом, пытаясь удержать его в сознании — занять чем-то.       — Ты не расскажешь мне, что случилось?       Я смотрю на Юрайю, но его взгляд направлен на брата.       Я вздыхаю.       — Да. Но смогу пережить это.       — Зачем едем в Дружелюбие?       Я пожимаю плечами.       — На данный момент, чтобы обезопасить себя. Чтобы оказать им медицинскую помощь. Чтобы отдохнуть…       — А потом что?       — Не всё сразу. Ладно, Юрайя?       Он не отвечает, но мне и не нужно — он понимает.       Наш мир разрушен. Раньше я думал, что странно существовать, не зная, кто ты и куда вписываешься. Теперь, полагаю, это будет чувствовать каждый. Ну, каждый Бесстрашный и Отречённый.       Новый мир находится на горизонте; я чувствую, что он бурлит глубоко внутри — в душе и в тревожном ожидании.       Я не смогу склеить ни один сломанный кусочек себя. Трис смотрит на меня через поезд, и наши взгляды встречаются. Глядя на неё, я знаю, что должен отыскать способ собрать все эти разбитые кусочки.       Для неё. Для нас.       Я больше не Отречённый, не Афракционер и даже не Бесстрашный. Прямо сейчас я — Тобиас, а она всего лишь Трис, и вместе мы справимся. Так или иначе. Мы сделаем это.       Я поворачиваю голову к окну и смотрю, как городской пейзаж сменяется полями Дружелюбия, где мы сделаем наши первые шаги к нашему будущему, каким бы оно ни было.       Вместе. Всегда.