Тобиас/Четыре
– Тобиас! Я просыпаюсь от толчка. Маркус кричит моё имя, которое не поможет моему уже пульсирующему мозгу. Примечание для себя: Видимо, алкоголь – это всегда плохая идея. События прошлой ночи медленно просачиваются в мой мозг, и моё сердце сжимается, когда я думаю о Беатрис — о нашем времени, как о важной детали. Я никогда не получу достаточного времени наедине с ней, чтобы чувствовать себя полностью удовлетворённым. Мой разум переходит к Кристине на мгновение, и я не готов к печали, которая заполняет меня. Алкоголь не замаскируешь, его запах трудно выветрить, тем более к утру. – Тобиас! Голос Маркуса слышится через стены снова, и я испускаю стон прежде, чем вытащить себя из постели и сделать свой путь к нему, вниз по лестнице. – Доброе утро! - бормочу я, когда, наконец, добираюсь до кухни. Я стараюсь изо всех сил держаться на месте, несмотря на свою пульсирующую голову и слегка подташнивающий желудок. Он оглядывает меня на мгновение, его глаза медленно осматривают меня. – Ты ужасно выглядишь. – Не спалось, – быстро говорю я. Он осматривает меня снова, но не продолжает тему, и за это я благодарен ему. – Ты снова будешь работать в моём кабинете. Понял? Моё сердце останавливается. Несколько драгоценных часов в секторе афракционеров – мой единственный рай, кроме Беатрис. Мне нужен отдых от его постоянных угроз и вечных бдительных глаз. Я не знаю, как еще выжить. Ощущение удушья, почти мгновенно. Нет. Не снова. Я не могу вернуться к работе с ним каждый день. Я просто не могу. – Что? Почему? Он смотрит на меня, приподняв одну бровь, молча говоря мне свой ответ. – Потому что я хочу присматривать за тобой, вот почему. – Чушь, – бормочу я. Я не знаю, что заставило меня сказать это. Может быть тот факт, что голова просто раскалывается. Это, может быть, Бесстрашный во мне, в которым я становлюсь, уже эти последние несколько недель. Несмотря на это, слова выходят без предупреждений, и Маркус не выглядит так, как будто ему приятно слышать это. У меня нет никакого терпения прямо сейчас, независимо от того, что я знаю без сомнения, что заплачу за свою дерзость синяками – я не могу заставить себя заботиться об этом. – Прости? Голос Маркуса полон яда. – Я довольно уверен в том, что я сказал. Затем снова, так же, как и тогда. Маркус смотрит на меня широко распахнутыми глазами на мгновение, и неопределённость сочится сквозь меня. Голос, которым я говорил – не мой. Это не может быть. Голос, который я использую сейчас – Тобиаса из Бесстрашия. Тобиаса, которого мне никогда не приходилось знать. Ну, до сих пор. Маркус быстро встаёт, вытаскивая ремень из петель своих брюк. Я наблюдал за тем, как он делает это много раз, из-за стольких разных причин в моём детстве. Страх, который автоматически вселяется в меня невыносим, но я знаю, что если я буду использовать своё обучение в Бесстрашии, я смогу бороться с этим страхом. – Клянусь Богом, если ты ударишь меня, ты пожалеешь об этом, – тон моего голоса изменился на опасный. Звук почти пугает меня. – Откуда взялось это эгоистичное отношение? Я не растил тебя таким, – шипит Маркус. Бесстрашие, думаю я про себя, но держу рот на замке на этот раз. – Повернись, – медленно говорит он. – Нет. – Я сказал. Повернись. Кругом. – Я услышал тебя, – говорю я, продолжая смотреть ему в лицо. Он смотрит на меня, медленно покачивая головой из стороны в сторону. – Чего ты пытаешься добиться, Тобиас? Ты знаешь, как это заканчивается, – он оглядывает меня сверху вниз, а затем его губы изображают улыбку. – Повернись. Кругом, – опять говорит он, акцентируя каждое слово. – Я больше не подчиняюсь твоим приказам, – мягко говорю я, из-за чего моё сердце бьётся так быстро, что я думаю, что моя грудь может разорваться. Он быстро начинает двигаться в мою сторону – глаза, как огонь. Я не думаю. У меня на самом деле нет времени. Я завожу руку назад, вспоминая слова Зика, которые появляются в моём мозгу, а затем я поддаюсь вперёд, и я чувствую, что моя рука соединилась с его лицом. Мои суставы хрустят, когда рука коснулась его челюсти. – Я же