Тобиас/Четыре
Когда я в среду вечером, после предварительного ужина, проникнул в Бесстрашие, Зик, кажется, был почти рад, что я нарушаю правила, особенно те, которые связаны с противоположным полом. – Ничего себе, Стифф! – говорит он с ухмылкой на своём лице. – Ты же, вроде, даже не должен разговаривать с девушками? – Это не такое уж и большое дело, – бормочу я, когда качается груша передо мной достаточно сильно. – О, да? Так вот почему ты даже не можешь сказать её имя, не краснея? Я испускаю стон. – Хорошо. Из-за этого я не приведу её. Зик выпускает громкий смех, а затем качает головой. – Не будь смешным. Приводи её, я просто шучу. - Я считаю, что это здорово, что у тебя есть девушка. – Она не моя девушка. Пока не моя. Зик защитно поднимает руки. – Извини. Как мне тогда называть её? Я испускаю разочарованный вздох и смотрю на него снизу вверх. – Беатрис, – говорю я, и бью по боксёрской груше ещё раз. – Хорошо, хорошо, тогда я не могу дождаться, когда увижу Беатрис. Я убираю руку от груши и смотрю, как она раскачивается. – Эй, Зик, можно тебя спросить? Он прислоняется спиной к стене, скрещивая руки на своей груди. – Действуй. – Каковы правила в Бесстрашии, когда дело доходит до ухаживаний? Зик смотрит на меня с минуту, затем он медленно качает головой. – Их нет. Я на мгновение закрываю глаза, всасывая воздух. Я потерял свободу, выбрав Отречение, это становится всё более очевидным с каждым днём. – Я даже представить не могу. – Я дышу, мой мозг начинает показывать мне образы: Беатрис и я в чёрной одежде Бесстрашия, держимся за руки, смеёмся, прикосновения, не дай Бог, поцелуи. – Ты знаешь, я понимаю, что эти дела отличаются от Отречения, но… если ты хочешь иметь шанс исследовать их с Беатрис, ты можешь сделать это здесь. Никто и никогда не узнает, и… – он слегка пожимает плечами. – Насколько я могу судить, когда ты находишься здесь… ты Бесстрашный. – Я хочу заботиться о ней. Я хочу сделать всё это по книге. Я должен, и не изменю своего решения. Независимо от того, как хочу поцеловать её в губы. Зик смеётся и пожимает своими плечами. – Ладно. Я постараюсь понять это. Я протягиваю руку назад к груше и бью по ней несколько раз, и Зик выпускает тихий свист. – Что? – спрашиваю я с любопытством. Он пожимает плечами. – Ничего… просто у тебя хорошо получается. Если бы ты был посвящённым, Эрик бы ровнялся на тебя. Я слышал, как Зик упоминал Эрика несколько раз, и о нём никогда не было ничего положительного. – А что с Эриком? Зик открывает рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого чужой голос наполняет комнату. – Эрик – причина того, из-за чего мы все можем оказаться на дне пропасти. – Я признаю голос Шоны так же, как и Зик. Всё его лицо озаряется, и он крутит головой вокруг своей оси, чтобы найти её. Она подходит к нам и садится у стены, напротив Зика. – Эй, что ты тут делаешь? Она немного пожимает плечами. – Не могу уснуть. Я говорила с посвящёнными, – она немного зевает. – У Кристины был сегодня тяжёлый день из-за Эрика. Зик выпускает вздох. – Я не могу понять, почему он прицепился к ней. – В его голосе слышится разочарование. Шона снова пожимает плечами. – Вот так он снимает излишнее напряжение, задирая людей слабее, чем он. – Какое его дело? Почему он такой засранец? Слова вылетают из моих уст так легко, что это почти меня удивляет. Я явно много тусуюсь в Бесстрашии. Зик издаёт усталый вздох. – Я не знаю. Он всегда им был. Шона выпускает хохот, и мы оба поворачиваемся в её сторону и смотрим на неё. – Да, он был им, просто не показывал себя таким в первую очередь. Зик закрывает глаза, как будто он устал от этого разговора, хотя он едва только начался. – Он просто думает, что Бесстрашие должно быть в полной власти голодных идиотов, которые не признали бы отвагу, даже, если бы она танцевала голиком перед ними. – Тогда почему ты остался? – спрашиваю я с любопытством, приподнимая свои брови. Зик качает головой. – Потому что фракция не всегда была такой, и Бесстрашие – мой дом. Это всё, что я знаю. – Так вот почему ты так близко к посвящённым. Ты чувствуешь себя защитой. Зик снова кивает. Посвящение в Отречении давно закончилось, но в Бесстрашии оно длится дольше. – Они присоединились к Бесстрашию, и оно не то, что было раньше. Не то, что сейчас. Я хочу показать им, что всё ещё может быть иной путь, но это тяжело с Эриком, который вгоняет их в землю и заставляет выбивать дерьмо друг из друга… Шона встаёт и двигается в сторону Зика. Она кладёт ему руку на плечо, а затем наклоняет голову к его плечу. – Я действительно волнуюсь за Крис, – тихо говорит Шона. – Эрик действительно выделает её, и я не думаю, что она достаточно сильна, чтобы справиться с этим. Зик немного поворачивает голову и прижимается щекой ко лбу Шоны. Бесстрашие казалось мне убежищем только несколько недель назад. Я думаю, что каждая фракция имеет свои проблемы. Все трое из нас молчат в течение длительного времени. В этот момент, слова кажутся просто слишком тяжёлыми. Зик, в конце концов, отстраняется от Шоны, он не отводит своих глаз от её ни на секунду. – Эй, мне нужно, чтобы ты одолжила мне какую-нибудь одежду. Она смотрит на него, недоверчиво закрывая лицо руками. – Разрабатываешь новый стиль, который мне не следует знать? Смеясь, он немного качает головой. – Нет, Стифф придёт со своей девушкой в пятницу. Глаза Шоны округляются. – У Стиффа есть подружка?! – У Стиффа есть друг, – быстро говорю я. Шона поднимает бровь. –Хорошо, тебе случайно, не нравится "этот друг", больше, чем друг? – Я… – Я закрываю глаза на мгновение. – Её зовут Беатрис. Мы, вроде, встречаемся. Шона открывает рот в виде буквы «о». – Это самая сладкая вещь, которую я когда-либо слышала. Отречённые разбивают моё маленькое бесстрашное сердце, я клянусь. Она встаёт и целует в лоб Зика. – Ладно. Я кое-что принесу тебе. – Она поворачивается ко мне, наклонив голову. – Какая тебе нравится твоя девочка, Стифф? У меня имеется масса одежды, как ты хочешь, чтобы она выглядела? Я сразу же хмурюсь. Я не хочу, чтобы она выглядела особенно. Я просто хочу, чтобы она выглядела, как Беатрис. Я поднимаю свои плечи, пожимая ими. – Я не знаю. Не важно, – бормочу я. Она закатывает глаза. – Хорошо. Я что-нибудь принесу тебе, – говорит она прежде, чем исчезает из тренировочной комнаты. Зик ловит мой взгляд и улыбается. – Не волнуйся, Стифф. Мы отлично встретим твою девушку и постараемся оставить её такой же целомудренной.***
Когда я устремляю свой путь к афракционерам в четверг утром, я измучен. Бессонная ночь даёт о себе знать. С несколькими зевками, мне, наконец, удаётся начать свой день. Я двигаюсь сквозь рутину дня вежливо, раздаю еду и помогаю Натали, разделяя обязанности между нашей группой. Будучи вокруг Натали – это всегда отвлекает, потому что она очень похожа на Беатрис и, как только мой мозг останавливается на этой мысли, я бесполезен. Когда я смотрю на Натали, мои мысли переносятся к её дочери и к тому, как её пальцы коснулись моих тогда, когда мы прогуливались к моему дому. Я не могу удержать улыбку на моём лице, да и не хочу. Пятница, кажется, всё дальше, чем она есть на самом деле. Я быстро выхожу из транса своих мыслей, когда ощущаю жёсткую хватку на своей руке. Когда я смотрю вверх, то вижу глаза темноволосого парня. Он не может быть больше, чем на четыре года старше меня, но он стоит с видом человека гораздо старше. – Ты парень, Итон, не так ли? – Простите? – Я заикаюсь, когда вытаскиваю свою руку из его хватки. Когда я осматриваю его, я вижу, что он одет в серую футболку Отречения и чёрные брюки Бесстрашия. Он афракционер. Он, должно быть, в этой одежде выглядит лучше, чем остальные. Хорошо ухаживает за собой, ну, почти. – Тобиас Итон. Это ты? Мой первый инстинкт отрицать, и это бывает всегда, но сейчас меня застали врасплох. – Хм… – Это ты. Ты похож на неё. Я смотрю на него снизу вверх, открыв немного рот. – Я сожалею. Я понятия не имею, кто вы, и о чём вы говорите. – Пойдём со мной. – Он кивает головой в сторону тёмного угла. Я быстро качаю головой. – Я с тобой никуда не пойду. – Поверь мне, парень. Ты захочешь. – Он даёт мне многозначный взгляд. Я