говорил, что ты будешь сожалеть об этом, – мягко говорю я, когда он отступает, одной рукой держась за челюсть. Он стоит там мгновение, и я вижу шок на его лице. Я практически вижу, как его мозг пытается всё просчитать. Как маленький и беззащитный Тобиас решился дать отпор? Он потирает челюсть, а затем поднимает свои глаза и смотрит на меня; ярость окрашивает его лицо. Это выражение я знаю слишком хорошо. – Как ты смеешь! – шипит он. Слюна брызжет из его рта. – Как, чёрт возьми, ты обучился, и кем? – Ты, – тихо говорю я. – Ты думаешь, что я не накопил все злоупотребления за все эти годы? – Жалоба? – говорит он, со смехом в своём голосе. – Это не злоупотребление. Да, потому что, когда тебе восемь, и ты пролил воду, то ты заслуживаешь избиения, в течение трёх часов, ремнём в любой другой обычной семье Отречения, я уверен. – Я пытаюсь помочь тебе. Я закатываю глаза. – Чтобы я не мог спать по ночам. – Ты не представляешь, от чего я спас тебя, и что я делаю для тебя. Веришь или нет, но я защищаю тебя, Тобиас. Ты не представляешь, как сильно. Если бы я не подготовил тебя к тесту, я сомневаюсь в том, был бы ты жив прямо сейчас. – Ч-что? – Ты слышал меня. Я причина того, что ты ещё жив. – О чём ты говоришь? – Я провёл свою жизнь, защищая твою. – Я не понимаю. – Ты не должен. Что ты и должен делать, так это следовать моим правилам, и делать то, что я говорю. – Это не справедливо. Я теперь взрослый, если я в беде, ты должен рассказать мне. У меня голова идёт кругом. Если Маркус защищает меня, то я хочу знать, от чего именно. Что может быть настолько ужасным, чтобы оправдать такого рода «защиту»? Моя жизнь на самом деле была сохранена, заставляя меня остаться в Отречении? Я всегда полагал, что он хотел удержать меня в Отречении для того, чтобы управлять мной до конца моих дней. Может быть, в этом была другая причина. – Да, Тобиас. Ты. Ты взрослый человек, которому лучше не знать, кто ты. – … Кто я? – моё сердце бьётся так быстро, что я практически слышу его. – Они бы тебя вычислили быстрее, чем ты смог бы оказаться в Бесстрашии, если оно было бы для тебя. – Кто? – Не имеет значения, кто. – Ты врёшь, – спокойно говорю я, и Маркус выпускает громкий смех. – С какой целью я должен лгать тебе? Как ты и сказал, ты теперь взрослый. Я немного пожимаю плечами. – Я не знаю. Ты лгал мне про маму все эти годы. Как я могу знать, что ты говоришь правду? Он замирает от моих слов, и потом медленно поворачивается ко мне. – Да, – шепчу я тихо. – Я знаю, что она ещё жива. Он смотрит на меня с минуту, как бы не особо веря моим словам. – Что бы ты хотел от меня услышать? – спрашивает он наконец. – Правду, на этот раз. Он закатывает глаза на мгновение, а потом пожимает плечами. – Правда, Тобиас? Твоя мать – лгунья и мошенница, и она не хотела тебя. Ты любил её, потому что ты её не знал. Если бы я был тобой, то я бы забыл свои потери и двигался дальше. Я стою так, что моё тело трясёт с головы до ног. Я никогда и никого ненавидел так сильно, как я ненавижу Маркуса Итона, и я даже не знаю, как это выразить. Прежде чем я понимаю, чего я хочу, я иду на него. Я бью его один раз, два раза, три раза прежде, чем он успевает отскочить. Он хватает меня и толкает к стене так сильно, как он может, и его рука удерживает меня. – Послушай меня, мальчик. Я собираюсь сказать это только один раз. Я защищаю тебя. Ты будешь продолжать делать то, что я скажу, так, чтобы я мог защищать тебя. Ты меня понял? – Ты не сможешь продолжать делать это всё время. Маркус отстраняется, и жёстко ударяет меня по рту. Я привык к насилию, но как-то, похоже, что это нечто большее, чем то, что он делал в течение многих лет. Это не дисциплина, нанесённая ремнём. Это мужская борьба. – Я собираюсь жениться на Беатрис! – удаётся выдавить мне. – Тогда меня здесь больше не будет. Что ты тогда будешь делать? Его губы снова изображают улыбку. – Тебе повезёт, если Беатрис на своей Церемонии выбора будет действовать, как ты. Встречи ночью... – Откуда ты знаешь? Он не отвечает мне, но мне не нравится выражение его лица. – Если бы я был