поворачиваю голову и смотрю на других членов Отречения, которые раздают еду, полностью не обращая внимания на меня и на разговор с хорошо одетым афракционером. Мужчина, кажется, теряет терпение со мной и уходит прочь в тёмный угол, не дожидаясь меня. Я бегу за ним, мой мозг отчаянно пытается выяснить, что, возможно, произойдёт прямо сейчас. – Откуда ты знаешь моё имя? Мужчина качает головой. – Не задавай вопросов, просто слушай. – Он лезет в карман и достаёт сигареты. Отречение не использует их, но Искренность и Бесстрашие делают это. Я смотрю на него, когда он зажигает спичку и кончик сигареты, затем глубоко затягивается. – У меня есть письмо для тебя. – Для меня? – говорю я, и недоверие сопровождает мой голос. – Ты даже не знаешь меня. – Хорошо, ты прав, - говорит он, стряхивая кончик сигареты так, что немного пепла падает на землю. – Но я знаю того, кто знает тебя невероятно хорошо. – Он лезет в карман и достаёт помятый конверт с моим именем, написанным наверху. – Как ты вообще узнал, что я буду здесь? – Я не знал, - говорит он спокойно. – Я пришёл сюда для еды, как и все остальные, но… – Он позволяет перевести глаза на меня. – Она знала, что ты будешь здесь, в конце концов. Я смотрю на смятый конверт. Я понятия не имею, кем эта «она» может быть. – Может быть, ты просто должен прочитать это, - говорит мужчина с раздражением в голосе. Я смотрю вниз на конверт и начинаю открывать его, но он кладёт свою руку на мою. – Ты что, сумасшедший? Не здесь. Ты не можешь открыть его здесь. Я пожимаю плечами. – Где я должен открыть его тогда? – Я не знаю. Не моя проблема, но я также должен сказать тебе, чтобы ты не дал Маркусу найти его. – Кто ты и откуда знаешь моего отца? - давлю я. – Меня зовут Зак, но это действительно не так важно, как ты, кажется, думаешь. Я только посланник, и есть вещи, которые ты не знаешь. То, что ты должен узнать. Я засовываю письмо в карман. – Я ухожу, – говорю я, немного с досадой, из-за того, что он отказывается сказать мне что-нибудь стоящее. Он кивает и продолжает курить сигарету, когда я иду назад к другим афракционерам.***
Когда я, наконец, прихожу обратно домой, Маркус ещё не пришёл с работы, и я рад. Я сажусь за кухонный стол и вытаскиваю помятый конверт из кармана. Я смотрю на своё имя, написанное в спешке – я пытаюсь вспомнить почерк, но не получается. Я кладу конверт на стол и мне интересно, должен ли я открывать его вообще. Я знаю, что это может быть уловкой или кто-то решил пошутить, но что-то подсказывает мне, что это письмо изменит всё. Я засовываю свой палец под небольшой слой бумаги и рву её, открывая и вытаскивая сложенное письмо. Оно, кажется, старым, будто оно было написано несколько лет назад. Я внимательно разворачиваю письмо и, когда вижу косой почерк, поперёк страницы, я, наконец-то, признаю его. Целую минуту я не могу дышать. Это письмо от моей матери. Моя мать. Она написала мне что-то перед смертью? Её смерть была странной, неожиданной и внезапной. Когда она успела написать мне письмо? Мои глаза быстро двигаются по странице, пожирая её. Тобиас Я не знаю, что тебе рассказал Маркус. Я не знаю, сколько правды ты знаешь, но дай мне возможность объяснить тебе некоторые вещи. Мне так стыдно за то, что ты пережил и за то, что я не могла быть рядом, чтобы помочь тебе. Если ты захочешь поговорить со мной, а я очень рассчитываю, что ты сделаешь это, один из моих афракционеров сможет передать сообщение, которое ты мне отправишь. Будь осторожен. Я встречусь с тобой, когда угодно. С любовью. – Э. У меня голова идёт кругом. Я переворачиваю письмо, но там ничего не написано. Там должно быть больше. Там должно быть! Этой информации недостаточно. Я заглядываю в конверт, но в нём ничего нет. Ничего. Я не знаю, что это означает. Когда это было написано? Это означает, что она не умерла? Я не знаю, что Маркус сказал тебе. Он сказал мне, что ты умерла, мама. Я плотно хватаюсь за стол, просто, для того чтобы начать дышать. Это безумие, но сколько раз я хотел иметь возможность увидеть её снова? Всего на мгновение? Сейчас я имею такую