тобой, я бы отпустил Беатрис на свободу. Ты только будешь представлять опасность для неё. И, действительно, Тобиас, женщины вряд ли стоят… – Что это должно означать? Он издаёт лёгкий вздох. – Ты задаёшь слишком много вопросов. – Ты слишком расплывчато говоришь. Скажи мне, что происходит. От чего ты защищаешь меня? Кто-то преследует меня? – Я этого не говорил. Я смотрю на него мгновение, моя нижняя губа треснула и кровоточит там, куда он ударил меня, и пульсирующая боль лишь немного отвлекает, потому что мне нужны ответы. – Тогда о чём ты говоришь? Он опускает руку, выпуская меня из своей хватки. – Просто соблюдай правила, Тобиас.***
У меня есть малое количество времени, которое я использую, смотря в зеркало на свой синяк, вокруг моего рта. Я не знаю, что я собираюсь рассказать Беатрис. Она будет паниковать почти сразу, как только увидит моё лицо, и я хочу, по крайней мере, попытаться избавить её от беспокойства. Я сомневаюсь, что Маркус будет меня трогать в ближайшее время. Наша динамика изменилась. Я больше не испуганный мальчик, и он больше не моя авторитетная фигура. Сейчас, мы двое мужчин. Когда мы боролись, мы были наравне, и я не думаю, что Маркусу нравится это. Он всегда увлекался тем, что издевался над людьми, которые были слабее его. Я больше не слабый, спасибо Зику. Я нажимаю пальцем на синяк и вздыхаю прежде, чем закрываю зеркало подальше. Маркус ушёл спать час назад, и он не разговаривал со мной после нашей битвы. Я должен встретиться с Беатрис очень скоро и, хотя Маркус утверждает, что знает о том, что я ухожу, чтобы видеть её, я всё-таки пойду. Я убираюсь в ванне по привычке, а потом направляюсь на улицу, в ночь. Беатрис ждёт меня на мосту возле школы. Она сидит на нём, и книга на её коленях. Её волосы вылезли из её привычного тугого пучка, но она не полностью избавилась от него. Она выглядит настолько сосредоточенно, и мне не хочется беспокоить её. Почти. Я подхожу к ней сзади, и мои руки легко ложатся на её глаза. Она поднимает свои руки вверх, чтобы коснуться моих. – Ты опоздал, – тихо шепчет она. Я убираю руки и передвигаюсь так, что я стою лицом к ней. – Я знаю. Прости. Её рот немного раскрывается, когда она говорит, а потом видит фиолетовый синяк возле уголка моего рта. Через мгновение или два она испускает вздох. – Ты в порядке? Я немного киваю. – Да. Она бросает на меня взгляд, который говорит, что она мне не верит. Я знаю, она не верит мне, когда я так говорю. – Беатрис. Я обещаю. Это выглядит гораздо хуже, чем.. – Ты всегда так говоришь. Я смеюсь. – Потому что это всегда верно. – Её взгляд мечется от моего синяка на мои потрескавшиеся губы. – Было по-другому в этот раз, Беатрис. Я отбивался. – Что ты сделал? Это звучит так, будто у неё проблемы с обработкой слов, которые я говорю. Я понял. Я едва могу поверить в случившееся сегодня. – Я сделал это. – Что случилось? Я провожу рукой по своим волосам и слегка пожимаю плечами. – Много, на самом деле, но мы не должны говорить об этом. – Ещё один год, Тобиас. Только один, – тихо говорит она. Я киваю, и мои глаза останавливаются на книге, которая находится на её коленях. Я киваю головой в её сторону. – Что это? Домашнее задание? Она смотрит вниз, на колени, а затем быстро закрывает книгу. – Вроде того. Я тянусь к ней и удивляюсь тому, что держу манифесты. Я просматриваю это и вижу манифест Отречения, а затем и Бесстрашия. Я отдаю ей, и она медленно берёт из моих рук. – Что ты делаешь? Я вздыхаю. – Ничего. Не волнуйся. Я не передумала, я просто… – она шумно дышит. – Я просто смотрю. – Просто смотришь? – Я качаю головой. – Калеб говорит, что это хорошая идея, чтобы ознакомиться с манифестами других фракций… просто… ты знаешь… в случае… Я киваю. – В случае, если ты решишь выбрать другую. – Нет… не обязательно. Я просто… меня интересует одно Бесстрашие, то, что происходит с Эриком… я просто хотела взглянуть на неё одним глазком, вот и всё. Я засовываю руки в карманы и стараюсь не выглядеть таким расстроенным, каким я являюсь на самом деле. – Не злись на меня. Я не… – она качает головой. – Мне