возможность. Мир какой-то тяжёлый и неправильный, но я знаю, что я должен приложить все усилия, чтобы поговорить с ней. Поговорить с ней. У меня есть возможность поговорить с мамой. Я смотрю на письмо ещё раз. Один из моих афракционеров сможет передать сообщение, которое ты мне отправишь. Моих афракционеров. Кажется, почти очевидно сейчас. Её афракционеры те, которые ухаживают за собой, лучше одеты. Я помещаю письмо на стол перед собой и потираю руками лицо. Моя мать жива. Если я честен с самим собой, маленькая часть меня всё ещё в это верила. История Маркуса никогда не суммировалась, но и я никогда не думал, что он будет врать мне о чём-то столь важном, о чём-то реальном. Я снова беру письмо в руки и достаю ручку. Я смотрю на бумагу мгновение, а потом быстро провожу пером по ней. Сегодня вечером. Центр. Я складываю листок бумаги и засовываю глубоко в свой карман прежде, чем я покидаю дом. Мои ноги, как на автопилоте, когда я двигаюсь в сторону сектора афракционеров. Уже начинает темнеть, поэтому большинство из них ищут приют на ночь. Есть только один человек, который выглядит, как тот, который, может быть, часть моей матери. Я двигаюсь к нему, и он медленно поднимает голову, чтобы посмотреть на меня. – Есть послание для меня? – говорит он, поднимая бровь. Я чуть-чуть киваю, протягивая кусочек бумаги ему. Он берёт и засовывает его в карман. – Можешь идти, – говорит он, кивая. Я поворачиваюсь для того, чтобы уйти, но что-то заставляет меня обернуться. Мужчина смотрит на меня долгим взглядом, и я медленно покачиваю головой. – Она действительно жива? – спрашиваю я тихо, мой голос дрожит больше, чем мне бы хотелось. Мужчина смотрит на меня, а затем пожимает своими плечами. – Я не знаю, о ком ты говоришь. Я не знаю, чего я ожидал. Она не зря так долго скрывалась. Её верные приспешники явно не собираются сейчас сдаваться. Я не удосуживаюсь попрощаться перед тем, как быстро повернуться и обратно пойти к своему дому. Мои ноги снова, будто на автопилоте. Я намереваюсь вернуться в свой дом, но ловлю себя на мысли, что мне сначала нужно в другое место. Я стучу тихонечко и жду. Это Беатрис, которая открывает дверь, и я никогда не был более благодарным за что-либо в своей жизни. – Тобиас, - говорит она с улыбкой. – Какой приятный сюрприз. Ты действительно хочешь войти? Я едва заметно качаю головой. – Нет, спасибо… я… – Я нахожу очень трудным быть вежливым отречённым на данный момент, но я знаю, что это очень важно. Она смотрит позади себя, возможно, смотрит нет ли родителей, а потом делает пару шагов и тихо закрывает дверь, позади себя. – Что случилось? – говорит она, в её глазах читается беспокойство. Я закусываю нижнюю губу, пытаясь бороться с нашествием слёз, которые, я знаю, идут. Я медленно качаю головой. – Я не знаю… я… – Эй… всё хорошо. – Она тянется за моей рукой и слегка сжимает её. Я могу сказать, что она хочет сделать больше, но мы навсегда в ловушке в пределах Отречения. Она убирает свою руку за мгновение и скрещивает руки на груди, чтобы избежать искушения. – Что случилось? Ты выглядишь… - она умолкает, и я рад этому. Я не хочу слушать, как я сейчас выгляжу. – Мне нужно, чтобы ты пошла со мной куда-то сегодня вечером. Можешь ли ты улизнуть? Она снова смотрит позади себя, будто боится, что её родители смогут услышать, но никто не преследует нас. – В Бесстрашие? – шепчет она. Я медленно качаю головой. – Нет… я… мне нужно встретиться кое с кем, с кем я не виделся очень давно, и я думаю, что не смогу справиться с этим в одиночку. Она кивает. – Да, я смогу улизнуть, – шепчет тихо она. – Ладно. Я вздыхаю и поднимаю свои глаза, наблюдая за ней. Дверь за её спиной открывается, и я вижу Натали. – Ах, Тобиас! Я рада тебя видеть. Ты хочешь зайти на ужин? Я на мгновение закрываю глаза, пытаясь быстро собраться. – Нет, спасибо. Я только зашёл спросить Беатрис, как прошёл её день. Я должен поужинать со своим отцом. Натали кивает, а Беатрис с меня глаз не сводит. – Увидимся, – говорю я ей мягко, а затем быстро поворачиваю в направлении своего собственного дома.