просто интересно, ладно? Я медленно качаю головой. – Я не прошу тебя выбирать Отречение. Я вообще-то делаю всё наоборот. – Я знаю. Это не из-за этого. – Тогда зачем? – я слегка наклоняю голову. Она облизывает нижнюю губу. – Эрик. Я поднимаю брови, удивляясь. – Эрик? Она кивает. – Я хочу помочь Бесстрашным. – Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я, садясь ближе к ней. – Эрик не следует манифесту. Я имею в виду… он… он не исполняет его. Это не может быть законно. – Судя по разговору, который мы слышали, между ним и Максом, я не думаю, что они говорили только о Бесстрашии. – Я знаю, но я хочу помочь. Зик… Шона… они не заслужили этого. Никто не заслужил. Кристина не заслуживала. Я испускаю вздох и опираюсь о перила моста. Я знаю, как она себя чувствует, я чувствовал тоже самое, но я знаю, что мы ничего не сможем сделать. Мы пара из Отречения. Мы не можем рассказать Бесстрашию, потому что мы не члены этой фракции. – Беатрис, – тихо говорю я. – То, что произошло с Кристиной ужасно… но мы ничего не сможем поделать. Мы из Отречения. Мы не можем исправить Бесстрашие. Тогда она поворачивается ко мне, её глаза осматривают моё лицо до того, как она протягивает руку, чтобы коснуться моего синяка. Она проводит своими пальцами вдоль него, и я смотрю на её грудь, которая поднимается и опускается с каждым вздохом. Этот момент не понятен для меня. – То, что с тобой происходит – это тоже ужасно, – тихо говорит она. Я трудно сглатываю, пытаясь игнорировать ощущение её прикосновений. Общаться с ней, становится всё труднее с каждым днём. – Ты не можешь исправить что-либо, – мягко говорю я. Она медленно проводит своими пальцами по моим губам и всё, что я могу сделать, это судорожно вздохнуть. – Может и нет… но я могу попробовать. Она наклоняется и прижимается губами к моему синяку так тихо, что кажется, будто это какой-то шёпот поцелуя, а не сам поцелуй. Она отстраняется немного, а затем поднимает свои руки вверх, чтобы прижаться к моей груди. – Ты думаешь, что у тебя получится исправить? – у меня дрожат руки, и я не уверен почему. – … я знаю, что смогу, – шепчет она. Моё сердце практически не бьётся, когда я наклоняюсь для того, чтобы её поцеловать. Наши губы двигаются слаженно, и это невозможно остановить – не то, что я хочу. Она тянется вверх, плотно оборачивая свои руки вокруг моей шеи, и я кладу руки на её бёдра, плотно сжимая их. Она издаёт негромкий вздох в мои губы и мне кажется, что сквозь меня проходит дрожь. Она отстраняется, и я пользуюсь случаем, чтобы попытаться отрегулировать дыхание. – Ты весь дрожишь, – шепчет она. Я быстро киваю. – Я… - Я поднимаю глаза на неё, и вижу, как её мягкие губы растягиваются в улыбке. – Я тебя нервирую? – Да. Нет смысла врать ей. Она наклоняется вперёд, её лоб прижат ко мне длительный момент. – Тобиас… – Да? – говорю я, мой голос был выше, чем он должен был быть. Она не реагирует. Вместо этого она ещё ближе прижимается ко мне, и её руки обвиваются крепко вокруг меня. Я издаю стон прежде, чем я её целую. Я думаю, что она самая неотразимая личность, которую я когда-либо встречал. Когда я целую её, чувство быть ближе к ней, растёт. Я хочу прикоснуться и почувствовать абсолютно каждый её дюйм, но эта дурацкая одежда мешает. Она осторожно кладёт руки под мою футболку, и я позволяю ей прикоснуться к своему животу, а потом и к груди; я знаю, что мы делаем не правильно, не по стандартам Отречения. Я просто совершенно не в силах это остановить. – Мне нужно быть с тобой наедине… Она шепчет слова в мои губы, и я задаюсь вопросом, где на земле она научилась разговаривать в таком невероятно-дразнящем придыхательным образом – так, что сводит меня с ума. Я плотно сжимаю её плечи. – Мы наедине, – отвечаю я ей. Она тяжело качает головой, её дыхание превращается в резкие вздохи. – Не так. Мне нужно… – она прикусывает свою нижнюю губу, пытаясь придумать слова, чтобы выразить себя. Она ничего не находит. Вместо этого она садится мне на колени, и её ноги по обе стороны от меня, её губы нетерпеливо впиваются в мои. Она снова проводит своими руками под моей футболкой, а потом сжимает её и дёргает, пытаясь поднять её над моей головой, одновременно не прерывая поцелуя. – Беатрис… Мне удаётся сказать между поцелуями, но даже это небольшое слово сказать практически невозможно. – Беатрис… Беатрис… Неважно, что я говорю – это не останавливает её безрассудный путь. – Беатрис! Беатрис! Остановись! – Я хватаю её бёдра и достаточно отодвигаю её, чтобы заставить её остановиться. Она смотрит на меня широко открытыми глазами, тяжело дыша. – Послушай… я всё понимаю. Я.. Я… Я чувствую то же самое. Это почти совершенно невозможно для меня, быть рядом с тобой… но я не позволю этому случиться. Я наблюдаю, как разочарование показывается на её лице. – Почему? – Потому что… это слишком особенно. Ты слишком особенная. Я тебе уже говорил. Я хочу сделать всё правильно для тебя, Беатрис. Я хочу сделать это правильно. – Встречаться со мной в тайне, в середине ночи, не совсем правильно. Я испускаю небольшой вздох и покачиваю головой. – Ты хочешь, чтобы я остановился? – Нет! Это не то, что я… – она выпускает расстроенный вздох, и скрещивает руки на груди, отворачиваясь от меня. – Беатрис. Повернись, – давлю я. – Нет! Это не честно. – Когда она оборачивается назад, я вижу, что её глаза наполнены слезами, которые ещё не совсем упали из глаз. – Что не честно? – Ты… всё… я… – она замолкает на мгновение, запуская руку в свои волосы, чтобы освободить их от шпильки. – Беатрис, – тихо говорю я, пытаясь заставить её продолжить. – Я люблю тебя… – тихо говорит она, и звук её голоса почти непереносим. – Я тоже люблю тебя. Ты знаешь. – Почему? Я медленно качаю головой. – Что ты имеешь в виду? – Каждый раз, когда мы начинаем делать это, ты отстраняешься. Я знаю, что у тебя есть интимные проблемы, но я искренне начинаю думать, что это всего лишь из-за меня. Я смотрю на неё долгим взглядом, а затем медленно качаю головой. – Ты думаешь… ты думаешь, что я не хочу тебя? Она шмыгает носом, а затем пожимает плечами. – Беатрис, – я беру её за руку и прижимаю её к груди, прямо над сердцем. – Чувствуешь ли ты это? – она немного кивает. – Это всё тебе, – я выдыхаю. – Искреннее сердцебиение… из-за тебя, Беатрис Приор. Не сомневайся ни на секунду в том, что я хочу тебя. – Тогда почему же мы отказываем себе? – Потому что… я хочу тебя, Беатрис. Настолько, что иногда побаливает. Но не сейчас, когда мы здесь, тайком посреди ночи. Не против правил. Я хочу тебя, в правильном направлении и в нужное время. Это может быть хорошо? Она прижимает руку к моему рту. – Я не могу так долго ждать, – шепчет она. Я закрываю глаза на мгновение, глубоко вздыхая. Я не выношу этого. Я так стараюсь поступать правильно, но «правильно» имеет различные определения в зависимости от того, где ты находишься. В Отречении «правильно» – это когда мы должны ждать, пока я женюсь на ней. В Бесстрашии – это не имело бы значения, женился я на ней или нет. Я испускаю крошечный вздох. – Ладно. Я не прошу тебя ждать, пока мы поженимся. Но только не сегодня. – Я протягиваю руку и касаюсь её щеки. – Ладно? – Прости. Я не знаю, что со мной, – она смотрит вниз на свои колени, когда это говорит. – Всё хорошо. Я понял, на самом деле. – Я провожу большим пальцем по её щеке. Её нижняя губа немного дрожит, когда она смотрит на меня. – Я не думала, что любовь – это полное безумие. Я немного улыбаюсь, а потом развожу руками. – Ты думала, что это будет легко? Она хмурится. – Тебе так не кажется? Всё по-другому в Отречении. Нет никаких конфликтов. Это намного сложнее, чем я ожидала. – Беатрис. Мы не похожи на остальных отречённых. Я знаю, что слова являются правдой, но часть меня не хочет, чтобы так было. Я не был предназначен Отречению, и Беатрис не была, но мы оба застряли здесь из-за обстоятельств. – Я знаю. Что является причиной того, что я не могу ждать. Я обнимаю её и притягиваю её близко к себе на секунду, так, что мой подбородок покоится на верхней части её головы. – Всё будет хорошо, Беатрис. Я обещаю. – Она прижимается к моей груди, и я чувствую её вздох. – Я надеюсь на это.